Проблема нравственного выбора в профессиональном творчестве

Многие представители творческих профессий (включая психо-1 логов) должны решить для себя, на чье мнение им следует боль­ше ориентироваться: на мнение невзыскательной массы или на мнение избранных и посвященных? Проблема такого выбора имеет много граней, например, приходится учитывать свои возможное-¹ ти, особенности ситуации, перспективу развития сознания тех,? кого пока относят к невзыскательной массе и т. п. Но главное в таком выборе — это нравственная составляющая.

Еще совсем недавно интерес к новому фильму или спектаклю! определялся не только его чисто художественными достоинства-! ми, но и созвучностью тем общественным проблемам, которые волнуют думающих и переживающих людей. Зрители всеми прав­дами и неправдами пытались попасть на фильмы или спектакли, | где в общий контекст были включены намеки на правду реальной¹ жизни (или недавней истории страны). Но, удивительное дело, -современной России, когда о многих проблемах можно говорит свободно, почему-то нет выдающихся произведений искусства! Быть может, есть еще правда, которая даже на уровне интуитив­ной догадки пока еще не вырисовывается? Но настоящий худож­ник (как и ученый, и другой творческий работник) первым дол-1 жен эту правду хотя бы почувствовать.

Проблема настоящего художника или ученого не в том, что него не хватает мастерства, а в том, что не хватает смелости, сил] духа для того, чтобы отойти от общепринятых стереотипах в отнс шении к сегодняшним общественным проблемам. Для людей, пы­тающихся творить культуру, неплохо было бы вспомнить слова М. Мамардашвили о том, что «культура — это вечность в настоя* щем, в существующем» и она «нуждается в открытом пространс и свободном слове», что должны быть «живые точки коммуника| ции» [11, с. 176]. И эти «живые точки коммуникации» в первую оче­редь должны проходить через души поэтов, художников и ученых.?

Анализируя судьбы и трагедии великих мыслителей и худож| ников, И. Гарин отмечает: «Своей предсмертной судьбой Вагне* предвосхитил падение всех крупных художников, рано или поз^г но, рационально или иррационально ассимилированных индус рией культуры. Ибо что такое падение — Ницше, Шёнберга, Джой са, Элиота, Пикассо, Беккета? Падение есть усвоение тем лавочны миром, которому они бросили вызов. Падение и вина — в независ* мости от собственной воли, от личного начала: все мы дети сво< го времени, а оно уж, будьте уверены, позаботится...» [4, с. 731] «Усвоение тем лавочным миром» очень беспокоило и В. С. Высо!» кого, и многих других поэтов...

Для психологов как представителей творческих профессий проблема осложняется следующими обстоятельствами: с оДНС

стороны, нельзя однозначно подыгрывать своим клиентам (или испытуемым) или «заигрывать» ради дешевой популярности с аудиторией; с другой стороны, нельзя и однозначно ставить себя выше клиента или учебной аудитории (иначе не получится со­трудничества при решении проблем клиента и при постижении новых истин).

Есть еще одна грань проблемы, связанная с признанием та­ланта творца: действительно выдающийся и даже великий творец вполне может оказаться негодяем в личностном плане. И тогда возникает вопрос: как к такому «творцу» должен относиться про­стой смертный (его поклонник)?

Происходит как бы раздвоение личности зрителя или читателя по отношению к такому творчеству: с одной стороны, признание объективной ценности созданного творцом шедевра (художествен­ного образа, идеи, открытия), с другой стороны, неприязнь к примитивной нравственности данного творца. Конечно, возмо­жен вариант, когда поклонники просто не задумываются о нрав­ственности своего кумира (а некоторые «звезды» даже специаль­но подогревают интерес к себе с помощью скандалов и сомни­тельных выходок), но в подсознании поклонников все-таки за­рождается некоторое сомнение в его подлинной «элитарности».

Творческие люди иногда неплохо чувствуют не только «конъ­юнктуру» на «рынке творчества», но и степень искренности вос­хищения собой другими людьми. Можно предположить, что у не­которой части творцов, совершивших сделку с совестью, также что-то может измениться в самооценке и в чувстве собственной значимости, т. е. может измениться чувство элитарности.

Важно то, что при этом нарушается общая эстетика восприя­тия (или эстетика восхищения), поскольку происходит как бы «отчуждение» творческого труда от личности самого творца уже в сознании других людей. Но при этом и сам творец чувствует, что его не воспринимают как целостную личность, как единство лич­ности и ее творений: личность творца сама по себе, а его дело, творчество — само по себе.

Вероятно, все это также не способствует полноценному ощу­щению значимости собственной жизни творца (полноценному ощущению элитарности), ведь для творческих людей все-таки важно, чтобы признавали не только их «дела», но и саму их жизнь как своеобразное произведение (научное или художественное)... Недаром некоторые авторы отмечают, что творческие люди час­то и планируют свою жизнь, как будто пишут «поэму» о самих себе [22].

При формировании своего отношения к творцу (или исполни­телю) очень важен еще и общий контекст конкретного восприя­тия творчества. Приведем личный пример, когда нам удалось срав-силу художественного воздействия при исполнении одного и

того же произведения — известной песни «Варяг». Однажды мы прослушивали запись этой песни в квартире профессионального музыканта. Музыкант-хозяин был в восторге от исполнения этой песни одним из лучших хоров страны.

В другой раз мы услышали эту песню в подземном переходе -— на следующий день после заключения Беловежских соглашений зимой 1991 г. Ранним утром в переходе ее исполнил старик-вете­ран, одетый во все чистое, при орденах, с шапкой на голове,а не на земле, как это делают многие подрабатывающие музыканты в переходах. Раньше этот старик никогда не приходил сюда со сво­им аккордеоном. Но в это утро он пришел и играл, быть может, не очень хорошо. А мимо шли еще толком не проснувшиеся люди. Было такое острое ощущение подлинности происходящего, что гордый человек, действительно, «не сдается» и что это его, быть может, самый главный и решительный в жизни бой... Больше это­го старика мы не видели. Но на работу приехали в слезах...

Этот старик-ветеран оказал на нас, да и не только на нас, го­раздо более сильное впечатление, чем все другие высокопрофесси- ] ональные исполнители «Варяга», вместе взятые, поскольку в дан­ном случае известная песня была вплетена в контекст сложнейшей | проблемы страны и ее не раз обманутого народа. Песня была соеди- 3 нена с нравственным поступком и потому была «настоящей». Бед эстетический уровень оказался намного выше всех других «высоко­художественных» исполнений именно потому, что подлинная эс-,' тетика во многом определяется нравственностью. Сам старик-вете-' ран вряд ли может быть причислен к элите в традиционном по­нимании, но и обывателем его не назовешь. В каком-то смысле старик — святой, так как дал «последний бой» самому страшному врагу — обывательскому безразличию, а это уже выходит за рамки-; привычного обывательского понимания элитарности.

Когда творец, стремящийся увековечить свое имя и стать «эли­той», не понимает связи эстетического (как и научного, философ­ского, сакрального) и нравственного, то он рискует выпасть из,¹ контекста культуры, довольствуясь лишь «признанием при жизни».