Обещания и ловушки духовного пути
Друг, скажи, что делать мне с этим миром,
за который я держусь и продолжаю цепляться!
Я отказался от сшитой одежды и ношу рясу,
но однажды заметил, что она из слишком хорошей ткани.
Тогда я купил кусок мешковины, но по-прежнему
щегольски перекидываю его через левое плечо.
Я сдерживал свои сексуальные желания,
и теперь обнаруживаю, что сильно зол.
Я отказался от гнева, и теперь замечаю
что меня постоянно грызет алчность,
Я упорно работал, чтобы разрушить алчность,
и теперь я возгордился собой.
Когда ум хочет порвать свою связь с миром,
он все еще держится за что-то одно.
Кабир говорит: “Послушай, друг мой,
очень немногие находят путь!”
Кабир. “Книга Кабира”
В первой половине этого столетия духовный поиск и его испытания были интересны и важны лишь для узкого круга искателей. Массовая культура была всецело увлечена погоней за материальными ценностями и внешними целями. Эта ситуация начала очень быстро меняться в 60-х годах, которые принесли с собой волну интереса к духовности и эволюции сознания. Среди ее наиболее заметных проявлений были получившие широкое распространение и часто безответственные эксперименты с психоделическими веществами, бурное развитие разнообразных методов глубокого самоисследования, не связанных с наркотиками, наподобие экспириенциальных форм психотерапии и биологической обратной связи, а также новый энтузиазм по отношению к древним и восточным философским идеям и психологическим практикам.
Это время необычайного брожения умов и быстрых перемен дало немало ценных уроков для более глубокого понимания тяги к Запредельному и обещаний и ловушек духовного пути. Помимо широко известных курьезов и эксцессов в этом бурном процессе было немало случаев подлинного духовного пробуждения, ведущего к глубоким поискам и к жизни, наполненной служением. В менее драматическом и экзальтированном виде эта волна духовного брожения продолжается и поныне.
По-видимому, сегодня все большее число людей переживает постепенное духовное пробуждение, равно как и более драматические формы кризиса трансформации. Для рассказа об уроках этого бурного периода трудно было бы найти человека более знающего и умеющего отчетливо выражать свои мысли, чем психолог, исследователь сознания и духовный искатель Ричард Алперт (Рам Дасс).
Алперт получил докторскую степень (Ph.D.) по психологии * в Стэнфордском университете и затем преподавал в Гарвардском, Стэнфордском и Калифорнийском университетах. В 60-х годах он был одним из пионеров психоделических исследований. Это пробудило в нем глубокий интерес к эволюции сознания и к великим духовным философиям Востока. В это время он опубликовал вместе с Тимоти Лири и Ральфом Метцнером книгу “Психоделический опыт: руководство, основанное на тибетской “Книге Мертвых” **.
В 1967 г. его личный и профессиональный интерес к духовности побудил его предпринять паломничество в Индию. В небольшой деревушке в Гималаях он нашел своего гуру — Ним Кароли Баба, который дал ему имя Рам Дасс, или Слуга Бога. С тех пор Рам Дасс исследовал широкий спектр духовных практик, включая дзэн-медитацию, суфийские техники, буддизм Тхеравады и Махаяны и различные системы йоги или пути к единству с Богом: через эмоциональную преданность (бхакти-йога), служение (карма-йога), психологическое самопознание (раджа-йога) и активацию внутренней энергии (Кундалини-йога).
Рам Дасс внес большой вклад в интеграцию восточной философии и западной мысли. С необычайной прямотой и великолепным чувством юмора описав все успехи и ошибки собственного поиска, он стал учителем и образцом для подражания. Он щедро делился опытом и информацией в публичных беседах, на лекциях и профессиональных конференциях, записал несколько аудио— и видеокассет и опубликовал ряд книг.
Рам Дасс — автор многочисленных статей и книг: “Будь здесь и теперь” (Be Here Now), “Это только танец”, “Зерно на мельницу”, “Путешествие пробуждения” *** и “Чудеса любви” (Miracles of Love). Вместе с Полом Гормэном он является автором уникальной книги “Чем я могу помочь” (How Can I Help?), предназначенной для тех, кто помогает людям в кризисных ситуациях. Она написана с духовной точки зрения и дает много ценной информации профессионалам, добровольцам, друзьям и родным. Многие из найденных в ней решений применимы к работе с духовными кризисами.
Рам Дасс многие годы своей жизни посвятил служению людям, которое он считает своей главной йогой, или средством духовного освобождения. В 1973 г. он основал Фонд Священной Обезьяны (Hanuman Foundation) — организацию для помощи духовному пробуждению на Западе и проявления сострадания в действии. В числе направлений деятельности этой организации — проект “Тюрьма-Ашрам”, побуждающий заключенных в тюрьмах использовать проводимое там время для духовной практики, и проект “Жизнь и Умирание”, а также Центр Умирания, где людей учат сознательно подходить к смерти и умиранию. Рам Дасс также оказывал важную помощь в работе “SEVA Foundation”, некоммерческой организации, призванной проявлять сострадание в действии в глобальном масштабе. Она помогает создавать и распределять денежные фонды и персонал для различных проектов духовного служения по всему миру.
За последние двадцать пять лет Рам Дасс стал культурным архетипом подлинного духовного искателя, посвящающего все свое время практике и служению. Ниже приводится адаптированный текст беседы об обещаниях и ловушках духовного пути, которую Рам Дасс провел на 10-й Международной трансперсональной конференции в Санта-Розе (Калифорния), в октябре 1988 г. В ней он рассказал о своем собственном глубоком опыте, а также о работе со множеством людей в Соединенных Штатах и за границей.
В 1960-х годах мы претерпели кардинальный сдвиг в сторону от абсолютной реальности. Мы поняли, что все, что мы видели и понимали, было только одним видом реальности и что существуют иные реальности. За много лет до этого Вильям Джеймс писал, что “наше обычное бодрствующее сознание — не более чем один из типов сознания, в то время как рядом с ним, отделенные от него тончайшей из перегородок, находятся потенциальные формы совершенно иного сознания. Мы можем жить, не подозревая об их существовании, но приложи мы соответствующие усилия — и они тут как тут во всей своей полноте”.
Вплоть до 1960-х годов главными носителями духовности и нравственных норм в нашей культуре были организованные религии. Эти организации побуждали людей к моральному поведению посредством страха и интернализованного супер-эго. Священник был посредником между вами и Богом. И именно 60-е годы — сначала с помощью психоделиков — нанесли этой системе сокрушительный удар. Эта эра снова сделала отношения с Богом непосредственным переживанием индивидуума. Конечно, у квакеров, равно как и у других традиций, уже был опыт таких переживаний. Но с точки зрения основного течения культуры в нее пришли новые понятия, духовные по своей сути, но не связанные с формальной религиозностью*.
Большую часть времени до 60-х годов мистический опыт в нашей культуре преимущественно отрицался или же считался “отклонением”. Будучи ученым-социологом, я также относился к нему пренебрежительно. Райнер Мария Рильке говорил об этом времени:
“Единственная храбрость, которая от нас требуется, — это храбрость по отношению к самому странному, самому необычному, самому необъяснимому из того, с чем мы можем столкнуться. В этом смысле человечество всегда было трусливым и наносило жизни бесконечный ущерб. Переживания, именуемые видениями, весь так называемый мир духов, смерть — все эти вещи, так близко родственные нам, в результате ежедневной “счистки” настолько вытеснены из нашей жизни, что чувства, которыми мы могли бы их постичь, отмирают — не говоря уже о Боге”.
Но в 60-х годах многие из нас осознавали внутри себя нечто, доселе неведомое. Мы ощущали ту часть нашего существа, которая не была отделена от космоса, и увидели, сколь многое в нашем поведении было основано на желании облегчить боль, происходящую от нашей собственной отдельности. В первый раз многие из нас вырывались из того отчуждения, которое только и знали на протяжении всей своей взрослой жизни. Мы начинали признавать здоровое начало нашего интуитивного сердечного сострадания, которое затерялось за пеленой нашего рассудка и тех искусственных построений, которые мы создали для объяснения того, кто мы такие. Мы выходили за пределы дуализма и переживали свое природное единство со всеми вещами.
Но интересно, насколько эти идеи вошли в основное русло общественного сознания за прошедшие с тех пор двадцать пять лет. Когда в те дни я проводил лекции, я обращался к аудитории в возрасте от 15 до 25 лет, искателям того времени. Эти лекции напоминали собрание клуба исследователей, и мы сравнивали карты и маршруты наших путешествий. Сегодня, когда я провожу беседы в таких местах, как Де-Мойн, штат Айова, на них приходят пятьсот человек, и я говорю примерно те же вещи, что и двадцать пять лет назад. Я бы сказал, что от семидесяти до восьмидесяти процентов этих людей никогда не курили травку, никогда не принимали психоделики, никогда не изучали восточный мистицизм, но все они согласно кивают. Откуда им знать? Конечно же, причина, по которой они воспринимают подобные вещи, состоит в том, что эти ценности, — связанные со сдвигом от нашего узкого видения реальности по направлению к относительности всей реальности, — вошли сейчас в плоть культуры. Сегодня у нас гораздо больший выбор реальностей, что находит отражение во многих новых видах общественных образовательных организаций.
Чтобы понять, что происходило с нами двадцать пять лет назад, мы начали искать карты, и лучшими из тех, что были доступны для нас в то время, оказались восточные карты, в частности, буддизм и индуизм. В большинстве ближневосточных религий карты непосредственных мистических переживаний были частью эзотерических, а не открытых учений и тщательно охранялись. Каббала и хасидизм не были столь популярны, как теперь. Поэтому в те ранние дни мы обращались к тибетской “Книге Мертвых”, к “Упанишадам” и “Бхагавадгите”. Мы обращались к различным практикам, чтобы обрести новые переживания или интегрировать свой опыт, полученный в психоделических сеансах.
В начале 1960-х Тим Лири и я повесили на нашей стене в Милбруке схему, геометрическую кривую, показывающую, как скоро все люди достигнут просветления. Правда, эта схема предполагала внесение ЛСД в систему водоснабжения, но в остальном ситуация не представлялась нам слишком драматической. Мощь психоделических переживаний была такова, что коллективное просветление казалось неизбежным и необратимым. Мы окружили себя другими людьми, пережившими трансформацию, и скоро в Гарварде нас стали считать культом, главным образом оттого, что люди, не пережившие такого рода прорыв, больше не могли с нами общаться. Прохождение через переживания на другую сторону изменило наш язык, тем самым создав непреодолимый разрыв.
На еще одном уровне было своего рода наивное ожидание, что процесс трансформации должен немедленно завершиться. Это ожидание опровергалось тем, что мы читали, но нам казалось, что психоделики могут сработать там, где буддизм и индуизм не работали.
Когда Будда, говоря о перевоплощениях, описывал, как долго человечество находится в своем путешествии, он приводил в пример гору в шесть миль высотой, шесть миль длиной и шесть миль шириной. Каждые сто лет прилетает птица с шелковым шарфом в клюве и один раз проводит им по горе. Время, нужное для того, чтобы шарф стер всю гору, и есть то время, которое вы уже находитесь на пути. Если приложить это к собственной жизни, начинаешь понимать, что она короче мгновения ока и каждое рождение — всего лишь момент, подобный застывшей фотографии. С таким пониманием временной перспективы можно расслабиться и убрать схему со стены.
Но в то же время в большинстве духовных учений говорится о безотлагательности*. Будда говорил: “Работайте как можно усерднее”. Кабир писал:
“Друг, жди гостя, пока ты жив.
Бросайся в переживание, пока ты жив…
То, что ты называешь “спасением”, относится ко времени до смерти.
Если ты не разорвешь путы, пока ты жив, думаешь ли ты, что духи сделают это потом за тебя?
Идея о том, что душа воссоединится с экстатическим бытием, лишь потому, что тело бренно, — чистая фантазия.
То, что есть теперь, есть и тогда.
Если ты не находишь ничего сейчас, ты просто кончишь жилищем в городе мертвых.
Если ты занимаешься любовью с Божественным теперь, в следующей жизни на твоем лице будет выражение удовлетворенного желания.
Так погружайся в истину, узнай, кто учитель,
Верь в великий звук!”
Так что у нас было желание продолжать то, что мы интерпретировали как обретение духовного пути и превращение его в путь достижения. Есть прекрасная дзэнская притча о парне, который пришел к Мастеру дзэн и сказал: “Мастер, я знаю, у тебя много учеников, но если я буду учиться упорнее всех, сколько времени понадобится мне, чтобы достичь просветления?” Мастер ответил: “Десять лет”. Парень сказал: “Хорошо, а если я буду работать день и ночь и удвою усилия, сколько мне понадобится времени?” “Двадцать лет”, — сказал Мастер. Парень еще что-то сказал об усилиях и достижении, и тогда Мастер ответил: “Тридцать лет”. Тогда парень спросил: “Почему ты все время добавляешь время?” — “Потому что если ты одним глазом удерживаешь цель, то для работы остается лишь второй глаз, и она безмерно замедляется”, — ответил Мастер.
В сущности, это именно то затруднение, в котором мы оказались. Мы стали так привязаны к тому, куда мы идем, что у нас было мало времени для углубления практики, необходимой, чтобы туда попасть. Но с годами мы вырастали. Мы выработали терпение и в результате перестали высчитывать время. Это само по себе представляет огромный рост для западной культуры. Я занимаюсь своей духовной практикой просто потому, что я ей занимаюсь; что случится, то случится. Достигну я свободы и просветления сейчас или через десять тысяч рождений, это меня не касается. Какая разница? Что мне еще делать?! В любом случае я не могу остановиться, так что для меня это не имеет значения. Единственная забота — следить за тем, чтобы не попасться в ловушку собственных ожиданий относительно результатов практики.
Есть прекрасная история о Насреддине, суфийском мистике, лодыре и разгильдяе. Насреддин зашел к соседу одолжить большой котел для приготовления пищи. Сосед сказал ему: “Насреддин, ты знаешь, что ты совершенно безответственный человек, а я очень дорожу своим котлом. Я не могу тебе его дать”. Но Насреддин настаивал: “Собирается вся моя семья. Мне он действительно нужен. Завтра же я отдам его тебе”. В конце концов сосед нехотя дал ему котел. Насреддин очень бережно понес его домой и на следующий день стоял у дверей соседа с котлом. Сосед был обрадован и сказал: “Насреддин, это замечательно!” Он взял котел и внутри его обнаружил еще один маленький котелок. Он спросил: “Что это?” Насреддин ответил: “У большого котла родилось дитя”. Сосед, конечно, остался очень доволен. Через неделю Насреддин опять пришел к соседу и сказал: “Я бы хотел одолжить твой котел. У меня опять гости”. “Конечно, Насреддин, бери”, — ответил сосед. Насреддин взял котел, но не появился ни на следующий день, ни через день. В конце концов сосед сам пошел к Насреддину и спросил: “Насреддин, где мой котел?” Тот ответил: “Он умер”. Смотрите, как легко ваш собственный ум может вас обмануть.
Начиная с 1960-х годов на Западе один за другим начали появляться восточные духовные учителя. Я помню, как ездил в танцзал Авалон в компании Суфи Сэма, чтобы услышать, как Аллан Гинзберг будет представлять А.С. Бхактиведанту, который собирался читать эту дикую мантру, именуемую “Харе Кришна”. “Битлз” путешествовали на самолете вместе с Махариши Махеш Йоги. Однажды я вместе с группой хиппи из Хэйт Эшбери* ездил на встречу со старейшинами индейцев хопи в Хота Виллу. Мы хотели устроить совместный сбор хопи и хиппи в Большом каньоне. Мы оказывали им почести, как своим старейшинам, но я не думаю, чтобы они действительно хотели нашего почитания. Потому что, когда мы ездили туда, мы совершали ужасные ошибки — мы давали перья детям, а некоторые из нас занимались любовью на глазах у всех. Мы не умели как следует уважать традиции.
С годами мы научились уважать традиции благодаря нашей связи с восточными учениями. Проблемы с традициями проистекали из вопроса о том, сколь многое из них брать непосредственно и до какой степени их модифицировать. Однако традицию следует менять изнутри, а не снаружи. Но многие люди Запада начали делать нечто иное — они брали традицию из буддизма Махаяны и говорили: “Это хорошо для тибетских буддистов, но в действительности нам следует…” Мы испробовали много таких модификаций, прежде чем полностью поняли практику из глубочайшего источника — и в нас самих и в традиции. Карл Юнг писал нечто подобное о Рихарде Вильгельме в своем предисловии к “И Цзин”. Он называл Вильгельма “гностическим посредником”, говоря, что Вильгельм впитал китайский дух в свою плоть и кровь. Вильгельм преобразовал самого себя так, как было необходимо для понимания традиции.
Но многие из нас столь горячо рвались вперед, что совершали насилие над множеством традиций. Мы отправлялись на Восток и приносили их оттуда, но постоянно приспосабливали их для своего собственного удобства и комфорта. У нас на Западе культ Эго. Мы больше всего озабочены тем, что “Я хочу”, “Я желаю”, в чем “Я нуждаюсь”. Эта позиция не является в равной степени верной для восточных культур. Многие восточные духовные практики не сосредоточены на личности и потому не могут быть непосредственно перенесены на Запад.
Поначалу я по-настоящему не понимал важность традиции. Помню, мы как-то организовывали телевизионную передачу с Чогьям Трунгпа Ринпоче. Мы говорили о непривязанности как о крайне желательном качестве ума. Я сказал ему: “Ну хорошо, если вы столь не привязаны, тогда почему вы не отказываетесь от своей традиции?” Он отвечал: “Я не привязан ни к чему, кроме своей традиции”. И я сказал: “Итак, и у вас есть проблема”. Мое суждение проистекало из неспособности по достоинству оценить ту интимную связь, которая возникает у человека с его практикой. Человек входит в практику как дилетант, почти фанатически привязывается к ней, а потом “выныривает” из нее и продолжает жить в ней как в одежде, уже не будучи к ней привязан.
В 60-х годах нас объединяли наши новообретенные духовные пробуждения и известные нам способы достижения “высших” состояний*. В то время можно было найти группы, объединявшиеся вокруг сексуальной свободы, наркотиков, пения мантр или медитации. Мы использовали восточные названия, наподобие сатсанг или сангха , но наши занятия постепенно создавали вокруг себя жесткие границы. Нередко возникало чувство элитарности, разное отношение к тем, кто был, а кто не был частью нашей группы. Бытовало убеждение, что “наш путь” — это единственный путь. Многие из нас теперь признают, как много вреда способна принести подобная позиция исключительности.
Мне вспоминается история о том, как Бог и Дьявол однажды прогуливались по улице и увидели на земле ослепительно сияющий предмет. Бог нагнулся и, подобрав его, заметил: “О, это истина”. А Дьявол сказал “Ах да, дай-ка ее мне, я приведу ее в надлежащий вид”. Примерно так все и было, когда “истину” начали наделять официальным статусом и упорядочивать в 1970-е годы. Стало модным быть частью какого-либо из этих больших духовных течений (которые были красивыми и поднимали людей на невероятные высоты).
Затруднительное положение возникло из-за того, что многие приезжие восточные учителя вышли из традиций, основанных в первую очередь на безбрачии и аскетизме. Они не были готовы к встрече с западными женщинами, находившимися на пике увлечения сексуальной свободой и феминизмом. Учителя были абсолютно уязвимы и попадались как мухи на мед.
Эти люди были учителями, а не гуру. Учитель указывает путь, в то время как гуру сам и есть путь. Гуру — как зажаренный гусь: гуру уже готов, к нему нечего добавить. Мы, однако, принимали концепцию гуру, ограничивая ее своей потребностью в “хорошем отце”* в психодинамическом смысле. Мы хотели, чтобы гуру “сделал это с нами”, тогда как на самом деле гуру — это скорее присутствие , которое позволяет или помогает вам делать вашу работу. В зависимости от своих кармических предрасположенностей вы “делаете это” сами с собой.
Мы постепенно привносили свой оценивающий ум в духовную практику. Лично я постоянно был окружен слухами о том или ином духовном учителе. Казалось, каждый из них становился колоссом на глиняных ногах. Многие из нас постоянно решали, можем ли мы позволить себе принимать учение от кого-то, кто был в наших глазах недостаточно чистым. Мы неправильно понимали концепцию “подчинения” или “капитуляции”. Мы думали, что речь идет о подчинении кому-то как человеку, когда на самом деле вы подчиняетесь или вверяете себя истине. Рамана Махарши говорил: “Бог, гуру и душа — одно и то же”. Поэтому в действительности вы капитулируете перед своей собственной высшей истиной, или перед высшей мудростью гуру. Капитуляция — очень интересная проблема. Мы на Западе считаем ее очень неприятной вещью. У нас она ассоциируется с образом Макартура и с покорно склоненной головой**. Мы пока еще не доросли до понимания того факта, что безоговорочное подчинение является столь важным аспектом духовного пути.
Когда мы больше узнали о традициях, нам стало ясно, что для того, чтобы усвоить все происходившее с нами под действием психоделиков, мы должны будем пройти серьезное очищение. Поначалу мы относились к этому без энтузиазма, но начинали понимать, что должны перестать создавать карму, чтобы добраться до такого места, где мы могли бы забираться высоко и не падать. Это послужило толчком для увлечения практиками отречения. Было ощущение, что этот, земной план существования — иллюзия и источник затруднений. Все были согласны в том, что в любом случае мы оказались здесь по ошибке. Оставалось лишь любым способом попасть “наверх, вовне”, где все было божественным. Люди начинали чувствовать, что если они откажутся от мирских благ, то станут чище и смогут иметь более глубокие переживания. Многие так и поступали, но теперь проблема заключалась в том, что они коллекционировали подобные переживания как достижения.
Майстер Экхарт говорил: “Нам следует практиковать добродетель, а не обладать ею”. Мы пытались носить нашу добродетель как нашивки на рукаве, чтобы показать, как мы чисты. Тем не менее наши практики и ритуалы воздействовали на нас, и у нас стало появляться все больше духовных переживаний, вплоть до того, что в какой-то момент все мы оказались в состоянии духовного блаженства.
Мы реагировали на этот опыт восторженно, нас увлекали все эти феномены, возникавшие в результате наших практик, медитации и духовного очищения. Мы были очень уязвимы для духовного материализма. Иметь астральное существо в собственной спальне было для нас почти тем же, что иметь “Форд” в гараже. Традиции предостерегали нас от такого отношения; буддизм, например, предупреждает об опасности увязания в состояниях транса, поскольку там вы переживаете всеведение, всемогущество и вездесущность. Буддизм советует просто признавать эти состояния и идти дальше. Но искушение цепляться за такие состояния как достижения все равно остается. Очень трудно понять, что в духовной свободе нет ничего особенного, она совершенно обычна, и именно эта обыкновенность делает ее столь драгоценной.
Со всеми этими способностями приходит и огромная энергия, потому что, когда вы медитируете и успокаиваете свой ум, вы настраиваетесь на иные уровни реальности. Если бы вы были тостером, это было бы все равно что воткнуть вашу вилку в розетку на 220 вольт вместо 110— все сгорает. У многих людей были невероятные переживания энергии, или шакти , или того, что часто называют Кундалини, космической энергией, поднимающейся по позвоночнику. Я припоминаю, когда это произошло со мной впервые; я думал, что у меня травма, потому что ощущение было очень острым. Когда оно начало подниматься по позвоночнику, казалось, что по спине ползет тысяча змей. Когда Кундалини достигла второй чакры, у меня произошло непроизвольное семяизвержение, а она продолжала подниматься. Я помню, что был всерьез напуган, потому что не ожидал ничего столь ужасающего.
Мне все время звонят по телефону люди, переживающие опыт Кундалини; могу себе представить, сколько таких звонков получает “Сеть поддержки в духовном кризисе” (“Spiritual Emergence Network”). Например, позвонила терапевт из Беркли и сказала: “Эта штука происходит со мной, я езжу на велосипеде по шесть часов в день и не устаю. Я не могу спать, начинаю плакать в самые неожиданные моменты и думаю, что схожу с ума”. Я сказал: “Позвольте мне прочесть вам полный список симптомов, у меня есть ксерокопия”. Она удивилась: “Я думала, только я одна переживаю такое”. — “Нет, — сказал я, — это все задокументировано. Свами Муктанада написал об этом уже давно, и это просто мать-Кундалини делает свою работу. Не волнуйтесь, это пройдет. Просто вдыхайте и выдыхайте всем сердцем и не давайте ему ожесточаться”.
Эти феномены начали происходить с нами, и они нас пугали, возбуждали, захватывали и очаровывали, и мы останавливались, чтобы вдохнуть аромат прекрасных цветов. Многие люди, входя в переживания этих планов, привносили туда с собой свое эго; они провозглашали силу, доступную в этих сферах, своей собственной. Потом они впадали в “мессианство”, пытаясь убедить каждого и всякого в своей уникальной избранности. Эти эпизоды были для всех очень болезненными.
Я вспоминаю эпизод с моим братом, когда он попал в психиатрическую больницу, потому что считал, что он Христос, и как таковой делал ужасные вещи. Однажды мой брат, я и врач встретились в больничной палате — врач не позволял моему брату ни с кем встречаться без своего присутствия.
Я вошел в рясе, с четками, бородатый, тогда как мой брат был в синем костюме и при галстуке. Он был заперт, а я был свободен, и мы оба понимали юмор этой ситуации. Мы говорили о том, можно ли убедить психиатра, что мой брат — Бог. Все это время доктор что-то писал в своем блокноте, явно чувствуя себя не в своей тарелке, потому что мой брат и я в действительности витали где-то далеко. Затем мой брат сказал: “Я совершенно не понимаю, почему я в больнице, а ты на свободе. Ты выглядишь как псих”. Я сказал: “Ты полагаешь, что ты — Христос? Он ответил: “Да”. “Отлично, тогда я тоже Христос”, — сказал я. “Нет, ты не понимаешь!” — возразил он. На что я ему ответил: “Вот именно потому они тебя и заперли”. В ту минуту, когда вы говорите кому-то, что он — не Христос, берегитесь.
Многие люди теряли почву под ногами на физическом плане реальности, когда энергия, возникающая из их духовной практики, становилась слишком интенсивной. “Сеть поддержки в духовном кризисе” помогла им вернуться на землю. В Индии людей, переживавших такого рода отделение, называли “опьяненными Божественным”. Анандамайи Ма, одна из величайших святых всех времен, была очень достойной бенгальской женщиной, которая провела два года, кувыркаясь “колесом” в палисаднике своего дома. Известно, что все это время она ходила без сари. В нашей культуре такое поведение — материал для колонки скандальной хроники. В индийской культуре говорят: “О, это святой, опьяненный Божественным. Мы должны позаботиться о нем в храме”.
В нашей культуре мы не имеем системы поддержки для такого рода преображающей утраты почвы — процесса, через который вам порой необходимо пройти. Разумеется, очень многие люди просто ушли в иную реальность и не вернулись. Полный процесс включает в себя потерю связи с физическим планом, а затем возвращение назад , на этот план. В ранние дни вся проблема заключалась в том, чтобы заставить людей выйти туда , освободиться от умственных шаблонов и той тяжести, которую они вобрали в свои жизни. Затем вы смотрели вокруг и видели, что все “парят”. Я смотрел на половину аудитории, и мне хотелось сказать: “Эй, смелее вверх, все в порядке. Жизнь не так тяжела”. Второй половине я был готов сказать: “Давайте соберитесь, выучите свой адрес, найдите себе работу”.
Когда духовная практика дает первые плоды, но вы еще не обрели устойчивости в переживании трансформации, ваша вера колеблется, и в изобилии плодятся москиты фанатизма. Многие ученики пали жертвой такого рода фанатизма, хотя их учителя уже давно оставили его позади. Когда вы встречаете духовного учителя любой традиции — дзэн, суфизма, индуизма, буддизма или индейского шамана, — вы узнаете в нем такого же человека, как вы сами. Такие люди не сидят без дела, говоря: “Ладно, если ты не следуешь моему пути, значит, ты не достоин”. Но все их непосредственные ученики именно так и поступают; они еще не зашли достаточно глубоко в своей вере или не вышли из нее с другого конца.
Чтобы метод мог работать, он должен на какое-то время поймать вас в ловушку. Вам приходится стать медитатором, но если на этом все кончается, вы пропали. Вы хотите прийти к освобождению, а не к тому, чтобы быть медитатором всю оставшуюся жизнь. Многие люди кончили тем, что остались медитаторами: “Я медитирую уже сорок два года…” Они смотрят на вас честными глазами, они скованы золотой цепью правоверности. Метод должен поймать вас, и, если он работает, он исчерпает и разрушит сам себя. Тогда вы достигнете другого конца, выйдете из него и будете свободны от метода.
В этом одна из причин, почему столь прекрасна доктрина Рамакришны — вы можете видеть, как он проходит через практику поклонения Кали, выходит с противоположного конца и затем исследует другие методы. Как только вы полностью прошли через свой метод, вы видите, что все методы ведут к тому же самому. Люди спрашивают: “Как случилось, что ты, еврей, практикуешь буддийскую медитацию, а твой гуру — индуист?” Я отвечаю им: “Я не делаю из этого проблемы. Что вас так смущает? Есть только один Бог, у Единого нет имени, а потому нет никакой формы, и это нирвана. У меня с этим нет никаких сложностей”.
Нашему подходу к духовному пути был присущ определенный элемент “правильности”, и были духовные учителя, которые помогали нам преодолевать эту дилемму. Вероятно, более всего помогал мне Чогьям Трунгпа Ринпоче. То, что вам нужно в действительно хорошем учителе, — так это качество плутовства. Не негодяйства, а именно плутовства. Помню, когда я первое лето преподавал в институте Наропа, мне было очень трудно с Трунгпа Ринпоче. Одной из проблем было то, что все его ученики были все время пьяны, занимались азартными играми и ели много мяса. Я думал: “Что же это за духовный учитель?” Я сам прошел индуистский путь отречения. Индуисты всегда боятся переступить через грань и пасть. И вот здесь был этот человек, ведущий своих учеников, как мне тогда казалось, прямо в ад.
Конечно, я был в плену суждений. Когда я взглянул на тех же самых учеников несколько лет спустя, я увидел их выполняющими Сто Тысяч Простираний* и тяжелейшие духовные практики. Трунгпа Ринпоче провел их через их навязчивые привычки и склонности к более глубоким аспектам практики. Он не боялся, в то время как большинство других традиций избегают такого риска из опасения, что кто-то не выдержит и “сойдет с пути”. Учитель Тантры не боится вести нас через нашу собственную темную сторону. Поэтому вы никогда не знаете, является ли тантрист совершенным учителем или просто человеком, потакающим своим собственным склонностям. Вам никак этого не узнать. Если вы хотите быть свободным, то все, что вам остается, — это использовать этих учителей в полную меру своих сил, и тогда их кармические проблемы не будут вас касаться. В этом секрет выбора учителей, который вы в конце концов для себя открываете.
Однажды вы подходите к такому моменту, когда обнаруживаете, что можете продвигаться вперед на духовном пути лишь с определенной скоростью, зависящей от ваших кармических ограничений. Здесь вы начинаете узнавать временной распорядок духовной работы. Вы не можете опередить самого себя или быть фальшивым святым, потому что это отбрасывает вас назад и бьет по голове. Вы можете подняться очень высоко, но вы можете и упасть.
Есть так много людей, которые говорят, что они “отпали от пути”. Я говорю им: “Нет, вы не отпали от пути. Просто сказался кармический эффект загрязнений. Это все путь, и, коль скоро вы уже начали пробуждаться, вы не можете отпасть от пути. Это невозможно. Куда вы собираетесь падать? Вы собираетесь делать вид, что этого никогда не было? Вы можете забыть об этом на время, но то, что вы считаете забытым, будет возвращаться к вам снова и снова. Поэтому не расстраивайтесь, просто идите вперед и немного побудьте мирским человеком”.
В числе прочего мы ожидали, что духовный путь должен будет сделать нас психологически здоровыми. Я получил психологическое образование и много лет занимался психоанализом. Я преподавал теорию Фрейда; я был психотерапевтом. В течение шести лет я интенсивно принимал психоделические препараты. У меня есть гуру. С 1970 года я регулярно занимаюсь медитацией. Я учил йоге и изучал суфизм, а также многие направления буддизма. За все это время я не избавился ни от одного невроза — ни от одного. Единственное, что изменилось, — так это то, что если раньше мои неврозы были ужасающими монстрами, то теперь они похожи на маленьких бесенят. “А, сексуальная извращенность, давно тебя не видел, заходи, попьем чайку”. Для меня результатом духовного пути является то, что я теперь располагаю другой контекстуальной системой отсчета, которая позволяет мне гораздо меньше отождествляться с известными мне неврозами и с моими собственными желаниями. Если я не получаю того, что хочу, это столь же интересно, как и тогда, когда я это получаю. Когда вы начинаете понимать, что страдание — это милость, вы не можете в это поверить. Вы думаете, что плутуете.
Находясь на духовном пути, вы начинаете испытывать скуку от повседневной жизни. Гурджиев говорил: “Это только начало”. Он говорил: “Будет еще хуже. Вы уже начали умирать. До полной смерти пока еще далеко, но все же определенное количество глупости из вас выходит. Вы больше уже не можете обманывать себя так искренне, как раньше. Теперь вы узнали вкус истины”.
По мере того как происходит этот рост, ваши друзья меняются, а вы не растете в одном и том же темпе. Так что вы теряете множество друзей. Это может быть очень болезненно, когда люди, которых вы любили, даже состояли с ними в браке, не растут вместе с вами. В эту ловушку угодили многие из нас, чувствующие вину от ухода друзей и понимающие, что мы нуждались в новых типах отношений.
На пути, когда вы больше не можете оправдывать собственное существование своими достижениями, жизнь начинает становиться лишенной смысла. Когда вы думаете, что выиграли, но обнаруживаете, что в действительности не выиграли ничего, вы начинаете переживать темную ночь души, отчаяние, которое приходит, когда все мирское начинает отпадать. Но мы никогда не бываем ближе к свету, чем когда тьма наиболее глубока. В определенном смысле структура Эго основывалась на нашей отдельности и на нашем желании счастья, удобства и домашнего уюта. Трунгпа Ринпоче говорил в своей плутовской манере: “Просветление — это высшее разочарование Эго”.
В этом и состоит затруднение. Вы осознаете тот факт, что ваше духовное путешествие принципиально отличается от того, каким виделся вам путь, на котором вы находились. Очень трудно совершить этот переход. Многие этого не хотят делать. Они хотят взять силу из своей духовной работы и сделать свою жизнь приятной. Это прекрасно, и я уважаю это, но это не свобода и не то, что предлагает духовный путь. Он предлагает свободу, но это требует полного подчинения. Подчинения — того, кем вы себя считаете и что вы, по-вашему, делаете — тому, что есть . Ошеломляющая мысль — что духовность умирает, превращаясь в вас самого. Но в этом есть смерть, и люди скорбят. Скорбь неизбежна, когда тот, кем вы себя считали, начинает исчезать.
Калу Ринпоче говорил: “Мы живем в иллюзии, внешней видимости вещей. Но существует реальность, и эта реальность — мы сами. Когда вы понимаете это, вы видите, что вы — ничто, и, будучи ничем, вы — все”. Когда вы отказываетесь от своей особости, вы становитесь частью всех вещей. Вы пребываете в гармонии, в Дао, в общем порядке вещей.
Махатма Ганди говорил: “Бог требует не менее чем полной самоотдачи в обмен на единственную свободу, которую стоит иметь. Когда человек теряет себя, он немедленно находит себя в служении всему живущему. Это служение становится его возрождением и его радостью. Он становится новым человеком, никогда не устающим от полной отдачи себя Божьему творению”.
Мне вспоминается анекдот о свинье и курице, которые гуляли по улице. Они были голодны, и им хотелось позавтракать. Когда они подошли к ресторану, свинья сказала: “Я не войду сюда”. “Почему же?” — спросила курица. “Потому что на вывеске написано: “Яичница с ветчиной”. — “Ну ладно, войдем и закажем что-нибудь другое”, — сказала курица. “Это подходит для тебя, — ответила свинья, — потому что от тебя требуется только частичный вклад, а от меня — полная отдача”.
Одна из вещей, которую мы развиваем на пути, — это внутренний свидетель. Способность спокойно наблюдать явления, включая собственное поведение, эмоции и реакции. Когда вы культивируете в себе свидетеля более глубоко, вы как будто живете на двух уровнях одновременно. Есть внутренний уровень свидетеля и внешний уровень желаний, страха, эмоций, действий, реакций. Это одна из стадий процесса, и она дает вам большую силу. За ней есть еще одна стадия — это полная самоотдача. Как говорится в буддийских текстах, “когда ум пристально вглядывается в себя самого, поток дискурсивного и концептуального мышления заканчивается, и достигается высшее просветление. Когда свидетель поворачивается к самому себе, когда он свидетельствует свидетеля, тогда вы уходите за спину свидетеля, и всё просто есть. Вы больше не наблюдаете одну часть своего ума посредством другой. Вы больше вообще не наблюдаете — скорее вы просто есть. Все снова становится простым. Недавно у меня было экстраординарное переживание. Столько лет я пытался быть божественным, а в последнее время получаю огромное количество писем, в которых говорится: “Спасибо вам, что вы такой человечный”. Ну не слишком ли это?!
Одна из самых больших ловушек, в которую может угодить человек Запада, — это наше интеллектуальное понимание, потому что мы хотим знать, что мы знаем . Свобода позволяет вам быть мудрыми, но вы не можете знать мудрость, вы должны быть мудрым. Когда мой гуру хотел меня осадить, он называл меня “умным”. Когда он хотел меня похвалить, он называл меня “простым”. Интеллект — прекрасный слуга, но ужасный господин. Интеллект — это орудие нашей отдельности. А интуитивное, сострадательное сердце — это врата, ведущие к единству.
Духовный путь в лучшем случае дает нам шанс вернуться к врожденному свойству сострадания сердца и интуитивной мудрости. Равновесие наступает, когда мы используем наш интеллект как слугу, но не попадаем под власть или в ловушку своего мыслящего ума.
Я здесь попытался показать, что духовный путь представляет для нас благодатную возможность. Тот факт, что мы с вами вообще узнали, что существует такой путь, уже является милостью с кармической точки зрения. Каждый из нас должен довериться себе, чтобы найти свой, уникальный способ пройти этот путь. Если вы станете фальшивым святым, это рано или поздно ударит по вам самому. Вы должны оставаться верным себе.
У нас есть шанс стать той истиной, к которой все мы стремимся. Одна из самых сильных строк у Ганди: “Мое послание — моя жизнь”. Один раввин говорил: “Я ходил в соседнюю деревню, чтобы увидеть цадика, рэбби-мистика. Я ходил не для того, чтобы изучать с ним Тору, а чтобы увидеть, как он шнурует свои ботинки”. Св. Франциск говорит: “Нет толку ходить проповедовать, если только наше хождение не станет нашей проповедью”. Мы должны интегрировать духовность в свою повседневную жизнь, внося в нее невозмутимость, радость и благоговение. Мы должны приносить с собой способность смотреть в глаза страданию и принимать его в себя, не отводя взгляда.
Когда я работаю с больными СПИДом и поддерживаю кого-то из них, мое сердце разрывается, потому что я люблю этого человека, а он так страдает. И в то же время внутри меня спокойствие и радость. Для меня это почти неразрешимый парадокс. Но это и есть настоящая помощь. Если вы всего лишь позволяете страданию захватить себя, вы просто углубляете чужую рану.
Вы духовно работаете над собой ради всех других существ. Потому что, пока вы не разовьете в себе это качество мира, любви, радости, присутствия, честности и истины, все ваши действия будут окрашены вашими привязанностями. Вы не можете ждать просветления, чтобы действовать, и поэтому вы используете свои действия как способ работы над собой. Вся моя жизнь и есть мой путь, и это относится к каждому моему переживанию. Как сказал мне Эммануэль, мой друг-дух, “Рам Дасс, а почему бы тебе не пройти курс обучения? Попробуй быть человеком”. Весь наш опыт, возвышенный и низкий, — это курс обучения, и он совершенен. Я приглашаю вас присоединиться ко мне в учебе.