Соотношение структуры языка и сознания.
Язык возникает в условиях совместного труда людей. Под влиянием необходимости объединять свои действия и направлять их на решение общей задачи люди приходят к тому, что у них вырабатывается общая для всех участников производства система произносимых ими сочетаний звуков, обозначающая те или иные явления и процессы действительности. Передаваясь от одних людей к другим, из поколения в поколение, эта система, под влиянием все расширяющегося общественного опыта (для обобщения, закрепления и передачи которого она служит), постепенно все более обогащается и совершенствуется, образуя, наконец, устойчивый язык общества.
Возникая и развиваясь в обществе, в процессе общения людей между собой, язык представляет собой объективное явление. Это значит, что, будучи продуктом, созданным обществом, язык существует независимо от отдельных людей. Каждое поколение застает язык уже выработанным предшествующими поколениями и овладевает им, т. е. научается пользоваться им в общении.
Люди воспринимают слова языка так же, как и другие явления окружающей их действительности, т. е. как раздражители, воздействующие на органы чувств. Однако особенность явлений языка заключается в том, что они передают закрепленное в звуках отражение людьми других явлений, результаты познания действительности. Существуя в виде материальных явлений — звуков речи или письменного их изображения, — явления языка в то же время передают знания, понятия, мысли людей, т. е. воплощают в себе явления идеальные, явления общественного сознания.
В процессе развития труда и трудовых общественных связей людей друг с другом вместе с языком возникает, следовательно, особая форма отражения людьми действительности — их сознание.
Необходимо различать общественное и индивидуальное сознание.
К явлениям общественного сознания принадлежат создаваемые обществом знания о природе, обществе, о человеческом мышлении. Индивидуальное сознание — это высшая форма отражения действительности отдельным человеком, членом общества.
Общественное сознание возникает вместе с формированием этой новой, высшей формы психического отражения действительности отдельных людей, членов общества. Вместе с тем сознание отдельного человека (т. е. индивидуальное сознание) обусловливается теми общественно выработанными представлениями, понятиями, идеями, которые он усваивает в повседневном общении с окружающими людьми, в процессе обучения, при чтении литературных произведений, при слушании радио, при восприятии кинофильмов и т. д. А это значит, что в условиях классового общества содержание сознания отдельных людей, как и сознания общественного, неизбежно приобретает классовые черты; такую же зависимость обнаруживает сознание отдельного человека и от уровня развития научных знаний в обществе, членом которого он является, от уровня развития его общей культуры.
Другая сторона отношения индивидуального сознания и сознания общественного характеризуется тем, что когда отдельный конкретный человек встречается с теми или другими идеями, понятиями или взглядами, то он вовсе не воспринимает их механически. Усваиваемое человеком, их содержание перерабатывается в его голове. Оно может усваиваться человеком более полно или менее полно, более правильно или менее правильно, может занимать в его жизни различное место, приобретая для его личности различный смысл, вызывать у него те или иные чувства и побуждения или же оставлять его равнодушным, как бы вовсе не затрагивая его личности. Эти конкретные психологические особенности, которые приобретает усваиваемое отдельными людьми содержание общественного сознания, определяются уже не самим этим содержанием, его объективным общественным значением, а зависят от обстоятельств жизни, деятельности данного человека и от индивидуальных особенностей его личности.
Гипотеза лингвистической относительности (гипотеза Сепира-Уорфа) — концепция, согласно которой восприятие, мышление и познание детерминировано структурами языка.
Г. л. о. разработана в 1930-х гг. в американской этнолингвистике. Изучая язык и культуру североамериканских индейцев, Э. Сепир пришел к выводу, что языковые навыки и нормы бессознательно определяют образы мира, присущие носителям того или иного языка: "Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения". Мир различных культур, по мнению Сепира, — это различные миры, а не один мир, по-разному обозначенный словесными ярлыками, поэтому каждый язык задает свое видение мира, и различие между картинами тем больше, чем дальше отстоят языки друг от друга.
Б.Л. Уорф развил и конкретизировал положения своего учителя Сепира, а также ввел сам термин "Г. л. о.". Разбирая особенности языка индейцев хопи и нутка, Уорф показал влияние грамматического строя языка на процессы категоризации. Так, например, для европейских языков характерно деление слов на существительные и глаголы. В языке нутка оно отсутствует, и предметы описываются через формы действия с ними. Грамматический строй языка навязывает, по Уорфу, способ членения и описания мира.
Обсуждение Г. л. о. лингвистами, психологами и философами позволило поставить ряд новых вопросов. Так, в познавательных процессах участвуют не только языковые значения, но и значения, данные в форме перцептивных символов, эталонов; значения могут выражаться в форме символического действия, поведения — означает ли отсутствие в языке слов для выражения ряда понятий невозможность презентации их в сознании? Поскольку наряду с разговорным языком существуют языки науки, использующие формулы, схемы, чертежи, — то не снимают ли они специфику членения, вызванную национальными особенностями языка? Является ли представленность в грамматическом строе национального языка некоторых семантических признаков, например категории рода для русских существительных неодушевленных предметов, их отражением в сознании и мышлении современного пользователя языка? Дискуссии по этим и другим вопросам продолжаются. В целом Г. л. о. послужила методологическим толчком в осмыслении взаимосвязи языка и познания, языка и мышления и в настоящее время является скорее обозначением целой области исследований, чем конкретным, однозначным решением проблемы.