Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С. 90 – 111

… для того чтобы два слова могли составить словосочетание, надо, чтобы они были соединены одновре­менно и в речи и в мысли. Словосочетание, как и слово, есть един­стве внешне-внутреннее, физико-психическое. <…>

… мы прежде всего должны выяснить те признаки, которые образуют в словосочетании его форму. К этому мы и переходим.

Возьмем несколько отдельных слов, имеющих форму: хочу, читаю, сестра, книга. Несмотря на свои формы, слова эти не дают в таком сочетании никакого определенного смысла. Если кто-нибудь скажет хочу читаю сестра книга, мы извлечем из его слов так же мало, как если бы он сказал хоч-чит-сестр-книг, т. е. совсем отказался бы от форм, говорил бы одними корнями. Точно так же мы не поймем, если нам скажут „хотим читаю сестры книге*, „хотящий читаешь сестру книгой* и т. д. Можно было бы придумать из этих четырех слов несколько сот таких комбинаций, и все они будут совершенно бессмысленны.

Напротив, если нам скажут хочу читать сестре книгу, или хочу чи­тать книгу сестры, или сестра хочет читать книгу, все будет понятно. Значит, для того, чтобы какое-нибудь сочетание слов было словосоче­танием, т. е. имело определенный смысл, недостаточно, чтобы каждое слово, входящее в него, имело свою форму, а нужно еще, чтобы все оно тоже имело определенный вид, определенное внешнее и внутреннее строение; и вот это-то строение того или иного слово­сочетания мы будем также называть формой, но уже, коиечно, не формой слова, а формой словосочетания. И эту общую, окончательную форму надо отличать от тех отдельных форм, которые ее создают. Про сочетания хочу читать сестре книгу, хочешь читать книгу се­стры, сестра хочет читать книгу и т. д. можно сказать, что каждое из них имеет свою особую форму. Про сочетания хочу читать сестре книгу, думаю писать матери письмо, собираюсь платить двор­нику жалованье, могу объяснить ученику урок, отказываюсь давать нищему милостыню и т. д. можно сказать, что все они имеют оди­наковую форму. Наконец, про сочетания „хочу читаю сестрой книге*, „хотим читаю сестре книгой* и т. д. можно сказать, что ни одно из них не имеет такой формы, которая была бы свойственна русскому языку (хотя отдельные формы, их составляющие, все свойственны ему). Этим объясняется их непонятность. <…>

Тот отдел грамматики, в котором изучаются формы отдельных слов, называется морфологией. Тот отдел грамматики, в котором изучаются формы словосочета­ний, называется синтаксисом. Сама же грамматика определяется, таким образом, как тот отдел языковедения, в которой изучаются формы языка. <…>

… словосочетания есть, таким образом, определенная комбинация форм слов только синтаксических категорий.

Но, с другой стороны, не только в комбинации отдельных форм здесь дело, а и 1) в роли слов, не имеющих формы, но входящих в то же сочетание, 2) в порядке слов, 3) в интонации и ритме, 4) в харак­тере связей между словами.

Остановимся на каждом из этих пунктов подробнее. 1. Слова, не имеющие формы, не живут в языке отдельной жизнью, а тесно переплетаются со словами, имеющими форму. При этом они вступают в постоянную связь с определенными формальными категориями. Так, например, слово очень соединимо только с прилага­тельным, глагольным словом, но не с существительным; можно сказать очень полный, очень полнеет, очень полневший, очень полнея, очень полнеть, но не „очень полнота". <…>

Особенное значение приобретают при этом так называемые частичные или служебные слова. Так называются слова, не имеющие самостоя­тельного значения, а только вносящие какой-либо оттенок в значение других слов и сочетаний. <…> Можно ска­зать, что слова первого рода имеют полный смысл в языке. По­этому они называются обыкновенно полными, или знаменатель­ными словами. Слова же второго рода имеют частичный смысл и потому называются ч а с т и ч н ы м и, или служебными словами. <…> Дело в том, что огромное большинство частичных слов как раз не имеет формы. По значению же они очень близки к формальным частям слов, имеющих форму. Предлоги, например, соответствуют в общем по значению флексиям существительных. Предлог для обозначает сейчас почти то же, что флексия дат. пад. (ср. сделай мне это и сделай для меня это), предлог от очень близок по значению к род. пад. (ср. избегнуть чего и избавиться от чего) и т. д. <…>

… Нетрудно видеть, что все эти признаки так же связаны с второстепен­ными и отвлеченными, иначе говоря, формальными значениями словосочетания, как формальные элементы в отдельном слове с формальными значениями этого слова. Как при всевозможных изменениях слова стекло [стекла, стеклу, стеклянный, стекляшка и 1. д.) у нас остается в значения слова все-таки что-то основное, материальное, что в каждом отдельном изменении по-разному оформляется, так и в словосочетаниях сделай мне это, сделай­те мне это, пусть сделают мне это, сделай для меня это, для меня сделай это и т. д., и т. д., со всеми возможными их интонационными вариантами, остает­ся в значении всего словосочетания какое-то единое ядро, что-то такое, что, непрерывно меняясь, остается самим собой и что мы могли бы назвать веще­ственным значением всего словосочетания. Таким образом, и в словосочетании, как и в отдельном слове, форма ощущается благодаря распадению словосочетания по 8вуковым приметам и по значению на два разнородных начала, две стороны, две стихии, которые мы и называем материей и формой. <…>

Относительно комбинации форм слов надо заметить, что она» часто стоит в тесной связи с вещественными значениями слов, входя­щих в данное словосочетание. Так, например, в словосочетаниях тип* „глагол - косвенный падеж существительного" (рубит топором, ест мясо, мстит врагу) падеж существительного зависит, главным образом, от вещественного значения глагола: при ест невозможен дат. пад., а при мстит он необходим, при рубит возможны и вин., и дат., и твор. пад. (рубит мнедрова топором), а при спит невозможно ни то, ни дру­гое, ни третье (нельзя „спать кому-нибудь, что-нибудь, чем-нибудь"). Важно также и вещественное значение существительного. Так, словосочетания „глагол - дательный падеж существитель­ного" характеризуются почти исключительно присутствием в них имен одушевленных предметов (даю кому, льщу кому, помогаю кому и т. д.). Таким образом, сфера применения каждой из этих форм слово­сочетания ограничена словарными условиями. С другой сто­роны, есть в языке немало форм словосочетаний более общего характера, не зависящих в своем применении от словарной стороны. Так, в словосочетаниях типа „именительный падеж существительного - согласуемый с ним глагол" (стол стоит, рыба плавает и т. д.) могут быть упо­треблены любой глагол и любое существительное. Таким образом, мы можем различить общие и частные формы словосоче­тания, причем степень „общности" и „частности" может быть раз­лична. Так, например, форма словосочетания „согласуемое прилагатель­ное - существительное" характеризуется тем, что в ней может быть, всякое прилагательное и всякое существительное, кроме место­именного (не говорят „добрый я", „хороший он" и т. д.). Стала быть, эта форма не так абсолютно обща, как форма „именитель­ный падеж - согласуемый глагол", но и далеко не так частна, как, положим, „глагол - дательный падеж существительного". <…>

Обратим внимание еще на то, что отдельные формы словосочетаний могут в отдельных своих признаках иметь совершенно то же зна­чение, что и отдельные формы слов. Так, мы уже видели, что словопорядок мать любит дочь, весло задело платье может быть связан со значением именительного падежа в словах мать и весло и винительного в словах дочь и платье, а словопорядок дочь любит мать, платье задело весло — со значением винительного падежа в пер­вых словах и именительного — во вторых. Иначе говоря, то, что обычно, выражается формами отдельных слов — падеж существительного, здесь может быть выражено порядком слов, т. е. формой словосо­четания. <…>

… формы, принадлежащие к син­таксическим категориям, всегда имеют каждая свое значение... А если так, то это значение может заклю­чаться здесь только в установлении связи между теми реальными представлениями, которые обозначаются данными словами, или, как говорят в грамматике, в установлении известных отношений между этими представлениями. Если мы услышим я писать этот за­писка председатель комитет, то в нашем уме протекут шесть пред­ставлений, отодвинутых друг от друга, разъединенных, изолирован­ных. Если мы все-таки поймем это словосочетание (например в устах иностранца), то только потому, что вопреки внешнему выражению и, главным образом, с помощью словарных значений данных слов при­ведем в определенную связь эти представления, установим известные отношения между ними, причем эти отношения установятся при по­мощи мысленного словосочетания я пишу эту записку председателю комитета. Другими словами, мы мысленно установим между данными шестью представлениями те именно отношения, которые выражаются привычными в данном случае формами слов, причем туманно будут мелькать перед нами и самые формы. Значит, формы ставят в известные отношения друг к другу не только слова нашей речи, но и те представления, которые этими словами обозначаются. Какого же рода могут быть эти отношения? Здесь могут быть два основных случая. 1. Отношения взаимно несовпадающие, или необратимые. Возьмем словосочетание ножка стола. Здесь два представления, о ножке и о столе, поставлены в то отношение между собой, которое принято называть отношением принадлежности: ножка стола—это „ножка, принадлежащая столу". Отношения представлений между собой здесь взаимно не совпадают, потому что представление о ножке не так относится к представлению о столе, как представление о столе к представлению о ножке: ножка „принадлежит" столу, но стол „не при­надлежит" ножке. С этим связана и необратимость подобных отно­шений: нельзя сказать „стол ножки". Правда, во многих случаях внеш­ним образом может быть проделано подобное обращение: учитель брата — брат учителя, долг человека — человек долга, настройщик рояля— рояль настройщика, сестра милосердия — милосердие сестры и т. д., но именно на этих-то случаях и обнаруживается наиболее резко внутренняя необратимость такого рода отношений: всякому, говоря­щему по-русски, ясно, что отношения между учителем и братом в со­четании учитель брата не те же, что в сочетании брат учителя.<…>

2. Отношения взаимно совпадающие, или обратимые. Возьмем словосочетания гражданин Иванов, красавица-зорька, брат-учитгль и т. д. Отношения между двумя представлениями грамматически здесь сводятся только к тому, что оба они обозначают один и тот же реальный предмет, и по этому признаку представления эти, ко­нечно, абсолютно одинаково относятся друг к другу. Логически и словарно они часто бывают в неравных отношениях друг к другу (например, в словосочетании гражданин Иванов они относятся друг к другу как видовое понятие к единичному и единичное к видовому, в словосочетании школа-семилетка — как родовое понятие к видовому и обратно, в словосочетании красавица-зорька — как признак к предмету и обратно и т. д.), и это лежит в основе школьного учения о „прило­жении*. Но что сама форма словосочетания (т. е. то, что мы здесь прежде всего изучаем) тут не при чем, ясно из того, что в таких случаях, как, положим, брат-учитель и многих им подобных, такого логического соотношения нет. <…>

При этом в словосочетаниях, состоящих более чем из двух слов, есть всегда одно слово абсолютно самостоятельное, т.е. такое, которое ни от чего не зависит, одно или несколько слов абсо­лютно несамостоятельных, т. е. таких, которые сами зависят от других и от которых ничего не зависит, и ряд слов, одновременно и самостоятельных и несамостоятельных: самостоятель­ных по отношению к одним словам и несамостоятельных по отношению к другим. Так, в словосочетании сестра нашла мою ручку отношение между словами сестра и нашла выражено только во втором из них (сестра нашла, ср. брат нашел, дитя нашло), и поэтому первое представляется самостоятельным, а второе несамостоятельным; отношение между словами нашла и ручку выражено опять-таки только во втором яз них (нашла ручку, ср. писала ручкой, искала ручка), и, следова­тельно, слово нашла, бывшее по отношению к сестра несамостоятельным, оказывается по отношению к ручку самостоятельным. Далее, отношение между словами ручка и мою выражено опять-таки только во втором из них (мою ручку, ср. мое перо, мой нож), следовательно, слово ручку, бывшее по отношению к слову нашла несамостоятельным, оказывается по отношению к слову мою самостоятельным. Таким обра­зом, в словосочетании оказывается одно слово абсолютно самостоятель­ным (сестра), одно абсолютно несамостоятельным (мою) и два таких, которые самостоятельны по отношению к одному слову и несамостоя­тельны по отношению к другому. Все это, конечно, вытекает из того основного факта, что необратимые отношения в каждой паре соотнося­щихся внешне выражаются лишь в одном из них. В двухсловных соче­таниях этот факт создает простое подчинение одного слова другому, а в многословных—последовательное подчинение слов друг другу, или так называемый ход зависимости слов друг от друга. И так как зависимость эта должна с какого-нибудь слова начинаться и на каком-нибудь слове кончаться, то ясно, что сколько бы ни было слов в словосочетании, построенном на необратимых отноше­ниях, в нем всегда будет при последовательном подчинении одно абсо­лютно самостоятельное слово, одно абсолютно несамостоятельное и все остальные двойственные: самостоятельные по отношению к одним словам и несамостоятельные по отношению к другим. <…>

… здесь мы можем только в совершенно предвари­тельном порядке указать, что: 1) „управление* есть подчинение суще­ствительного какому бы то ни было другому слову, 2) „согласование* есть подчинение прилагательного тому существительному, к кото­рому оно относится, и подчинение глагола тому именительному падежу существительного, к которому он относится, 3) „при­мыкание" есть такое подчинение, которое не является ни управле­нием, ни согласованием. При этом в одних случаях подчинение и здесь выражается так, что звуковой показатель отношения сцеплен лишь с одним из соотносящихся (шел медленно, тел спотыкаясь, шел, искать), в других случаях — только интонацией, порядком слов и лек­сикой (тел здесь, шел вчера). Таким образом, можно различать „фор­менное" и „бесформенное" примыкание, или, лучше, морфологиче­ское и синтаксическое (потому что в отношении формы сло­восочетания в языке нет ничего бесформенного).