Основные демографические характеристики

До сих пор мы рассматривали демографическое развитие раз­личных стран Западной Европы на протяжение длительного пе­риода, не задаваясь пока вопросом, в какой мере эти изменения являлись результатом целенаправленной деятельности людей. Мы уже отмечали рост народонаселения в каждом из четырех госу­дарств. Однако отвечал ли этот рост желаниям самого населения и был ли он результатом планирования семьи? Теперь мы поста­раемся разобраться в том, при каких обстоятельствах мог иметь место рост народонаселения и какими соображениями руковод­ствовались обычные люди в своем демографическом поведении. Численность населения определяют четыре демографических фактора: смертность, брачность, рождаемость и миграция. Мы уже видели, что смертность в городах была выше, чем в деревне. В разделе 2.3 выяснилось, что показатели рождаемости и смерт­ности были связаны с типом и размерами поселений. В городе оба показателя были выше, чем в сельской местности, смерт­ность превышала рождаемость и часто имела место высокая им­миграция. Профессиональная структура городского населения была иной, нежели в деревне (см. главу 3). Кроме того, в городс­ком обществе существовал более гибкий менталитет, нежели в деревенском общежитии (см. главу 4). Поэтому и мотивы, по ко­торым горожане вступали в брак, заводили детей и совершали

другие важные демографические акты, вероятно, отличались от мотивов деревенского населения. Наверное, существовали и раз­личия во взглядах на смерть, которая в городе уносила гораздо больше жертв, чем в деревне. Из всего этого следует, что связь между ростом населения и решением о числе детей в семье, об отъезде из деревни и т.п., сложна и опосредована и не может быть объяснена на основании только одного фактора.

Мы можем задаться вопросом, что представляли себе люди в пятнадцатом веке, когда они задумывались над тем, какой дол­жна быть желаемая и наиболее благоприятная численность насе­ления? Вероятно, большинство из них, как в сельской местнос­ти, так и в городе, подходило к этому вопросу с точки зрения прошлого.

Самая страшная демографическая катастрофа в европейской истории после Каролингов (800-1000 гг.), которая помнится нам и в двадцатом веке, произошла более шести веков назад. Однако для людей пятнадцатого века это было воспоминание из жизни их дедушек. Дело в том, что в 1348 и 1349 годах свирепствовала «черная смерть», эпидемия бубонной чумы, которая за непро­должительное время унесла в могилу множество людей. Против этой заразной болезни, внезапно возникавшей и требовавшей все новых жертв, ничего нельзя было поделать. Масштабы смер­тности от чумы точно неизвестны, но влияние этой эпидемии на демографические процессы того времени огромно. Считается, что в Англии чумой была уничтожена треть всего населения. Там, также, как и в других странах, где был прослежен рост населе­ния, число жителей резко сократилось. Опасность того, что на­селение Западной Европы вымрет, была вполне реальной.

Логично, что многие люди пытались предотвратить такое гро­зящее вымирание. Единственным путем, каким этого можно было добиться при тогдашних относительно примитивных условиях существования, была высокая рождаемость. Но и в быстром рос­те населения таились опасности, например, опасность перенасе­ления. О существовании перенаселенности в начале четырнадца­того века говорит тот факт, что плодородие вновь возделывае­мых земель, которые пришлось поднимать, чтобы прокормить сильно возросшее сельское население, неуклонно падало. Это, в свою очередь, уменьшало сопротивляемость болезни. В этом кро­ется основная причина большого числа жертв «черной смерти».

По этим причинам единственное «реальное планирование» для людей пятнадцатого века сводилось к ограниченному росту, при котором возникал бы скромный демографический излишек. Эти резервы могли быть использованы тогда и там, где это мог­ло понадобиться: для пополнения собственного населения, за пределами своей деревни и в городских центрах или на чужбине.

Мы не должны рассматривать такое планирование, как стро­го управляемый процесс с ежегодным подведением итогов роста

народонаселения и принятием решений о том, что должно быть сделано в демографическом отношении в следующем году. Одна­ко люди осознавали, что рост средств к существованию ограни­чен и накормить всех не представляется возможным. Слишком большая семья вела к большим расходам, особенно на питание, жилье и одежду, которые были важнейшими статьями в семей­ном бюджете. Кроме того, существовали еще расходы на обуче­ние и приданое. Связанные с этим большие траты тоже делали желательной небольшую семью. Однако эта семья не должна была быть слишком маленькой, потому что тогда не было бы уверен­ности, что останутся дети, которые позднее стали бы содержать своих родителей, когда те состарятся и не смогут больше сами работать.

Чтобы достигнуть такого ограниченного роста населения, в Западной Европе в пятнадцатом веке возникла довольно слож­ная модель демографического поведения. В некотором роде она напоминает оборонительную систему, поскольку ее функцио­нирование в течение небольших временных интервалов опреде­лялось, главным образом, всплесками и пиками смертности.

2.4.1. Смертность: краткосрочные тенденции в изменениях показателей смертности

После 1500 года «черная смерть» все еще не стала воспоминани­ем, которое все больше забывалось. В шестнадцатом и семнадца­том веках эпидемии чумы постоянно повторялись. Так было не­сколько раз после 1600 года, например, в быстрорастущем Лон­доне. В 1603 году там умерло более 42.000 человек при среднем показателе за предшествующие годы в 6.000 человек, в 1625 году было похоронено 54.000 человек против средней цифры в 9.000 человек за другие годы и в 1665 году было отмечено более 97.000 смертей против 16.000 за предшествовавший период. Каждая из этих эпидемий свирепствовала и в других районах Англии, а так­же и на континенте. Пики смертности можно проследить и на примере северофранцузской деревни Сан Ламбер де Леве (см. график 2.4.)

Для Сан Ламбер де Леве 1603 и 1626 годы были чумными годами, как и в других регионах Западной Европы. В этой деревне эпидемия, унесшая столько жизней, была последней. Для Лон­дона таким годом был 1665 год, после чего эта болезнь исчезла из западноевропейской демографической истории как эпидемия, с которой приходилось считаться. Почему это произошло, не совсем ясно, тем более, что другие заразные болезни продолжа­ли свирепствовать. Может быть, свою роль сыграли карантинные меры. Во всяком случае в 1720-1722 годах французскому прави­тельству удалось с помощью «санитарного кордона», состоявше-

го из большого числа солдат, предотвратить распространение чумы из Марселя.

Другие пики смертности на рис. 2.4 были вызваны не эпиде­миями, а таким явлением, как «кризис существования»³. Он был следствием роста цен на продовольствие и нехватки зерна. На приведенном выше графике ясно видна связь между растущей ценой на зерно и увеличением смертности.

В Руане, главном городе Нормандии, цены на пшеницу по­стоянно росли с 1692 года вплоть до урожая лета 1694 года (левое изображение). Число похорон (обозначено пунктиром) обычно составляло около примерно 160 в месяц, что соответствует пока­зателю смертности в 36 промилле, но в конце 1692 года оно стало расти и в августе 1693 года этот показатель составил уже примерно 480. При таком уровне смертности, в два или три раза превышавшей средний показатель, речь идет уже о «кризисе су­ществования», по крайней мере в том случае, если рост смерт­ности связан с выросшими ценами на продовольствие, а не с эпидемией. Сразу же после сбора урожая 1693 года в Руане смер­тность снизилась, но в январе и июле-августе 1694 года были достигнуты новые пики. Когда цены на продовольствие оконча­тельно стали снижаться, показатель смертности тоже опустился до прежнего, обычного уровня.

На графике А видно, что последствия «продовольственного кризиса» сказались и на изменениях другого демографического показателя, а именно, числа зачатий. Когда цены росли, число зачатий было небольшим. После того, как цена на зерно снизи­лась, число зачатий возросло до уровня, который был выше, чем перед кризисом существования: наблюдался своего рода «эф­фект восполнения».

На двух правых графиках показаны последствия кризиса в двух различных кварталах Руана: в городском центре, где жили богатые (рис. 2.5Ь) и в восточной части города, где находились жилища бедняков (рис. 2.5с). Оба района тяжело пострадали от кризиса, но для богатых его последствия были менее чувстви­тельны, нежели для бедняков. Смертность в бедных кварталах увеличилась в восемь раз, а в центре она превысила обычный уровень примерно в четыре раза. Число зачатий (зачатых детей) в богатых кварталах сократилось лишь незначительно, тогда как в бедных кварталах наблюдалось резкое падение числа зачатий. Бед­няки жили на краю прожиточного минимума: в результате не­хватки продовольствия умирали люди с наименьшей сопротив­ляемостью, этот же фактор влиял и на плодовитость женщин, которые беременели с большим трудом. В отношении богатых такой эффект уменьшения плодовитости не отмечается; в этой группе населения пониженная сопротивляемость отмечалась лишь у незначительного числа людей.

От такого рода смертности страдали в основном маленькие дети; во Франции это явление иногда называют «избиением мла­денцев» (massacre des innocents). Кризисы существования встре­чались в основном во Франции и Германии и были непосред­ственно связаны с низким уровнем сельскохозяйственного про­изводства и ограниченной покупательной способностью населе­ния (мы вернемся к этим вопросам позднее). В Англии и в Рес­публике цены на продовольствие порой также сильно росли, но там люди голодали только в таком «дорогостоящем» году как 1740 год, причем смертность не была настолько высокой, чтобы можно было говорить о кризисе существования.

Кризисы третьего вида, против которых население тоже было практически бессильным, вызывались войнами. Военные действия вели к тому, что, во-первых, сами ряды воинов уменьшались: так войны Алой и Белой Розы в Англии (1455-1485) вызвали опустошение среди дворянства. Однако еще существеннее были последствия для гражданского населения, проживавшего в рай­онах военных действий. Наглядным примером тому является Трид­цатилетняя Война в Германии (1618-1648) и в несколько мень­шей степени — Девятилетняя Война (1689-1698). Тем не менее в рассматриваемый период война, как ужасающая реальность, постепенно стала исчезать из истории западноевропейских стран, за исключением Германии. Это произошло потому, что армию стали лучше финансировать, а театр военных действий перемес­тился в другие регионы.

Graanprijs — цены на зерно; Concepties — зачатия; Begmfenissen — похороны Рис. 2.5. Кризис существования в 1639-1694 годы в Руане:

Источник: А.Э.Имгоф, Введение в историческую демографию (Мюн­хен 1977) 48. A.E.Imhof, Einruhrung in die historische Demographic (Munchen 1977).

Случалось и так, что демографический кризис был следстви­ем двух причин: после периода дороговизны продовольствия ос­тавшееся в живых население было ослаблено и становилось жер­твой эпидемии, как это, например, произошло в 1625 году в Сен Ламбер де Леве (см. рисунок 2.4). Тем не менее высота и частота пиков показателя смертности в этой северофранцузской деревне свидетельствуют, что кризисы в конце семнадцатого века были менее жестокими. Кроме того, после 1750 года они больше не повторялись.

Однако на протяжении трех столетий, с 1450 по 1750 год, внезапная смерть оставалось реальностью, с которой каждому взрослому не один раз пришлось столкнуться в его непосред­ственном окружении. Против причин, ее вызывавших — чумы, высоких цен на продовольствие или войны — ничего нельзя было поделать. Правда, люди пытались по возможности смягчить по­следствия этих кризисов. На примере Руана видно, что населе­ние, сократившееся в результате высокой смертности, было вос­полнено. Кризисы приводили к попыткам восстановить демогра­фическое равновесие. Так, слуга мог занять место своего умер­шего хозяина и жениться раньше, чем он на это рассчитывал. Сам новый хозяин брал к себе на место слуги безработного мо­лодого парня из деревни. В результате этого в ограниченных пре­делах и в течение непродолжительного времени могло увеличиться число иммигрантов. Наглядней всего последствия кризисов яв-

В Англии XVII века положение женщин было относительно благоприят­ным, что видно из того, что женщина сидит за столом, а не должна есть стоя, как дети.

ствуют из того факта, что после демографических кризисов час­то возрастало число браков, показатель брачности в эти годы превышал средний уровень. И в этом случае место умерших за­нимали новые люди.

2.4.2. Смертность: структурные характеристики

Если рассматривать динамику показателей смертности в Запад­ной Европе в прединдустриальную эпоху, то можно увидеть зна­чительные колебания в уровне смертности на протяжении отно­сительно коротких временных периодов. Но при увеличении ана­лизируемого периода изменения в общей картине смертности становятся гораздо менее заметными. Люди, умиравшие во вре­мя кризиса существования или эпидемии, часто были слабыми и следовательно подверженными повышенному риску. Конечно, смерть настигала их раньше, чем этого можно было бы ожидать при нормальных обстоятельствах, однако не на много раньше. Это видно также и из анализа показателей смертности по меся­цам и по годам: за периодом высокой смертности, как правило, следовал период, когда смертность снижалась.

Распределение числа смертей по различным возрастным груп­пам не было равномерным: особенно большому риску были под­вержены дети. В таблице 2.3 приводится число детей на каждую тысячу, остававшихся в живых в определенном возрасте.

Шансы,на выживание в городском обществе, примером ко­торого могут служить Лондон и северофранцузский город Ме­лен, были ниже, чем в сельской местности. Из каждой тысячи рожденных детей в этих городах после десятилетнего возраста в живых оставалось соответственно 452 и 471. Отсюда опять-таки явствует, что городское население могло вымереть, потому что оно не могло достичь даже уровня простого воспроизводства. Однако мы не можем определить, в какой мере население долж­но было восполняться за счет пришельцев, так как неизвестно число умерших, которые, если бы они остались в живых, по­зднее вступили бы в брак.

Шансы на выживание в обеих больших деревнях, Крюлэ в Северной Франции и Маасланд на юге Голландии, были более благоприятными. При 640-644 умерших в десятилетнем возрасте до взрослого возраста доживало достаточно детей, и сельское население могло расти за счет естественного прироста. Но разни­ца между городом и деревней состояла не только в абсолютных, но и в относительных показателях. В деревнях смертность среди детей между годом и десятью годами была намного ниже, чем в городах.

Для того, чтобы объяснить разницу в показателях смертнос­ти между городом и деревней, укажем еще раз на гораздо более благоприятные жилищные и санитарные условия в сельской ме-

стности. Это видно также и из анализа картины смертности по социальным группам. В городе смертность среди грудных детей, детей младше одного года и детей в более старшем возрасте в семьях элиты была ниже, нежели в семьях ремесленников. Среди рабочих большинство грудных детей умирало; иногда случалось, что по прошествии года в живых не оставалось и половины детей этой возрастной группы. В трущобах Бовэ или Руана такая высо­кая смертность среди грудных детей не была чем-то исключи­тельным.

Однако риск потерять детей в раннем возрасте был велик и среди самых привилегированных групп. В семьях европейских го­сударей в шестнадцатом и семнадцатом веке только две трети детей доживали до своего пятнадцатого дня рождения. Еще в на­чале восемнадцатого века наследование трона в двух из важней­ших царствующих домов Западной Европы, английском и фран­цузском, было крайне неясным из-за смертности среди молодых членов этих династий. И самая главная европейская династия, династия Габсбургов, страдала от высокой детской смертности, а также от бездетности и проявлений дегенерации. Иногда при­чиной смертности были болезни, поражавшие простых людей в раннем возрасте. Одной из таких болезней была оспа: эта «коро­левская» болезнь в семнадцатом веке часто поражала Стюартов и отпрысков этого царствующего дома, в частности штатгальтера Вильгельма Второго, и австрийских Габсбургов. Хотя дворцовые стены и предоставляли защиту против этой, так называемой «дет­ской оспы», все же иногда оспой болели принцы (и принцессы) и в более старшем возрасте.

На основании таблицы 2.3 нельзя с очевидностью утверж­дать менялась ли картина смертности в раннем возрасте на про­тяжении семнадцатого или восемнадцатого века. Тем не менее общие показатели картины смертности постепенно изменялись.

Источник: М.В.Флинн, Европейская демографическая система, 1500-1820 (Балтимора 1981) 130; Д.И.Ноордам, Боеспособные мужчины Мааслан-да в 1747 году, в: Голландия 7 (1975) 47. M.W.Flinn, The European demographic system, 1500-1'820(Baltimore 1981); D.G.Noordam, De weerbare mannen van Maasland, in: 1747, Holland 7 (1975).

Смертность среди грудных детей обычно разделяется на два вида: эндогенную и экзогенную. Смертные случаи, имевшие место не­посредственно или спустя несколько недель после родов, отно­сят к эндогенной смертности. Ее причины кроются в недостаточ­ном родовспоможении, наследственных факторах и патологии матери или ребенка. В городах по сравнению с сельской местно­стью эндогенная смертность была низкой, поскольку медицинс­кая и акушерская помощь концентрировались преимущественно в городе. Но экзогенная смертность, смертность грудных детей в возрасте от одного месяца до одного года, в городах была выше. Это было следствием плохого питания, неблагоприятных сани­тарно-гигиенических условий и распространения инфекционных заболеваний.

Доля экзогенной смертности была выше доли эндогенной: то есть, большинство детей на первом году жизни умирало из-за плохого питания, а не из-за осложнений при родах. Высокая смертность среди грудных детей в рабочих семьях объясняется плохими жилищными условиями этой группы и невозможнос­тью покупать хорошую пищу.

В восемнадцатом веке экзогенная смертность снизилась в сель­ской местности, но наряду с этим и в некоторых французских городах, таких, например, как Мелен. Причину этого следует искать в медленных улучшениях инфраструктурного характера, например, в улучшении качества питания населения. Такие по­степенные изменения в течение длительного времени являются хорошим примером модернизации аграрного общества, которую можно было наблюдать и в отстающих странах, какими были Франция и Германия.

Тем не менее, медицинские знания, необходимые для пре­дупреждения или лечения болезней и борьбы с эпидемиями, в восемнадцатом веке были развиты еще слабо. Таким образом, смертность была неуловимым и слишком капризным фактором,' чтобы ее можно было использовать в качестве инструмента для достижения желаемой численности населения. Бреши, которые неожиданно пробивала смерть, можно было заделать, лишь дос­тигнув определенного соотношения между числом браков и пи­ками смертности.

2.4.3. Брачность

Поскольку смертность была слишком ненадежным фактором, и не могла служить основой демографической политики, важней­шим инструментом, позволявшим достигнуть желаемого т.е. ог­раниченного роста населения, был институт брака. При этом большое значение имели неписаные правила, ценности и нор­мы, касающиеся брака.

С биологической точки зрения было бы наиболее логичным и естественным вступать в брак сразу же по достижению половой зрелости или по завершении периода созревания. Если бы для Западной Европы восемнадцатого века вошло в привычку зак­лючать брак в этом возрасте, который, вероятно, составлял для девушек 16 лет и для юношей — 18, то число детей, рожденных из союзов людей, только что ставших взрослыми, было бы слиш­ком велико. Это означает, что население росло бы в слишком быстром темпе при отсутствии достаточных регуляторов этого роста. Таким образом, чтобы добиться равновесия между сред­ствами существования и численностью населения, было необхо­димо регулировать плодовитость и половые отношения. В резуль­тате возраст, в котором «можно» было жениться или выходить замуж, был на несколько лет выше возраста полового созрева­ния. Одновременно с этим должен был существовать и опреде­ленный людской резерв.

Эта западноевропейская модель брачности возникла, вероят­но, в пятнадцатом веке и просуществовала до второй половины девятнадцатого. Она встречалась исключительно в Западной Ев­ропе, то есть в регионе к западу от линии, которая может быть проведена между Триестом и Санкт-Петербургом. У западноев­ропейской модели брачности были две характерные черты: вы­сокий процент людей, не вступивших в брак, и высокий воз­раст, в котором заключались браки.

Относительно большая часть взрослого населения никогда не вступала в брак. Размер этой группы был различным в зависимо­сти от места и времени, но в целом составлял от 10 до 20 про­центов взрослого населения. Вероятно, сильные колебания в доле этого перманентного безбрачия прежде всего определялись воз­можностями (или их отсутствием) к вступлению в брак, кото­рые, в свою очередь, определялись уровнем смертности. Так, немолодой уже, неженатый работник, работавший в крестьянс­ком хозяйстве своего брата, мог занять его место, если тот уми­рал от чумы или дизентерии. Поскольку без рабочей силы жены обойтись было нельзя, новый глава этого хозяйства должен был жениться, хотя он, собственно говоря, уже и не ожидал, что ему придется так поступить.

Но самые эффективные правила касались именно жизни в браке. Поведение в браке было подчинено ряду неписаных пра­вил. Важнейшее из них определяло возраст, в котором заключал­ся брак. Пример этого можно найти в таблице 2.4, в которой дается возраст женщин при вступлении в первый брак в Колито-не, на юго-западе Англии.

Возраст, в котором женщины впервые вступали в брак, в де­ревне Колитон был высоким. В среднем он составлял от 26,3 до 29,4 лет и за четыре рассматриваемых периода, таким образом,

Табл. 2.4. Возраст женщин при вступлении в первый брак в Колитоне, 1550-1799 гг.

период__________________возраст______

1550-1599277) 1600-1649 27,1 1650-1699 29,4 1700-1749 28,3 1750-1799_________________26,3_______

Источник: Д.Левин, Образование семьи в век нарождающегося капита­лизма (Лондон 1977) 113. D.Levine, Family formation in an age of nascent capitalism (London 1977).

лишь незначительно изменился. Возраст, в котором мужчины впервые вступали в брак, в целом был выше еще на два-три года.

Цифровые данные по Колитону являют собой наглядный при­мер брачного возраста в прединдустриальном обществе. Расхо­ды, связанные с получением крестьянского хозяйства из других рук, были велики, поэтому приходилось долго копить деньги, прежде, чем можно было купить ферму или откупиться от брать­ев и сестер. Брачный возраст среди крестьян часто превышал 30 лет, не только в Англии, но и на континенте. Прочие жители сельской местности тоже были сравнительно немолоды, когда вступали в брак. В городе в брак вступали в гораздо более раннем возрасте и это можно также объяснить расходами, которые тре­бовали занятия той или иной профессией. Незначительное вло­жение капитала требовалось для таких профессий, как портной, каменщик и пекарь. Рабочие тоже вступали в брак в сравнитель­но молодом возрасте, но не они составляли группу, которая рань­ше всех вступала в брак.

Такая система демографического равновесия работала только в том случае, если оба механизма — высокий брачный возраст и довольно высокая доля людей не вступавших в брак — сочета­лись с третьим неписаным законом: «воспроизводство» должно было иметь место исключительно в рамках брака. Если бы детей рожали и незамужние женщины, контроль над плодовитостью был бы невозможным. Кроме того, такое поведение подрывало бы сам институт брака. Однако численность внебрачных детей удавалось поддерживать на очень низком уровне.

Таким образом, большинство людей придерживалось этих правил, выполнение которых обеспечивалось прежде всего об­щественным контролем. Это могло бы означать, что неженатые и незамужние молодые люди, достигшие возраста полового со­зревания, воздерживались от всякой половой активности до мо­мента вступления в брак. Однако есть указания на то, что эта

группа не была целомудренной и что внутри ее имели место по­ловые контакты, которые однако по своему характеру не вели к беременности. Речь могла идти, например, о ночных ласках, когда юноша и девушка проводили ночь в одной постели, не переходя к половой близости, о гомосексуализме или мастурбации.

2.4.4. Рождаемость и плодовитость

Уровень рождаемости в Западной Европе довольно значительно колебался, однако он никогда не был ниже 25 промилле и редко превышал 40 промилле. Такого рода данные о рождаемости ис­пользуются в качестве показателя плодовитости (называемой так­же фертильностью) как правило только в том случае, если нет других и более точных показателей. Однако для многих групп населения в изучаемых четырех странах такие показатели суще­ствуют, поэтому в данном разделе анализ этих данных занимает центральное место.

На рисунке 2.6 графически изображена фертильность замуж­них женщин в нескольких населенных пунктах. Цифры на верти­кальной оси показывают уровень плодовитости в браке, а циф­ры на горизонтальной оси — возрастную группу матери.

Все кривые этого графика отражают одну и ту же тенденцию. Уровень плодовитости в браке в целом был невысок, а среди подростков настолько низок, что это явление получило особое название — «подростковое бесплодие». В следующей возрастной группе (20-24) фертильность возрастает, а затем плавно снижа­ется. Дугообразная форма, характерная для каждого населенного пункта, указывает на то, что их население не ограничивало рож­даемость. Правда, на этом графике видны различия в показате­лях плодовитости женщин в городе и в деревне. Семьи в Хей-хельгейме были гораздо менее плодовиты, нежели в Колитоне. Этот график дает представление об общей картине плодовитости женщин и позволяет ответить на вопрос, была ли плодовитость естественной. Однако график позволяет оценить только способ­ность к деторождению у женщин определенных возрастных групп, но не число детей. Представление о среднем количестве детей, рождавшихся в семье, дает таблица 2.5.

На основании данных таблицы 2.5 можно утверждать, что сред­нее число детей в семье в этих трех поселениях было незначи­тельным. В городке Мелен северо-западнее Парижа, в гельдер-ландской деревушке Дювейн и северо-французской деревне Крю-лэ в среднем рождалось по 4-6 детей. У большинства из них было мало братьев и сестер: большие семьи с 12 детьми и больше являлись исключением. Прединдустриальная Западная Европа знала немного семей с большим числом детей, поскольку брач­ный возраст был высоким, число детей в возрастной группе ма-

Leetti|d —*

Giessen — Гессен; Tourouvre — Турувр; Heuchelheim — Хейхельгейм; Leeftijd — воз­раст.

Рис. 2.6. Плодовитость в браке по возрастным группам женщин, XVH-XVHI вв.

Источник: А.Е.Имгоф, «Поименный разбор церковных книг», в: публикации А.Е.Имгоф (изд.) Историческая демография как история общества (Дар-мштадт-Марбург 1975) 429. A.E.Imhof, «Die namentliche Auswertung der Kirchenbucher», in: A.E.Imhof (ed.), Historishe Demographie als Sozialgeschichte (Darmstadt-Marburg 1975).

тери — низким, а способность женщины к деторождению быст­ро падала после сорока лет.

Если в шестнадцатом веке в Колитоне женщина выходила замуж в возрасте двадцати шести лет (см. график 2.6), у нее в браке рождалось в среднем не более 7,6 детей, при условии, что она и ее муж доживали до пятидесяти лет. Но вряд ли каждый брак, заключенный в этом возрасте (далеко за двадцать лет), мог сохраниться и про прошествии 23-х лет.

Между различными группами в западноевропейском обще­стве существовали большие различия в уровне фертильности. Иногда религия воздействовала как своего рода «фронтовая мен-тальность», то есть религиозные меньшинства старались исполь­зовать высокую плодовитость для того, чтобы повысить числен­ность своей группы, и таким образом обеспечить себе более бла­гоприятную позицию. Примерами высокой плодовитости малых меньшинств могут служить лютеране и католики в Амстердаме и

Роттердаме восемнадцатого века. Дать этим различиям иное объяс­нение значительно труднее. Может быть, на плодовитость жен­щин оказывали также влияние такие факторы, как экономичес­кая ситуация, климат или общая картина смертности среди груд­ных детей.

Иногда способность к деторождению была настолько низкой и разброс показателей по возрастным группам матерей настоль­ко большим, что в этом случае можно говорить о сознательном регулировании процесса деторождения. Несколько примеров при­водятся на графике 2.7.

Картина плодовитости на графике 2.7 совсем иная, нежели на графике 2.6. Однако названия населенных пунктов, где про­живали некоторые группы населения, на обоих графиках час­тично совпадают: Хейхельгейм, Гессен и Колитон. Во всех насе­ленных пунктах на графике 2.7 плодовитость среди первой воз­растной группы была выше, чем в любой другой. У женщин старше 20-24 лет число детей постоянно снижалось, в результате чего графическое изображение представляет собой почти прямую ли­нию. Это самый характерный пример групп населения, ограни­чивавших количество детей.

Мотивы, по которым люди семнадцатого и восемнадцатого веков ограничивали рождаемость, установить трудно. Только в некоторых случаях об этом можно говорить с некоторой уверен­ностью, как, например, в отношении населения Колитона, где ухудшающиеся экономические условия или страх перед чумой явились причиной ограничения числа детей в браке.

Экономические факторы действовали и в среде небольших привилегированных групп, таких, как семьи французского и

Табл. 2.5. Среднее число детей и размеры семьи, XVH-XVIII вв.

	период	среднее число детей	число семей, % малая средняя (0-5) (6-11)	) большая (12-17)
Мел лен Дюйвен Крюлэ	1660-1739 1666-1795 1674-1742	5,8 4,5 4,3	49 65 63	43 33 36	8 2 1

Источник: Дается на основании М.Лашиве, Население Мелена с 17 по 19 век (Париж 1969) 168; А.И. Схююрман, «Население Дювейна 1665-1795», в: Сообщения А.А.Г. 22 (1979) 22, 175; Э.Готье и Л.Анри, Население Крюлэ, церковного прихода в Нормандии (Париж 1958) 124. M.Lachiver, La population de Meulan du XVI le au XIXe siecle (Parijs 1969);A.J.Schuurman, «De bevolking van Duiven 1665-1795», in: A.A.G.Bijdragen, 22 (1979); E. Gautier, L.Henry, La population de Crulai, -paroisse normande (Parijs 1958).

L.CUIUJU -------^

Colyton — Колитон; Giessen — Гессен; Bayeux — Байо; Eng. Hert. — англ, герцог­ство; Leeftijd — возраст

Рис. 2.7. Естественная плодовитость и ограничение рождаемости по возрастным группам женщин, XVII-XVIII вв.

Источник: см. табл. 2.5.

английского высшего дворянства или правителей зеландского города Зирикзее. Этой элите было явно нежелательно иметь бо­лее одного наследника мужского пола, поскольку иначе распы­лялись семейные владения. На примере демографического пове­дения населения таких французских городов, как Руан, также можно проследить новый феномен ограничения рождаемости (см. график 5.9).

Существует ограниченное число свидетельств, позволяющих утверждать, что до 1750 в сельской местности регулировалось количество детей в браке. Правда, в некоторых районах Фрис­ландии и на севере Голландии число детей было столь малым, что вполне возможно, что там применялось ограничение рожда­емости. Благоприятная экономическая ситуация в этих процвета­ющих районах, которая позволяла вступать в брак в молодом возрасте, видимо, могла обусловить необходимость вмешатель­ства в естественную плодовитость в браке.

2.4.5. Миграция

Анализ взаимосвязанной системы смертности, брачности и рож­даемости представляется ненужным там, где важную роль играл четвертый фактор демографических процессов в прединдустри-альном общества — миграция. Будучи намного более простым средством достижения желаемого прироста населения, мигра­ция могла радикально менять всю структуру демографической картины общества.

Из раздела 2.3 очевидно, что демографическая ситуация в Амстердаме является наилучшим примером, с помощью кото­рого можно проверить верность этого положения. В городе на­блюдалась хроническая нехватка населения, которое постоянно пополнялось за счет иммиграции. Так, излишек сельского насе­ления мог переместиться в город. Однако и в таких городах, как Амстердам, действовали все те же правила брачного поведения. Демографический эффект иммиграции даже несколько снижал­ся из-за того, что иммигранты вступали в брак в более позднем возрасте, нежели коренные жители Амстердама.

При изучении миграции, так же как и для брачного поведе­ния, необходимо учитывать фактор смертности, который в зна­чительной степени определял возможности переселения. Значи­тельная иммиграция была известна не только в городах, но и в сельской местности. Иногда большинство глав семейств в той или иной деревне происходили из других мест. Однако эта им­миграция значительно отличалась от городской миграции, пото­му что уровень эмиграции в сельской местности тоже был высо­ким, чего не было в городе.

Расстояние, которое должны были преодолевать мигранты, было в сельской местности небольшим: в большинстве случаев переезд ограничивался районом в радиусе не более 15 километров. Такая система сравнительно высокой миграции на относительно небольшие расстояния была нужна, чтобы как можно надежнее обеспечить место в общежитии для следующего поколения. Так, плотник, имевший двух сыновей, мог оставить свое дело в наслед­ство только одному из них, тогда как другой мог найти работу у бездетного коллеги своего отца по соседству. Могло получиться и так, что этот молодой человек мог найти себе подходящую жену не в своей деревне, но в соседнем поселении, поэтому либо он сам, либо его невеста должны были покинуть родные места. Таким образом, миграция в сельской местности в прединдустриальном обществе в первую очередь должна служить поискам подходящего брачного партнера или работы по профессии.

2.4.6. Классическая демографическая схема

Как были связаны между собой смертность, рождаемость и брачность и какой эффект эти факторы оказывали на числен­ность следующего поколения, лучше всего проиллюстрировать на подробном примере.

Для этой цели мы должны создать демографическую модель, усредненную по всем параметрам. Итак, такая «демографически идеальная мать» выходила замуж в среднестатическом возрасте, рожала среднестатистическое число детей и жила с мужем в бра­ке среднестатистическое число лет. Известный нам материал, позволяющий произвести подобные подсчеты, происходит в ос­новном из Франции. Поэтому нашей отправной точкой будут тысяча «среднестатистических» французских девушек, родивших­ся между 1740 и 1749 годами. Поскольку часть этой группы жила во второй половине восемнадцатого века, мы сможем просле­дить насколько классическая демографическая модель продол­жала работать в следующем периоде.

У этих французских девушек шансы на выживание после рож­дения были значительно ниже, чем теперь. В период 1740-1749 гг. ожидаемая продолжительность жизни, т.е. количество лет, на которые в среднем можно было рассчитывать, составляла при рождении 25 с лишним лет. Поэтому положение этих французс­ких девушек было несколько хуже, чем у девушек в Англии и в Республике Соединенных провинций. Конечно, эта цифра не означает, что ни один из новорожденных не перешагивал через рубеж в 25 лет. Среди них было сравнительно мног