Ж) Стимул к работе при социализме

Вопрос о трудовой повинности как средстве для правильного распределения рабочей силы по стране не является очень важной проблемой для социализма, и потому теоретики социализма лишь очень мало занимались им.

Гораздо важнее другая проблема, связанная с вопросом о трудовой повинности. Это вопрос не о том, как достать рабочую силу для тех или иных предприятий, а о том, как добиться того, чтобы рабочие, занятые в предприятии, работали усердно и добросовестно.

Какими средствами располагает для этого социалистическое общество, стремящееся сохранить уважение к личности рабочего и не желающее поэтому прибегать к внешнему принуждению? Вот эта-то проблема — вопрос о том, чем з а м е н и т ь принуждение в труду (а не о том, как е г о о р г а н и з о в а т ь), сильно занимала многих социалистов, в особенности, утопистов, внушая им подчас гениальные мысли.

Самым лучшим решением вопроса было бы, если б удалось уничтожить разделение работ на приятные и неприятные и сделать все работы привлекательными. Это было бы мыслимо, если б удалось придать им характер художественного творчества или спорта.

В этом направлении было сделано очень много тонких замечаний, начиная с Фурье и кончая Вильямом Моррисом. Но все они не считаются с машинным трудом, а между тем от последнего нельзя отказаться, если стремиться к общему благоденствию при высоком развитии наук и искусств.

Само собою разумеется, что социалистический режим будет стремиться к тому, чтобы каждому виду труда придать возможно более привлекательный характер. Эта задача будет тогда в такой же мере занимать внимание изобретателей, как теперь вопрос о сбережении труда машинами. Трудно заранее предрешить, до каких пределов человечество в этом отношении дойдет. Во всяком случае ясно, что эта тенденция приобретет должную силу только при господстве социализма, и что поэтому последнему еще довольно продолжительное время после

своей победы придется считаться с наличностью ряда таких видов труда, которые сами по себе не доставляют наслаждения и которыми приходится заниматься только потому, что без них нельзя обойтись.

При этих работах речь идет о том, чтобы по крайней мере лишить их того отталкивающего характера, который придали им в свое время подневольный труд, рабство и крепостное право и который лишь в малой степени и несовершенно был ослаблен капитализмом под давлением сопротивления пролетариата. Мы уже видели выше, что непривлекательность некоторых видов труда обусловливается следующими тремя факторами:

1. Тем, что рабочий отделен от продукта своего труда, к которому он теряет всякий интерес, зная, что он будет принадлежать не ему, а другому;

2. Чрезмерной продолжительностью труда;

3. Однообразием работы.

Начнем с последнего пункта.

Однообразие работы является самым угнетающим и отталкивающим моментом в капиталистическом процессе производства. Крайнее развитие разделения труда в мануфактуре, и в особенности в машинном производстве, делает работу на фабрике в настоящее время еще более утомительно-однообразной, чем в эпоху рабства.

Это можно бы полностью устранить, если соединить промышленный труд с сельскохозяйственным. Да это было бы очень выгодно и с точки зрения производственного процесса. Сельскохозяйственные работы носят сезонный характер. В разгар сезонов нужно очень много рабочих рук, а в промежутках — очень мало. В прежнее время для крестьянской семьи, занимавшейся помимо сельскохозяйственных работ еще и промышленными, это было не страшно, ибо она промежутки между двумя сельскохозяйственными сезонами заполняла промышленным трудом.

Но отделение промышленности от сельского хозяйства очень вредно отозвалось на последнем. Оно в горячие моменты страдает от недостатка рабочих рук, а в тихое время не знает, чем занять наличных рабочих. Капиталистический же метод, стремящийся свободные сезонные промежутки сельского населения заполнить домашней промышленностью — кустарной работой на скупщика, ведет к самым безотрадным явлениям.

Не более благоприятные результаты дал и большевистский метод, приведший к тому, что рабочие из крупной промышленности перекочевали в деревню и в ремесло.

Рациональнее всего было бы перенесение крупнопромышленных предприятий в деревню и их соединение с крупными сельскохозяйственными предприятиями. В этом отношении до сих пор еще ничего не было сделано. И социалистическому государству придется еще проделать ряд опытов.

Единственная же форма, в которой до сих пор были сделаны п р а к т и ч е с к и е шаги по соединению крупной промышленности с сельским хозяйством, это та, что промышленный рабочий в свое нерабочее время обрабатывает клочок земли где-нибудь на окраине города.

Так искони велось на фабриках, расположенных в деревнях или в маленьких городках. Но за последнее время этот обычай стал прививаться и среди рабочих крупных городов.

Конечно, такие рабочие садики и огородики не являются очень рациональной формой сельского хозяйства. Но дело можно поставить гораздо рациональнее, если перенять некоторые черты крупного производства, например, путем организации общей запашки и общего удобрения всей занятой под огородики площади. А кроме того, на этих клочках земли обычно производятся такие растительные и животные продукты, которые лучше всего удаются именно в мелком производстве, как, например, фрукты, овощи, кролики и т. д.

Но какого бы мнения ни быть о производительности такого рода сельскохозяйственных предприятий, нельзя закрывать глаза на то, что они, очевидно, отвечают определенной потребности: это доказывает их быстрый и повсеместный рост.

Однако в своей теперешней форме они означают не устранение монотонности промышленного труда, а лишь добавочное отягощение рабочего, или же приводят к тому, что он свой небольшой досуг начинает заполнять не интересами науки, политики, профессионального движения, а заботами о выкармливании кроликов или выращивании бобов, что вряд ли является прогрессом.

Соединение промышленности с сельским хозяйством лишь в том случае является прогрессом с интересующей нас точки зрения, если благодаря этому соединению у рабочего с и л ь н о с о к р а щ а е т с я его промышленный труд и место последнего занимает труд сельскохозяйственный.

С о к р а щ е н и е р а б о ч е г о в р е м е н и по основной профессии— вот что является самым важным в этом вопросе.

Но эта задача вступает в противоречие с другой, не менее важной. При данном масштабе нашего производства еще невозможно обеспечить всем людям безбедное существование. Это не раз уже было доказано на основании статистических расчетов. Поклонники капитализма видят в этом факте доказательство неосуществимости социализма. Но он доказывает лишь необходимость дальнейшего расширения производства.

Последнее возможно, с одной стороны, путем привлечения к производительному труду целой массы сил, которые сейчас работают непроизводительно, хотя и много трудятся (например, владельцы бесчисленных карликовых предприятий в области посреднической торговли и т. н.).

Но главным средством для расширения производства являемся возможно полное использование наиболее производительных предприятий и, возможно, более быстрое и повсеместное введение всех известных нам машин и приспособлений, максимально сберегающих труд. Это предполагает, разумеется, наличность цветущей и "ысокоразвитой крупной промышленности. И потому всякий, кто в своем стремлении поразить капитализм разрушает промышленность, фактически парализует всякий прогресс в направлении социализма.

При капиталистическом строе главная выгода от введения сберегающих труд машин достается промышленным капиталистам. Они извлекают из таких машин, покамест они еще не вошли в общее употребление, увеличенную прибыль, между тем как для рабочих введение этих машин никогда не связано с какими-либо выгодами, а часто означает лишь безработицу или вытеснение обученных рабочих необученными.

Поэтому поборники капитализма полагают, что капиталистическая собственность и частная инициатива капиталистов являются незаменимым стимулом для развития производительных сил и что при социализме развитие это должно приостановиться.

На деле же социализм вызовет изменение совсем другого рода. Рабочие, которые при настоящих условиях совершенно не заинтересованы во введении сберегающих труд машин, будут при социалистическом строе самым кровным образом заинтересованы в этом в гораздо большей степени, чем теперь капиталисты. Ибо последние вводят машины лишь в т е х с л у ч а я х, когда это дает им экономию н а з а р а б о т н о й п л а т е, между тем как рабочие будут настаивать на их введении всегда, поскольку они сберегают труд.

Этим путем можно будет одновременно и увеличить общую массу продуктов, которая достанется рабочему классу, и сократить рабочее время. Сытые, хорошо отдохнувшие рабочие и максимально-короткий рабочий день — таковы наилучшие условия для интенсивной, тщательной работы.

Самым сильным стимулом, возбуждающим наибольшую охоту к труду, является, конечно, сознание, что работаешь на самого себя, что результат твоего труда пойдет в твою собственную пользу. Этого стимула, который существовал у свободного работника докапиталистических времен, в социалистическом обществе, разумеется, в полном объеме быть не может.

Для того, чтобы его восстановить, надо было бы отказаться от всех огромных технических преимуществ крупно-машинного производства. Социализм поэтому может на место индивидуального рабочего поставить лишь коллективного рабочего, который тогда сливается со всем обществом, и его сделать собственником всей совокупности средств и продуктов производства.

Но этим создается и тот стимул к труду, которого у рабочего не может быть при капиталистическом строе. При социализме труд рабочего обогащает не его классового врага, а весь тот коллектив, к которому и он принадлежит.

Само собою разумеется, что этот стимул к труду не будет так силен, как тот, который бывает, когда человек работает на самого себя. Поэтому, возможно, — в особенности на первых порах социалистического хозяйства, - что его будет недостаточно для того, чтобы преодолеть в рабочем ту “леность”, которую в нем родила эпоха рабства и лишь несовершенно преодолела эпоха наемного труда.

Но зато крупное производство само создает новый стимул к труду, которого не было раньше. На фабрике рабочий работает не один, а вместе с целым рядом товарищей. И, как существо общественное, он, конечно, весьма чувствителен к суждению окружающей его общественной среды.

В социалистическом производстве от лености или халатности отдельных рабочих страдает не капиталист, а их собственные сотоварищи, которым, благодаря такому их поведению, достается меньше продуктов и больше работы.

Ввиду этого всякий, кто будет намеренно плохо работать на фабрике, будет пользоваться такой же дурной славой среди своих сотоварищей, как теперь штрейкбрехер, и это моральное давление будет на него действовать тем сильнее, что он не сможет даже, как теперь штрейкбрехер, сослаться в свое оправдание на голод.

Таким образом, социалистическое производство порождает целый ряд таких стимулов, которые чужды капитализму. А кроме того, если б их оказалось недостаточно, то социалистическое производство ведь всегда имеет возможность прибегнуть еще и к тем методам капиталистического периода, которые совместимы со свободой личности рабочего, например, к сдельной плате.

Социалистическое движение, т. е. стремление к эмансипации пролетариата, тесно связано с развитием свободной личности пролетария. А развитие личности создает новый стимул к труду. Рабочий, в котором пробудилось сознание собственного достоинства, отказывается быть предметом эксплуатации, но он слишком горд, чтобы жить за счет чужого труда. Он отказывается не только от милостыни, но и от “чаевых”, и его честолюбие заключается в том, чтобы добросовестно выполнять ту работу, за которую ему платят.

Классовая борьба, которую ведут большие пролетарские организации, пробуждает и усиливает в рабочем его социальные инстинкты, а крепнущее в нем сознание собственного достоинства порождает стремление не быть праздным трутнем.

Все перечисленные импульсы к труду, вытекающие из социального подъема пролетариата, а затем и из его господства, и обеспечивающие рост производительности его труда, делают излишним и даже исклю

чают всякое насильственное принуждение к труду. Ни один пролетариат, переросший эпоху стадности и созревший для социализма, не потерпит малейшего приближения к системе милитаризации фабрик и принудительного прикрепления к определенным предприятиям. Да и кроме того, подобного рода принудительные меры могут понадобиться лишь в таких социалистических учреждениях, которые вместо того, чтобы привлекать к себе рабочих, отталкивают их. А это значит, что они по существу никуда не годятся, и все попытки помочь горю введением принудительного труда лишь ускорят неизбежное банкротство тем, что вызовут ожесточенное сопротивление со стороны рабочих и еще больше понизят производительность труда.

Троцкий ошибается, полагая, что социалистическому строю присущи чудодейственные силы, могущие примирить пролетариат с принудительным трудом. Пролетариат восстает против всякого вида рабства, в том числе и против государственного, совершенно не считаясь с тем, свистит ли бич погонщика во славу царя или пролетариата.