Общественные отношения торгового капитализма.
а) Неорганизованные отношения между хозяйствами.
По мере того, как рынок расширялся в пространстве и вести с ним прямые сношения становилось делом всё более трудным, зачастую невозможным для мелкого товаропроизводителя, возрастала экономическая сила и общественное значение того класса, для которого это дело являлось специальностью.
Производя товары на обширный, неопределённый и отдалённый рынок, мелкий производитель теряет окончательно возможность лично доставлять свои продукты на рынок, как это по большей части делалось при ограниченном, близком и определённом рынке. Таким образом, последняя операция производства – перемещение продукта – окончательно отделяется от предыдущих, потребность производителя в посреднике-купце становится безусловно настоятельной, – а из этого возникает материальная зависимость производителя от купца. Производитель должен продать свои товары купцу, чтобы иметь возможность продолжать своё дело, но условия этой меновой сделки перестают быть равными для обоих сторон. Во-первых, производитель не знает действительных условий того рынка, на котором купец продаёт его товар; во-вторых, производитель не может ждать, так как при маленьких запасах ему необходимо немедленно продать свой товар, чтобы приобрести средства для дальнейшего ведения своего хозяйства. Купец, напротив, обладает всеми нужными сведениями и, располагая сравнительно большими средствами, может ждать с покупкой, если ему не нравятся предлагаемые условия. Следовательно, производителю приходится, вообще, уступать, принимать ту цену, какую даёт торговец. Это ещё не значит, конечно, что торговец станет понижать цену до произвольно-низкого уровня: во-первых существует конкуренция и между торговцами, и в случае крайности производитель товара может, хотя с большими усилиями, найти для себя другого купца-посредника; во-вторых, купцу и нет расчёта окончательно подрывать хозяйство мелкого производителя чрезмерно тяжёлыми условиями, , потому что, если хозяйство это разрушится, купец уже не будет дальше извлекать из него никаких выгод и подорвёт основу собственного благосостояния. Дело сводится, следовательно, к такой эксплоатации, которая ещё оставляет мелкому производителю только необходимые средства для продолжения его предприятия, а всё, что сверх этого, получает торговец, соответственно уменьшая ниже уровня стоимости ту цену, которую он даёт за продукт.
Надо отметить, что нередко в качестве посредника-скупщика выступает не чистый купец, а производитель, выполняющий вместе с тем последнюю перед доставкой товара на рынок операцию производства. Напр., в производстве часов, которое с самого начала являлось разделённым между многими мелкими производителями, производящими отдельные части продукта, скупщиками-торговцами оказывались обыкновенно те мастера, которые занимались соединением и прилаживанием отдельных частей; в прядильно-ткацкой промышленности такую роль играли аппертурщики. По существу, этот случай ничем не отличается от предыдущего: господство захватывает тот из производителей, кто выполняет последние операции производства, всё равно – одну или две.
Захват экономического господства облегчается для скупщика сравнительно небольшой устойчивостью мелких предприятий: всякое случайное потрясение, всякое стихийное или экономическое бедствие угрожает мелкому производителю гибелью его хозяйства и заставляет прибегать к помощи экономически более сильного члена общества, обыкновенно того же торговца-скупщика. Тогда скупщик выступает в новой роли кредитора-ростовщика; давая производителю ссуду на поддержание хозяйства, он, в сущности, заранее выплачивает цену тех продуктов, которые ещё только будут произведены его должником; но зато тем сильнее понижается цена этих продуктов и тем прочнее становится зависимость производителя от торговца-ростовщика; обыкновенно производитель при этом и формально обязывается не продавать своих продуктов никому, кроме кредитора.
Ростовщик и торговец-скупщик не всегда бывают соединены в одном лице; нередко оба эти дела являются специализированными. Сущности фактов это нисколько не изменяет – положение мелкого производителя оказывается всё тем же. Не редко ростовщик в своём развитии превращается в торговца-скупщика, расширяя, таким образом, свою общественно-производительную роль. Скупщик же почти всегда силою обстоятельств вынуждается играть роль ростовщика, оказывая поддержку приходящим в упадок хозяйствам.
Одним из ярких примеров описываемого явления может служить, так называемое, кулачество в русской деревне. Хозяйство крестьянина неустойчиво в силу многих причин: и вследствие первобытно-грубой техники, ставящей ход производства в сильнейшую зависимость от всяких изменений в атмосфере и, вообще, во внешней природе, и вследствие непропорциональной тяжести податей и налогов, и вследствие колебаний цен на хлеб и т. д. При натуральном хозяйстве один из этих не существовали (например, колебания цен), другие приводили только к тому, что сокращалось потребление крестьянской семьи. При денежном хозяйстве все эти причины ведут к тому, что в известные моменты у крестьянина возникает общая потребность в деньгах – на покупку орудий, семян для посева, на уплату податей и т. д. И так как, по большей части, продажа крестьянских товаров (хлеба, а потом, как увидим, рабочей силы), не даёт необходимой суммы, то крестьянин обращается за помощью к кулаку – обыкновенно его же более зажиточному односельчанину. Кулак даёт деньги, но за громадные проценты (по большей части десятки процентов в год), причём ссуда выплачивается нередко не одними деньгами, но также отработками (кулак в тоже время является здесь и скупщиком). Но так как проценты велики, а хозяйство крестьянина слабо и, вдобавок, по своей темноте и незнанию законов крестьянин очень часто оказывается обманут, то, несмотря на все усилия должника, долг не уменьшается, а возрастает. Наконец, когда фактически долг уплачен уже несколько раз, юридически его сумма достигает таких размеров, что хозяйство крестьянина не может более существовать, и его имущество переходит в руки его кредитора.
Итак, хотя формально мелкий производитель остаётся свободен, его действительная самостоятельность исчезает. Опираясь на свою материальную силу, скупщик вмешивается в производственную деятельность мелкого производителя: контролирует её, выступает в качестве высшего организатора производства. Сообразно своим расчётам, торговец кказывает, в каком количестве, какого качества и в какое время должен быть приготовлен продукт, и назначать цену за него. Производитель принужден на всё соглашаться, потому что, в противном случае, ему нет возможности сбыть свой продукт. Сообразно своим расчётам, скупщик заставляет производителя сократить производство или помогает ему расширить его. Косвенно при этом скупщик влияет и на саму технику производства, требуя продуктов такого, а не иного качества. Вообще, в значительной степени скупщик является если не формальным, то фактическим организатором мелких хозяйств.
Так создаётся фактическое объединение мелких хозяйств под властью одного организатора; объединение это лишь частичное, далеко не полное, сохраняющее за мелким производителем значительную долю самостоятельности во внутренних отношениях его предприятия. Такова торгово-капиталистическая организация производства.
Торгово-капиталистическое производство уже нельзя считать типичным мелким производством. Это – крупное производство для рынка, хотя большую часть производственного процесса товар проходит в мелких, феодально разъединённых предприятиях.
Развиваясь, торговый капитал приобретает всё большую власть над производством, и всё более расширяет сферу своего вмешательства во внутреннюю организацию хозяйств. При этом надо заметить, что остатки феодальных отношений нисколько не мешают торговому капиталу захватить в руки организаторскую, а с нею эксплоататорскую власть над крестьянским хозяйством; подрывая благосостояние крепостного крестьянства, феодал только уменьшает силу его сопротивления торговому капиталу; переводя крестьян на денежный оброк, феодал вынуждает их продавать свои продукты и, следовательно, прямо толкает их в руки торгового капитала; наконец, нередко меновой феодал выступает сам в роли торгового капиталиста-скупщика или ростовщика.
Весьма часто скупщик берёт на себя доставку производственных материалов, которые и покупаются у него мелкими производителями. Так как производители всё чаще должны брать эти материалы в кредит, то с течением времени дело упростилось: скупщик стал просто давать мелкому производителю материалы, из которых тот должен был приготовить ему продукт по заранее условленной цене. При этом мелкий производитель ещё в большей мере теряет свою самостоятельность. Про него, строго говоря, нельзя даже сказать, чтобы он продавал скупщику свой продукт: он только получает от торгового капиталиста вознаграждение за свою работу над его, капиталиста, материалами и заизнашивание своих орудий при этой работе. Если бы устранить эту вторую часть вознаграждения, то перед нами было бы то, что принято называть заработной платой. Это – домашняя система крупного капиталистического производства, вторая стадия развития торгового капитализма.
Крупный характер домашнего капиталистического производства выступает ясно уже не в том факте, что перемещение готовых продуктов на рынок совершается в больших размерах, но также и в массовой доставке материалов, которые затем распределяются между отдельными мелкими производителями.
Понятно, что чем сильнее фактическая зависимость мелкого производителя от торговца-скупщика, тем легче он утрачивает остатки своей самостоятельности, тем меньше он в силах сопротивляться дальнейшим захватам со стороны торгового капитала.
Иногда, после полного разорения товаропроизводителя, торговый капиталист находит ещё выгодным доставлять ему не только материалы, но и орудия для дальнейшего производства, так что почти исчезает последняя тень самостоятельности мелкого хозяйства. Это – крайний момент развития собственно торгового капитала, та граница, на которой он переходит в промышленный капитал.
б) Внутренние отношения предприятий в эпоху торгового капитала.
С внешней стороны торговый капитал очень мало изменяет в организации отдельного мелко-буржуазного хозяйства. Зато происходят значительные перемены по существу во взаимных отношениях членов такой группы.
Вначале, вторжение торгового капитала в жизнь мелкого хозяйства является выгодным для производителя: скупщик, принужденный конкурировать с местными покупателями, даёт ему довольно хорошие цены, а главное, делает большие заказы для отдалённых рынков. Но, по мере того, как производитель впадает в материальную зависимость от скупщика, дело изменяется. Иго торгового капитала начинает угнетать производителя всё более возрастающей, зачастую непосильной тягостью. Благосостояние хозяйства постепенно падает до того низшего предела, дальше которого торговому капиталу взять уже нечего. Мелкий производитель выбивается из сил, чтобы восстановить своё прежнее положение или хотя бы удержаться на одном уровне. В этих усилиях он истощает свою энергию, и не только свою, а также энергию остальных членов хозяйства. Он заставляет усиленно работать свою жену и детей. В тяжёлый труд вовлекаются дети в таком раннем возрасте, какой прежде был для них временем беспрепятственного развития. Женские элементы семьи уже не ограничиваются чисто домашним хозяйством, как по большей части было раньше, а принимают деятельное участие в производстве для рынка, в тех пределах, какие только допускает техника производства. Глава мелкого хозяйства становится эксплоататором своей семьи в той же мере, в какой его самого эксплоатирует торговый капитал.
Особенно ясно выступают эти явления в хозяйстве, так называемых, кустарей, сельский ремесленников, которые с ремеслом соединяют подсобное земледелие. Они не имеют для своей защиты таких прочных организаций, как цехи городских ремесленников, и потому легче подпадают власти торгового капитала. Скупщик в определении цен на кустарные изделия принимает во внимание то подспорье, какое имеет кустарь в земледелии, и понижает цены до того предела, при котором всё двойное хозяйство кустаря едва даёт ему необходимые средства к жизни. Эксплоатация рабочих сил семьи кустаря доходит при этом нередко до такой степени, которая обусловливает настоящее вырождение трудящихся.
Такова же судьба земледельческих хозяйств с подсобными домашними прмоыслами и вообще крестьянских хозяйств.
Нельзя не отметить, что уже в ранней стадии своего развития, в форме товарного капитала, капитал стремится разрушить патриархальный строй семьи с безусловной властью отца. Принимая участие в производстве на рынок, выходя их рамок чисто домашнего хозяйства, женщина приобретает большое экономическое значение в жизни семьи; этим подрывается материальная основа подчинения женщины. Но прочность отживающих обычаев так велика, что проходит много времени, прежде чем ясно сказывается это влияние торгового капитала.
Хозяйство городских ремесленников, благодаря силе цеховых организаций, упорнее и дольше сопротивляются могуществу торгового капитала, но всё же, в большей и большей степени, подчинялось его влиянию. При этом изменялись, конечно, внутренние отношения хозяина семьи в том же направлении, как для более слабых сельских хозяйств, только в меньшей степени, но зато особенно сильно изменялись отношения хозяина к его наёмным работникам – подмастерьям и ученикам.
То противоречие интересов хозяина и его работников, которое раньше скрадывалось и затушёвывалось общностью работы, семейно-дружественным характером отношений, теперь выступает всё ярче и резче. Мастер, угнетаемый властью капитала, чтобы сколько-нибудь поддержать своё колеблющееся положение, принужден угнетать подмастерьев и учеников, принуждён требовать от них более продолжительной и более интенсивной работы; меньше платить им, хуже содержать их. Со своей стороны, подмастерья и ученики всеми силами сопротивляются таким переменам. Внутренняя целостность ремесленного хозяйства исчезает, меняясь отношениями борьбы.
Подводя итоги, можно сказать, что сила торгового капитала преобразует внутренние отношения мелко-буржуазных хозяйств, внося в них дух эксплоатации: глава семьи выступает поневоле как эксплоататор остальных её членов, мастер – как эксплоататор своих наёмных рабочих.
в) Организованные отношения между хозяйствами.
Соответственно тому, как изменялось отношение цехового мастера к его подчинённым, изменялся и характер самых цеховых организаций: всё в большей степени они превращались в организации борьбы мастеров против торгового капитала, с одной стороны, против подмастерьев – с другой.
В борьбе с торговым капиталом дополняются и расширяются те части цеховых уставов, которые направлены против конкуренции и против понижения цен; кроме того, цехам приходится усиленно отстаивать перед правительствами свои монопольные права на производство и торговлю в городах, права, которые торговый капитал всячески стремится обойти и нарушить.
Но торговый капитал проникал внутрь самих цеховых организаций. Более зажиточные из мастеров сами становились скупщиками и ростовщиками в тех пределах, в каких это допускали цеховые уставы. Жажда накопления побуждала таких мастеров идти дальше; им представлялись неприятными и невыгодными цеховые стеснения – и те, которые препятствовали им расширять собственное производство, и те, которые не давали им окончательно подчинить себе хозяйства более бедных мастеров. Возникало стремление обходить и нарушать стеснительные правила уставов. Так, при производстве на вывоз, для мастеров, которые имели непосредственную связь с рынком, являлись неудобными те постановления цехов, которые устанавливали цену продуктов и мешали дёшево скупать их.
Часто не выполнялись на практике и те статьи уставов, которыми ограничивалось число наёмных работников у отдельного мастера, и, следовательно, не допускало расширение предприятий.
Вообще, в борьбе с торговым капиталом цеховые организации расшатываются в своих основах, обнаруживают недостаток внутреннего единства и сплочённости.
Зато в борьбе против подмастерьев цеховая солидарность является ничуть непоколебленной. Принимаются самые энергичные меры, чтобы затруднить подмастерьям переход в ряды мастеров, потому что возрастание чила мастеров угрожает усилением конкуренции. Устанавливаются долгие сроки ученичества и службы по найму в подмастерьях, создаются особенно строгие экзамены (требуют трудных «образцовых произведений», в которых подмастерье должен обнаружить своё искусство), назначаются высокие залоги при вступлении в цех, удлиняется рабочее время подмастерьев. Между прочим, от подмастерьев требуют обязательного странствования в течение известного числа лет по чужим городам и странам для усовершенствования в искусстве – условие, по тогдашним временам особенно трудное и сослужившее как увидим, плохую службу самим цехам. Подобные изменения в цеховом устройстве происходят со значительной быстротой, начиная с XIV века.
Новые правила цехов проводятся в жизнь обыкновенно с крайним пристрастием: для сыновей мастеров делаются всевозможные облегчения, благодаря которым все испытания и трудности обращаются нередко в пустую формальность, тогда как для людей иного происхождения вступление в цех становится почти невозможным делом. Цеховые привилегии приобретают узко-сословный характер – связываются уже не столько с искусством и знанием, сколько с происхождением.
Все эти нововведения вызывают энергичный отпор со стороны подмастерьев. Чем меньшей становится для каждого подмастерья вероятность выйти из своего положения и чем тяжелее само это положение, тем в большей степени место прежней связи между подмастерьем и его хозяином занимает товарищеская связь между подмастерьями, – связь, проникнутая уже духом вражды к хозяевам-мастерам. Создаются организации подмастерьев – вначале просто религиозные корпорации или союзы материальной взаимопомощи, переходящие с течением времени в ассоциации для борьбы за общие интересы против общих врагов.
Каждый союз объединяет подмастерьев одного ремесла, вначале только живущих в одном городе; но уже очень рано общие интересы, особенно взаимная поддержка во время странствований, расширяют эту связь за пределы отдельных городов; создаются междугородние, даже международные союзы подмастерьев одного ремесла. Дальше этого объединение никогда не шло; подмастерья различных ремесел не только не объединялись между собою, но нередко даже враждовали, подобно мастерам различных цехов.
Благодаря значительной силе своих организации, подмастерья нередко принуждали мастеров к различным уступкам и создавали желательные для себя условия. Мастера всячески старались уничтожить эти союзы и нередко добивались соответственных законов. Но тогда союзы подмастерьев только превращались в тайные, а не переставали существовать. С переменным счастьем борьба тех и других организаций продолжается на Западе в течение всей эпохи торгового капитала. Главным орудием в борьбе для обоих сторон являлись стачки и бойкот. (Бойкот – это коллективный отказ от сношений с определённым лицом или группой, когда, напр., не покупают никаких товаров у такого-то продавца или не нанимаются ни на какую цену у такого-то предпринимателя и т. под.)
Такому перерождению подвергались ремесленные организации под действием торгового капитала.
Что касается до организаций собственно политических, то эпоха торгового капитала была временем расцвета абсолютной монархии. Прочная экономическая связь между различными частями государства, которую создавало развитие сношений, являлась основной прочного политического объединения страны. В то же время абсолютной монархии пришлось выполнить весьма важные и широкие исторические задачи, выполнить в тяжёлой борьбе, которая укрепила силу абсолютной монархии и завоевала её сочувствие и доверие развивавшихся торгово-промышленных классов общества.
Первой из этих задач было уничтожение тех остатков старого феодализма, которые не могли приспособиться к изменившимся историческим условиям и начали отчаянную борьбу за своё существование против всего менового общества. Только часть феодалов – экономически более сильные и прогрессивные элементы этого класса – оказалась в состоянии сохранить своё прежнее общественное положение среди водоворота меновых отношений, при возрастающей силе торгового капитала. Более слабые элементы оказались беззащитными в сфере чисто экономической, рыночной борьбы интересов и стали быстро приходить в упадок под ударами торгового и ростовщического капитала; существование таких феодалов ещё могло поддержаться некоторое время лишь благодаря остатками натурального хозяйства в их поместьях. Быстро совершавшееся вытеснение этих остатков денежными отношениями шаг за шагом уничтожало возможность существования старых феодалов. Но они не в состоянии были примириться с такой перспективой. Пользуясь своим старинным правом брать пошлины с проезжающих купцов, они стали выходить с дружинами на большие догори и грабить торговые караваны, добывая себе таким образом средства к жизни.,но причиняя громадный ущерб развитию общественного производства. Государство своей военной силой укротило этих феодалов, разрушило их неприступные замки и создало безопасность сношений, необходимую для торговли и промышленности.
Подавление крестьянских восстаний было задачей абсолютного государства. Переход феодальных отношений в крепостные создал для крестьян такие невыносимые условия жизни, что, по мере развития менового феодализма крестьянские возмущения и бунты становятся всё более частым явлением. Вначале, пока меновые связи оставались сравнительно узкими и каждая область жила своей обособленной жизнью, крестьянские восстания имели местный характер и подавлялись сравнительно легко. Торговый капитал, создавая широкие и прочные связи между различными областями, создал почву для широких национальных крестьянских восстаний, охватывающих целые страны; а ухудшая ещё сильнее прежнего положение крепостного крестьянства, он придал этим восстаниям особенно жестокий и упорный характер. В Италии в XIII, в Англии и Франции в конце XIV века, в Богемии в XV веке, в Германии в начале XVI происходили крестьянские войны, для успешного окончания которых понадобилось со стороны государственных организаций полное напряжение их сил.
Наиболее замечательная из этих войн – германская. Они оставили по себе, между прочим, любопытный исторический документ, в котором ясно и отчётливо, в литературной форме, изложены основные требования и стремления тогдашнего крестьянства. Это – манифест 12 пунктов (1525 год). В нём крестьяне ставили следующие требования: отмена крепостного права, уничтожение незаконных поборов – духовных и светских; беспристрастие в судах; свобода проповеди; беспрепятственное пользование лесами, охотой и рыбной ловлей; отчётность в платимых народом податях; вознаграждение за некоторые явные несправедливости господ... Характерно, для крестьянской психологии и, вообще, для психологии того времени, что все эти чисто классовые, практические требования подкреплялись религиозными доказательствами – ссылками на тексты Священного Писания.
Как показала история, лишь в немногих своих частях программа крестьян являлась реакционной (напр., в требовании свободного пользования лесами, охотой и рыбной ловлей); в других частях она соответствовала общему направления развития. Но крестьянские войны неминуемо должны были окончиться поражением крестьян. Только временно борьба могла объединить их массы; чем дальше, тем больше, крестьянство обнаруживало недостаток сплочённости. В этом ясно выражается истинный характер крестьянской психологии в меновом обществе – характер узко-индивидуалистический. В самом деле, крестьянское хозяйство есть мелкое хозяйство; в нём нет никакого сотрудничества, оно не обладает тесной постоянной связью с другими такими хозяйствами; нет, следовательно, основных условий солидарности в общественной борьбе.
Третьей задачей абсолютного государства явилось в изучаемую эпоху освобождение крестьян от крепостных отношений.
Не одни крестьянские восстания расшатывали основы крепостного права, обнаруживая опасность прежний отношений для общества и для самих феодалов. Для торгово-капиталистического класса крепостное право было помехой на пути развития, в значительной мере препятствуя торговому капиталу захватить окончательно в свои руки организаторскую власть над крестьянскими хозяйствами. Далее, для государства, нередко нуждавшегося в деньгах, крестьянская масса, принуждённая уступать феодалам неумеренно-значительную долю своих продуктов и стеснённая в своих занятиях прикреплением к земле, становилась слишком плохим источником обложения. Наконец, часть самих феодалов находила более выгодным эксплоатировать свои поместья при посредстве свободных арендаторов, чем иметь дело с подневольным и потому мало производительным трудом крепостных; эти феодалы освобождали своих крестьян сами, сгоняя их с земли.
В иных случаях освобождение крестьян произошло с большой поспешностью, почти само собой (Англия); в других оно приняло форму особого законодательного акта. В большей части стран Европы оно завершилось уже в начале эпохи промышленного капитализма, но силы, которыми оно было вызвано, сложились, главным образом, на почве торгового капитала.
Фактическое отношение общественных сил сказалось при освобождении крестьян в том обстоятельстве, что крестьяне лишались иногда всей земли, находившейся в их пользовании, чаще – некоторой её части, причём за остальную часть они платили выкуп (т. е., в сущности, покупали её).
Одновременно с расцветом абсолютного государства стала окончательно приходить в упадок прежняя организация феодального господства – католическая церковь.
Утратив как было раньше выяснено, наибольшую долю своего значения в общественном производстве, католическая церковь долгое время сохраняла и даже старалась увеличить свою долю в общественном распределении. Это создало духовенству сильных врагов в других общественных классах. Против него были настроены и крестьянские массы, наиболее страдавшие от десятины и других поборов, и ремесленно-торговые группы, враждебные всем вообще феодалам, в том числе и духовным;наконец, даже светские феодалы и государи находили очень выгодным прибрать к рукам обширные владения церковной организации.
Всякие идеи, враждебные власти духовенства, находили для себя всё более благоприятную почву в настроении различных общественных слоёв. Ереси развивались с такой силой и быстротой, как никогда раньше. Духовенство боролось против них с ожесточением, всеми силами стараясь подавить критическую мысль. Но тем сильнее возрастала ненависть к католицизму. Победа еретиков стала неизбежною – наступило время религиозной реформации.
Явилась масса сект, которые выставляли самые разнообразные религиозные учения, ссылаясь на самые различные тексты Священного Писания. Но сущность дела сводилась к одному: долой духовных феодалов! Тексты толковались, может быть, вкривь и вкось, но сущность чувствовалась сильно и не подлежала сомнению.
Борьба за сохранение права эксплоатации ознаменовала со стороны католического духовенства самым неслыханными жестокостями. В этой борьбе духовенство выделило из себя организацию поразительной силы и прочности, совершеннее которой для боевых целей трудно представить, – орден иезуитов. Террор достиг крайних пределов в деятельности инквизиции.
Все эти громадные усилия могли только на время задержать ход победоносной реформации. Первые реформаторы погибли в неравной борьбе. Лютер и Кальвин были уже победителями.
Католицизм сохранил прежнюю силу в Италии и на Пиренейском полуострове; для Италии он был выгоден, потому что в её пользу папство эксплоатировало целый мир; в Испании и Португалии он удержался потому, что экономическое развитие этих стран в XVI-XVIII веках испытало, по особым причинам, сильную задержку, точнее даже – сменилось довольно глубокой деградацией.
Государство конфисковало земли духовенства, что сопровождалось обезземеливанием значительной части крестьян; конфискацию оправдывали тем, что это необходимая мера борьбы с суевериями, поддерживаемыми католической церковью. (Пример того, до какой степени идеи людей находятся в зависимости от их интересов, хотя зависимость эта обыкновенно не сознаётся).
Разложение и упадок цеховых корпораций под влиянием торгового капитализма точно также повели во многих случаях к конфискации государством имуществ этих корпораций.
И освобождение крестьян, сопровождавшееся их обезземеливанием, полным или частичным, и конфискация князьями и королями имуществ духовенства и ремесленных организаций, оставившая без призрения (попечительства, прим. набор.) множество бедных, прежде кормившихся на счёт этих учреждений – всё это создавало массы бесхозяйного люда, лишённого всякой роли в общественном производстве, – массы так называемого «паразитического пролетариата», который являлся постоянной угрозой общественной безопасности. Историческая судьба этого пролетариата будет выясняться в связи с историей промышленного капитала.