Путешествие в ад, руководимое гидами.

В начале января 1969 года я почувствовал настоятельную потребность продолжить дальнейшие поиски и исследования ду­ховной стороны жизни и особых сфер, в которых я побывал, проводя эксперименты в 1964 - 1965 гг. Я решил поговорить с Джин Хоустон и Бобом Мэйстерсом — парой, которая в прош­лом работала с ЛСД и написала книгу о нем.

Они работали с гипнозом и измененными состояниями соз­нания. Я уважал их честность, их интересы, любовь и осведом­ленность в интересующих меня вопросах. После звонка по телефону я поехал за двести пятьдесят миль к ним домой. В течение двух последующих дней мы провели две восьмичасовых беседы об основных предпосылках в их и моей работе. В разго­воре они упомянули, что воспринимали внушение, исходившее от меня. Во время гипнотической индукции в своих наиболее трудных случаях они вызывали помощь высших сущностей.

Это пришло из моего опыта с двумя гидами. Я понял, что большинство людей не примет программирования со стороны равных им. Мы бы не хотели оказаться запрограммированными людьми, которые, как мы думаем, находятся на нашем уровне и знают столько же, сколько знаем мы, поэтому мы скептически относимся к результатам. Из случая с двумя гидами я понял, что общался с сущностями (или даже искусственно созданными су­ществами), значительно более высокими, чем я, и поэтому смог получить от них инструкции. С тех пор, как я общался с ними в последний раз, Джин и Боб использовали ту же технику в пят­надцати наиболее трудных случаях. Большинство из обследуе­мых субъектов неспособны были войти в глубокий транс или какое-либо еще необычное состояние сознания. С помощью но­вой программы они достигли глубокого транса, получили инструкции и переделали свою жизнь в направлении, которого они хотели бы придерживаться.

Контакт с Джин и Бобом воодушевил меня, и по возвра­щении домой в Мэриленд я нашел подтверждение, необходимое для продолжения моих исследований. После опытов в Топека Эллен Бонни и ее муж переехали в Балтимор. Вернувштсь до­мой, я сразу позвонил Эллен и спросил, не сможет ли она приехать и провести гипнотический опыт, чтобы помочь мне в моих исследованиях. Складывалось так, что она была свободна и могла приехать. Совпадения продолжались. Когда события оказываются благосклонными к вам одно за другим в быстрой последовательности, я называю это «контролируемой серией совпадений». Следующее сообщение показывает одну такую серию последовательностей. С помощью нашей обычной индукционной техники Эллен ввела меня в сферу двух гидов. Я вошел в нее в том же месте, в тот же момент. Быстрее я никогда не достигал этой области, кроме тех случаев, когда мне недвус­мысленно и энергично говорили: «У тебя еще много работы на физическом плане. Спускайся и выполняй ее». Я вернулся в тело, дотронулся до плеча Эллен и рассказал ей о сообщении. Она вернулась тоже, и мы начали работать над моим главным конфликтом с матерью в детстве. В определенные времена это была сложная область. Кое-что из нее осталось невыясненным и в последующие годы. Конечно, в то время я не знал этого. Находясь в трансе, я вошел в ощущение очень сильного контак­та с матерью. Я достиг очень глубокого плана скорби и плакал в течение получаса. И тут вдруг зазвонил телефон. Это был Сэнди, он спросил: «У вас не найдется пары наушников?»

Это было кодовое слово сбора группы для тренировочных занятий, так как во время наших встреч через наушники проигрывалась музыка. Я ответил: «Нет, но у меня есть пара очень мощных громкоговорителей».

Этот телефонный звонок удивил меня. Мы с Сэнди недавно говорили о проведении обучающего сбора. Но мы не условились о каком-либо конкретном времени, и в тот момент факт, что он пришел к тому же заключению, что и я, выглядел как внушенное совпадение. Гиды как раз предложили мне вернуться на физический план и провести встречу. Мне предстояло работать именно на физическом плане.

Я рассказал ему о моей встрече с Эллен, и он шутливо ответил: «Когда ты плачешь, пожалуйста, оставайся в своем теле, а не делай этого в моем доме. С потолка кухни льет вода, так что мне пришлось отключить воду в доме. Твоих слез слишком много».

Затем Эллен ушла, и тотчас пришел Сэнди. Мы провели с ним следующие шесть часов, программируя встречу для обу­чения. Он внимательно исследовал, что именно я хочу делать на этой встрече, куда идти, в какие детали моей прошлой жизни я хочу вникнуть и чем я был недоволен на своем жизненном пути. Мы пытались вскрыть, какими подсознательными процессами диктовались мои действия. Это было очень длительное, глубо­кое, тщательное рассмотрение моей жизни. Центральной была проблема, которую мы назвали «нержавеющий стальной компь­ютер». Это было действие без любви, в холодной, логической и рациональной манере без какой-либо надежды и вовлечения любимой женщины. Это был варварский, грубый способ действия.

Затем он исследовал мои страхи и слабости, и факт, что в настоящее время я не знаю, как найти свою любовь. Я постоян­но был под контролем части себя, управляемой каким-то подсоз­нательным мотивом. Моей жизни не хватало радости, чувства юмора. Были в ней какие-то очень важные пункты, куда мне следовало бы проникнуть в определенных очень глубоких про­странствах.

Мне на этой особой обучающей встрече не следовало покидать свое тело и выходить в далеко отстоящие пространст­ва, я должен был оставаться в пределах физического плана вме­сте с моей в нем неудовлетворенностью. Я не должен был использовать путешествие в отдаленные пространства как бег­ство от такого разбора моей жизни. В перепрограммирующей встрече Сэнди обращался со мной очень грубо – в такой же манере, как обращаются с пациентами-алкоголиками. Если в ка­кой-то момент он чувствовал что я избегаю или уклоняюсь от неприятных мне вещей, он сразу же бросался прямо в сердцевину этого вопроса. Он проник за мои защитные ограждения и убедил меня, что было бы очень важно проникнуть глубоко за них.

Комната, в которой нам приходилось работать, была устро­ена так, что я мог лежать на полу, на удобном ковре между двумя очень большими громкоговорителями. Я выбрал пластинки, ко­торые хотел проиграть Сэнди в период моего пребывания под воздействием ЛСД, и осторожно положил возле проигрывателя. Комната была заранее подготовлена: на стенах висели ковры, поглощающие звук, чтобы исключить эхо и заслонить любой свет снаружи. На полу стоял торшер. Окружающая обстановка была спланирована так, чтобы исключить всякую возможность рассеивания внимания.

На этой встрече мне предстояло познакомиться с некото­рыми вещами, которые в серии экспериментов на Вирджин-Айленде в 1964-1966 гг. остались в стороне, хотя я как будто и обязан был полностью понять сущность происходящего при прошлой встрече, состоявшейся около двух лет назад (в 1970 г.).

Мы заранее договорились использовать технику отдельных доз. 100 мкг, а затем час спустя 200 мкг (ЛСД был «чистым Сандоз»). Во время первого часа, приняв дозу в 100 мкг, мы продолжали работу над перепрограммированием, потом приняли дозу 200 мкг. Я лежал на полу между двумя колонками и слушал музыку, которая играла очень громко. Внезапно я был низвергнут в то, что позднее назвал «космическим компьюте­ром». Я был просто очень маленькой программой в чьем-то гро­мадном компьютере. В нем взаимодействовали гигантские силы. Через меня проходил поток фантастической энергии и инфор­мации. Ничто в ней не предполагало какого-либо чувства. Я был охвачен ужасом и паникой.

Я программировался другими бесчувственными программами выше меня и другими, еще выше этих программ. Я прог­раммировался меньшими программами ниже меня. Входящая в меня информация была бессмысленной. Бессмысленным был и я.

Весь этот компьютер был результатом бесчувственного танца определенного вида атомов в некотором участке мира, возбужденном и приводимом в движение организованными, но бессмысленными энергиями. Я путешествовал через компьютер как программа, которая используется другими программами. Повсюду я встречал существ, подобных мне, которые являлись подневольными программами в этом огромном космическом за­говоре, в этом космическом танце энергии и вещества, не имев­шем ни смысла, ни любви, ни человеческой ценности. Компьютер был абсолютно бесстрастным, объективным и наво­дящим ужас. Слой конечных программистов с внешней стороны его был воплощением самого дьявола, и все же и они оставались просто программами. Не существовало никакой надежды или шанса или выбора когда-либо покинуть этот ад. Я испытывал фантастическое, кошмарное страдание, будучи внедренным в этот компьютер приблизительно в течение трех часов планетар­ного времени, но целую вечность во время путешествия.

Вдруг появившаяся в компьютере человеческая рука вы­тащила меня наружу. Когда я вышел, я сразу покинул програм­му бесчувственного танца атомов и вернулся в человеческое тело в комнату, где находился Сэнди. Я понял, что Сэнди, увидев мой ужас и панику, чтобы помочь мне, схватил меня за руку. От безмерного облегчения я закричал и вдруг оказался ребенком на сильных и теплых отцовских руках, качающих меня. Я снова ушел вглубь себя. Теперь я наблюдал себя частью вне компью­тера. Я увидел двух программистов в человеческом облике и фигуру робота на скамейке. Робот был мной. Один из них ска­зал: «Если тот регулировщик роботов не сможет проявить не­много любви к этой модели, мы должны будем выбросить ее, как ненужный хлам». Я снова вернулся, засмеялся и сказал Сэнди, что он представляет собой регулировщика роботов. Затем я снова погрузился в себя. Два программиста появились снова, разго­варивая о роботе, который был мной. Один из них сказал: «Ему недостает пениса». Другой программист оторвал от какого-то выступа прямой пенис и воткнул его прямо в робота. Смеясь, я вернулся назад, и все мои привязанности, исполненные любви, потекли через меня. Я ощущал мать, струящуюся через меня, отца, всех женщин моей прошлой жизни, проплывающих через меня с любовью, теплотой и сиянием. Я был переполнен лю­бовью, таял от ощущения всех прошлых историй моей собствен­ной любви.

Снова я ушел внутрь себя и видел, как появился искрящийся, полный энергии лабиринт компьютера, охвачен­ный вспышками света различных цветов. Через лабиринт испол­ненной чувственности походкой проходили чрезвычайно привлекательные женщины. Я знал, что они также были робо­тами. Они были одеты в сверкающие платья, плотно обтягива­ющие их манящие фигуры, подчеркивая их восхитительные бедра, груди, талии, узкие, чрезвычайно красивые лица. Я увидел пять или шесть таких фигур, промелькнувших через лабиринт. Слышны были голоса двух программистов, обсуждающих эту сцену и меня. В это время я был только наблюдателем, свидете­лем. Один программист сказал: «Если он сделает все, что мы от него хотим, мы вознаградим его любовью одной из этих женщин». Я пришел в ужас, потому что осознавал, что женщины были роботами, а не реальными людьми. Я снова вернулся в комнату и сказал Сэнди, что я, готов принимать все, программируемое двумя гидами, но не собственные программы Сэнди. Я сказал все это с юмopoм и в шутливой манере, так как понимал, что мы работали над перепрограммированием. К это­му времени я уже начал выходить из под воздействия ЛСД и медленно возвращался к нормальному времени. Все эти эпизоды проходили на чрезвычайно высоком энергетическом уровне, чрезвычайно ускоренно. Здесь я могу подробно рассказать толь­ко об основных моментах и случившихся со мной вещах, из-за которых я научился кое-чему новому.

Я узнал, что в моем человеческом биокомпьютере были внедрены некоторые основные предвзятости. Они строились на безапелляционных утверждениях наук, которые я усвоил в кол­ледже и при чтении.

Предположение номер 1 состояло в том, что происхож­дение мира, согласно как теории большого взрыва, так и новой теории создания вещества в пустом пространстве, было исключительно делом случая. В этом не было Бога. Не было никакого организующего интеллекта, подобного нашему. Было только случайное сгущение вещества в пылевые облака, со­единившиеся в звезды, а звезды объединились в огромное число галактик. Истоки нашего тела явились результатом взаимо­действия определенного вида молекул атомов, сосредоточенных в определенных местах планеты, атмосфера которой была результатом ряда автоматических процессов. Определенные температуры, виды вещества и энергии, радиация и подходящее расстояние от солнца, порождающего нас из глубин изначаль­ного моря на планете через медленный, очень медленный процесс эволюции. Где-то появились скопления живого вещест­ва, они постепенно объединяли усилия и наконец породили серию антропоидных организмов, конечным результатом кото­рых являемся мы. В таком случае это и было космическим ком­пьютером, генерирующим нас. Не существовало никакого сотворения Богом. Не было никакого Бога. Не было никого, кто мог сотворить все это. Случилось так, что материя сама по себе, а энергия сама по себе объединились правильным образом, что­бы произвести разумные скопления энергии. Это были мои основные убеждения, которым предстояло измениться в резуль­тате сеансов ЛСД. Чтобы отделаться от этих ограничивающих представлений, я должен был выстроить их в совершенно рациональное целое со всеми отрицательными эмоциями, свя­занными с ними. Как я понял позднее, таким образом были сож­жена моя основная карма. Этот эпизод относился к тем, которые суфии называли «хождением в ад, чтобы познать Небеса».

По моей оценке, космический компьютер стал наиболее су­ровым опытом наказания, которое когда-либо было в моей жизни. Это было намного хуже, чем любой кошмар детства. И гораздо более ужасно, чем любой внешний опыт, извлеченный из отношений с любым человеческим существом, с которым мне приходилось когда-либо общаться. Страдание, страх, пара­ноидальные эмоции поддерживались на максимальной энергии, какую мой организм мог длительно выдерживать без са­мосгорания.

При последующем анализе оказалось, что два гида присут­ствовали в течение всего этого опыта. Они были замаскированы под двух программистов. Работа, которую они приказали мне выполнить, была в конце концов сделана. Последняя доля моего скептицизма, основанного на ограниченных научных основах, была, наконец, выдавлена из меня. Из этой крайней низшей точки единственный путь теперь был в направлении позитивно­го, к любви, просветлению. Не существовало никакого другого выбора. Я снова прошел через долину смерти и вышел оттуда невредимым и обновленным.

В течение нескольких следующих недель я испытывал чув­ство глубочайшей любви, которое знал раньше только в детстве. Я должен был пройти через печали, через эмоции всех видов, которые я заблокировал и отказывался признавать из-за моих «научных знаний». Впервые, я начал реально предполагать, что Бог существует во мне и что в мире имеется управляющий интеллект. Позитивные опыты в бассейне в 1964—1966 гг. с высшими разумами или с высшими существами и двумя гидами были частью взгляда на мир как на организованную систему.

В следующий месяц мне предстояло выяснить негативные аспекты моей науки, которые держат меня отделенным от чело­вечества. С большой силой я был низвергнут в физический план, в человеческие сферы. Мне нужно было увидеть, что на одном из путей я оставил дельфинов далекими от моих собственных пространств. Я начал видеть, что нуждался в дальнейшей помощи для получения спокойствия, уверенности на физичес­ком плане и большем знании о моих уходах от любви.

Этот сеанс открыл для меня совершенно новую область переживаний. Я стал спокойнее, более склонным к созерцанию и задумчивости, более внимательным и тактичным к челове­ческим существам.

Подвернувшийся случай поехать в Калифорнию на научное совещание дал мне возможность встретиться с некоторыми людьми на Западном побережье, разбирающимися в ЛСД и про­странствах, достигаемых с его помощью.

Во время моего визита в Калифорнию прошлым летом я встретился с Алланом Уотсом и провел с ним четыре часа в обсуждении наиболее глубоких аспектов мира, основных религий востока и глубочайшем значении жизни человеческого существа. Я с радостью узнал, что он ведет семинар, который в конце недели я смогу посетить. Я находился под впечатлением умения Аллана владеть речью и его плавно развивающегося описания мистического образа жизни. Будучи в Исалене, я все больше и больше поддавался впечатлению от его среды, людей и возможности моего продвижения там. В Сан-Франциско я бе­седовал с Диком Прайсом и Майком Марфи, основателями Исалена, об их возможностях. Они обещали провести со мной сеансы тренировки в Биг Суре. В первые несколько недель фев­раля я оставался в Биг Суре и с помощью персонала начал исследование самого себя и возможности дальнейшего изме­нения моего образа жизни. Я познакомился с Фрицем Перлсом и его окружением. Вирджиния Саттон оказала мне большую помощь в видении узких мест, действующих ниже моего обыч­ного уровня сознания. Она недвусмысленно продемонстрировала мне кое-что из моих предполагаемых состояний, особенно в отношении женщин. С ее помощью я прошел некоторые из весьма болезненных областей, являющиеся результатом внед­рения моего сознания в мои собственные подсознательные уловки и хитрости относительно женщин. Я начинал игру с женщиной, которую, как мне казалось, любил, но в действитель­ности я подсознательно пытался оградить ее от остальных мужчин. Эта программа, кажется, получила начало в моем дале­ком детстве, после рождения моего младшего брата, когда мне было два или два с половиной года. Ребенок трех лет считал, что его младший брат вытесняет любовь матери к нему, что, конеч­но, и имело место на самом деле. Это привело к гневу и началу той отвратительной игры в постоянной попытке вернуть любовь матери за счет другого лица мужского пола. С помощью Вирджинии я понял, что моя жизнь складывалась скорее в сто­рону жизни в Исалене, чем в направлении жизни исследователя в Спринг Гроуве. Вернувшись в Спринт Гроув, я решил отказаться от работы. Это привело ко многим неприятностям в отно­шениях с коллегами в Психиатрическом исследовательском цен­тре. Мое решение явилось для них полной неожиданностью. Я предполагал оставить Центру все мои научные приборы, кото­рые привез с собой. (Позднее это позволило одному из отлично окончивших студентов через две недели после моего ухода из Хилгардской лаборатории, оборудовать лабораторию гипноза и обратной биосвязи). 7 марта я передал свои обязанности и пере­ехал в Исален, чтобы начать новую жизнь.

Мой первый уикенд в Бит Суре состоялся в мастерской с Биллом Шатцем и другими пятьюдесятью девятью людьми. На меня произвели впечатление очень многие вещи. Я был пора­жен, каким образом такой тихий программист, каким был Вилли, смог добиться выполнения от людей таких вещей, кото­рые они бы никогда не осмелились делать раньше; и они делали их очень быстро, чтобы понять пути к большей свободе челове­ка. Так, к примеру, все мы находились в довольно маленькой комнате, называемой в Исалене мастерской. Шестьдесят чело­век стояли довольно плотно друг к другу. Вилл провел очень спокойную восьмиминутную беседу, в конце которой все в ком­нате, за исключением двух женщин, сняли всю свою одежду. Одна из женщин около меня сказала: «Что же мне делать? Как я могу снять платье?» Я тут же тихо ответил: «Просто снимите его», что она и сделала. Простота и спокойствие моей просьбы, казалось, сняли ее прежнее сопротивление. Тем временем дру­гая выглядела крайне обеспокоенной, но в конце концов сняла свою одежду и она. Мы ходили, смотрели друг на друга, касались один другого и постепенно привыкали к наготе.

В моих прежних поездках в Исален я оставался обнажен­ным в ванне. Я снимал свою одежду при тех или иных обстоя­тельствах с вполне спокойным отношением к этому. Уже давно я понял, что группы обнаженных людей всегда проявляют этику и воспитанность, и возможно, даже больше, чем когда они одеты. Я также узнал, что практически каждый осознает свое тело, что большинство людей не любят, когда на их обнаженное тело смотрят. Я не был исключением.

На следующей неделе занятия проходили под руководством Стива Страуда и Джона Хайдера. Они вели группу по ускорен­ной и довольно специфической программе. Это была моя первая встреча на уровне высоких энергий Стив определенно не верил в пользу пространного дискутирования, используя в основном невербальное общение на повышенном эмоциональном накале. В течение одной и той же недели я получил второй фундамен­тальный урок.

В группе занимался брат Стива, Билл, только что вер­нувшийся из Вьетнама. Между ними существовало что-то вроде соперничества, так как оба успешно работали на занятиях. На предыдущей неделе Билл закончил работу в группе Джона Хай­дера и теперь то и дело пытался применить его технику к группе Страуда. Это привело к тому, что Стив в конце концов потребо­вал у Билла уточнения, кто же из них является лидером.

К их спору о лидерстве присоединился молодой борец из Корнелла. Тут вдруг меня охватило сильное нетерпение и я воз­бужденно прокричал им: «Скорее решайте, парни, кто из вас чемпион, и давайте продолжим тренировку». «О, так ты тоже требуешь схватки», - последовал немедленный ответ Стива. Я яростно отпирался, но они настаивали. После того, как Билл и Стив закончили борьбу, и после того, как молодой борец победил Стива, настала моя очередь. Я должен был встретиться с борцом из Корнелла. Я вышел на эту схватку крайне неуверен­ным. В основном, я боялся как убить, так и быть убитым. Моя чрезмерная реакция в этой обстановке выявила закрепившуюся с детства установку. Я опасался гнева, боялся прийти в ярость, войти в красное пространство будущего гнева.

Когда мне было восемь лет, мой старший брат вечно про­воцировал меня. Однажды мы дразнили и третировали друг дру­га до тех пор, пока меня не охватил сильнейший приступ ярости. Я с размаху запустил ему в голову увесистым снарядом от игру­шечной пушки. В то же мгновение я осознал, что хотел убить его — я промахнулся лишь на дюйм. С того самого дня я решил больше никогда не терять самообладания. Зафиксированное в компьютере выступило против этого запрещенного проявления ярости.

Мы приступили к борьбе с соблюдением всех необходимых правил. Мы стали в стойку, остальные устроились у окон, стен, дверей, чтобы освободить нам побольше свободного простран­ства. По правилам полагалось не подниматься с колен и не использовать кулаки. Прежде чем мы начали, Стив попросил каждого из нас сказать, что он хочет преподать другому в этой схватке. Я ответил, что мог бы показать немного понимания и мудрости молодому человеку, а он ответил, что желал бы пока­зать мне молодость и силу. Мы приступили к борьбе.

Я был отчаянно напуган и поэтому работал крайне жестко и передвигался очень быстро. Он чувствовал себя гораздо сво­боднее, был расслаблен и приступил к борьбе в типичной манере борцов, следующих правилам. В моем отчаянном состоянии я автоматически выполнил прием дзю-до, перехватив его руку как раз тогда, когда он собирался нанести удар. Я схватил его руку довольно сильно, так что он отказался продолжить борьбу, очень удивленный. В правилах отсутствовали указания относительно запрещения использования приемов дзю-до или джиу-джитсу, которые я изучал в колледже. Я немедленно поднялся, испыты­вая громадное облегчение и освобождение от своей запретной программы, направленной против гнева, так как почувствовал себя способным контролировать свои агрессивные эмоции, не­сущие большую энергию. Я понял, что имеется целый спектр реакций на чей-либо гнев, который вовсе не обязательно приводит к убийству. Я освободился от установки, зафиксированной во мне в раннем детстве.

Я поблагодарил борца из Корнелла и Стива за полную пере­мену в глубинах моей натуры. В течение этой недели я стал свидетелем многих глубоких перемен и в других людях. Например, в группе была маленькая католичка, домохозяйка из Флориды сорока пяти лет, у которой было пятеро детей. Оказа­лось, что она очень талантлива в некоторых особых областях человеческих возможностей: она могла входить в состояние транса автоматически. Я обнаружил, что когда кто-нибудь из ее группы очень сердился на нее, она неподвижно садилась на пол посередине, не проявляя признаков жизни. Ее тело было здесь, но разум ее явно отсутствовал. Я немедленно отметил, что она входила в транс при испуге.

Стив разбил нас на меняющиеся пары для совместной работы вне часов групповой работы. Столкнувшись с ней в сле­дующей паре, я спросил ее, знает ли она, что делает. Она описала это очень точно. Она сказала, что когда пугается, то уходит в себя, в маленькое серое пространство, глядя на любой бле­стящий предмет в комнате. Она фиксирует пристальный взгляд на блестящем предмете, а затем выпрыгивает из своего тела в этом маленькое пространство. Я нашел, что это очаровательный маневр и спросил ее, не могла бы она воспроизвести его для меня. Она пыталась, но не сумела. «Вероятно, чтобы сделать это, вы должны испугаться?» — спросил я. Это был ключ. Я заставил ее испугаться, чтобы она смогла сделать это.

Пока она находилась в трансе, я исследовал ее возмож­ности для иных способов обращения со страхом и гневом. Я поговорил с ней в ее маленьком сером пространстве. Она дове­ряла мне. Мы договорились с ней о выходе из этого серого про­странства по ступенькам: лучше десять шагов, чем один большой прыжок. Я сказал: «При вашем возвращении из транса вы буде­те двигаться постепенно, по ступенькам, в направлении обычной реальности. По пути вы совершите путешествие в мир, и вы­ясните, что представляет собой каждая из ступенек.» Она вышла из своего тела, путешествовала по вселенной, затем вернулась на планету, снова вошла в свое тело.

Мы повторили это несколько раз, и она уходила и возвра­щалась ступенчато. Все это продолжалось три дня. На четвертый день в конфликтной группе она приказала себе рассердиться на огромного мужчину, который был весьма искусен в конфликтах и потому совсем не продвигался. Она настроила себя на гнев, подбежала к нему через всю комнату и ударила его головой в живот. Затем она осталась рядом, чтобы позаботиться о нем, и самоотверженно работала вместе с остальными из группы, что­бы расшевелить его. Для нее это явилось фантастическим прог­рессом. Она получила возможность использовать энергию своего страха и своего гнева для того, чтобы интенсивно рабо­тать с личностью, что было значительно сильнее ее вхождения в транс и выхода из тела. В течение недели мы выявили еще двоих, делающих такого рода вещи в аналогичных ситуациях. Очевидно, вхождение в транс с целью избежать последствий происходящего снаружи часто является реакцией цивилизован­ного сознания на гнев и страх.

На следующей неделе я был на уикенде Фрица Перлса и в течение недели изучал терапию преобразования. Фриц был ее создателем и специалистом в этой области. Члены группы, с ко­торой он работал, сидели вдоль стен комнаты в креслах. Рядом с ним стояло кресло, называемое «горячим креслом». Если кто-нибудь изъявлял желание поработать с ним, то садился на «го­рячее место» рядом с Фрицем. Я наблюдал, как некоторые из наиболее опытных членов группы садились в горячее кресло и что с ними случалось в нем, прежде чем попытаться самому сде­лать это. Я видел, что человек испытывал страдание или на­ходился в отрицательном состоянии, которое он не хотел бы переживать, и просил Фрица программировать прежнее состо­яние, когда он находился в эмоциональной норме.

Первая проблема, над которой я намеревался поработать, состояла в том, что я непрерывно вел профессиональную жизнь, которую я называл «я и моя аудитория». При такой работе мо­его биокомпьютера я и мысленно находился в центре группы. Я говорил с этой группой, моей аудиторией, и ждал что она будет реагировать определенным образом. Я позднее назвал это те­левизионным сценарием, так как представлял заранее, что имен­но я буду делать с моей аудиторией. Эта игра, которую я программировал в своей голове, отнимала у меня много времени и энергии. Когда я сел в горячее кресло, я сказал об этом Фрицу. Он сказал «Олл раит. Сам оставайся в своем кресле, а свою аудиторию посади в другое. А сейчас говори с твоей аудиторией». Я сказал: «Почему вы всегда здесь? Почему вы сидите здесь, наблюдая и слушая? Почему я не получаю никако­го ответа от вас? Почему я не получаю такого ответа, какого хочу, который мне требуется от вас? Подите вы все... Я зол на вас».

Фриц сказал: «Хорошо, теперь садись в другое кресло, бу­дешь аудиторией. Расскажешь Джону, что ты о нем думаешь.»

И в качестве аудитории я высказался: «Ты позирующий глу­пец. Ты стоишь там наверху и читаешь нам лекцию. Ты расска­зываешь нам, что происходит в мире. Ты объясняешь, что заставляет тебя действовать. Ты такой великий аналитик, и все-таки все мы здесь с тобой, наблюдаем все это, критикуем тебя, ведь на самом деле ты не знаешь, о чем говоришь. Ты самовлюб­ленный фанатик, играющий в науку, тогда как в действитель­ности ты и не представляешь, что происходит. Ты не способен понять нас. Ты не можешь понять, почему мы все здесь, в твоей голове. Ты даже не знаешь, как избавиться от нас».

Фриц сказал: «О-кей, теперь поменялись».

Я вернулся в свое кресло и снова стал Джоном. К этому времени я как Джон был очень зол и сказал аудитории: «Будьте вы прокляты. Я достаточно натерпелся от вас. Ваши издевки — на самом деле мои собственные замаскированные программы. Я знаю, чем вы занимаетесь. Вы раскладываете меня на крошеч­ные контрольные системы». Затем я закричал: «Пошли вон!»

Фриц сказал: «Сделай с аудиторией то, что тебе хотелось бы с ней сделать».

Я поднял руки над головой, сжал их в кулаки и опустил на бочку, которая была «аудиторией», и с яростным удовлетво­рением нанес серию сокрушительных ударов по ее крышке.

Фриц наблюдал все это. Затем он спросил; «Как само­чувствие?» И я ответил: «Великолепно». Он сказал: «А теперь пройдись вдоль группы и скажи каждому то, что ты действитель­но хотел бы сказать». Я сделал это, выдавая каждому совершен­но индивидуальное сообщение, содержащее очень многое о наших отношениях. Это на время совершенно очистило меня от «аудитории».

Через несколько дней я снова сел в горячее кресло, на этот раз имея в виду смерть моей матери. У меня было несколько тормозящих, неотработанных, неоконченных дел типа моей вины в связи со смертью матери, которые прокручивались ниже уровня моего сознания. Семь месяцев я старался поддерживать жизнь моей матери и затем в конце, когда рак дыхательных путей убил ее, я считал себя виновным в том, что так долго под­держивал ее жизнь искусственным путем.

Я сел в горячее кресло и Фриц сказал мне: «Хорошо, воз­вращайся к моменту смерти своей матери». Я вернулся в тот самый день и, ощутив приближение ее смерти, испугался и снова вошел в группу. Фриц сказал: «Возвращайся туда». Я снова вер­нулся и стал проходить через страх, горе и вину, связанную с врачами, с моим собственным участием в происходящем. Я тща­тельно просмотрел всю ленту о ее смерти. Я плакал. Охваченный сильным страхом, я дошел до паники, затем снова зарыдал от горя. Три раза Фриц прерывал меня, и наконец сказал: «Хорошо, ты не совсем еще закончил, но ты прошел через большую часть всего этого». Он позволил мне встать с горячего кресла.

В целом я провел в этой работе две недели и один уикенд и узнал много нового о себе и о других людях, а также о технике Фрица. На меня произвело впечатление его умение настраивать­ся на любого человека и программировать его на вхождение в области еще более глубокие, чем те, в которые тот был способен погружаться. Я обнаружил, что пока этот человек желал быть запрограммированным войти в любую область, Фриц был счастлив, а тот быстро прогрессировал.

На следующей неделе я был представлен Иде Рольф. Я по­лучил свои первые три часа так называемого «рольфинга». Ида работала уже свыше сорока лет и хорошо владела техникой обработки глубоких мышц. Она массировала, собирала их в структурное целое таким образом, что тело восстанавливалось. В результате человек начинал правильно ходить, стоять и делать другие вещи. Он действовал как дитя, как действовал, прежде чем травма испортила его тело. Ида освобождала тело посредством растяжения фасций* вокруг мускула. Если человек противо­действовал ее движениям, или если мускулы сами собой сопротивлялись, это вызывало боль.

В течение первого часа, пока она обрабатывала мою груд­ную клетку, я сопротивлялся и испытывал сильную боль. Я ска­зал ей об этом. Она ответила: «Я всего лишь милая седоватая пожилая леди. Боль — Ваша. Не я причиняю боль. Это Вы».

В течение этой недели я узнал, как в некоторых группах мышц может быть связана энергия, которая сохраняет в теле определенные зажимы в результате старой травмы в детстве. Действие этой травмы с помощью обратной связи с мозгом пов­торяется годами.

Например, она работала над моим левым плечом. Внезапно я увидел себя в возрасте двух с половиной лет, и тащившего меня через луг моего любимого колли, который схватил меня зубами за плечо. Я испугался и рассердился, почувствовав себя преданным моей любимой собакой. Неожиданно, взрослым, я смог лучше увидеть всю эту сцену и понял, что колли оттаскивал меня от стены, которая готова была обрушиться. Теперь я был способен простить собаку и принять боль. Ида продолжала обра­батывать мое плечо, но боли уже не было.

Таким образом я понял, что человеческий компьютер со­держит мышечную систему, и способ, посредством которого центральная нервная система поддерживает ее активность, является функцией, зафиксированной в детстве. Одна травма является скрытой причиной другой, устанавливая порочный круг в центральной нервной системе. Это продолжается посто­янно до тех пор, пока не произойдет разрушения в мозге или в мышце. Когда Ида доходит до такого участка, она находит в мышце напряженное место и давит на него очень сильно, рас­тягивая фасции (фасция – соединительнотканная оболочка, покрывающая отдельные мышцы или их группы, БЭС, т. 27, прим. ред). Это причиняет боль, которая преобразует уча­сток в центральной нервной системе, прерывая таким образом описанный выше порочный круг. У меня было ощущение огром­ного облегчения, так как я освободился от напряжения в левом плече, напряжения, о наличии которого я даже не подозревал.

Ида продемонстрировала, что чувствительной системой для распознавания такого рода травм были ее глаза. Она могла пос­мотреть на тело человека и немедленно сказать, где были повреждения. Я внезапно осознал, что человек с помощью «рольфинга» не должен стареть в пожилом возрасте и зараба­тывать артрит, он может оставаться молодым. В этот период семидесятипятилетний Фриц Перле прошел пятьдесят часов рольфинга, что тотчас проявилось в его молодой легкой походке.

С помощью рольфинга я открыл и другие важные свойства человеческого биокомпьютера. В возрасте двадцати одного года я работал в лесах Клаймэт Фоллз на съемке местности. Я руко­водил бригадой по вырубке кустарника. Мы расчищали путь че­рез болото для отряда топографов. Топор соскользнул с мокрого корня в топи и глубоко врезался в мою ногу. Я не сразу понял, что поранил себя. Мне показалось, что я попал в собаку, принад­лежащую шефу топографического отряда, как вдруг увидел кровь, бьющую из под листьев внизу. Я не мог видеть свою ногу, не чувствовал боли, но вдруг осознал, что ранил самого себя. Я лег, поднял ногу и позвал людей из нашей команды. Они пришли и переправили меня в госпиталь, где доктор зашил мне рану от стопы вверх несколькими стежками. В рану попала инфекция, и я двадцать дней пролежал в госпитале.

В течение недели рольфинга над моей ногой начал работать и дошел до этого шрама Питер Мельхиор. Я предупредил его, что это такое место на ноге, где нервные волокна срослись осо­бым образом, и потому оно крайне чувствительно. Он сказал: «О-кей» и обрабатывал этот участок крайне осторожно. Мы работали в комнате под высоким обрывом на Тихом океане. В тот момент, когда он начал пальцами водить по шраму, с обрыва обрушилась струя воды. Шум брызг прошел через мою ногу до головы и прошел через шрам таким образом, что освободил его от фантастической энергии. Шум струи провел эту энергию из мое