Новые (непоименованные) договоры

Система гражданских договоров постоянно развивается. Появляются новые типы (виды, подвиды) договоров. Причина этого - в непрерывной эволюции экономического оборота, в развитии имущественных отношений, регулируемых договорным правом. "Как только оборот принимает новые формы, так сразу же рождаются новые типы обязательств"*(74).

Однако не всякое договорное отношение, характеризующееся новыми свойствами, требует формирования нового договорного института. Необходимость в его создании возникает лишь в том случае, когда новый признак приобретает правовое значение, т.е. требует законодательного отражения. "Там, где некоторые различия в экономическом содержании договоров не влекут за собой различных юридических последствий, не отражаются в юридическом содержании, нет необходимости в создании новых группировок обязательств. Дело в том, что не любое изменение в экономическом содержании влечет за собою появление нового вида правоотношения. Для этого необходимы существенные количественные изменения, приводящие к новому скачку - к изменению формы"*(75).

Право должно обеспечивать юридическим механизмом те договорные отношения, которые того требуют. В этом - одна из составляющих эффективности правового регулирования. Поэтому необходимо стремиться к тому, чтобы законодатель своевременно создавал новые типы (виды, подвиды) договоров, отражающие юридически значимое разнообразие экономического оборота.

Развитие отечественного гражданского законодательства подтверждает изложенный тезис. Каждый очередной Гражданский кодекс обогащается новыми договорами, не известными предыдущему кодексу. Так, в отличие от ГК РСФСР 1964 г., насчитывавшего 20 типов договоров, новый ГК регламентирует уже 24 договорных типа, многие из которых разделены на несколько видов и подвидов. Среди типичных представителей нового поколения договоров, впервые урегулированных в ГК 1994 г., можно назвать продажу предприятия, аренду предприятий, лизинг, финансирование под уступку денежного требования, доверительное управление имуществом, коммерческую концессию.

Определяя место нового обязательства в законодательном акте, следует учитывать нормообразующие признаки, на которых построена существующая система договоров. Необходимо анализировать, имеются ли такие признаки в новом правоотношении. Это позволяет надлежаще соподчинить новый договорный институт с имеющимися унифицированными нормами. "Появление новых институтов договорного права отнюдь не обозначает необходимости отвергать старую систему распределения договорных отношений по отдельным типам. Новые формы могут быть с успехом поняты при помощи тех положений, которые содержатся в системе ГК"*(76). "...При появлении нового типа договорных отношений следует поэтому каждый раз изучать вопрос о том, насколько дело идет о таких отношениях, которые не укладываются в известные ранее правовые признаки"*(77).

Данный тезис можно проиллюстрировать на примере договоров, впервые урегулированных в ГК 1994 г. Так, договор финансовой аренды (лизинга) имеет специфику, выражающуюся в своеобразном участии арендатора в приобретении арендодателем предмета аренды в собственность. Однако наряду с этой спецификой в нем присутствует родовая направленность на возмездную передачу имущества во временное пользование. Указанный признак лежит в основе уже урегулированного в ГК договора аренды. Поскольку специфика лизинга вторична по сравнению с признаком направленности, законодатель совершенно обоснованно сформулировал лизинг как вид договора аренды, распространив на него унифицированные арендные положения.

Вместе с тем набор поименованных договоров всегда, в любой стране отстает от потребностей оборота. Такое отставание закона от жизни неизбежно, поскольку всякий акт, посвященный гражданским правоотношениям, отражает потребности практики, которые определяются лишь на момент его издания. Отмеченная особенность законодательства наиболее ощутима применительно к договорным отношениям, так как последние создаются автономной волей самих участников оборота*(78). "Экономическая жизнь и деловой оборот всегда шире закрепленных в законодательстве правовых форм"*(79). Как следствие, при любом, самом современном гражданском законодательстве будут возникать договоры, им не урегулированные (непоименованные договоры).

В связи с этим концептуальное значение приобретает вопрос о том, как относиться к таким договорам: признавать их законными или незаконными? В различное время и в разных странах законодательство и судебная практика по-разному подходили к его решению*(80). В настоящее время в теории гражданского права прочно утвердился принцип, согласно которому стороны вправе заключить договор, не предусмотренный законом или иными правовыми актами. Единственное условие, требующееся для признания такого договора действительным, заключается в том, что его содержание не должно противоречить общим принципам и положениям гражданского права*(81). Соответствующая норма закреплена в п. 2 ст. 421 ГК. Думается, данный принцип в полной мере отвечает потребностям гражданско-правового регулирования. Гражданское право должно способствовать развитию имущественных отношений, а не сковывать законную инициативу их участников.

При появлении непоименованного договора, естественно, возникает вопрос о том, какими нормами он должен регулироваться.

Отвечая на него, следует исходить из основных системных принципов. Все гражданские обязательства делятся на группы по определенным нормообразующим основаниям от общего к частному. В связи с этим первостепенное значение приобретает исследование того, какие системные признаки, уже получившие законодательное отражение, присутствуют в новом правоотношении. Причем данный анализ должен проводиться в том же порядке, в каком формируется система договоров - от общего к частному.

Если какой-либо договор характеризуется признаком, требующим, но еще не получившим правового отражения, это не означает, что в данном непоименованном договоре отсутствуют более общие черты, уже обусловившие формирование унифицированных правовых норм.

Методика анализа представляется следующей. Прежде всего любой непоименованный договор характеризуется родовыми признаками обязательства. Поэтому к нему применимы унифицированные положения об обязательстве. Далее, в силу того, что в нем присутствуют родовые черты гражданского договора, на него распространяются общие положения о договоре. Следующим системным уровнем является признак направленности. Если непоименованный договор имеет новую, не знакомую ГК направленность, его правовая база должна ограничиваться общими положениями об обязательстве и договоре. Если же непоименованный договор обладает уже обозначенной в ГК направленностью, к нему должны применяться унифицированные нормы, отражающие данную направленность. Предположим, стороны заключили договор, направленный на передачу имущества в собственность на условиях оплаты, не соответствующих ни купле-продаже, ни мене, ни ренте. В таком договоре отсутствует набор признаков, характеризующих известные ГК договорные типы. Однако в нем имеется признак направленности на передачу имущества в собственность. Данный признак обусловил унифицированное правовое регулирование, не зависящее от иных черт обязательства. Оно и должно применяться к указанному непоименованному договору. Аналогичный анализ должен проводиться на каждой следующей ступени классификации.

Если новое обязательство обладает признаком, выделяющим предусмотренный в ГК тип договора, значит, оно является непоименованным видом данного поименованного типа и к нему должны применяться унифицированные нормы, обусловленные типовым системным признаком*(82).

Таким образом, к непоименованному договору должны применяться те унифицированные нормы, которые обусловлены присутствующим в нем системным признаком, уже использованным законодателем для формирования правовой базы.

В данном аспекте интересен договор долевого участия в строительстве, не являющийся договором простого товарищества. Эти обязательства, весьма распространенные в современной юридической практике, заключаются как соглашение, согласно которому одно лицо (дольщик) обязуется внести определенный имущественный взнос (в виде денег, иного имущества, выполнения подрядных работ и т.п.), за что по окончании строительства дома получает обусловленное количество жилой или нежилой площади. К какому типу встречных договоров они относятся?

В юридической литературе высказываются различные суждения по этому поводу. Предлагается квалифицировать правоотношения долевого участия как комплексный договор, а также как договор купли-продажи имущества, которое будет создано продавцом в будущем*(83).

Для ответа на вопрос о квалификации договора долевого участия в строительстве необходимо установить, обладает ли он, наряду с очевидной спецификой, не урегулированной ГК, признаками, характеризующими известные ГК договоры.

Если говорить о квалификации встречного договора долевого участия в строительстве по признаку направленности, то, во-первых, необходимо учитывать, что конечная цель рассматриваемого обязательства заключается в передаче жилого или нежилого помещения в собственность дольщику. Наличие в договоре долевого участия элемента направленности на передачу имущества в собственность предопределяет то, что обязанностью застройщика является не оказание каких-либо услуг, а передача помещений дольщику. Из этого следует, что именно застройщик как контрагент дольщика отвечает перед последним за надлежащее исполнение данной обязанности, в том числе за своевременность и качество передаваемых помещений*(84).

Во-вторых, возмездная передача помещения в собственность дольщику - цель, характерная для группы договоров, направленных на возмездную передачу имущества в собственность (главным из которых является купля-продажа), и для той категории подрядных обязательств, которые предусматривают передачу заказчику права собственности на результат работы. Поэтому возникает вопрос, к какому из этих обязательств ближе встречный договор долевого участия в строительстве: к купле-продаже или к подряду? Несмотря на то что и купля-продажа, и указанная разновидность подряда имеют одинаковую конечную цель, они относятся к различным группам, выделенным по признаку направленности. Разница заключается в том, что для участников подрядных отношений имеет значение не только сама передача имущества в собственность, но и процесс его изготовления. В правоотношении долевого участия интересами сторон охватывается процесс строительства дома, поскольку контрагенты связаны друг с другом в период строительства. Поэтому следует признать, что встречное обязательство долевого участия в строительстве характеризуется родовыми признаками договора подряда, т.е. является договором подрядного типа. Это дает основания для применения к нему унифицированных подрядных норм, обусловленных направленностью на возмездное выполнение работ с целью передачи результата в собственность заказчику. Данные нормы должны применяться в части, не противоречащей специфике долевого участия.

Правильность такого вывода проявляется при рассмотрении конкретных судебных споров, когда суды, сознавая, что законное и обоснованное решение можно вынести лишь с учетом подрядных норм, применяют к долевому участию правила о договоре подряда. Так, по одному из дел дольщик предъявил иск к заказчику о расторжении договора долевого участия на том основании, что, учитывая замедленный ход строительства, передача квартир в обусловленный срок стала невозможной. В гл. 30 ГК, регламентирующей куплю-продажу, такое основание для расторжения договора отсутствует. В то же время у суда не вызывало сомнений, что поскольку дольщик связан с заказчиком в процессе строительства дома, он должен иметь возможность защищать свои права и до окончания строительства. Институт подряда такие правовые средства предоставляет. В частности, ст. 715 ГК предусматривает, что договор может быть досрочно расторгнут заказчиком, если подрядчик своевременно не приступает к исполнению договора или выполняет работу настолько медленно, что окончание ее к установленному сроку становится невозможным. В итоге суд удовлетворил исковые требования со ссылкой на ст. 715 ГК*(85).

Смешанные договоры

В предыдущем параграфе была рассмотрена динамика появления договоров, обладающих новыми нормообразующими признаками, ранее не получавшими отражения в законодательстве. В то же время система гражданских договоров обогащается также в результате соединения в одном правоотношении элементов различных типов (видов, подвидов) договоров, уже урегулированных гражданским правом. При этом "под элементами различных договоров подразумеваются не отдельные изолированные обязанности, включенные в содержание того или иного договора, а определенная их совокупность, характерная для соответствующего договора"*(86). Иначе говоря, под элементами понимаются системные признаки, обусловившие выделение того или иного договора.

От договоров, соединяющих в себе различные нормообразующие факторы, необходимо отличать обязательства, которые основаны на системном признаке, включающем в качестве неотъемлемого элемента другой системный признак. Поглощенный таким образом системный признак теряет самостоятельное правовое значение.

Показательно в этом отношении конкретное дело из практики Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ.

Между сторонами был заключен договор аренды нежилого помещения. В соответствии с договором арендная плата включает в себя стоимость коммунальных услуг. Количество и стоимость необходимой арендатору электроэнергии определяется отдельным договором. Стороны заключили такой договор, назвав его договором на отпуск и потребление электроэнергии. В п. 2.2.2 данного договора предусмотрено, что арендатор вправе прекратить отпуск электроэнергии арендатору в случае задержки платы по аренде помещения. После возникновения задолженности арендодатель воспользовался указанным правом и отключил электроэнергию.

Уплатив долги и считая изложенное выше условие договора не соответствующим нормам ГК об энергоснабжении, арендатор предъявил иск о признании п. 2.2.2 недействительным.

Отменяя вынесенные по делу судебные акты, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ указал следующее. Все судебные инстанции без достаточных оснований оценили договор на отпуск и потребление электроэнергии как собственно договор на энергоснабжение. Согласно ст. 539 ГК сторонами договора на энергоснабжение являются энергоснабжающая организация и абонент (потребитель), имеющий энергопринимающие устройства, присоединенные к сетям энергоснабжающей организации. Арендодатель не может являться энергоснабжающей организацией для арендатора, поскольку сам в качестве абонента получает электроэнергию для снабжения спорного здания. Арендодатель получает электроэнергию в связи с арендой помещения. В связи с этим соглашение, названное договором на отпуск и потребление электроэнергии, договором на энергоснабжение не является. Это соглашение устанавливает порядок определения расходов арендатора на электроэнергию в арендуемом им помещении и является частью договора аренды. Право арендодателя за неуплату арендной платы отключить электроэнергию противоречит нормам ГК об аренде, поэтому данное договорное условие является недействительным. За невнесение арендной платы более двух раз подряд по истечении установленного договором срока платежа арендодатель в силу ст. 619 ГК вправе требовать расторжения договора аренды*(87).

Соединение различных нормообразующих факторов в одном правоотношении порождает немало вопросов, связанных с его регулированием. Далеко не всегда такое сочетание ограничивается беспроблемным совокупным применением к сложному договору правил о соединенных в нем обязательствах.

Во-первых, во многих случаях нормы одного договорного института противоречат нормам другого. В связи с этим, естественно, возникает вопрос о том, какие положения приоритетны.

Во-вторых, нередко соединение элементов различных договоров исключает применение "родных" норм об этих договорах, требует их изменения. Например, включение элемента того или иного договора в перевозочное обязательство не влечет за собой автоматического воспроизведения тех правил, которые установлены для него в "родном" институте. А потому и содержатся в институте перевозки нормы, регламентирующие не только саму работу по перевозке, но и другие обязательственные элементы, приобретшие специфику в силу присоединения к перевозке. В частности, самостоятельные отношения хранения существуют по одним правилам, а, попав в "перевозочный контекст", требуют особого регулирования.

Поэтому в том случае, когда сочетание различных системных признаков в одном правоотношении приобретает устойчивый и систематический характер, необходимо, на наш взгляд, стремиться к обеспечению такого сочетания соответствующим правовым регулированием, включающим в себя законодательные принципы взаимодействия конкретных договорных институтов и, если это необходимо, специальные нормы.

Процесс законодательного оформления сложных договоров идет постоянно. Ряд таких договоров обогатил ГК 1994 г. Например, в ст. 922 ГК регламентирована такая разновидность хранения, как хранение ценностей в банке с предоставлением клиенту индивидуального банковского сейфа. Она характеризуется тем, что клиенту предоставляется возможность помещения ценностей в сейф и изъятия их из сейфа без чьего-либо контроля, в том числе и со стороны банка. При этом на банк возлагаются обязанности по предоставлению клиенту сейфа и предотвращению доступа к сейфу кого-либо без ведома клиента. По существу в данном договоре соединились арендное обязательство по предоставлению сейфа в пользование клиенту и обязательство по обеспечению сохранности сейфа. Таким образом, законодатель оформил правовыми нормами фактически сформировавшийся смешанный договор.

В то же время, "даже если ограничиться только теми несколькими десятками типов и видов договоров, которые выделены в ГК, количество возможных их сочетаний может достичь астрономической величины. Естественно, что при таких условиях законодатель заведомо не сможет присвоить каждой комбинации свое наименование и разработать для нее специальные нормы"*(88). В связи с этим возникает вопрос о том, как обеспечить надлежащим правовым регулированием сложные договоры, не выделенные в ГК в качестве самостоятельных договорных типов (видов, подвидов).

В п. 3 ст. 421 ГК подобные договоры именуются смешанными. Здесь же предусмотрено, что к отношениям сторон по смешанному договору применяются в соответствующих частях правила о договорах, элементы которых содержатся в смешанном договоре, если иное не вытекает из соглашения сторон или существа смешанного договора.

Поскольку норма п. 3 ст. 421 ГК является чрезвычайно общей и не дает ответов на многие вопросы, возникающие в процессе совокупного применения различных договорных институтов, остановимся более подробно на основных принципах взаимодействия нормообразующих признаков, соединенных в смешанном договоре. На наш взгляд, эти же принципы могут использоваться законодателем при создании нового типа (вида, подвида) договора на базе того или иного смешанного правоотношения.

Во-первых, к смешанному договору могут применяться лишь такие нормы, которые обусловлены системными признаками, не противоречащими один другому.

Во многих случаях отсутствие противоречия между нормообразующими факторами лежит на поверхности. Например, аренда транспортных средств и лизинг являются самостоятельными видами договора аренды. Они различаются по вторичным системным признакам: аренда транспортных средств выделена по специфике предмета договора, а лизинг - по признаку участия арендатора в покупке арендодателем предмета аренды. Указанные вторичные факторы не противоречат друг другу. Поэтому обусловленные ими нормы сочетаемы между собой.

В то же время нередко анализ сочетаемости договорных институтов осложняется тем, что некоторые из них сформулированы законодателем на основании не одного, а двух и более нормообразующих признаков. При этом один из них противоречит признаку, обусловившему сочетаемый договорный институт. В такой ситуации необходимо анализировать каждую конкретную норму с позиции того, отражает ли она один признак, не противоречащий признаку сочетаемого договорного института, или она отражает два признака, один из которых противоречит признаку сочетаемого института. В первом случае норма применима к смешанному договору, во втором - нет.

Рассмотрим этот принцип на примере соотношения таких договорных институтов, как безвозмездное пользование и аренда зданий. Институт аренды зданий (сооружений) отражает специфику предметного признака здания (сооружения). Однако специфика здания привязана к признаку возмездности (договор аренды является возмездным договором). Институт безвозмездного пользования обусловлен фактором безвозмездности. Поэтому в том случае, когда стороны заключают договор безвозмездного пользования зданием (сооружением), возникает вопрос о том, какие правила из института аренды зданий применимы к ссуде зданий, а какие - нет. Для ответа на этот вопрос необходимо установить, какие нормы об аренде зданий отражают предметные особенности независимо от возмездности-безвозмездности правоотношения (они могут применяться к ссуде зданий), а какие привязаны к фактору возмездности (такие применяться к ссуде здания не должны). При анализе данного соотношения прежде всего возникает вопрос о том, можно ли применять к ссуде здания некоторые правила ст. 652 ГК, регламентирующей права на земельный участок при аренде находящегося на нем здания или сооружения, и положения о форме передачи здания, установленные в ст. 655 ГК.

Другой пример - соотношение институтов ренты и продажи недвижимости. Договор продажи недвижимости выделен по предметному признаку. По поводу этого же предмета - недвижимости могут возникать рентные отношения, особенности регулирования которых обусловлены алеаторным характером встречного предоставления. Однако поскольку в институте продажи недвижимости предметный признак привязан к эквивалентно-возмездному характеру встречного предоставления (его определенности), при решении вопроса о сочетании норм институтов ренты и продажи недвижимости необходимо установить, какие конкретно нормы о продаже недвижимости привязаны к признаку эквивалентно-возмездного предоставления, а какие - нет. Если установленные законодателем особенности продажи недвижимости не зависят от фактора определенности (неопределенности) встречного предоставления, то они могут применяться к рентным договорам. Если же эти особенности предопределяются не только предметом договора, но и характером встречного предоставления, то они распространяются лишь на продажу недвижимости. Если с этих позиций анализировать соотношение ренты и продажи недвижимости, следует прийти к выводу, что нет никаких препятствий для того, чтобы применять к договору ренты, предусматривающему передачу недвижимости, большинство норм, регламентирующих продажу недвижимости. В частности, могут применяться правила, регулирующие права на земельный участок при продаже здания (ст. 552 ГК), и права на недвижимость при продаже земельного участка (ст. 553 ГК).

В то же время применение к рентным договорам некоторых норм, установленных для продажи недвижимости, требует дополнительного обоснования. Так, согласно ст. 555 ГК при отсутствии в договоре продажи недвижимости условия о цене договор считается незаключенным; при этом правила определения цены, предусмотренные п. 3 ст. 424 ГК, не применяются. В то же время согласно ст. 594 ГК при отсутствии условия о выкупной цене в договоре постоянной ренты, по которому имущество передано под выплату ренты бесплатно, в выкупную цену наряду с годовой суммой рентных платежей включается цена переданного имущества, определяемая по правилам, предусмотренным п. 3 ст. 424 ГК. Будет ли считаться заключенным договор постоянной ренты, предусматривающий бесплатную передачу недвижимости под выплату ренты, если в таком договоре не предусмотрена цена недвижимости? Ответ на данный вопрос зависит от того, отражает ли ст. 555 ГК специфику недвижимости как таковую (независимо от характера и определенности встречного предоставления) или же она привязана к эквивалентно-возмездному способу предоставления с определенным размером оплаты.

В связи с анализом вопроса о сочетаемости различных договорных институтов важно отличать системные признаки от элементов правового механизма, обусловленного системными признаками (форма и порядок заключения, изменения и прекращения договора, круг существенных условий и т.д.). Обязательства, характеризующиеся исключающими друг друга системными признаками, не сочетаются. Если же существуют противоречия между правовыми элементами различных обязательств, то следует говорить о коллизии конкретных правовых норм и о выборе той нормы, которая подлежит приоритетному применению.

Во-вторых, если системные признаки обязательств, соединенных в смешанном договоре, не противоречат друг другу, то решение вопроса о применении конкретной нормы, содержащейся в одном из институтов, зависит, прежде всего, от того, имеется ли ей альтернатива в другом договорном институте. Если, скажем, для одного вида договора конкретное правило, регламентирующее определенный правовой элемент, предусмотрено, а для другого - нет, значит, в вопросе регламентации данного правового элемента нет противоречия между этими системными признаками и, соответственно, такая норма подлежит применению.

В связи с этим можно еще раз обратиться к соотношению ссуды и аренды здания. В институте аренды зданий есть ст. 652 ГК, регламентирующая права на земельный участок при аренде находящегося на нем здания или сооружения. Для договора безвозмездного пользования правило, касающееся прав на земельный участок, не предусмотрено. Значит, по поводу данного правового элемента между арендой здания и безвозмездным пользованием нет противоречий, а потому данная норма может применяться к безвозмездному пользованию зданием (сооружением).

Другой пример - соединение в одном правоотношении проката и аренды транспортных средств. Они основаны на совместимых системных признаках: один отражает субъектные особенности, другой - специфику предмета. Поэтому к аренде транспортных средств применимы те нормы, регулирующие прокат, которые не противоречат специфике аренды транспортных средств. Например, в ст. 627 ГК установлен срок договора проката - до одного года. Для аренды транспортных средств предельного срока не предусмотрено. Поэтому если договор проката заключается в отношении транспортного средства, он должен ограничиваться одним годом. Для проката установлены особенности, касающиеся арендной платы (ст. 630 ГК). Применительно к аренде транспортных средств таких особенностей нет. Следовательно, особенности, предусмотренные ст. 630 ГК, могут применяться к аренде транспортных средств.

В-третьих, наибольшие сложности при решении вопроса о применении к смешанному договору норм различных институтов возникают в том случае, когда в них содержатся взаимоисключающие правила, касающиеся одного и того же правового элемента. В этой ситуации необходимо выяснять, какой системный признак имеет приоритетное значение.

Смешанные договоры можно условно разделить на две группы: договоры, соединяющие равноправные системные признаки, и договоры, в которых один из признаков имеет для сторон главное, а другой - второстепенное значение. Принципы соотношения договорных институтов для указанных групп различны.

Смешанные договоры второй группы появляются главным образом в результате сочетания в одном правоотношении различных признаков направленности. У контрагентов может быть основная цель, для достижения которой они и заключают договор, и дополнительная цель, которая лишь присоединяется к основной. Поскольку субъективная значимость основной и дополнительной целей для сторон различна, нормы, обусловленные признаком основной направленности (цели), должны иметь приоритет перед нормами, отражающими дополнительный признак. Например, по обязательству хранения, в котором хранителю предоставляется право возмездно пользоваться хранимой вещью, сочетаются элементы хранения и аренды. Основной направленностью данного смешанного договора является оказание услуг по обеспечению сохранности имущества, поскольку стороны вступают в правоотношение именно с этой целью. Предоставление права пользования предметом хранения лишь присоединяется к ней. Поэтому арендные правила могут применяться к данному смешанному договору лишь в части, не противоречащей нормам о хранении.

Таким образом, для решения вопроса о соотношении норм договорных институтов, соединенных в смешанном договоре, необходимо выяснять, можно ли соподчинить системные признаки по степени их важности и значимости для контрагентов.

В том случае, когда элементы смешанного договора имеют субъективно одинаковое значение, следует говорить о правоотношении, в котором соединены равноправные системные признаки. Установление приоритетности норм, обусловленных такими признаками, представляет наибольшие сложности. Например, в договоре проката транспортного средства сочетаются признаки экономического неравенства (прокат) и специфического предмета (транспортное средство). Нормы какого договорного института должны иметь приоритет в случае их противоречивости? В частности, по договору проката обязанность по проведению текущего и капитального ремонта возлагается на арендодателя (ст. 631 ГК), а по договору аренды транспортного средства без экипажа - на арендатора (ст. 644 ГК). Договор проката является консенсуальным, а договор аренды транспортного средства - реальным. Арендатор по договору аренды транспортного средства имеет право сдавать транспортное средство в субаренду (ст. 647 ГК), а арендатору по договору проката такое право не предоставлено (ст. 631 ГК).

На наш взгляд, подобные вопросы ввиду их аналитической сложности должны решаться на законодательном уровне либо путем толкования высшими судебными инстанциями.