Чиф коротко рыкнул и выжидающе уставился на хозяина. Мишка, уже давно изучив все интонации его рыка, понял, что пес учуял людей, и натянул поводья, останавливая лошадь

– Тихон, Чиф людей впереди чует.

– Стой! – вполголоса скомандовал своим людям Тихон, потом спросил Мишку: – Как думаешь, далеко?

– Ветра нет, значит, не очень.

– Щиты на руку! Минька, назад!

Щиты, собственно, и так были в руках, а не висели за спиной, но, для того чтобы левая рука не уставала, ратники опирали их нижний край на бедро левой ноги. После команды Тихона щиты поднялись, оставляя только узкую щель между своим верхним краем и нижним краем шлема. Через эту щель, как через амбразуру, всадники настороженно оглядывали заснеженный лес.

Тихон явно колебался. С одной стороны, переть на рожон, не зная, кто впереди и сколько их, было бы глупо, с другой – вернуться назад и доложить, что пес что‑то там учуял, но неизвестно что, тоже не самый мудрый ход. Сомнения разрешил сам невидимый противник: одна стрела сломалась об окантовку щита Тихона, вторая рванула его за бармицу. Еще несколько стрел с хрустом впились в щиты дозорных, один из них охнул и припал к шее коня. У Мишки щита не было, и он почувствовал себя словно голым, пригнулся в седле, и тут же над головой свистнуло.

– Назад! Щиты за спину! Гони!

Мишка рванул левый повод, лошадь шарахнулась, и он накренился в седле, чуть не свалившись на землю. Это спасло ею от еще одной стрелы, проскочившей под локтем и впившейся лошади в шею. Лошадь вздыбилась и начала валиться вбок, Мишка еле успел выдернуть ногу из стремени и вместе с животным повалился на дорогу. Подхватив выпавший самострел, он рванулся было к ближайшим кустам, но прямо перед его лицом в снег воткнулись две стрелы.

– Не стрелять! Живьем его, живьем! – раздался чей‑то злой голос.

«Блин, это меня живьем брать собираются! Влип! Наши ускакали, но скоро вернутся, надо как‑то выкручиваться».

Всего в двух десятках шагов на дорогу выскочили трое и, вытягивая из‑за поясов топоры, побежали к Мишке. Он перекатился за труп лошади и потащил из сумки болт, слава богу, самострел был взведен заранее. Топот ног все ближе, Мишка осторожно высунулся из‑за лошадиной туши и увидел, как на ближайшего мужика кинулся Чиф. Всего один рывок клыков – и мужик с разорванным горлом опрокинулся на спину, второй замахнулся топором, но тут в Чифа ударила стрела. Пес даже не взвизгнул, а почти по‑человечески вскрикнул и распластался на снегу.

– Чиф!!! Сволочи, мать вашу!

Болт вмял овчину на груди у подбегающего мужика и, теряя оперение, вошел в тело на всю длину, мужик, сделав по инерции еще несколько шагов, споткнулся о лошадь и упал почти прямо на Мишку.

– Падлы! Всех замочу! На, пидор гнойный!

Мишка вырвал из руки покойника топор и швырнул в третьего лесовика, тот охнул и схватился за колено, свистнул Мишкин кинжал, и тать, брызгая кровью, забился на дороге. Тут же стрела рванула рукав кольчуги, опрокидывая Мишку на спину. Вторая стрела свистнула перед самым лицом и воткнулась в снег.

– Не стрелять, я сказал! – снова заорал невидимый командир засады.

– Некогда возиться! – отозвался другой голос. – Сейчас ему помощь подойдет!

– Успеем, если замахнется, бей в руку, он нам живой нужен.

Голоса раздавались совсем недалеко. Лежа на спине, Мишка уперся ногой в рычаг и изо всех сил потянул на себя приклад, в глазах потемнело от напряжения, стрела с широким охотничьим наконечником, больше напоминавшим обоюдоострый кинжал, чиркнула по ноге чуть выше колена, Мишка дернулся, и тут стопор все‑таки щелкнул, поставив оружие на боевой взвод.

– Что, гниды болотные, зас…и? – заорал во всю глотку Мишка. – Подходи по очереди, всем яйца отстригу!

Мишка перевернулся на живот и по‑пластунски подполз к хвосту лошади.

– Белояр! Время уходит, давай… а‑а‑а!

Вот и пригодилось умение стрелять на звук. Мишка попытался снова взвести самострел, но ногу полоснула такая боль, что он чуть не закричал. Штанина быстро набухала кровью.

– Шуйка! – опять подал голос командир засады, видимо, его‑то и звали Белояром. – Шуйка, ты живой?

– Белояр, угребище звезданутое, ты – следующий! – надрывался Мишка. – Подай‑ка голос еще раз!

Он перевернул самострел и попытался отжать рычаг левой ногой, ничего не вышло.

«Ну что ж, сэр, осталось два кинжала. Один метну, а второй… как получится, но живым не дамся. Где ж наши‑то? Чиф, псина моя, может, только ранен? Падлы, нет, хоть одного еще, но зарежу!»

– А ну, мужики, все разом! – попытался взбодрить своих Белояр.

– Сам лезь! Живой он ему нужен, как же!..

– Белояр! Он Шуйке и правда, как обещал… это самое… прямо туда и угадал!

– Да ты что?

– Правда! Без памяти он, кровью исходит.

«Какое приятное известие. Надо же, как удачно получилось. А мужики‑то хлипкие, не поднимет их Белояр в атаку. Может, и продержусь до наших? Еще бы хоть разок стрельнуть! Господи, нога‑то как болит».

– Белояр, поперек тебя и наискось, выкидыш крысиный, оглоблей сделанный, дерьмом вскормленный, на рожне сушенный, в портянку запеленатый, на колоде плющенный, в дымоход пропущенный, скрученный, порванный, лешим уворованный! – выдал в полный голос зацепившуюся в памяти с детства похабную скороговорку Мишка. – Видишь? Я свои обещания выполняю! Подай голосок‑то, приголублю, как девку, век помнить будешь!