Большинство людей, делая дело, так глубоко уходят в мелочи и частности, что напрочь забывают, зачем они его вообще начали.

Ни одно дело и ни одно взаимодействие не может быть успеш­ным, если потеряна цель, ради которой все начиналось.

Что является целью рыбалки с бреднем?

Хорошая, наваристая уха.

Что является целью рыбалки, которую мы делаем бреднем нашего предприятия?

Хорошие зарплаты и достаток в наших домах.

Что для этого нужно делать каждому из нас на его рабочем месте?

Домашнее задание. Возьмите бумажку и подумайте сами

Глава 6. Дееспособность

Нацеленность взаимодействия на достижение общей цели оз­начает, что взаимодействие недостижимо без понятиядееспо­собности. Это следующая ступень в обучении дружины.

Дядька, который объяснял мне эту дисциплину, редко гово­рил слово «дееспособность», чаще у него звучало просто «спо­собный», а чаще: «способен» или «способна».Там, в разговоре это было как-то очень однозначно и сразу понималось как «деес­пособный». В его устах эти слова имели какое-то особое звучание.

К примеру, он бы не сказал: «У этого человека способности к управлению». Он бы сказал: «Этот к управлению способен». «Она способна. Возьмите ее» — у него звучало как: «Она справится. Можете на нее положиться».

Сейчас, когда я пишу, я вижу, что может выйти путаница, потому что выражение «способный» в современном русском языке воспримется не как «дееспособный», а как «обладающий спо­собностями». Поэтому я предпочитаю употреблять слово дееспо­собный.

Дееспособность есть способность достигать поставленные цели.

Дееспособность как и взаимодействие, как это видно из са­мих слов, имеет отношение к действиям. Причем оба слова — через понятие цели. Разница в том, что дееспособность имеет отношение к воплощению личных целей, а взаимодействие — к целям общим.

Но когда мы говорим о дееспособности сообщества или пред­приятия, то в рамках его цели, цели всех членов сообщества или работников предприятия сливаются, и взаимодействие личнос­тей становится основой достижения общей цели. Такая цель за­является, и оценка дееспособности идет лишь относительно ее. Впрочем, точнее было бы все же говорить не о заявленных, а о поставленных перед собою целях. Причем поставленных личнос­тью, даже если эта личность общественная, как предприятие или сообщество.

Говорить о дееспособности в общем сейчас не имеет смысла. Она подробнее расписана в учебном курсе Школы управления. Если же говорить о дееспособности экономики, которую мы хо­тим создать, то первой или внешней целью, которую должна достигать наша экономика (что, по сути, означает — должно достигать наше сообщество в экономике), является получение прибыли или обращение силы в съедобную.

О целях, стоящих за этим, я сейчас не говорю.

Следовательно, дееспособность предприятия, предназначен­ного для получения прибыли, естьспособность получать прибыль.

Это означает, что, выстраивая предприятие, мы должны по­стоянно проверять все сделанное через понятие дееспособности. А для этого мы можем использовать прибыль как точку отсчета или основание для оценок.

Выглядит подобная проверка в виде примерно такого рас­суждения:

- Если мы хотели получить прибыль и это было нашей це­лью, то все наши действия, как и устройство нашего предприя­тия, должны вести только к получению прибыли.

- Мы устроили дело таким-то образом и произвели такие-то действия.

- Получили ли мы прибыль? Если получили, то достаточно ли?Нет ли недополучки?

- И если мы прибыли не получили или же недополучили ее, то появляется возможность задать вопрос: из-за чего?

И ответов будет не так уж много:

- в первую очередь, это неправильное устройство;

- во вторую, плохая обученность работников;

- в третью, отсутствие взаимодействия;

- в четвертую, противодействия врагов или природы.

Иными словами, помехи дееспособности сообщества могут крыться: а) в Образе мира, который заложен в устройство сооб­щества; б) в людях, его населяющих; в) во внешних причинах.

Но прежде чем хоть что-то менять и что-то делать, надо точ­но определить место сбоя. Найти, где и по какой причине воз

никла помеха. А это вряд ли можно делать теоретически, да еще заранее. Такие вопросы будут прописываться по мере выверки дееспособности наших предприятий, значит, во время ихотладки.А это значит, не во время Руководства, а во время Управления.

Помехи дееспособности могут быть самыми неожиданными и непредсказуемыми. К примеру, услузкливость.

Наш многократно бывший директор Училища Федорыч пред­почитал сам делать секретарские дела вместо директорских. И каждый раз, когда ему указывали на это пожестче, он бросал директорство. После Федорыча мы называем таких людей не хо­луй и не денщик, а форточник.

Случилось так, мы проводили семинар и для этого сняли небольшой зал. Федорыч отдал распоряжение подготовить поме­щение. Люди работают. Посреди работы Федорыч входит в зал, замечает, что из форточек дует и отдает громкий приказ началь­ственным голосом. А изображать начальство он умел. Лучше его никто никогда больше не сыграет нам Генерала.

Приказ звучит:

— Закрыть форточки!

Люди слышат приказ и спокойно отправляются его испол­нять.

В это время я вижу, что на лице у Федорыча отражается ка­кая-то напряженная работа. Он словно бы к чему-то прислуши­вается. Вдруг лицо его меняется с генеральского на услужливое, и он трусит вперед своих людей закрывать форточку.

Его же ребята его отлавливают со словами:

— Федорыч, ты куда?! Отдал приказ, мы же сделаем. Ты ди­ректор!

Я долго пытался понять, что же произошло? Потом вспом­нил, как Федорыч прислушивался, и понял. Он денщик, холоп, но великолепный фигляр. Ему не сложно сыграть генерала или генерального директора предприятия. Лишь бы партия назначила. Но каждый раз, когда это ему удается, он раздваивается. И отда­вая приказ, одновременно слышит, как он звучит в воздухе.

А в следующий миг остаются только воспоминания. Одно о том, что он изображал генерала, другое о том, что был отдан приказ. Образы эти равнозначны в памяти. И Федорычева коммунистически-холуйская натура предпочитает выбрать из них то, что ей ближе. Конечно, надо закрывать форточки, сам же слы­шал, как приказывали! Вот и родился форточник.

Другой пример услужливости был создан другим нашим ге­нералом, генеральным директором Авалона Тимофеем. Мы с ним отрабатывали взаимодействие при ловле бреднем вдвоем.

Бродить вдвоем несложно, но вот вытаскивать бредень вдво­ем совсем другое дело. Он как бы рассчитан на троих. Один тянет обе нижние струны, чтобы подхватить рыбу кошелем в воде. Это обязательное требование, тянуть низы вперед верхов. Рыба дер­жится у дна. И стоит чему-то приподнять низ, как она вся уст­ремляется в образовавшуюся дыру. Поэтому можно считать, что бредень вытягивает тот, кто тянет низы, двое других должны лишь поддерживать верха, чтобы они были повыше, и рыба че­рез них не перепрыгивала. Ну и перебирать их, конечно, понем­ножку.

Когда тянут трое, все понятно. Один внизу, двое вверху по сторонам, бредень вытягивается как бы по треугольнику, широ­ким основанием кверху. Всем удобно. Нижний тянет, а двое вер­хних аккуратно укладывают крылья бредня по бокам от него. И никто никому не мешает.

Попробуйте представить себе, как это делать вдвоем. Один должен по-прежнему тянуть низы. А как второму тянуть оба вер­ха? Очень трудно передать, что начинается при такой ловле, сто­роннему человеку... Могу сказать только одно — тому, кто снизу, не позавидуешь!

Однако я ловил вдвоем с дедушкой, и у нас все получалось. Более того, решение просто, даже чересчур. Вот этому я и обу­чал Тимофея, поскольку он должен был пройти мастером про­изводственного обучения в нашей учебной игре по созданию предприятия — рыболовецкой артели. Об этой игре я рассказывал.

Сначала я показывал ему, как одному тянуть обе верхних струны. Дель, то есть полотно бредня, привязано к двум колам " коновцам. Если сложить коновцы, крылья бредня сложатся, если свести верхние концы коновцов, сложатся только верхние стру­ны и их можно взять.

С нами был третий, которого мы использовали как помощ­ника, пока Тимофей учился. Когда мы подводили бредень к берегу, я отдавал третьему команду выбирать низы. Как только он за них брался, я приказывал Тимофею подать мне верхи. Для этого всего лишь нужно свой коновец наклонить в мою сторону. В итоге сеть складывается наискосок, и один человек оказывает­ся сидящим, а другой рядом с ним стоящим. И если при работе втроем сеть расходится по бокам тянущего низы, то здесь она укладывается посередине между тянущими. Вот и весь секрет.

Мы несколько раз повторяли это упражнение. После того, как ты попробовал сам дойти до этого простейшего дедовского способа и тянул бредень вдвоем всеми другими возможными способами, широко разводя руки через голову напарника, вся­чески мешая ему и обматывая двумя полотнами мокрой сети, это решение — просто сложить коновцы наклонно и вытягивать сеть наискосок — поражает и восхищает своей простотой.

Но при этом дойти до него оказывается очень непросто. Ра­зум сначала перебирает все узнаваемые образцы. А тут образцы не проходят, тут нужно думать.

Думать трудно. Думать — значит творить образы. Для того что­бы творить образы, нужна материя — материал творения. Это чистое или свободное сознание, которым ты располагаешь лишь в определенном размере — в размере своегопечища, как говори­ли мазыки. Печище — это то сознание, которому ты хозяин. Хотя об этом надо бы рассказывать подробнее в свое время.

Для нас сейчас важно понять, что, как только ты израсходо­вал отведенный тебе объем свободного сознания, ты на какое-то время тупеешь, пока не накопится новый объем.

Вот это и произошло с нашим генералом. Он попробовал сначала сам решить задачу о том, как вытягивать бредень вдвоем. Это получилось плохо и неумно, что для него как человека, всю жизнь бившегося за то, чтобы быть умным, было неприятно и заставило думать. Думая, он сжег весь запас свободного сознания. Тут я показал дедовский способ. Такой простой и красивый, что генералу стало стыдно. Плюс к отупению он ещё и ушел в пере­живания. Немножко страданул, как у нас говорят. А как не страдануть, когда такой умный, сильный мужчина и вдруг не мог решить такую простую задачу!

И тут, в очередной заброд, не предупреждая, прямо посреди его страданий я с уже привычных верхов перехожу на показ того, как надо вытягивать низы. Собственно говоря, все уже было по­казано. Но коновцы наклонялись в предыдущие разыверхами от себя.

Теперь, когда я резко у самого берега говорю: Подай мне низы! — нужно всего лишь сделать то же самое, что и раньше, но симметрично наоборот. Сложить коновцы вместе и наклонить их низами от себя, а верхами к себе, тогда мы опять можем рабо­тать рядом и не мешать друг другу.

Звучит:

— Подай мне низы!

Мозгов у генерала уже нет, как нет и сознания, из которого можно создать новый образ, все равно какой — сложный или простой. Есть только один способ хоть что-то сделать в этом слу­чае и не остаться стоять безмозглым столбом — это обратиться к памяти. И он выхватывает первый подвернувшийся в памяти об­раз «подать».

Наш услужливый генерал внезапно выбрасывает свою часть сети в воду, падает на колени, хватает обе нижние струны и протя­гивает мне обеими руками, точно свою отрубленную голову...