Глава xvi. цены в индустриальной системе

Как будет показано ниже, концепция, согласно которой современная корпорация подчинена рынку, создает серьезные проблемы для вполне уважаемого (в других отношениях) раздела экономической науки. Ни в одном другом раз­деле столь не очевидны противоречия, нигде логические неувязки не вызывают такого уны­ния, как в теории цен, основанной на этой кон­цепции, и ни в одном из других разделов про­верка фактами не оказывается столь плодо­творной для выяснения истины.

Метод установления цен — то, что эконо­мисты всегда называли теорией стоимости,— до самого последнего времени составлял серд­цевину предмета. Для тысяч склонных игнори­ровать факты ученых смутные воспоминания о кривых, описывающих взаимодействие предло­жения и спроса при установлении цен, в тече­ние длительного времени были единственной постоянной отдачей от капиталовложений в экономическое образование. Теперь разрешите мне изложить более подробно приведенное ра­нее доказательство.

Уже давно существует единое мнение отно­сительно того, как устанавливались бы цены в идеальном обществе. Это объективный про-

цесс. Ни отдельное лицо, ни фирма не обладают силой для того, чтобы оказывать длительное воздействие на соответствующий рынок. Если бы они располагали та­кой силой, то они влияли бы на цены в свою пользу. Эта сила будет минимальной, когда все фирмы малы по сравнению с рынком, на котором они выступают. Фирма будет располагать наибольшей силой там, где имеется несколько продавцов или покупателей или только один.

В последнем случае, когда речь идет о монополисте, влияние на рынок принимает самые нежелательные формы. В английском языке только несколько слов — мошенничество, воровство, подрывная деятельность и содомия — более красноречиво говорят о том, что обще­ству причиняют вред, не прибегая к насильственным мерам.

Все же на типичном рынке индустриальной системы существует только горстка продавцов. Внутренний ры­нок автомобилей поделен между четырьмя фирмами, причем три господствуют на нем. На рынках первичного алюминия, меди, резины, сигарет, мыла и моющих средств, виски, тяжелых электроприводов, конструкци­онной стали, жестяных банок, электронных вычисли­тельных устройств, авиационных моторов, сахара, сухо­го печенья, чугуна, железа, жести, грузовиков и множе­ства других товаров¹ господствуют четыре фирмы. По­чти для всех этих рынков характерно наличие развитых корпораций, которые мы здесь рассматриваем. Это и есть индустриальная система.

Существование подобной рыночной ситуации призна­ется современной экономической теорией. Когда говорят

¹ Во всех упомянутых случаях доля на рынке четырех круп­нейших фирм составляла в середине 50-х гг. не менее двух третей. Ralph L. Nelson, Concentration in the Manufacturing Industries of the United States, New York, 1963.

об олигополисте, предполагается, что при установлении цен он отчасти пользуется властью, присущей монопо­лии, и отчасти испытывает ограничения, налагаемые конкуренцией. С помощью разнообразных мер и согла­шений он способен приблизиться к цели, которую ста­вит перед собой монополия. Возможен, хотя и редко, тайный сговор с целью установления цены, наиболее подходящей для всех фирм отрасли. Или же одна фирма выступает в качестве лидера в ценах; так, примерно до середины 50-х годов на рынке стали таким лидером была «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн». Она кальку­лирует цену, которая лучше всего отвечает интересам всех фирм отрасли, и, вероятно, уделяет особое внима­ние своим собственным нуждам. Другие неизменно сле­дуют за ней. Или же когда все фирмы располагают све­дениями об издержках и спросе, каждая из них кальку­лирует и объявляет цену, которая отвечает интересам отрасли. Затем устраняются незначительные различия в публикуемых прейскурантах. Неопределенность, при­сущая этой процедуре, приводит к тому, что олигополь­ная цена не столь благоприятна для фирм отрасли, как монопольная цена. Существует также тенденция остав­лять цену без изменений в течение длительного перио­да, поскольку любое существенное изменение цены со­пряжено с риском, на который другие фирмы не пойдут. Хотя конкуренция цен не согласуется с общей целью фирм — по возможности приблизиться к монопольной цене и прибыли, и действительно таит в себе серьезные опасности, это не означает, что конкуренция отсутству­ет. Конкуренция внутренне присуща животному ин­стинкту предпринимателя. Побуждаемый этим инстин­ктом и к тому же лишенный возможности снижать цену, предприниматель рекламирует и продает свой то­вар с еще большей энергией и агрессивностью. По тем же причинам он меняет конструкцию, упаковку и при

случае стремится улучшить свой продукт, для того что­бы переманить покупателей у своих соперников¹.

Хотя теория ценообразования в условиях олигопо­лии подвергается дальнейшему усовершенствованию, она не является особенно сложной областью экономи­ческой теории. И с каким бы недоверием читатель ни от­несся к этим слишком уж простым истинам, остается фактом, что именно так, в сущности, преподают данный раздел теории.

Согласно изложенной концепции, фирма, какой бы боль­шой она ни была, полностью подчинена контролю со сто­роны рынка. Обычно она стремится максимизировать свою прибыль. Она делает для этого все от нее завися­щее, и хотя она терпит неудачу и хотя в силу неудачи ее деятельность становится более сносной для общества, чем деятельность монополий, фирма остается в подчине­нии у рынка. Тем самым идея о том, что фирма может самостоятельно добиваться альтернативных целей, то есть пользоваться властью, не имеющей отношения к рынку, не допускается в экономическую науку. Олигопо­лия — прямая наследница фирм, действующих в услови­ях конкуренции. Но цена, которую приходится платить за эту теорию, поистине ужасна. Она состоит в том, что олигополия — преобладающая форма индустриальной

¹ Мы уже отмечали твердую решимость, с которой олиго­полисты избегают использовать цены для сохранения и укрепления своих позиций на рынке. Вместо этого они полагаются на конкуренцию посредством рекламы и дру­гих торговых усилий и конкуренцию посредством изме­нений в стиле и улучшения продукции (R. Dorfman, The Price System, New York, 1964, p. 102).

рыночной организации — неэффективна и не имеет пра­ва на существование.

Это старый вывод относительно монополии. После­дняя устанавливает более высокие цены (если их срав­нивать с затратами), чем фирма в условиях конкурен­ции. Она извлекает выгоду, которая в условиях конку­ренции досталась бы покупателю в виде более низких цен. А более высоким ценам сопутствует меньший объем продаж и меньший выпуск товаров по сравнению с теми, которые имели бы место в условиях конкурен­ции. Рабочая сила и капитал, которые не используются из-за этих более высоких цен и соответственно из-за снижения выпуска продукции, вынуждены искать дру­гие, менее выгодные сферы применения. Последствия деятельности олигополии не так несправедливы, как мо­нополии. Но это происходит лишь потому, что олигопо­лия не располагает такой властью. Олигополия — несо­вершенная монополия. Подобно деспотической Австро-Венгерской монархии, она существует только потому, что ее возможности ограниченны.

В современных экономических работах и учебных курсах не избегают этих мрачных выводов. Экономисты делают вывод, что олигополия, а следовательно, корпора­ции, которые составляют индустриальную систему, эко­номически неэффективны. Затем они молчаливо, а иног­да и открыто исходят из того, что ничего существенного предпринимать не надо. Наконец, они сходятся на следу­ющем: то, что неэффективно в отдельности, эффективно в совокупности. По-видимому, это не очень удовлетвори­тельное решение с чисто логической точки зрения, одна­ко при попытке примирить ошибочные предпосылки с действительностью трудности неизбежны. В наиболее известных работах это противоречие выступает наружу.

Так, если мы обратимся к документу, в котором ми­нистерство торговли истолковывает функционирование

экономики, то мы найдем в нем следующие соображе­ния относительно эффективного ценообразования: «В той мере, в какой цена складывается не в результате объективного процесса, то есть в той мере, в какой либо покупатель, либо продавец могут диктовать цены или влиять на них, наша система контроля за эффективным использованием ресурсов не действует должным обра­зом»¹. Поскольку все крупные фирмы могут диктовать цены или влиять на них, это означает, что всюду, где они имеются, экономика не функционирует должным образом. Этот вывод содержится в наиболее выдающих­ся учебниках. «Все говорит о том, что олигополия — не­удачная форма рынка. Ей присущи многие недостатки, свойственные монополии, и, помимо этого, она лишена гибкости и ведет к расточительным формам конкурен­ции, характерным исключительно для нее... Вопрос об отношении к олигополии принадлежит к числу наибо­лее острых текущих проблем экономической полити­ки»². «Пагубные экономические последствия (олигопо­лии и других проявлений несовершенства рынка) — это нечто более серьезное, чем только проблема монополис­тической прибыли... ценообразование в условиях моно­полии и олигополии... приводит к неправильному рас­пределению ресурсов, даже если сверхприбыли этих фирм изымаются с помощью налогов»³. «Для того чтобы ослабить результаты несовершенства конкуренции, от нации требуются постоянные усилия и бдительность»⁴.

¹ «Do You Know Your Economic ABC's? Profits and the American Economy», United States Department of Commerce, 1965, p. 13.

² R. Dorfman. The Price System, New York, 1964, p. 103.

³ Paul Samuelson, Economics, Sixth Edition, New York, 1964, p. 508.

⁴ Paul Samuelson, Economics, Sixth Edition, New York, 1964, p. 507.

Еще раз подчеркнем суть вопроса. Большую часть про­мышленной продукции производят крупные фирмы, кото­рые располагают значительной силой на рынке. Это — олигополии. Авторы учебников делают вывод, что совре­менная экономика в основном носит эксплуататорский характер (поскольку речь идет о ценах), что она расто­чительна и неэффективна (если иметь в виду использо­вание ресурсов) и нуждается в реформе. Затем авторы тех же книг приходят к заключению, что современная экономика высокоэффективна. «У меня нет твердой уве­ренности в том, что нынешний баснословный рост эко­номической производительности когда-нибудь закон­чится, да это, по-видимому, и не обязательно»¹. «Что ка­сается производительности, нет никаких признаков того, что производительность человеко-часа и новой техники начала падать». «Валовой национальный про­дукт США... очевидно, все равно будет ежегодно возра­стать на 3% или больше, даже если мы не встряхнем­ся...»² Итак, хотя детали механизма работают плохо, в целом он функционирует превосходно. Тем, кто настой­чиво интересуется, как разрешается это противоречие, можно ответить, что оно никак не разрешается. Теория ценообразования в условиях олигополии приводит к вы­водам, противоречащим тем положениям, по которым сами теоретики пришли к согласию³.

¹ R. Dorfman, The Price System, New York, 1964, p. 144.

² Paul Samuelson, Economics, Sixth Edition, New York, 1964, p. 359, 792.

³ Во многих современных курсах экономики это противо­речие опять-таки маскируется разделением труда. Тео­рия рынка относится к разделу, именуемому микроэко­номикой. Здесь трактуются преимущественно вопросы олигополии и очень серьезно стоит проблема эффектив­ности и результатов деятельности. Рост экономики в це­лом рассматривается в разделе «макроэкономика», кото­рая имеет дело с совокупными изменениями в доходе и продукции. Здесь проблемы функционирования не иссле­дуются, олигополия не рассматривается, а рост произво­дительности предполагается весьма значительным. В виде формальной предосторожности я должен отметить следующее: указанное противоречие нельзя разрешить утверждением, что, хотя в условиях олигополии поведе­ние фирм на рынке и вытекающее из него распределение ресурсов крайне неудовлетворительны, это компенсиру­ется тем, что олигополист осуществляет большие капита­ловложения, эффективно организует производство и со­вершенствует технику. (Ср. утверждения профессора Дорфмана на этот счет в упомянутой книге, стр. 144.) Если отвлечься от обычных обвинений в адрес олигополи­ста в том, что он сохраняет слишком высокие цены и недо­использует капитал и труд, то очевидно, что он эффектив­но применяет капитал, организацию производства и тех­нику, потому что масштабы его деятельности велики, а раз это так, он также относится к числу олигополистов. Никто не вправе требовать от такой фирмы быть олигопо­листом, когда речь идет о капиталовложениях, организа­ции и технике, и свернуть масштабы деятельности и вести конкурентную борьбу во имя снижения цен и эффектив­ного распределения ресурсов. В социальных явлениях су­ществует единство, которое нельзя игнорировать.

В политике государства, вытекающей из такого взгляда на ценообразование в индустриальной системе, заметны те же противоречия, что и в теории, да и разре­шаются они примерно так же, как и в теории. Монополия считается незаконной. Предполагается, что власть на рынке, связанная с олигополией или наличием небольшо­го числа фирм, приводит в принципе к тем же результатам. К олигополии относятся с подозрением. Но поскольку на практике она служит вполне хорошо, против нее ни­чего не предпринимают. Эта увертка затем маскируется

множеством малозначащих (peripheral) судебных дел и вполне понятным стремлением к довольно пространным научным дискуссиям, призванным затемнить вопрос.

В 1890 г. зло монополии, давно признанное в англий­ском обычном праве, было подтверждено законом и в США. Принятый в 1890 г. закон Шермана запретил объединения, имеющие целью ограничить торговлю, и признал преступными действия, направленные на то, чтобы «монополизировать или пытаться монополизиро­вать» межштатную или внешнюю торговлю. Закон Клейтона и закон о Федеральной торговой комиссии, принятые в первые годы президентства Вильсона, рас­пространили запрет на конкретные действия — дискри­минацию в ценах, исключительные контракты, приобре­тение акций конкурирующей корпорации, недобросовес­тные методы (точно не определенные), которые могли бы уменьшить конкуренцию. Закон Селлера - Кефовера против слияний фирм, принятый после Второй мировой войны, запретил такое слияние фирм, которое могло бы содействовать монополии. Это сделало эффективным прежний запрет относительно покупки фирмой акций конкурента, запрет, который не препятствовал прямой покупке ее активов, чем пользовались некоторые фирмы.

Почти все те, кто занимается проведением в жизнь антитрестовских законов, в принципе согласились бы, что олигополия — несовершенная форма монополии. Это также в известной мере признается в судебных ре­шениях. В 1946 г. крупные компании — производители сигарет были успешно привлечены к суду за полное со­впадение действий при установлении цен на сигареты, а это является обычным в условиях олигополистического ценообразования¹. И все согласились бы в том, что оли­гополия не особый, а общий случай, что это рыночная структура, свойственная индустриальной системе.

¹ «American Tobacco Company vs. United States», 328 United States 781, 810.

Творцы антитрестовской политики, которые интересу­ются «проблемами существования и значения власти на рынке», должны были бы заниматься «не только отдель­ными или исключительными случаями, а явлениями, широко распространенными в экономике»¹.

Тем не менее решение свелось к тому, чтобы игнори­ровать олигополию. Монополия считается незаконной. Олигополия, которая, как все согласны, ведет к тем же последствиям, хотя и не так резко выраженным, не явля­ется таковой. Здесь представляется уместной следующая аналогия из области уголовного права. Человек, который нанесет соседу сильный удар по голове кувалдой, вино­вен в нападении. Человек, который применит несколько более легкий инструмент или преследует более ограни­ченные цели, не виновен. Все дело в том, что, несмотря на выводы теории, было бы непрактично предъявлять об­винение всему индустриальному сектору экономики и преследовать его в судебном порядке, даже если облада­ние властью на рынке было бы доказано.

Признается также, что результаты функционирования олигополии на деле не соответствуют тем результатам, ко­торые вытекают из теории. «На основании структуры рын­ка мы не можем... предсказать, как он будет функциониро­вать»². Результаты могут и не быть плохими.

¹ Carl Kaysen, Donald F. Turner, Antitrust Policy. An Eco­nomic and Legal Analysis, Cambridge, 1959, p. 41.

² Carl Kaysen, Donald F. Turner, Antitrust Policy. An Economic and Legal Analysis, Cambridge, 1959, p. 61. В дру­гом месте (стр. 44-45) авторы идут еще дальше, предлагая, чтобы «основной целью антитрестовской политики было ограничение чрезмерной власти на рынке пределами, со­вместимыми с задачей поддержания желаемого уровня экономической эффективности». Из этого, конечно, следу­ет, что большая власть на рынке связана с более высокой экономической эффективностью Другими словами, власть на рынке с точки зрения общества эффективна

Налицо явное противоречие между законодатель­ным осуждением монополии и ее признанием де-факто в несколько несовершенной форме, то есть как олигопо­лии. Как отмечалось, в реальной жизни это противоре­чие затемняется крайне утомительными дискуссиями, а также множеством принудительных мер, предпринима­емых не против олигополии и власти на рынке, а против действий, которые могут поощрять ее. Это ведет к даль­нейшим противоречиям.

Закон очень строг к любому открытому сговору при установлении цен. Такой сговор упрощает задачу олиго­полистов, если они стремятся достичь наиболее выгод­ной для всех цены. Государство строго следит также за слияниями, которые могут привести к усилению власти на рынке отдельного олигополиста. Наиболее важный результат такой политики состоит в том, что в праве до­биваться власти на рынке отказывают тем фирмам, ко­торые ею не располагают или испытывают трудности при ее осуществлении, а свобода действий предоставля­ется тем фирмам, которые уже имеют такую власть.

Так, три главные фирмы в автомобильной промыш­ленности в результате длительного и пристального изу­чения поведения друг друга в пределах одного города спо­собны устанавливать цены, которые отражают общие ин­тересы. И они в состоянии делать это с достаточной точ­ностью. Для этого не требуется никаких консультаций. Такая процедура не противоречит закону. Фактически немногое изменилось бы, если бы компаниям разрешили консультироваться и согласовывать цены.

Группа меньших по размеру фирм, поставляющих автомобильной промышленности детали и сборочные узлы, не имеет такой же возможности оценивать нужды и намерения друг друга. Они, вероятно, более многочис­ленны, то есть имеют меньшую власть на рынке. Если бы стало известно, что, учитывая свои более слабые по-

зиции и наличие более острой конкуренции, они собра­лись с целью обсудить цены и таким образом получить некоторую возможность контролировать их — возмож­ность, которая считается само собой разумеющейся, когда речь идет о главных автомобильных фирмах,— за­кон набросился бы на них подобно тигру. Власть силь­ного на рынке остается вне сферы действия закона. Но это частично маскируется нападками на попытки слабо­го добиться такой же власти.

Подобным же образом, если доля крупной и могуще­ственной корпорации на рынке стали, химических про­дуктов, медикаментов, автомобилей или другой продук­ции равна 40-50% и компания принимает энергичные меры для ее увеличения, закон милостиво взирает на это. Но если два менее крупных конкурента объединятся и доля объединенной компании достигнет лишь 15% про­даж, то существует полная вероятность, что закон будет применен. Опять-таки закон не распространяется на тех, кто обладает властью на рынке, и угрожает тем, кто по­пытался бы ее получить. Преследуется форма — сущ­ность не затрагивается. В невыгодном положении оказы­ваются те, кто в силу своей многочисленности и слабости вынужден прибегать к необдуманным или открытым ме­тодам контроля над своими рынками, а преимуществами пользуются те фирмы, которые благодаря достигнутому размеру и власти не испытывают такой необходимости.

Этим, конечно, не все сказано об антитрестовских законах. Они также защищают мелкие фирмы от нечес­тных (в том виде, в каком их считает таковыми обще­ство) действий крупных фирм. Изредка они умеряют ап­петиты отдельных лиц и фирм, которые сохраняются в виде предпринимательской корпорации и которые объе­диняются, чтобы нажиться за счет общества. А это не так уж мало. Но в силу своего отношения к индустри­альной системе и необходимости терпеть на практике

власть над рынком, которую они в принципе осуждают, антитрестовские законы серьезно расходятся с действи­тельностью.

Эти законы могут также тормозить внедрение нов­шеств. В некоторых исключительных случаях, связанных с планированием, члены техноструктуры рискуют нару­шить антитрестовские законы. Если они попадаются, то им приходится испытать немалые унижения и огорчения. Во всех других отношениях антитрестовские законы без­вредны для крупных фирм. И в то же время эти законы помогают создавать иллюзию, будто существует конт­роль со стороны рынка. Тезис о верховенстве рынка, на котором настаивает теория, подтверждается законом. Фиговый листок, который скрывает власть, удерживает­ся на месте не только усилиями экономистов, но и с по­мощью законов США и решений их судов.

И все же антитрестовские законы пользуются безо­говорочной поддержкой со стороны юристов, и не толь­ко потому, что они щедро вознаграждаются по судеб­ным тяжбам, которые они возбуждают. Что же касается экономистов, то за последние десять лет антитрестовс­кие законы в системе их взглядов стали занимать более скромное место. Многие из экономистов, по-видимому, считают, что они в очень слабой мере отражают главные источники власти на рынке. И, очевидно, существует известное согласие относительно того, что предприни­маемые ныне меры принуждения направлены против символов этой власти и не затрагивают ее сущности¹.

¹ Интересные и важные высказывания о том, как падала вера в антитрестовские законы, и о причинах этого явле­ния, высказывания, которые во многом совпадают с мои­ми замечаниями, содержатся в статье Р. Хофштадтера «Что произошло в антитрестовском движении» в кн.: Earl F. Gheit. The Business Establishment. New York, 1964, p. 113-151.

Но вопрос, почему власть на рынке не влечет за собой пагубных последствий, издавна связываемых с монопо­лией, остается без ответа и игнорируется современной экономической теорией. Ответить на него можно лишь после того, как будут рассмотрены современная роль цены как инструмента промышленного планирования и средства достижения целей, стоящих перед планирова­нием. К этому я и перехожу.