Глава xii. побудительные мотивы в перспективе

Власть в экономике некогда была основана на владении землей, затем она перешла к капита­лу, и, наконец, в наше время источником влас­ти служит тот сплав знаний и опыта, который представляет техноструктура. Параллельно этому процессу происходила и смена мотивов, руководящих человеческой деятельностью. Принуждение издавна ассоциируется с землей. Точно так же денежный мотив связан с капита­лом. Отождествление и приспособление целей связаны с техноструктурой.

Земля в качестве решающего фактора про­изводства делала в высшей степени выгодным использование принуждения. Сельское хозяй­ство по своей природе ведет к рассеянию людей на большом пространстве. Вследствие этого они нуждаются в защите. Феодальный земле­владелец, распоряжавшийся крестьянами, организовывал их также в простейшие воинс­кие единицы для самозащиты. Подобным же образом строились и отношения между земле­владельцем и его временным правителем, в чем проявлялась внутренняя логика данной систе­мы. В качестве цены за мирное владение зем­лей он поставлял правителю вооруженных лю­дей для совместной защиты или нападения

Рассеяние предотвращало также распространение ере­си и недовольства среди илотов и крепостных, что было бы неизбежным при постоянном взаимном общении в городах. Это сводило также к минимуму вероятность того, что они объединятся для торжественного закла­ния своих хозяев.

Урбанизация и принуждение плохо сочетаются друг с другом; город почти всегда нес с собой возможности для личности освободиться от крепостной зависимости. Город же был источником идей, служивших моральным оправданием для такого освобождения. Столь же труд­но приспособить систему рабства к фабричной системе. На ранних стадиях развития фабричной системы труд наемных рабочих, побуждаемых страхом голода, почти всегда был дешевле, чем труд рабов, побуждаемых стра­хом перед физическим наказанием. Так, с возникнове­нием капитала в качестве решающего фактора произ­водства денежная оплата стала главным мотивом. Власть в промышленном предприятии основывалась на владении капиталом. Ничто не казалось более есте­ственным, чем то, что за деньги — это материальное воплощение капитала — покупается труд. Подобно тому как феодальные землевладельцы использовали силу, чтобы заставить других осуществлять их цели, ка­питалисты владели капиталом и использовали его, с тем чтобы другие осуществляли их цели. Никто столь кра­сочно не охарактеризовал эту перемену, как Маркс. Буржуазия безжалостно разорвала «пестрые феодаль­ные путы, привязывавшие человека к его "естествен­ным повелителям", и не оставила между людьми ника­кой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана"¹. Так чистоган, бессердечный или какой-либо другой, стал со временем рассматриваться как

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 4. С. 426

единственный мотив, заслуживающий серьезного вни­мания в рамках экономической системы.

Специализированные знания и их координация стали в настоящее время, как мы в этом убедились, решающи­ми факторами в достижении экономического успеха. Это требует, чтобы люди работали группами. И власть пере­ходит к этим группам. Их участники получают достаточ­ное вознаграждение; нельзя сказать, что они безразлич­ны к размерам своего заработка. Но, связав себя с груп­пой, ее участник находит привлекательными для себя ее цели или подчиняется им. Эти цели заменяют ему соб­ственные цели. Он видит преимущества — доступ к ис­точникам силы и влияния,— связанные с заменой соб­ственных целей на более скромное положение в крупной организации, дающее возможность оказывать влияние на ее цели. Именно с организацией связана новая система мотивов. Как и в случаях связи между денежным вознаг­раждением и капиталом, между принуждением и земель­ной собственностью, эта система соответствует опреде­ленной взаимосвязи. Денежное вознаграждение как фак­тор, стимулирующий трудовую деятельность, в настоя­щее время играет относительно меньшую роль.

Это не такой вывод, с которым охотно согласятся экономисты или даже представители других наук. Ведь проще основываться на предположении, что люди руко­водствуются в первую очередь денежными интересами, и усматривать везде грубые проявления человеческой натуры. Мнение, что поведение человека продиктовано исключительно стремлением к деньгам,— это одно из наиболее ревниво охраняемых упрощений нашей циви­лизации.

Стоит, однако, напомнить, что подобным же образом в свое время относились к насилию. Экономисты-клас­сики, писавшие в конце XVIII — начале XIX в., счита­ли необходимым пространно объяснять преимущества

свободного труда перед рабским. В то время вряд ли мож­но было ожидать, что здравомыслящий и практичный че­ловек примет это утверждение на веру, не говоря уже о каком-нибудь плантаторе в колонии¹. Долгое время суще­ствовало атавистическое убеждение, что более возвы­шенные социальные установки (social attitudes) связаны с земельной собственностью. Более примечательно то, что до сих пор существует атавистическое убеждение в том, что сила имеет решающее значение в мотивах лю­дей. Вследствие этого считается, что те, кто из-за своего низкого интеллектуального уровня или из-за недостаточ­ного уважения к моральным нормам цивилизованного об­щества способен прибегать к силе, обладают громадными преимуществами. По тем же причинам там, где использо­вание силы все еще допускается в цивилизованном обще­стве, это вызывает откровенное восхищение. На этом вопросе стоит остановиться подробнее.

Во время Второй мировой войны существовало широко распространенное мнение, что главным источником силы фашистской диктатуры является безжалостное примене­ние власти, и в качестве одного из доказательств приво­дилась способность распоряжаться более чем семью

¹ Адам Смит прибегал к вопиющим преувеличениям, дока­зывая это положение «Опыт всех веков и народов, как мне думается, свидетельствует о том, что работа, выпол­няемая рабами, хотя она как будто требует расхода толь­ко на их содержание, обходится дороже всякой другой». Смит Адам. Исследование о природе и причинах богат­ства народов. Т. I, кн. 3-я, гл. II. С. 286. М., 1962. Это совершенно неверно. Для решения возникавших в то время, главным образом сельскохозяйственных, задач труд рабов был более экономичным, чем любой другой источник свободного труда

миллионами иностранных рабочих¹ из разных стран Ев­ропы. Здесь заключался один из источников противо­стоящей противнику мощи. Но при более близком рас­смотрении оказывается, что в этом нет никаких преиму­ществ. Рабы вывозились в Германию не потому, что их предпочитали наемным рабочим, а из-за необходимости кем-то заменить последних. Наиболее ответственные и рассудительные из числа немецких руководителей по­нимали, что можно было бы увеличить производство, предоставив французским и другим западноевропейс­ким рабочим возможность трудиться за заработную плату на своих заводах и фабриках, вместо того чтобы вывозить их как рабов в Германию. Они также предпо­читали больше полагаться на добровольный набор рабо­чих, работающих за заработную плату².

¹ Из числа которых 1,8 млн были военнопленными и некото­рая часть приехала добровольно («The Effects of Strategic Bombing on the German War Economy», 1945, p. 34).

² В этом состояла основная причина противоречий между Фрицем Заукелем, министром труда, и Альбертом Шпе­ером, довольно рассудительным министром вооруже­ний Во время войны был случай, когда Шпеер догово­рился о том, что некоторые промышленные предприятия во Франции будут получать заказы на изготовление бое­припасов и их рабочие будут освобождены от принуди­тельного набора и вывоза в рейх. Но ведомство Заукеля быстро добралось до этих предприятий и вывезло их ра­бочих на принудительную работу в Германию Посколь­ку после этого не оставалось никаких шансов на то, что Другие согласятся подвергать себя опасности насиль­ственного увоза, этим был навсегда положен конец экс­перименту Шпеера. Ссора между Заукелем и Шпеером все еще продолжалась, когда оба они попали в руки со­юзников. Я был одним из надзирателей. Каждый из них Доверительно сообщал, что другой вполне заслуживает повешения. Заукель был повешен. Шпеер (несомненно, к досаде Заукеля) был присужден на Нюрнбергском про­цессе к 20 годам тюремного заключения.

Они призывали больше вовлекать в трудовую дея­тельность женщин и членов семей по примеру Англии и Соединенных Штатов. В одном из тщательно проведен­ных послевоенных исследований этой проблемы делает­ся вывод, что принудительный труд в Германии был нис­колько не лучше труда женщин и других членов семей, за счет которых Англия пополняла свою рабочую силу. «За­нятость в экономике поддерживалась в Англии путем внутренней мобилизации, а в Германии — путем ввоза рабочей силы»¹. Однако атавизм, который столь сильно доминировал в психологии «третьего рейха», определял и предпочтение к насильственным методам. Принуждение рассматривалось как свидетельство силы.

В США принуждение продолжает широко применяться на военной службе. Но если разобраться, то и в данном случае оно носит характер пережитка. В прошлом воен­ная служба была тяжелой и опасной. Страны по совре­менным стандартам были бедны, а их налоговая система не развита; основную массу сельскохозяйственного на­селения трудно было привлечь к новому виду деятель­ности. Мужское население в своей массе не реагирова­ло на обещание более высокой оплаты, да и если бы оно реагировало, это было бы недопустимо дорого. Налоги стали бы невыносимыми, и война сама по себе экономи­чески невозможной.

В настоящее время в США все эти условия перестали действовать. Даже по сравнению с периодом Второй ми­ровой войны произошли радикальные перемены. В отно­шении продолжительности рабочего дня, разнообразия впечатлений, путешествий, требований к умственному

¹ Burton H. Klein, Germany's Economic Preparation for War, Cambridge, 1959, p. 136 и след.

развитию, уровня дисциплины военная служба выглядит привлекательнее по сравнению со многими видами граж­данских занятий. В мирное время опасность смерти или ранения невелика, а уровень медицинского обслужива­ния намного превосходит соответствующий средний уро­вень для гражданского населения. Опасность для жизни во время малых войн, по-видимому, значительно превы­шает опасность в гражданских условиях. Но опасность для жизни в случае большой войны для военных не выше, чем для гражданских лиц. Содержание военной машины в тех размерах, какие считаются в настоящее время необ­ходимыми в США, не будет чересчур обременительным, даже если бы на военной службе пришлось платить боль­ше, чем на гражданской, за аналогичную работу. Но отда­ча резко возросла бы. При более длительных сроках службы было бы достаточно времени для обучения лю­дей владению сложной военной техникой, составляющей часть современного военного искусства. Во флоте, в во­енно-воздушных силах и в морской пехоте давно поощря­ют добровольный набор, поскольку там поняли, что при­нуждение действует отрицательно на боевой дух (esprit de corps), как в армии называют отождествление с целя­ми военной организации.

И тем не менее приверженность к использованию принуждения продолжает существовать. Считается, что в моральном отношении принуждение благотворно действует на тех, кто ему подвергается. Существует также мнение, что часть расходов на военную службу перекладывается с зажиточного налогоплательщика на военнослужащего, чья плата ниже рыночного уровня.

Сила сохраняющегося элемента принуждения определяет и меру трудностей при переходе от денежного мотива к мо­тивам, хотя бы частично основанным на отождествлении

и приспособлении целей в развитой корпорации. Давно сложившиеся представления по этому вопросу как бы ос­вящены временем. Кроме того, отождествление и приспо­собление не поддаются количественному анализу и сопо­ставлению в отличие от денежных сумм, выплаченных различным людям. По этой же причине их нелегко под­вергнуть обработке при помощи математики и символи­ческой логики. Научная истина в экономике не всегда со­ответствует тому, что существует в действительности; нередко истинным считается то, что поддается манипу­лированию при помощи внешне научных методов. Еще одна проблема связана с содержанием учебников, а в них истина должна быть сообразована с тем, чего требует ры­нок. Последний же, естественно, требует того, что обще­признанно, или же того, что признается всеми как обще­признанное. Само собой разумеется, что в этой роли выс­тупает денежное вознаграждение, как единственная по­будительная причина, представляющая интерес с точки зрения возможностей анализа. Тем же, кто по какой-либо причине находит высказанные мною идеи неприемлемы­ми, не следует излишне волноваться. Так или иначе этим идеям трудно будет пробиться. Я осмелюсь рекомендо­вать читателю ознакомиться с приложением к этой кни­ге, посвященным особенностям социальных воззрений и причинам их устойчивости.

Но эти идеи согласуются с общепризнанными уста­новками. О президенте США судят, естественно, по тому, насколько его действия мотивируются отождеств­лением и приспособлением, то есть по глубине его пре­данности целям страны (как обычно говорят — ее благо­денствию) и по его готовности использовать свое положе­ние для достижения желательных с его точки зрения це­лей, то есть, как говорят, осуществлять руководство. Для кандидата на пост президента будет серьезной помехой, если он пользуется репутацией человека, слишком чув-

ствительного к денежным стимулам, если известно, что, чем бы он ни занимался — нефтью, недвижимостью, ле­сом, телевидением или биржей,— он прежде всего делал деньги. По вступлении в должность президент обязан, ра­зумеется, отказаться от всех денежных интересов.

Сказанное верно, хотя и не в столь категоричной фор­ме, и в отношении других политических деятелей. Само­отождествление с целями страны, штата или общины и стремление приспособить ее цели, выраженное как жела­ние «сделать что-нибудь на своем посту»,— таковы един­ственно приемлемые мотивы. Сказать кандидату в члены конгресса, что он стремится быть избранным из-за хоро­шей оплаты,— значит навлечь на себя гневную отповедь.

Предполагается, что адвокаты, врачи, художники и ученые руководствуются теми же мотивами. Достойный человек, будь то адвокат, врач, художник или ученый, за­нимается своим делом потому, что оно ему нравится; его поведение обусловлено интуицией, вкусом или знанием. Лишь эти побуждения достойны уважения. Отдавать предпочтение денежной оплате — значит признать свою неполноценность. Даже экономисты, большинство из ко­торых считает само собой разумеющимся примат денеж­ного мотива, с подозрением смотрят на коллегу, слишком озабоченного получением гонорара за консультацию кор­пораций или за учебник или добивающегося поездки за границу за счет фонда Форда. Академическая вежли­вость, возможно, диктует сдержанность при личном кон­такте, но в отсутствие нарушителя нравов обязательным считается крайне резкое его осуждение.

При попытке отрицать приспособление и отождеств­ление целей возникают серьезные трудности. Так, в пос­ледние годы ведущей организацией в исследовании кос­мического пространства стала Лаборатория реактивных Двигателей. Национальное агентство по аэронавтике и исследованию космического пространства передало ее в

ведение Калифорнийского технологического института. Эта организация не работает ради прибыли. Само собой разумеется, что ученые, инженеры и техники, связан­ные с этой организацией, глубоко прониклись ее целями и чрезвычайно горды своим вкладом в общее дело (сво­ей адаптивной ролью). Было бы глупо, а также оскорби­тельно предположить, что денежное вознаграждение является единственным или главным мотивом их дея­тельности. В нескольких милях от них такие же ученые, инженеры и техники заняты решением задач аналогич­ного характера и той же сложности в корпорациях «Локхид» и «Хьюз эйркрафт». Это частные корпорации. И для этих людей, как полагают, главным мотивом явля­ются деньги, которые им платят. Очевидно, что подоб­ное различие лишено смысла.

Должное уважение к реальности требует, чтобы мы признали, что люди в организациях находятся под воз­действием сложной системы мотивов. В разных ситуа­циях совокупность мотивов различна. Для всех, кто причастен к предпринимательской корпорации, руково­дители которой в первую очередь интересуются разме­рами дохода, может иметь большое значение денежный мотив. В развитой корпорации отождествление и при­способление могут иметь более важное значение, и это особенно вероятно в том случае, когда корпорация ори­ентируется на передовые научно-технические достиже­ния. Но и в развитой корпорации мотивы будут весьма различны на разных уровнях управления и у лиц разных специальностей. К этим различиям я и перехожу.