Глава третья. путешествие на запад

Мой 46-й год (1885-1886)

Той весной я покинул монастырь Гуань-инь на горе Сян и пошел с запада через перевал Да-цин дальше в провинцию Шэньсы. Пройдя через Яочжоу и Сань-юань, я, в конце концов, добрался до Сянь-яна, где увидел историческое грушевое дерево, под которым некогда жил древний адепт Чжао-бай. Когда я прибыл в Сянь (в древности известный под названием Чан-ань) с его внушительной стеной, я обнаружил множество исторических развалин. К северо-востоку от горо­да находился монастырь Цы-энь,¹ внутри которого была "Пагода Диких Гусей" - семиэтажная ступа, орнаментиро­ванная знаменитыми каллиграфическими надписями на кам­не, причем некоторые датировались от династии Тан и позднее, а также несторианскими мемориальными плитка­ми. Перед конфуцианским Колледжем префектуры прости­рался лес из более семиста мемориальных плиток. У его восточных ворот был виадук с семидесятые двумя пролетами и с оборудованным крышей павильоном, где прохожие могли встречаться и собираться прежде, чем заняться своими дела­ми. Преодолев тройные ворота перевала Ян-гуань, я пошел дальше и остановился у монастыря Хуа-янь, где отдал дань почтения ступе Учителя Ду-шуня ² и имперского Учителя Цин-ляна.³ Затем я отправился в храм Ню-тоу и в монастырь Син-го; в котором я почтил ступу Учителя дхармы Сюань-цаня [600-664гг.].

Продолжая путешествие, я достиг восточного Ву-тая, Чжуннань Шаня, а потом Сян Гу-по, монастыря Бао-дзан и пристанища Бай-шуй Лан, места, в котором некогда обитали двое святых отшельников-монахов. Я посетил бывшее при­станище Цзун-ми в пещере Инь-дун на вершине горы Ву-тай.

Этот Учитель был Пятым Патриархом школы Хуа-янь (Аватамсака) в Китае.

Затем я пошел к южному Ву-тай, где посетил учителей Дзюэ-лана, Э-кайя, Фа-женя, Ти-аня и Фа-сина, которые построили там соломенные хижины и предлагали мне остать­ся с ними. Фа-жень жил в "Тигровом логове". Э-кай распо­ложился под "Благородным Драконовым кедром", а Фа-син обосновался в "Пещере Сянь-цзы" вместе с Дзюэ-ланом и Ти-анем, тогда как я остановился в большой, крытой соломой хижине. Рано утром на первый день третьего месяца я вдруг увидел падающую звезду в небе за пределами ближней комнаты, и яркое впечатление от этого некоторое время оставалось, а потом постепенно поблекло. Не знаю, что это предвещало.

Примечания

1. "Цы-энь", или Монастырь Сострадательного Мило­сердия был построен наследным принцем Дай-цзуном в 648 г. Пагода была построена в качестве противопожарного сооружения по проекту Сюань-цзана в 652 г. с целью размес­тить массивные коллекции сутр, привезенные в Китай из Индии. Сюань-цзан перевел более 1300 сборников, после того как вернулся.

2. Ду-шунь (558-640). Первый Патриарх школы Хуа-янь в Китае. Известен своим сочинением "Медитация над Дхармадхату.

3. Иначе - Чэн-гуань (738-840). Популярный коммента­тор и имперский духовный наставник шести следующих друг за другом императоров династии Тан.

МОИ 47-й И 48-й ГОДЫ (1886-1887)

В эти годы я поначалу жил в хижине на южной вершине горы Ву-тай и практиковал чань с моими упомянутыми выше друзьями, опытными духовными подвижниками, из обще­ния с которыми я извлек очень большую пользу.

На второй месяц я спустился с этой горы и направился к горе Цуй-вэй, где отдал дань почтения монастырю Хуан-ю. Оттуда я направился к горам Цин-хуа и

Yov-ань, причем последняя находилась там, где я по пути в монастырь Цзин-е почтил ступу Дао-хуаня, китайского патриарха школы Лу (практика винайи). Вскоре я прибыл в монастырь Цао-тан, где почтил святое место Кумараджива. Затем я посетил гору Тайбай, высота которой составляла 108 ля (540 км.) и на которой даже в летнюю жару не таял снег. Оттуда я прибыл в монастыри Эр-бань и Дай-бань и в конечном итоге добрался до вершины Да Лун-чжи (Бассейн Великого дракона), где воды этого бассейна делятся на четыре горных потока. Пройдя через торговый город Цзы-ву, я достиг префектуры Хань-чжун, где посетил много историчес­ких мест таких, как терраса, на которой император Гао-цзу отдавал дань уважения своим генералам, храм Чжу-гу в Бао-чэне (построенный в память одного канцлера второго столе­тия), и мемориал Вань-нянь в честь Чжан-фэя. Оставив позади Лун-дун (пещеру дракона) и преодолев перевал Тянь-сюн, я достиг "Малого Эмэйя", перевала Цзянь-мынь (Ворот меча), монастыря Бо-ю, перевала Бай-ма (Белая лошадь) и гробницы Пан-туна, и, наконец, прибыл в храм Вэнь-чан в провинции Сичуань. Преодолевая препятствия на пути по этой местности, мне пришлось подняться на гору Ци-цюй [буквально "Гора семи изгибов"] и пересечь поток Цзю-цюй ["Поток семи изгибов"], не говоря уже о перевале Цзяянь-мынь. Он на самом деле походил на лезвие меча, перекинув­шегося мостом между двумя крутыми скалами. Он как бы подтверждал древнее изречение, что воин-одиночка, защи­щая это место, мог отразить нападение армии из десяти тысяч солдат.

На этой горе располагался город Цзян-вэй, где Бай-юэ некогда командовал гарнизоном. Было трудно преодолеть дощатый мост, перекинутый через пропасть. По выражению Древних это все равно, что "шагнуть в небо". Продолжая путь, я достиг префектуры Нань-синь, к югу от Гуан-хани, где я остановился в монастыре Бао-гуань и встретил там Новый Год. Придя в Сычуань в том году, я имел при себе лишь чащу и скромную одежду монаха, легко преодолевая, таким образом, любые препятствия. Когда я мотался по горам и Рекам, красота природы помогала мне очистить ум.

Примечания

1. Выдающийся Учитель, родом из Кучаня, который пришел в Китай в четвертом веке. Известен рядом переводов сутр, выполненных с помощью способного китайского по­мощника, Сэн-чжао. Арестованный во время войны, Кумараджива был доставлен в Чан-ань (современный Цзянь), где было основано бюро переводов. Он умер там в 412 году.

МОЙ 49-й ГОД (1888-1889)

В первый месяц я покинул монастырь Бао-гуан и начал свое путешествие по направлению к провинциальной столице Чэнду. Там я почтил зал Вень-шу (Манджушри) в монастыре Чжао-цзюэ, а также монастырь Цао-дан в храме Цин-ян. Оттуда, пройдя через Хуа-ян и Шуан-лю, я направился на юг и подошел к префектурам Мэй-шань и Хунъя и шел дальше до тех пор, пока не достиг подножья горы Эмэй. После посещения пещеры Цзю-лао при храме Фу-ху (где некогда останавливался Чжао Гун и практиковал даосизм) я взобрался на вершину Цзинь-дин горы Эмэй, где совершил воскуре­ния.

Ночью я увидал над головой нечто подобное созвездию небесному - бесчисленные "огни Будды", красота которых была неописуема. Я навестил настоятеля Юань-чжэня в монастыре Бао-гуан, где остановился на десять дней. Из монастыря Вань-нянь, в котором я почтил зал Вайрокана, я спустился с горы и пошел дальше пока не достиг префектуры Ячжоу. Пройдя через префектуру Чун-цин, я достиг Лудина вблизи западной границы провинции Сычуань и на пятом месяце пересек реку Лу. В городе Янь-ань через реку Да-фу был перекинут подвесной лудинский мост, сделанный из длинных пролетов в 300 футов длинной. Он перекатывался и раскачивался, когда по нему шли, что требовало большой осторожности и, обычно, пугало путников. Двигаясь на восток, я прошел через Да-цзянь Лу, Литан (также называ­емый Ли-хуа), Батан и оттуда, пойдя на север, я достиг Цамдо. Продолжая свое путешествие на запад, я прибыл в Шиду, в A-лань-то¹ и Лари, где обширная территория была скудно заселена несколькими ханьскими китайцами, тибетцами, монголами и дикими племенами, говорившими на отличных друг от друга языках, и лишь немногие из них говорили по-китайски. В Литане есть священная гора Гуна /7556 м.), святое место для последователей тибетского буддиз­ма. В Батане очень высокие горы, а город Цамдо расположен в месте слияния рек. Большинство людей в этом районе были приверженцами ламаизма. Из Лари я пошел на юг и добрался до Цзян-ды (вероятно это Гямда), за которой начиналась тибетская граница. Продолжая свое путешествие через гра­ницу в Тибет, я переправился через реку Вусу-цзян', а потом через реку Лхаса (Куйчу) и вскоре прибыл в Лхасу, столицу и объединенный административно-религиозный центр всего Тибета.

К северо-западу от города возвышалась гора Потала, на которой расположился тринадцатиэтажный дворец Потала. Его здания сверкали золотом на фоне голубого неба во всем своем внушительном величии. Именно здесь "Живой Буд­да", Далай Лама, восседал на своем троне в окружении 20 тысяч монахов. Поскольку я не понимал по-тибетски, я просто посетил монастыри, совершая воскурения и отдавая дань почтения "Живому Будде".

Из Лхасы я направился на запад и, пройдя через Гунгар и Тянцзэ, достиг Шигацзэ, к западу от которого находился монастырь Ташилунпо. Это было большое и красивое соору­жение, занимавшее площадь в несколько квадратных ли и являвшееся административным и религиозным центром За­падного Тибета, где другой "Живой Будда", Панчен Лама, восседал на своем троне в окружении четырех или пяти тысяч монахов. Во время своего путешествия из провинции Сычу­ань в Тибет, на что ушел год, я передвигался днем и отдыхал ночью. Зачастую я не встречал ни одной живой души в течение нескольких дней, поднимаясь в горы или переправ­ляясь через реки. Птицы и звери были не такими как в Китае, и обычаи также отличались от наших обычаев. Их сангха не предусматривала соблюдения монашеских правил, и в боль­шинстве своем монахи ели говядину и баранину. Они разде­лялись на секты, знаком отличия которых были красные и желтые шляпы. Я думал о днях Собрания Чжэтаваны и не мог сдержать слезы.³ Так как год приближался к концу, я вернулся из Шигацзэ в Лхасу и встретил там Новый Год.

Примечания

1. Шиду и Аланьто - это китайские транскрипции местных географических названий. К счастью, Лари может быть легко идентифицирован и дает представление о его окрестностях.

2. "Вусу-цзян", вероятно, является притоком реки Брахмапутра (Ярлун Цзанпо).

3. Наблюдения Сюй-юня относительно статуса тибетско­го буддизма кажутся в этом отрывке не более чем доброжела­тельными, хотя его описание, с другой стороны, наполнено великодушием по отношению к тибетским традициям. Здесь следует принять во внимание особые обстоятельства. Буддис­тская сангха обычно запрещает мясоедение, и Сюй-юнь вводил решительные реформы в китайских монастырях вез­де, где он обнаруживал случаи мясоедения. Следовательно, он был шокирован тем, что употребление в пищу мяса было, как он обнаружил, весьма обычным делом для тибетских буддистов. Тибетский климат и почва не очень-то способству­ют получению хороших урожаев овощей, а урожаи злаковых культур зачастую скудны. Таким образом, в силу простой необходимости тибетские монахи часто употребляют мясо. Ячмень и просо иногда дают неплохой урожай, но редко в количествах, достаточных для удовлетворения всех потреб­ностей. Мы уже говорили о том, что Сюй-юнь придерживался строгой вегетарианской диеты весь период своего пребывания в Тибете и, очевидно, находил соответствующую пищу для поддержания тонуса. Но как ни странно, предписания Винайи однозначно не исключают применения мяса в качестве пищи, главным образом потому, что монахи, как правило, просят милостыню или едят то, что их покровители им предлагают. В Китае предписания Винайи связывают с Брахмоджала -сутрой, которая действительно исключает упот­ребление мяса, подобно Ланкаватара-сутре. Таким образом, в Китае канон явно запрещает мясоедение.

Что касается критических замечаний Сюй-юня относи­тельно тибетских школ и их различий, то проблема скорее кажущаяся, чем действительная. Тибетский буддизм поро­дил свои собственные школы так же, как и китайская буддистская традиция. Можно предположить, что Учитель принял эти различные подразделения за секты, представляв­шие разные взгляды. Как известно из других заметок Сюй-юня, он считал все аспекты дхармы дополняющими друг друга и учил своих последователей не отдавать предпочтения какому-то одному методу. Если бы Учитель умел говорить и читать по-тибетски, он бы признал, что тибетцы считают необходимым выражать дхарму различными методами, точ­но так же, как это делают китайские школы.

МОЙ 50-й ГОД (1889-1890)

Мне не хотелось оставаться в Тибете, и с наступлением весны я отправился на юг через Ла-ко и Я-дун (иначе называемый Мао-дун), который был воротами в Индию из Тибета. Я прибыл в Бутан, перейдя через горные цепи, названия которых были мне неизвестны, хотя я однажды слышал, как их называли "Луковичной Цепью" или "Снеж­ной Цепью" (Гималайская Цепь). Я воспользовался возмож­ностью и сочинил поэму, которая содержала следующие строчки:

Что режет горизонт Подобно пустоте прозрачной?
Сей мир из серебра ярчайший,
Он то же, что сверкающий нефрит.

Оказавшись в Индии, я добрался до города Ян-пу, где совершил паломничество в различные святые места. Позже я прибыл в великий бенгальский город Калькутту, откуда морем направился на Цейлон. Будучи там, я продолжал свое паломничество по святым местам, после чего снова морем добрался уже до Бирмы. Там я посетил великую шведагонскую Золотую Пагоду (в Рангуне) и почтил интерьер храма. Когда я прибыл в Чи-ти-ли вблизи Моулмейна, я увидел необычный валун, возложенный, по преданию, на скалистом выступе Маудгальяной в древние времена. Многие преданные ему последователи приходили туда, чтобы отдать дань почтения.

На седьмом месяце я возвратился в Китай. Продвигаясь из Лашио, я прошел через ворота Хань-лун и вступил на территорию провинции Юньнань. Пройдя через Нянь-нин, Лун-лин, Цзин-дун, Мэн-хуа, Чао-чжоу и Сиагуань, я достиг префектуры Дали. Там я посетил великое озеро Эр-хай, серебряный шум водопадов которого был слышен на несколь­ко ли вокруг. Это было самое замечательное зрелище.

Когда я вернулся в Китай, моим первым обетом было посещение горы "Петушиная Ступня", где я хотел почтить Махакашьяпу, который считал гору священной, и на кото­рой, по преданию, находясь в пещере, он был погружен в самадхи и ожидал будущего Будду, Майтрейю. От озера Эр-хай я направился на северо-восток и, через Ва-сэ, Бай-дань, Бин-шу, Шань-цзяо и храм Да-ван в Ан-бане, я достиг арки архитектурного ансамбля Лин-шань (Пик Стервятника) у подножья горы "Петушиная Ступня". На полпути к верши­не находилась терраса Мин-гэ, где, как говорят, в былые времена остановились восемь принцев, следовавших за Махакашьяпой. Не вынося мысли о том, что они могут расстаться с ним, они, по преданию, остались на этой горе и продолжали духовную самореализацию, став все как один духовными законниками (за что им теперь отдавали дань почтения в близлежащем храме Да-ван).

Я взобрался на гору, достигнув пещеры-святыни Махакашьяпы с его изображением внутри. Говорят, когда Ананда пришел туда, чтобы отдать дань почтения, каменная дверь пещеры открылась сама собой. Это была высокогорная пеще­ра, закрытая каменной стеной, напоминающей дверь. Эта дверь называется "Хуа-шоу Мэнь" (Ворота Расцвета Цвет­ка)³ и за ней, как гласит предание, сидел Махакашьяпа, погруженный в самадхи. Эта дверь, закрывающая вход в пещеру, напоминала огромные городские ворота в несколько сотен футов высотой и более сотни футов толщиной. Обе части дверей были сомкнуты, но линия стыка между ними четко просматривалась.

В тот день было много посетителей, сопровождаемых местными гидами. Когда я совершал воскурения и поклоны, трижды прозвучал большой колокол. Сердца местного люда преисполнились радостью и благоговением. Кто-то сказал, „то "всякий раз, когда здесь появляется просветленный человек, слышится звон колокола, бьет барабан или играет музыкальный инструмент. Мы все слышали о барабане и другом музыкальном инструменте, которые раз или два отмечали такие знаменательные даты, но пока еще никогда не слыша­ли звона большого колокола. Судя по тому, что Вы пришли сюда сегодня отдать дань почтения, и прозвучал большой колокол, не является ли это верным признаком того, что Вы постигли Дао" Я тут же стал отрицать, что достоин такого приветственного знака внимания со стороны колокола. Это был последний день седьмого месяца.

Затем я совершил восхождение на вершину Тянь-чжу (Столп Небесный). Это была самая высокая вершина этой горы и расстояние между ней и подножьем составляло тридцать ли (приблизительно 15 км.). На ней располагались бронзовая гробница и ступа Сурангамы. Согласно летописям горы "Петушиная Ступня" там некогда было 360 отшельни­ческих приютов и 72 храма, из которых теперь сохранилось не более десяти. В более поздние времена монахи и миряне перестали отличаться друг от друга, и храмы в качестве собственности стали переходить по наследству из поколения в поколение, причем каждая община присваивала себе какой-то храм и не позволяла посторонним монахам останавливать­ся в них даже на короткий срок. Я вспомнил о процветании древних центров дхармы, сравнивая их с нынешним упад­ком, и не мог удержаться от вздоха сожаления. Несмотря на мое пылкое желание вернуть этим местам их прежнее вели­чие, я не знал, представится ли такая возможность.

Я спустился с горы через вершины Лян-ван и Цзю-фэн и, наконец, достиг района Юньнань. Далее, я перешел через горы Шуй-му, Лин-цю и Цзы-ци и достиг префектуры Чуси-он. Там я остановился в монастыре Гао-дин со стороны его западных ворот. Вскоре после моего прибытия в монастырь, он наполнился ароматом орхидей. В храме настоятель монас­тыря поздравил меня в связи с таким редким событием. Настоятель подошел ко мне и сказал: "Это божественное благоухание присутствовало здесь всего несколько раз за всю историю. Согласно преданию, на этой горе растут божествен­ные невидимые орхидеи, которые источают свой аромат только тогда, когда ее посещает просветленная личность. Поскольку вся гора сегодня благоухает, это, должно быть, связано с Вашей высочайшей добродетелью". Он был пред­ельно учтив и настаивал на том, чтобы я оставался как можно дольше. Поскольку я спешил вернуться в свою родную провинцию Хунань, я вежливо отклонил его настоятельную просьбу. На следующий день я покинул монастырь и через префектуры Куньмин и Цюй-цзин добрался до Бин-и, на границе с провинцией Гуй-чжоу. Я продолжал идти на восток через Куй-ян и Чжэнь-юань и после долгого пути достиг округа Ма-ян и в Чжи-цзян западной Хунани. Я продолжил свое путешествие через Бао-цин и прибыл в Хэн-ян. Там я нанес визит почтения Учителю Хэн-чжи на горе Ци. Пробыв там десять дней, я снова пошел на север.

Прибыв в Вучан провинции Хубэй, я посетил монас­тырь Бао-тун и отдал дань уважения настоятелю Чжи-мо. Изучив кодекс покаяния и преображения, предписываемый обрядом Куань-инь, я направился в Цзю-цзян, где совершил восхождение на гору Луо и почтил настоятеля Чжи-шань в монастыре Хай-хуэй. Находясь там, я присоединился к церемонии воспевания имени Будды. Затем, прибыв в про­винцию Анхуэй и, посетив гору Хуан, я совершил восхожде­ние на гору Цзю-хуа⁴ и почтил ступу Кситигарбха Бодхисаттвы и храм Бай-суй. Я также приветствовал низким поклоном настоятеля Бао-ву, поборника строгой дисциплины, облада­ющего невозмутимым умом высокого порядка. Затем я пере­правился через реку к горе Бао-хуа и засвидетельствовал свое почтение настоятелю Шэн-сину, который уговорил меня встретить с ним Новый Год.

На протяжении этих двух лет я преодолел расстояние в десять тысяч ли. Я всегда шел пешком, за исключением тех случаев, когда приходилось пересекать моря. Я переходил вброд реки и взбирался на горы, не страшась дождей, ветров, морозов и снегопадов. Пейзажи сменялись каждый день, но мой ум был чист, как яркая и одинокая луна, висящая в небе. Здоровье мое крепло и поступь убыстрялась. Я не испытывал особых трудностей в пути. Наоборот, я осознал всю пагубность своего прежнего, пропитанного эгоизмом существова­ния. Древние верно говорили, что "после прочтения десяти тысяч книг человеку следует пройти десять тысяч миль".

Примечания

1. Вероятно - Бенарес. Иногда невозможно определить иностранные географические имена в китайской транслите­рации, которая, зачастую, носит произвольный характер. Например, в описании Сюй-юня своего пребывания в Тибете два одинаковых фонетических ряда используются для иден­тификации совершенно разных мест, хотя, к счастью, их легко было определить, следя за его маршрутом.

2. "Чи-ти-ли" это Кяй Кхтиё, вблизи Моулмэйна. Бла­гочестивые бирманские буддисты покрывают эту скалу золо­той фольгой, которая иногда в течение нескольких лет выполняет свою защитную функцию.

3. Дверь пещеры-гробницы Махакашьяпы была названа "Хуа-шоу Мэнь" или "Воротами расцветающего цветка" в память о "Цветковой проповеди" Будды, во время которой он держал цветок в поднятой руке, указывая, таким образом, непосредственно на Высший Разум. Махакашьяпа был един­ственным учеником, понимающим глубочайшее значение этого жеста, на который он ответил улыбкой. Чаньская традиция считает этот эпизод моментом, с которого началась "Передача Высшего Разума". Махакашьяпа был Первым Индийским Патриархом в чаньском списке.

4. Гора Цзю-хуа (1841 м.). Одна из четырех священных буддистских гор. Бодхимандала из цепи Ди-цзан (Кситигар­бха) или "Земное изваяние" Бодхисаттвы. Она находится в провинции Анхуэй.