Правовые запреты в уголовном и административном праве
Запрет - одна из древнейших правовых категорий. Сфера и способ использования этого логического модуса в системе социального регулирования всегда обусловлены потребностями и целями конкретного общества, присущими ему на данном этапе развития. Однако понимание запрета неоднозначно и может рассматриваться в нескольких ракурсах. Запрет как логический модус и запрет как запретительная правовая норма - категории из разных плоскостей, логической и юридической. Как особый вид нормы, запретительная норма имеет ряд отличительных особенностей. В юридической литературе исторически первыми сформировались нормы-запреты, которые в первобытном обществе выступали преимущественно в виде табу. Именно табу стали своего рода прообразом запретительной нормы уголовного права, поскольку они в императивной форме запрещали совершение определенных действий под страхом наказания, которое могло покарать правонарушителя не только руками людей, но и богов. Развитие правовой (и не только) культуры общества постепенно привело к тому, что из такого единого запрета-табу выделились религиозные, моральные и правовые запреты, при этом тесное взаимодействие между этими социальными регуляторами продолжает существовать.
Зачастую запрет в праве представляет собой трансформированный с помощью средств юридической техники моральный запрет. Особенно ясно это прослеживается на примере запретительных норм уголовного права, призванного охранять и защищать такие общечеловеческие ценности как жизнь, здоровье, физическое и психическое благополучие индивида, нравственное воспитание подрастающего поколения и многие другие. Однако здесь важно провести четкую грань между уголовно-правовой нормой и юридическим запретом: запрет может продолжить свое юридическое существование даже тогда, когда акт, содержащий соответствующую уголовно-правовую норму, утратил свою юридическую силу. Такое возможно, когда нарушение запрета влечет уже не уголовную, а, допустим, административную ответственность, что явилось результатом определенных законодательных изменений. Таким образом, запреты "как бы «заряжены" юридической ответственностью уголовной, административной, гражданской."
Итак, запрет может рассматриваться не только как юридическая категория, правовое понятие, но и как логическая конструкция. Такой ракурс рассмотрения позволяет измерить масштабы и цели правового воздействия, к которым стремится законодатель, используя этот логический модус в нормативно-правовом регулировании. В науке было выработано множество логических схем, в координатах которых может быть рассмотрена конструкция запрета. Есть нормативные логики, позволяющие рассмотреть только различия между характерами норм и различия между их предметами - это абсолютные или монадические логики. Их символический аппарат ограничен: включает лишь символы, представляющие понятия "обязательно", "разрешено", "запрещено" и т.п., а также множество переменных. Есть менее абстрактные логики норм, которые содержат символические средства, дающие возможность выражать не только различия предметов норм и различия в их характерах, но и различия условий приложения норм - это логики относительные или дуадические. Однако сам запретительный модус безусловно может быть рассмотрен в любой логической системе, благодаря своей универсальности в качестве средства правового регулирования. Использование запретов, пожалуй, не чуждо всем отраслям права, именно поэтому, являясь по своей сути концептуальным, конструкция запрета "вписывается" в любую систему нормативной логики. Тем не менее для логики права (или же логики правовых норм) запрет не является какой-то самостоятельной конструкцией, в таком качестве он предстает только в теории права. Запрет - это модус, характеристика какой-либо нормы, логическая структура которой является предметом рассмотрения, т.е. несамостоятельное понятие, а понятие, существующее лишь в качестве характеристики иного предмета - правовой нормы. Таким образом, запрет как логический модус, рассмотренный в качестве внутренней логической характеристики запретительной нормы уголовного права, не будет обладать какой-либо особой спецификой по сравнению, скажем, с запретительной нормой административного права. Поэтому уголовно-правовой запрет - один из видов запрета (запреты есть и в других отраслях права), в то время как уголовно-правовая запретительная норма - одна из видов уголовно-правовой нормы (есть и другие нормы в уголовном праве).
Особый интерес представляет вопрос о признаке соучастия в структуре уголовно-правового запрета и состава преступления. Каким образом уголовно-правовой запрет распространяется и на соучастников, если статьи Особенной части никогда не говорят об ответственности кого-либо, помимо исполнителя преступления? Тогда на основании какого нормативного положения они отвечают перед судом? Эти вопросы легко разрешимы путем моделирования такой правовой конструкции, как состав соучастия. Как особый состав, соучастие может "соединиться" с любым преступлением в Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации" от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 22.11.2016)[4] (далее - УК РФ), кроме составов, являющихся квалифицированными видами соучастия. Именно в таком "суммарном" виде состав конкретного преступления становится ядром уголовно-правовой запретительной нормы, которая запрещает совершать какое-либо преступление еще и в различных формах соучастия. При этом состав соучастия дополняет все элементы состава конкретного преступления: объект подвергается более интенсивному по своей степени негативному воздействию; объективная сторона конкретизируется функцией, выполняемой соучастником; субъективная сторона включает осознание совместных и согласованных преступных действий. Следует отметить отсутствие качественных метаморфоз субъекта преступления при соучастии (количественные здесь очевидны). Поскольку характеристики субъекта здесь, как и в любом в рассматриваемом случае совершения преступления, обусловлены наличием общих требований о возрасте и вменяемости субъекта преступления (отдельный случай - наличие признаков специального субъекта, поскольку их отсутствие может привести к необходимости применения части 4 ст. 34 УК РФ, когда преступление совершено в соучастии), каких-то дополнительных элементов к статусу соучастника как субъекта преступления соучастие не добавляет. Функции, выполняемые соучастниками, не относятся к такому элементу состава, как его "субъект", они находят отражение в объективной и субъективной стороне состава соучастия в конкретном преступлении согласно функции, выполняемой соучастником в общем преступном деянии.
Изложенные соображения следует дополнить еще одним замечанием, которое касается соотношения структуры уголовно-правового запрета, содержащего состав с общим субъектом преступления, с составом со специальным субъектом. Пожалуй, было бы излишним представлять любой более или менее самостоятельный состав преступления как имеющий отдельный уголовно-правовой запрет. Так, каждому запрещено убивать других людей в принципе - это единый уголовно-правовой запрет, который "распадается" на отдельные составы в связи с наличием разнообразных признаков, дополняющих тот или иной элемент состава преступления (ст. ст. 105, 106, 107, 108 УК РФ). Таким образом, уголовно-правовой запрет, уголовно-правовая норма и состав преступления (а также диспозиция статьи Особенной части УК РФ) - понятия из разных плоскостей. Первые относятся к теории уголовного права, являются абстрактными, умозрительными в высшей степени, юридическими конструкциями, вторые представляют собой явления из области законодательной техники, формализованную, юридическую форму выражения первых. И, как следует из вышеприведенного примера, один уголовно-правовой запрет (а также норма) могут касаться нескольких составов преступлений.
В общей теории права широко распространена классификация правовых норм на императивные и диспозитивные в зависимости от метода правового регулирования. Запретительная норма уголовного права - это императивная норма: "Если... нельзя совершать... иначе...". Однако в уголовном праве есть нормы диспозитивные (классический пример - статья 64 УК РФ), но такие нормы не выражают в полной мере природу уголовного права. Многие из них вполне могли бы стать частью уголовно-процессуального законодательства, будь к тому воля законодателя и при этом не потеряли бы своего назначения и смысла. По своей сути они, как правило, нормы, обеспечивающие реальное действие норм запретительных и обычно касаются вопросов назначения наказания, индивидуализации и дифференциации уголовной ответственности. Чаще всего их адресат - правоохранительные органы государства. Однако нормы главы 8 УК РФ также следует охарактеризовать как диспозитивные (управомочивающие), чье действие ограничено определенными условиями правомерности, их адресатом являются частные лица.
Существует большое количество мнений по вопросу определения структуры уголовно-правовой нормы. В науке уголовного права были сформулированы два проблемных вопроса по данному предмету: вопрос о применимости к структуре уголовного запрета обычной трехчленной схемы правовой нормы (не является ли обычная санкция по сути "диспозицией" для уголовно-правовой нормы и не является ли уголовно-правовая норма, таким образом, двухчленной), и вопрос соотношения структуры нормы уголовного права со структурой статьи уголовного закона. Решение первого вопроса во многом предопределяет ответ на второй, поэтому для начала следует разобраться с многообразием позиций по первому вопросу. Ответы, даваемые наукой, варьируются от признания необходимости распространения общих положений теории права и на запретительную уголовно-правовую норму до полного отрицания наличия общих для всех норм права признаков в структуре уголовно-правового запрета. Так, профессора Арутюнян А.А., Брусницын Л.В., Васильев О.Л[5] в своем совместном исследовании усмотрели в уголовно-правовом запрете полноценную трехчленную норму, имеющую особый охранительный характер. При этом они исследуют уровни ее взаимодействия с регулятивной правовой нормой, по отношению к которой санкция является своего рода охранительным атрибутом. С такой позиции названные вопросы будут решаться исходя из тезиса о том, что "санкция есть диспозиция другой - охранительной нормы, адресованной суду". В то же время отстаивалась и другая позиция, утверждавшая наличие двух элементов в структуре уголовно-правовой запретительной нормы. Обычно это утверждение сводилось к тому, что уголовно-правовая норма не имела гипотезы и во многом сводилась к схеме "состав преступления - диспозиция; наказание - санкция". Таким образом, согласно этой позиции, запретительная норма по сути всегда выражена в буквальной формулировке статьи Особенной части . Подобное рассмотрение уголовно-правового запрета как нормы, состоящей только из двух элементов - "гипотезы" и "диспозиции" (или же "санкции", авторы подобного рода позиций допускают полнейшее смешение общетеоретических понятий, употребляя их не в общепринятых значениях), логически подводит к выводу о том, что законодатель обращается к гражданам с предписанием совершать преступление и получать за это соответствующее наказание. Ведь положение, что диспозиция любой правовой нормы есть установленное государством правило поведения, сомнений не вызывает. Поскольку содержание диспозиции нормы сводится в рамках рассматриваемой позиции к содержанию диспозиции статьи, в которой никогда не встретить слов о запрещении совершать нечто, формируется именно такое представление о предписании адресату нормы якобы совершить преступление. Логическая структура и фактическое изложение уголовно-правового запрета при таком подходе не разграничиваются, а потому и происходит подобное смешение понятий. Такое смешение допускает и профессор А.Б. Венгеров[6], который высказывается по этому поводу следующим образом: "Иногда задают вопрос: а годится ли эта конструкция трехчленного состава нормы права для норм уголовного права? Где, например, там диспозиция? Действительно, нормы уголовного права строятся по форме: за совершение преступления следует такое-то наказание. Диспозиция здесь - это всегда запрет совершать преступление. Гипотеза - совершение преступления (жизненные обстоятельства), нарушение запрета. И при нарушении - соответствующее наказание (санкция - неблагоприятные последствия)" . Такая позиция может быть сформулирована и несколько иначе - основываться на тезисе, что "в нормах, которые запрещают совершать определенные деяния, диспозиция, содержащая признаки запрещаемого действия, т.е. определяющая состав правонарушения, одновременно выполняет и роль гипотезы, так как данная норма применяется в каждом отдельном случае лишь при совершении указанного в диспозиции запрещаемого деяния" . Общая ошибка всех подобных рассуждений заключается в смешении понятий уголовно-правового запрета как особой разновидности нормы права и юридического состава как основания для возникновения уголовно-правового отношения. При таком подходе абстрактной природе правовой нормы не дается четкого обоснования. Последовательное обоснование природы правовой нормы как юридической абстракции проводит профессор Д.А. Керимов[7], формулирующий свои выводы следующим образом: "Правовая норма, как понятие абстрактное, в указанном смысле не может быть одноэлементной или двухэлементной, она всегда состоит из трех элементов. Каждая правовая норма логична, если содержит ответы на три обязательных вопроса: какое поведение она предусматривает для субъектов правового отношения; при каких условиях это поведение должно (или может) иметь место и какими будут последствия для лиц, не исполняющих или нарушающих установленное правило. Немыслима вообще какая бы то ни была норма, в особенности правовая, из которой прямо или косвенно, но вполне определенно не вытекали бы ответы на эти вопросы. Другое дело, что внешняя форма выражения правовой нормы в статье или статьях закона (подзаконного акта) далеко не всегда повторяет ее логическую структуру" . Что касается конкретного выражения элементов уголовно-правового запрета, то диспозиция этой нормы всегда начинается словом "запрещается". Иные подходы, при которых все формулировки нормативного материала, начинающиеся словами "если", будут называться гипотезой правовой нормы, представляются чрезмерно упрощенными, не учитывающими абстрактной природы самой правовой нормы. Логическую формулу "если... то... иначе..." не следует воспринимать слишком буквально, позволяя структуре изложения нормативного материала предопределять ее содержание. Норма права никогда не сводится только к своему лингвистическому выражению, а выводится из логики, содержания и формулировки конкретной правовой нормы в статье (или даже чаще - статьях) закона. Также заслуживает поддержки аргументация доцента Ю.В. Грачевой[8], выявляющая внутреннюю противоречивость критикуемой позиции следующими рассуждениями: "Если условием (гипотезой) применения нормы выступает факт совершения лицом преступления, то самим правилом поведения не может признаваться запрет совершения преступления, так как бессмысленно запрещать то, что уже произошло. Названной гипотезе должна соответствовать иная, по сути, диспозиция, в ней должно содержаться указание на неблагоприятные последствия для лица в случае совершения им преступления. Не согласованы между собой содержание диспозиции и санкции. Если лицо воздержалось от совершения преступления, то в этом случае неблагоприятных последствий для него быть не может".
Методы правового регулирования воздействуют на общественные отношения в соответствии с теми реалиями, которые сформировались в тот или иной исторический период. В различные периоды в методе правового регулирования превалировали различные средства, с помощь которых осуществлялось воздействие на общественные отношения. Либерализация экономики вызвала необходимость использования дозволительных средств воздействия на общественные отношения, но как показала практика, названные средства не смогли решить те проблемы, которые стояли перед обществом и государством. Неэффективность дозволительных средств правового регулирования наглядно проявляется в период глобального экономического и финансового кризиса. Дозволительные средства правового регулирования не способны эффективно и всеобъемлюще воздействовать на общественные отношения в сфере экономики. В этой связи объективно необходимо использовать императивные средства воздействия на участников общественных отношений, а также различного рода правовые запреты. В этой связи исследование правовых запретов имеет как никогда важное и своевременное значение.
Кроме того, необходимо отметить, что в науке административного права существует достаточно много правовых и организационных проблем, требующих своего разрешения. Одной из проблем, которая требует такого разрешения, является институт правового запрета. В настоящее время правовой запрет установлен в различных сферах публичного управления, а также в различных сферах жизнедеятельности. Сложно представить себе нормальное функционирование общественных отношений без регулятивных свойств правового запрета. Правовые запреты, которые сформировались в российском праве, достаточно разнообразны, каждая отрасль права закрепляет особый набор правовых запретов. Наиболее разнообразный набор правовых запретов установлен в административном праве.
Административные запреты обеспечивают нормальное функционирование государственно-служебных отношений, а также не дают гражданам и юридическим лицам переходить границы дозволенного поведения. Административный запрет нацелен на защиту общества личности и государства.
Административные запреты закрепляются нормами права, которые в научной литературе получили название запрещающих норм права. Запрещающие нормы административного права занимают особое место среди всего многообразия норм, действующих в механизме административно-правового регулирования. Данные и ряд других обстоятельств свидетельствуют об актуальности настоящего исследования. Необходимо сказать, что институт административных запретов занимает достаточно важное место в механизме правового регулирования общественных отношений, которые складываются в сфере публичного управления. Несмотря на то, что административные запреты играют важную роль, их содержание, а также специфика в науке административного права, в силу целого ряда объективных и субъективных причин, не исследовались. В этой связи проведенное исследование в определенной степени восполняет имеющийся пробел в науке административного права.
В повседневной жизни, а также правоприменительной деятельности мы сталкиваемся с различными предписаниями запретительного характера, которые предостерегают нас от нежелательного поведения и тем самым способствуют обеспечению правопорядка. Учитывая, это представляется необходимым исследовать понятие и сущность административного запрета, а также определить какую роль он играет в правовом механизме регулирования общественных отношений.
Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что правовой запрет является составной частью правовых средств регулирования общественных отношений, которые складываются в сфере публичного управления, полицейской, а также хозяйственной деятельностью. Административный запрет находится в диалектической взаимосвязи с правовым запретом и обладает теми же признаками, что правовой запрет вообще. Отличительный признаком административного запрета состоит в том, что он является самым распространенным видом правового запрета, касается различных сфер социальной действительности. Административный запрет обеспечивает соблюдение норм различной отраслевой принадлежности. Посредством административного запрета обеспечивается правопорядок в сфере безопасности, предпринимательской деятельности, административной юрисдикции, разрешительной системе, государственной службе и др. Запрещающие предписания обеспечивают выполнение предписывающих, а также дозволительных предписаний. Как отмечал, В. Гумбольдт «…для того чтобы охранять безопасность граждан, государство должно запрещать или ограничивать те имеющие непосредственное отношение к действующему лицу действия, последствия которых приносят ущерб правам других лиц и без или против воли этих лиц уменьшают их свободу или достояние, или же такие действия, от которых этого с вероятностью можно опасаться, причем всегда одновременно должно принимать во внимание как объем грозящего вреда, так и важность вытекающего из запретительного закона ограничения свободы. Всякое же дальнейшее или на других основаниях установленное ограничение частной свободы лежит вне границ государственной деятельности»
Вышеизложенное позволяют сделать вывод о том, что правовой запрет, а также административный запрет занимают особое место в механизме правового регулирования. Необходимо сказать, что, несмотря на то, что правовому запрету вообще и административному запрету в частности присуща вспомогательная роль, каждое средство носит самостоятельный характер среди средств воздействия на общественные отношения.
Заключение
Правовые запреты это необходимое, важное юридическое средство обеспечения организованности общественных отношений, охраны прав и законных интересов граждан, общественных объединений, всего общества, создания барьера для нежелательного, социально вредного поведения. Были представлены случаи, в которых, запрещения представляют собой переведенные на юридический язык и оснащенные юридической санкцией моральные запреты. Немало запретов выражающих организационную деятельность государства в сферах государственного управления, охраны окружающей среды и ряде других, которые, так или иначе, обосновываются в нормах морали. Поэтому запрет в праве это юридическая обязанность. И с этой стороны для запретов в принципе характерно все то, что свойственно юридическим обязанностям вообще.
Для юридических запретов характерно наличие момента требования: существование юридического запрета всегда предполагает, что есть лица, которые вправе потребовать его соблюдения. Момент требования свойствен и соответствующим юридическим обязанностям.
Запреты в праве характеризуются формальной определенностью: будучи закреплены в нормах права, они приобретают строго определенное содержание и четкие границы. Запреты в праве, как бы заряжены юридической ответственностью - уголовной, административной, гражданской.
Проблема использования правовых запретов в качестве методов правового регулирования безусловно является сложной и многогранной по своему составу. Применение правовых запретов во всех отраслях права позволяет говорить о них как об универсальных юридических категориях. Однако при этом сам запрет отнюдь не превращается в безликую, обобщенную, эклектическую конструкцию. Наоборот, вбирая в себя достижения различных, направлений в юридической науке данный феномен выступает как достаточно конкретный элемент устанавливаемого и гарантируемого государством правопорядка.
Некоторые исторические справки и данные свидетельствуют, что общие запреты стали первоначально складываться как особый технико-юридический прием, выражающий обобщающую формулу «все, кроме» или «все, за исключением», - прием, который используется не только в области дозволений и запретов. Его суть очевидна: первоначально вводится известное нормативное положение, скажем, запрет на что-то, а затем этот запрет определенным образом ограничивается, из него делаются исключения, и таким путем запрет, рассматриваемый в единстве с исключениями из него, приобретает общий характер.