Направления защиты валютно-финансового суверенитета
Значение самостоятельной кредитно-денежной политики для поддержки национального производства; политика «печатного станка» основных эмиссионных центров на фоне мирового кризиса; хранение резервов правительства и золотовалютных резервов центральных банков в кредитно-финансовых учреждениях, валюте и ценных бумагах зарубежных государств выводят на вопрос о конституционно-правовом статусе Центрального банка (ЦБ). Особенно - с учетом фактически проводившейся в ряде стран, включая Россию, политики «currency board», а также навязывания концепции независимости центральных банков - вплоть до того, что на симпозиуме в честь 200-летия Банка Франции в 2000 г. Председатель ЕЦБ и Премьер-министр Франции уточняли со ссылкой на словарь значение термина «accountability» применительно к статусу ЦБ[39].
Отсюда - движение в сторону возвращения финансового суверенитета[40]. Так, подконтрольность деятельности ЦБ Парламенту закреплена в новой Конституции Венгрии; принят и новый закон о ЦБ, предусматривающий введение в состав его правления представителей Правительства, что вызвало острую реакцию со стороны ЕЦБ и МВФ. Ряд стран, включая ФРГ, заявляют о репатриации своих золотых запасов. Стоит отметить и тенденцию перехода разных стран (Китая, Бразилии, Индии, ЮАР, Австралии, ОАЭ, Турции, Японии, Чили и др.) в торговых отношениях друг с другом на иные, в том числе, местные валюты, обмен ими, а также на другие способы взаиморасчетов на основе двух- и многосторонних договоренностей. Все чаще звучат и идеи привязки валют к природным мерилам богатства, введения «энергетического рубля» и т.д.[41] Если подобные концепции возобладают, соответствующие положения, вероятно, получат закрепление на уровне конституций.
Информационная безопасность и экономический суверенитет
Защита экономического суверенитета требует обеспечения и информационной безопасности[42]. Угроза заключается в широком использовании формально суверенными государствами в своей информационно-коммуникационной инфраструктуре таких информационных продуктов, которые не позволяют защитить информацию от доступа глобальных конкурентов. Еще серьезнее ситуация в области автоматизации промышленных предприятий. Например, в России управление производством на таких стратегических и потенциально опасных объектах как предприятия электроэнергетики и атомной промышленности осуществляется на основе программных продуктов SAP и Oracle, притом, что обе системы - с закрытыми кодами. В этом случае угроза связана не только с утечкой информации зарубежным конкурентам, но и с возможностью целенаправленного запуска вредоносных программ. Не случайно в военных доктринах США и других стран отмечается необходимость доминирования в киберпространстве, вплоть до применения военной силы в ответ на кибер-атаки на объекты критической инфраструктуры[43].
Зарубежный опыт демонстрирует меры, принимаемые государствами для обеспечения своей информационной безопасности. Так, Франция ввела требования к ведению государственного делопроизводства, пресекающие монополию Microsoft на, по сути, скрытый доступ к информации – теперь оно осуществляется на основе программной платформы Linux, имеющей открытые коды, позволяющие своевременно выявить и нейтрализовать вредоносные программы.
Направления защиты фискального суверенитета
Угрозы фискальному суверенитету[44] связаны с отсутствием в российском законодательстве действенных антиоффшорных норм, притом, что за рубежом подобный опыт имеется. Это распространенный в США и Европе, а также в ряде стран СНГ тест резидентства юридического лица по месту управления; существующий во Франции, США, Казахстане механизм «CFC» (Control Foreign Corporations); предусмотренный ст. 232 Налогового кодекса Республики Беларусь оффшорный сбор и т.д.[45] Хотя конкретные механизмы рассматриваются в рамках налогового и других отраслей права, в России, с учетом масштабов выведения российских активов в оффшоры, концептуальное закрепление позиции государства в этой сфере, в том числе, определение оффшоров в качестве угрозы для суверенитета может осуществляться и на высшем конституционном уровне.