Последние километры похода 2 страница

Ожидая чего-то недоброго для себя, они испуган­но жались друг к другу. Темнело. К ночи нужно было покончить со всем этим. Оставить всю группу вместе нельзя: Яковлева могли убить. С другой стороны, нас было слишком мало, чтобы ставить охрану для защи­ты Яковлева,— ведь мои люди должны были в ночь жечь сигналы для самолета, а назавтра встречать Брынского. Подозрительных нужно было изолировать расстоянием.

Бойцы, взятые под подозрение, стали просить оставить их вместе с другими.

— Вы пойдете туда, куда вам сказано, и пере­ночуете там,— повторил я двоим,— оружие я вам оставляю. Если вы трусы и не чувствуете себя спо­собными в дальнейшем искупить свою вину боевыми делами, можете итти с этим оружием на все четыре стороны, если же вы решите впредь честно сражать­ся за свободу родины, завтра, в 13 часов 30 минут, явитесь на это место для получения боевого задания.

15 июля в 13 часов 30 минут двое раскаявшихся бойцов явились за получением задания. Все пятеро, включая и того, который первый поддался уговорам Михова. с честью выполнили порученное им дело.

В тот день я выслал еще несколько человек встре­чать подрывников, взятых из группы Брынского. Каждую ночь мы жгли условленные сигналы, Вынуж­денное бездействие, тревожное ожидание людей с операций и самолета из Москвы — все это так меня измотало, что я чувствовал себя больным.

И вот в ночь с 25-го на 26-е долгожданный само­лет появился над нашими кострами. Не успели мы со­брать груз, как прибыли наши подрывники с Лани, а затем вернулись и все другие группы, за исключением троих.

О сборе подрывников, разосланных на подрыв вра­жеских поездов из района Несвижа, следует расска­зать поподробнее.

Предательство Михова не позволило нам встре­тить этих людей, как мы условились. А место встречи на реке Лань находилось неподалеку от Новины, где у нас произошла стычка с полицаями. Гитлеровцы стянули в тот район много карателей.

Прибывшие туда подрывники, не встретив наших представителей и условленных костров, ушли в неиз­вестном направлении. Но, познакомившись с приле­гающей местностью, мы считали, что они должны Остаться в нашем районе, лучшего места не найти. Лес здесь простирался площадью в двадцать на со­рок километров. Разыскивать людей в таких просто­рах была не легкая задача. К тому же у меня при штабе было только шесть человек людей и те загру­жены неотложными делами. А потерять два десятка хорошо обученных подрывников было немыслимо.

Прошло уже больше месяца, как мы расстались, а людей все не было. Подрывники могли от безделья разболтаться, уйти в Любаньский партизанский район или вернуться к Щербине.

Однажды Шлыков Александр, подружившись с сыном Матрены Хамицевич, выведал от него, что к ним на хутор иногда забегают партизаны, «только они строго заказали не говорить об этом».

— Да ты помалкивай и обо мне. Смотри, чтобы ни-ни! — погрозил он пальцем подростку.

— Ладно. Я про того, что с бородой, и тебе рас­сказывать не стану, боюсь, сердитый больно.

— С бородкой, говоришь, невысокого роста?

— Ыгы. С бородкой, этакий небольшенький...

Короче говоря, Шлыков установил, что на Матренин хутор иногда заглядывает с прочими воентехник Сивуха. Значит, подрывники базируются в Булевом болоте.

Но как же с ними встретиться? Матрену мы тогда еще мало знали и ее хлопчику довериться не могли. Решить задачу взялся Михаил Горячев. Он вывел на листке бумаги кусок леса, просеку, что идет с хутора Хамицевич на восток на пересечение с канавой. Нари­совал Матренину избенку, у избы дряхлую лошадь, смотрящую вдоль просеки, на боку лошади подписал «Сивуха». Вдали нарисовал коня, привязанного к сло­манной сосне. Конь рвался, бил копытом землю. Ми­хаил вывел над ним «Горячий» (так этого художника звали у нас все бойцы и командиры). На горизонте всходило солнце, поодаль была нарисована церковь, в которую заходят богомольцы.

Эту картинку Шлыков передал мальчику Матрены для вручения бородатому партизану. Хлопчик задание Александра выполнил в пятницу, а в воскресенье на восходе солнца хлопцы встретили подрывников около сломанной сосны у канавы. Воентехник Сивуха после этого долго сердился на Горячего за рисунок, а я объявил Михаилу благодарность за находчивость.

Отряд был в сборе. Радость, как и беда, не живет в одиночку. Боевой счет каждой группы был значительно пополнен. Люди прибыли, взрывчатка есть. Пришло время схватиться с врагом по-настоя­щему.

На третий день после приемки самолета к нам присоединился с отрядом в восемьдесят человек капи­тан Каплун. Я познакомился с его людьми. Со мно­гими побеседовал лично в день встречи.

В начале августа в нашем распоряжении было уже сто пятьдесят обученных и проверенных бойцов, объ­единенных сложной, продуманной системой и хорошо вооруженных. Бойцы не знали местонахождения цент­ральной базы и были расквартированы на вспомога­тельных точках в радиусе от пяти до пятнадцати ки­лометров. Здесь они отдыхали, прибывая с задания, отчитывались и снаряжались для новых диверсий. Люди, принимаемые вновь, проходили проверку и подготовку на особых точках и ничего не знали не только о месте пребывания штаба, но и о других вспомогательных базах. А склады боеприпасов у нас были так замаскированы, что их можно было найти только по плану. На случай провала той или иной точки были установлены запасные пункты встречи и сигналы для предупреждения о перемене обстановки или возникновения опасности. Вся система построения отряда была рассчитана не только на то, чтобы дис­циплинировать людей и заставить их быть более бди­тельными, но и на то, чтобы в случае проникновения агентов гестапо в нашу среду не дать им возможно­сти разрушить эту систему. В этом сказался опыт, накопленный нами в первую военную зиму.

Разведка

Подрыв вражеских поездов и закупорку полотна дороги в сорок втором году мы считали главным. Об­разно выражаясь, мы стояли с толом в рюкзаках, ви­дели, как гитлеровцы мчатся на восточный фронт. Поезда с танками, орудиями, горючим проскакивали мимо нас друг за другом, а линия почти не охраня­лась. И мы начали бить врага на магистралях. И здесь также мы должны были точно выяснять ре­зультаты взрыва. Москва требовала указывать в ра­диограммах простой дороги, потери в людях и технике при подрыве эшелона.

В Витебской области, имея надежную связь с населением, мы быстро нашли себе людей среди желез­нодорожников, помогавших нам уточнять результаты крушений. В Пинской области, в новых районах, на­меченных для базирования нашего отряда, у нас пока не было никого. А мы прекрасно понимали — для ус­пешного подрыва вражеских поездов надо знать, с чем они следуют к фронту, и подрывать те из них, которые представляли наибольшую ценность. Такие данные нетрудно было получить от начальников станций и их помощников, от диспетчеров, телеграфи­стов и других железнодорожных служащих, оформ­ляющих -прохождение поездов через станции.

Наиболее важные поезда следовали с усиленной охраной, О них давались предварительные указания, принимались меры предосторожности. Иногда эти по­езда сопровождались бронепоездами и т. п. Все это мы должны были знать. Ведь для решения таких за­дач и применяется разведка. А у нас ее тогда не было. Мы еще не имели опыта, как ее организовать.

В течение первой зимы мы через бургомистра Ва­силенко запаслись бланками немецких паспортов, ко­мандировочных, справок, пропусков. Имелись у нас разные печати, штампы и образцы подписей немецких комендантов. Но у нас не было людей, имеющих спе­циальную подготовку. Мой выбор пал на Дубова, Рыжика и Пахома Митрича. Этим товарищам я до­верялся полностью, а их смекалка и находчивость давали мне уверенность в успехе.

Когда мы перешли автомагистраль Москва—Вар­шава, было объявлено, что на подрыв поездов в рай­он Пинска направляется тройка «отцов». Подробно­стей никто не знал. Я много раз беседовал с ними и вместе и порознь о задачах, которые им предстояло выполнять. И как мне казалось, каждый из них пред­ставлял себе трудности будущей работы. «Отцы» сна­чала возражали, но, тщательно продумав, согласились и сами стали мне помогать в разработке легенды и составлении документов.

Дубов имел отличную квалификацию токаря, сле­саря, механика и в совершенстве знал металлообраба­тывающие станки. Ему был выправлен паспорт на имя

Домина Ивана Куприяновича. В командировочном удостоверении, выданном на «московском заводе» за четыре дня до войны, он был послан на одну из ново­строек Бреста. Но в поезде заболел воспалением лег­ких, был высажен из вагона и помещен в одну из железнодорожных больниц в Борисове.

При эвакуации о нем забыли, у Домина нашлись родичи, которые вывезли его в деревню. Там он про­вел целую зиму — выздоравливал. Теперь поправился, следовал в Пинск на работу. Все справки и докумен­ты у гражданина Домина имелись в наличии и не вы­зывали ни малейшего сомнения.

Он должен был поступить в депо станции Лунинец, изучить персонал станционных работников и ока­зать нам содействие в их вербовке.

В Дубове я был уверен. С такой квалификацией, как у него, с огромной выдержкой и хладнокровием, он должен справиться с поставленной задачей.

Деду Пахому поручалось изучать настроение бур­гомистров, старост, полициантов, а также местных граждан в Житковическом районе.

Помимо паспорта, ему была выдана справка от бургомистра Чашниковского района, Витебской обла­сти, о том, что его родичи выехали в Пинскую об­ласть. Он их разыскивал, имея на руках пропуск, вы­данный немецким комендантом. Пахом Митрич умел, когда требовалось, прикинуться совсем дряхлым ста­риком, что соответствовало его возрасту. Он был хитер и осторожен, как стреляный лось. В случае опасности ему разрешалось «утекать» в лес к парти­занам без дополнительного согласования.

Больше всего вызывал беспокойство Иван Трофи­мович Рыжик. Он года два работал продавцом в ко­операции и в этом деле разбирался. Его направили в Пинск с задачей поступить продавцом-разносчиком. Такие продавцы иногда ходили по деревням, сбывали залежавшиеся бросовые товары гитлеровских коммер­сантов. Подавляющее большинство таких разносчиков работало агентами гестапо. Это могли предложить и Рыжику, могли потребовать от него подписку. Я пред­ложил ему итти на все. Рыжик сначала всячески воз­ражал против такого поручения, а затем согласился и сам предлагал ряд весьма остроумных вариантов своей версии. Рыжик получил документы и денежные Средства для деятельности коммерсанта.

В нашем распоряжении, помимо гитлеровских ок­купационных марок, были советские рубли, польские злотые, доллары и фунты стерлингов. Но расходовать их приходилось с большой осторожностью.

Мы тщательно разработали с каждым места встреч и явок, способы письменной связи.

Во время перехода к нам присоединился один боец, мать которого проживала в Пинской области. Этот боец попал в окружение, провел зиму в лесу, а затем присоединился к нашему отряду.

Я разрешил Дубову изредка посылать письма ма­тери этого парня с самым безобидным содержанием, вроде того что «я служил с вашим сыном в рядах Красной Армии, и он, не будь дурнем, сдался в плен к немцам и там теперь живет себе вне всякой опасности...»

С помощью разработанного нами кода мы могли прочитать истинный смысл таких писем. Задача тех, кому они адресовались, сводилась лишь к тому, что­бы сохранить эти письма и передать затем нам.

Намечали мы и почтовые ящики для передачи нам разных планов, документов или подписок, отобранных у людей, завербованных к нам на службу. В Запад ной Белоруссии в конце каждого населенного пункта, по установившимся обычаям, возвышаются деревян­ные кресты. Мы их использовали в качестве ориен­тиров. В нескольких десятках шагов от такого креста в заданном направлении могла закапываться в землю предназначенная нам корреспонденция, и мы ее без труда находили. В некоторых местах в качестве ори­ентиров намечались могильники, они в подавляющем большинстве стоят в сторонке и весьма удобны для назначения места встречи, для обмена перепиской.

Главное же средство связи, на которое мы брали курс, были люди, желающие уйти к нам в лес. Мы крайне нуждались в пополнениях в новом районе, но не могли принимать к себе людей без предваритель­ной проверки на боевых делах, а это отнимало уйму времени. Многие же, не имея связей, не могли по­пасть к партизанам вовсе. Наши «отцы» могли таких людей встречать в большом количестве и направлять в наше расположение.

Многие из местных граждан, провинившиеся пе­ред оккупантами, скрывались в одиночку, подверга­ясь смертельной опасности, и готовы были отдать что угодно, лишь бы найти путь к партизанам.

Посылая к нам таких людей с пропуском, можно было передавать записки, написанные кодом.

Прибывающих к нам новичков мы иногда исполь­зовали в качестве связных, поручали им выводить в лес людей или же доставать нам необходимые дан­ные. А дальше практика должна подсказать пути и средства связи.

Когда на новой базе собрались все подрывники, за исключением троих, все крайне сожалели об «от­цах», высказывая самые мрачные предположения. А я не мог их успокаивать и горевал вместе со всеми. Порой и сам поддавался пессимизму. Ведь прошло около месяца, как мы расстались, а от друзей еще не было ни одной весточки.

Наступление на магистрали

Первого августа около сорока человек, включая десять опытных подрывников, направились в район озера Выгоновское под командованием Брынского. В задачу отряда входило организовать массовые кру­шения поездов на линии железной дороги Брест—Барановичи.

Эта двухколейная магистраль была одна из наи­более активно действующих. Здесь проходило до се­мидесяти пяти пар поездов в сутки. Линия совершен­но не охранялась гитлеровцами. Люди Брынского, сформированные в диверсионные пятерки, пошли бук­вально в открытую атаку на поезда.

В первые железнодорожные мины, так называемые «рапиды», укладывалось тола по три тысячи двести граммов. Заложенная под рельсом между шпалами, она взрывалась, как только колесо паровоза перереза­ло переброшенные через рельс электрические провод­ки. Взрыв такой мины, как правило, вырывал кусок рельса более метра длиной и образовывал воронку глубиной до метра. При движении поезда со скоро­стью пятьдесят—шестьдесят километров выводился из строя паровоз и до шестидесяти—семидесяти процен­тов вагонов.

Подрывные пятерки Брынского выходили на же­лезнодорожную магистраль сразу на трех-четырех пе­регонах, и за несколько часов летело под откос два- три, а в некоторых случаях и четыре железнодорож­ных состава противника. В первую очередь подрыва­лись те поезда, которые следовали на восток с войсками и грузом.

Вначале некоторые пятерки, спеша подорвать поезд, даже пользовались конским транспортом. К же­лезнодорожному полотну в таких случаях подъезжали на повозках или верхами и закладывали мину под рельс без всякой маскировки. Затем, перекинув через рельс электропровод, они отъезжали на две-три сотни метров от линии, маскировались и смотрели или слу­шали, как подходил поезд к заминированному участ­ку. Дальнейшее повторялось: сначала раздавался взрыв, затем скрежет металла, треск ломающегося дерева. Спустя некоторое время начинался обстрел прилегающей местности.

Но по кому стрелять — гитлеровцы обычно не ви­дели. Они даже не знали, с какой стороны подходили и в какую сторону отошли партизаны, и открывали огонь в разных направлениях или в ту сторону, в ко­торую свалились вагоны.

Так однажды наша пятерка подорвала состав, мчавшийся на восток с войсками и танками. От взры­ва паровоз, около пятнадцати платформ с танками и четыре вагона с солдатами свалились на вторую колею. Около пятнадцати платформ с танками и бо­лее десяти вагонов уцелело. Гитлеровцы открыли ураганный огонь из танковых орудий и пулеметов в сторону западной колеи лишь потому, что в ту сторону свалились платформы. Подрывники же находи­лись рядом, с восточной стороны. Подсмеиваясь над бессильным бешенством врага, они поднялись и ти­хонько пошли от линии.

Чаще всего гитлеровцы, подъехавшие к месту ка­тастрофы, усиливали обстрел прилегающей местности, когда там уже никого не оставалось. Через полчаса к месту взрыва подходил вспомогательный поезд. Начиналось растаскивание вагонов и уборка трупов или изуродованной техники.

Насколько наши люди были подготовлены для диверсий, свидетельствовало то, что подрывными пя­терками отряда Брынского только в период с 10 авгу­ста по 10 сентября 1942 года между Березой-Картузской и Барановичами было сброшено под откос шесть­десят девять вражеских эшелонов.

Одновременно с Брынским на железнодорожную магистраль Пинск—Калинковичи в район станции Старушки с группой в тридцать пять человек был на­правлен Филипп Яковлевич Садовский.

Эта магистраль уже была основательно потрепана партизанскими отрядами, расположенными в Любаньском районе и действовавшими под общим руковод­ством секретаря Минского обкома партии Василия Ивановича Козлова. В первое время партизаны Коз­лова, не имея взрывчатки и опытных подрывников, устраивали крушения кустарным способом. Железная дорога Старушки—Бобруйск уже совершенно не дей­ствовала, а по магистрали Пинск—Калинковичи прохо­дило не более пятнадцати пар поездов в сутки. Боль­шей частью эшелоны проходили здесь днем, сопровож­даемые бронепоездами и дрезинами автоматчиков.

В соединениях товарища Козлова было небольшое количество взрывчатки и арматуры, недоставало ква­лифицированных подрывников. Тем не менее подрыв­никам группы Садовского часто приходилось ждать очереди за подрывниками из Любаньского района. Людям Садовского удавалось пускать под откос максимум пять вражеских эшелонов в неделю, причем и эта цифра постепенно уменьшалась в связи с про­должавшимся сокращением движения поездов.

— Батя, командируйте меня, где поездов поболь­ше. Який я подрывник, коли мне рвать нечего,— за­являл Садовский.

Такие результаты были просто обидны для груп­пы. Филипп Яковлевич, завидуя успехам Брынского, просил перебросить его в район с более интенсивным железнодорожным движением.

В августе 1942 года большое движение поездов противника происходило на участке железнодорожной магистрали Барановичи—Минск. На этот довольно отдаленный участок посылались так называемые рей­довые группы, которые сбрасывали под откос в среднем по четыре-пять эшелонов в неделю. Усилен­ное движение гитлеровских эшелонов было и на ма­гистрали Брест — Ковель — Ровно. Но в этот район, расположенный южнее и юго-западнее нашей цент­ральной базы на двести пятьдесят — триста километ­ров, готовилась другая группа. В нашем районе име­лось еще две железные дороги: Барановичи — Лунинец—Сарны и Ковель—Сарны—Олевск. Однако на этих дорогах было сравнительно небольшое движение. Они служили оккупантам главным образом для вы­возки продовольствия и сырья, и организацию круше­ний на этих линиях мы относили во вторую очередь. Садовскому со своими людьми приходилось временно действовать в отведенном ему районе.

Анатолий Седельников в новом районе был назна­чен командиром группы. Ему были поручены две ди­версионные пятерки, с которыми он направился на Украину для подрыва поездов на линии Ковель— Ровно.

Эта линия немцами в сентябре 1942 года также совершенно не охранялась. Сюда еще не подошли рейдовые соединения Ковпака и Сабурова, а группы секретаря обкома Федорова пока не переключились на подрыв вражеских железнодорожных коммуника­ций. Поезда с огромной скоростью мчались по маги­страли на восток с войсками и техникой. О круше­ниях поездов здесь пока не слышали. Партизанское движение еще не приняло широкого размаха. Желез­ная дорога была свободна для действий наших людей, но добраться до нее представляло большие труд­ности. От нашей центральной базы до района дей­ствий, указанного Седельникову, было около трехсот километров. Лежащие на пути следования районы были заполнены еще не «пугаными» гитлеровцами и полицией.

Вырвавшись на железную дорогу Ковель—Ровно, Анатолий разбил своих людей на тройки и в течение двух ночей организовал крушение девяти вражеских эшелонов. Оккупанты начали срочно организовывать карательный отряд, стягивая солдат из соседних гар­низонов. Последний, девятый подорванный эшелон двигался на запад и оказался груженным рогатым скотом. Подрыв этого состава Седельников произвел на пересечении железнодорожной магистрали с боль­шим асфальтированным шоссе. Расчет был правиль­ный. Крушение поезда на переезде приостанавливало движение и на шоссе на несколько часов, а это тоже имело большое значение.

Взрыв на переезде получился очень эффективный. Около двадцати товарных вагонов было разбито в щепки.

Огромные колонны автотранспорта скопились по обеим сторонам от переезда. Немцы — солдаты, шо­феры и пассажиры — пристреливали из автоматов и пистолетов недобитый скот, оглашавший страшным ревом окрестности. Здесь же прибывшее начальство организовало облаву на десант, который был уже да­леко. Карательные отряды начали прочесывать ку­старники, но Седельников со своими людьми уже был в тридцати километрах от этого места, а на следую­щую ночь ему удалось уйти в большие леса, тянув­шиеся до самой Припяти, и там вступить в свой район, контролируемый партизанами.

По пути своего следования до Припяти Седельни­ков со своими людьми нападал на группы гитлеров­цев и полиции, расположенные по нескольку человек в населенных пунктах, и уничтожал или разгонял их, разгромил три почтовых отделения, два полицейских участка и два волостных управления, уничтожив при этом все делопроизводство и телефонную связь. Не­сколько телефонных аппаратов люди Седельникова доставили на центральную базу.

За выполнение боевого задания Седельников был представлен к правительственной награде. Ему было предоставлено право после «трудов праведных» пере­дохнуть пару недель на центральной базе, но он от­казался и добился получения нового задания.

Наши диверсии в южных районах вызвали огром­ное воодушевление среди украинского и польского населения.

* * *

Боевые группы подрывников первого «призыва», расставленные в районе по замкнутому кольцу дорог Молодечно—Вильно—Полоцк—Молодечно, которыми командовали капитан Щербина и комиссар Кеймах, были взяты под руководство центра. Нам приходи­лось подбирать людей на месте в новом районе, не рассчитывая на пополнение за счет «старичков».

Наши активные действия против вражеских эше­лонов в августе 1942 года, систематическое получение грузов из Москвы и установление связи с местным населением создали исключительно благоприятные условия для вербовки пополнений.

В двадцатых числах августа мы получили весточ­ку от Рыжика и Пахома Митрича. Рыжик устроился буфетчиком на станции Пинск и, не боясь проторго­ваться, проявлял щедрость при угощении в кредит несостоятельных плательщиков. Частенько к нему в особый кабинет заглядывал комендант станции — гитлеровец, и Рыжик завоевал его расположение к себе. Буфетчик получил Доступ к общению со служа­щими станции. Скоро прибыл от него человек и пе­редал шифровку, где наш буфетчик рекомендовал нам несколько станционных работников, с которыми можно говорить в открытую о выполнении наших за­даний. В частности, он рекомендовал прибывшего к нам человека использовать для связи с ними.

Спустя полмесяца в Пинске мы, кроме Рыжика, имели несколько человек надежных осведомителей, добросовестно информировавших нас не только о ре­зультатах крушений, но и о прохождении поездов через Пинск. Рыжик помогал нам вербовать развед­чиков и облегчал нашу задачу с привлечением попол­нений.

* * *

Пахому Митричу удалось разузнать о настроени­ях коменданта полиции в Житковичах. Мы знали об этом человеке только то, что он был немец по нацио­нальности, но родился и вырос в этой местности.

Старуха мать жила на хуторке у зятя. Когда гитлеровцы оккупировали область, фольксдейчу^[1] пред­ложили должность коменданта полиции района. Гражданин Берлинер согласился и начал проявлять усердие по службе. Но гитлеровский «новый поря­док» восстанавливал против оккупантов самые раз­личные слои населения.

Карательный отряд, организовав облаву на на­ших подрывников, сбросивших эшелон вблизи от Житковичей, начал громить хутора. Мать и сестру ко­менданта отхлестали плетью, зять убежал в лес к партизанам. А самого Берлинера вызвали в гестапо и обвинили в связях с партизанами.

Карьера господина коменданта кончилась. Его оставили на своем посту до первого замечания. И он завязал с нами переписку и стал оказывать содей­ствие.

Второй комендант района Ленино оказался заяд­лым гитлеровцем. Пахом Митрич сообщил нам, когда выехали оккупанты из местечка, и описал подходы к дому господина коменданта. Наши бойцы совершили налет на местечко. Начальник района был убит, дом уничтожен, а полицаи разбежались. Назначенный но­вый комендант обосновался в Микашевичах поближе к магистрали, охранявшейся оккупантами.

Наша связь с народом стала укрепляться с каж­дым днем. Люди, желающие поступить к нам, на­правлялись Рыжиком и Пахомом Митричем, приводи­ли с собой родных, знакомых. Но даже в этом случае мы подвергали каждого весьма внимательной про­верке:

В то время нельзя было верить никаким докумен­там. Шпионы и провокаторы могли получить любые мандаты от гестапо, добыть их от военнопленных или каким-либо другим путем. Так они забирали у убитых коммунистов партбилеты и, подделывая печать на фото, снабжали ими своих агентов. Поэтому приходи­лось проверять людей только на конкретной боевой работе. Новичков мы, как правило, зачисляли в наши рейдовые группы, которые посылались в районы Бо­бруйска, Мозыря, Бреста и в других направлениях.

Наши действия с каждым днем расширялись, за­хватывая все новые и новые районы.

В августе мы получили из Москвы мощную радио­аппаратуру и специалистов радиотехники. После этого мы могли говорить с Москвой в любое время суток. В сентябре вся наша периферия была снабже­на радиоаппаратурой. К осени отдельные наши отря­ды, расположенные на расстоянии добрых трехсот километров от Булева болота на важнейших участ­ках железных дорог, имели со штабом четко нала­женную радиосвязь.

В конце августа на Булево болото спустился на парашюте молодой командир капитан Черный. Это был среднего роста, красивый чернобровый донской казак, горячий, но умный и восприимчивый командир, имею­щий хорошую спецподготовку. Он быстро освоился в наших делах и, уйдя с группой бойцов под Барано­вичи, тоже занялся там, наряду с добычей сведений о противнике, организацией крушений поездов. Быстро нашел исполнителей среди железнодорожников, остав­ленных гитлеровцами на службе. В течение коротко­го времени ему удалось организовать столкновение шести вражеских эшелонов. Так возник еще один способ уничтожения вражеских эшелонов. Сталки­ваясь на полном ходу, два состава не только разби­вались полностью, но разрушали большой участок Железной дороги, а иногда и связь.

У меня появился еще один боевой и способный помощник.

Правда, сначала этот командир слабовато ориен­тировался в наших таежных лабиринтах. Но когдая,набравшись терпения, заставил его «сводить» меня раз-другой на наши вспомогательные точки, помог ему освоить некоторые приемы, он быстро ликвидиро­вал и этот свой недостаток.

Эшелоны летят под откос

В те дни, когда мы повели решительное наступле­ние на магистрали врага, фашистское командование не имело опыта и плана борьбы с диверсиями на же­лезных дорогах. Охрана железнодорожного полотна была на первых порах недостаточной. Во второй половине августа 1942 года гитлеровцы поспешно организовали крупную карательную экспе­дицию. Три немецкие дивизии из числа следовавших на восточный фронт были высажены в Слониме и Барановичах. Тридцать тысяч солдат и офицеров нача­ли прочесывать цепью леса с запада на восток.

Им удалось почти полностью разгромить еврей­ский партизанский отряд, обремененный семьями, ба­зировавшийся в так называемых волчьих норах. Часть других партизанских подразделений, формиро­вавшихся тогда в районе Ружанской пущи, разбилась на группы и двинулась на восток. Но в районе во­сточнее линии железной дороги Барановичи — Лунинец большинство этих партизанских групп присоеди­нилось к объединениям Варвашени и Комарова и только небольшая часть их продвинулась в Любаньский партизанский район.

Пришлось основательно побегать от этой облавы и Антону Петровичу Брынскому.

— Товарищ комиссар у нас очень легок на побуд­ку,— говорили мне о нем хлопцы.— Зато хорошо бе­гает по болоту и, где нужно, умеет правильно маски­роваться.

Подрывные пятерки, рассредоточенные в различных местах, просачивались через немецкую блокаду и успешно продолжали свое дело. Цепи гитлеровских солдат не успевали удалиться и на десять километров от полотна, как позади них, на магистралях, с наступле­нием темноты снова гремели взрывы. Фашистские за­правилы поняли, что и этот способ борьбы с круше­нием поездов не даст им нужного эффекта.

Тогда фашистское командование решило усилить охрану железных дорог. Сначала оно попыталось ис­пользовать для этого жителей окрестных деревень и обязало каждого крестьянина нести определенные по­винности по охране железнодорожного полотна. На небольшой участок ставились два человека, им вме­нялось в обязанность патрулировать, чередуясь круг­лые сутки. Обходчики эти были безоружны, и в их обязанность входило только давать сигналы гитлеров­цам в случае приближения подозрительных лиц к железнодорожной линии. Но мы быстро применились к новой обстановке. Наши люди заранее обрабатыва­ли обходчиков в деревнях, и они либо не появлялись в назначенное время на своих участках «по болезни», либо под каким-нибудь предлогом стягивали стражу нескольких участков в одно место, оставляя нуж­ный нам отрезок пути свободным для минирования.