Визит Далай-ламы V в Пекин
Как полагает А.С. Мартынов, уже у Нурхаци «четко определилось утилитарное отношение к буддизму. Он совершенно осознанно видел в нем эффективное средство воздействия на монголов» [Мартынов, 1978, с. 77]. В 1634 г. некий монах привез в Мукден статую Будды, которую, по преданию, Пагпа-лама подарил монахам храмов в горах Утайшань при Хубилае. Статуя находилась у чахаров, а после их разгрома маньчжурами оказалась в Мукдене. Для нее выстроили специальный храм. В письмах к Цанпа-хану и Гуши-хану, направленных с Илагугсан-хутухтой, Хуантайцзи обнаружил свою осведомленность в тибетских делах. Цанпа-хану он сообщал, что «ойратский бэйлэ Гуши-хан нанес тебе поражение. [Я еще] не разобрался в этом деле». Гуши-хану он писал, что в Тибете были «нарушившие путь-дао и шедшие против учения... и ты их покарал». В то же время цинский император заверял всех буддистов в том, что он готов «оказать почести монахам Тибета... без различия цвета их облачения, будь оно красным или желтым», т.е. оповещал Тибет о том, что он не принимает сторону ни Цанпа-хана, ни Гуши-хана [там же, с. 85-86]. В 1644 г. Гуши-хан отправляет в Пекин письмо с советом преемнику Абахая Фу-линю (Шунь-чжи) пригласить Далай-ламу V в Пекин. Приглашение было получено в 1648 г. и принято в надежде, что тибетский буддизм приобретет в Китае то же положение, которое он занимал при династии Юань, а школа Гэлугпа займет в Тибете такое же положение, какое в свое время было у школы Сакья. Со своей стороны, цинский двор надеялся с помощью великих лам привести в покорность монголов Халхи.
Посольство Далай-ламы состояло из трех тысяч человек. Далай-лама обратился к цинскому императору с неожиданной просьбой — встретить его за пределами Китайской империи, чем сразу создал затруднения для цинского двора. Ритуал встречи и приема имел решающее значение для определения отношений сторон, {120} именно поэтому из-за него сразу же началась глухая и вежливая борьба. Далай-лама желал «наставлять», тем более что Фу-линю во время визита было 13-14 лет. Фу-линь, точнее его окружение, должен был дать понять Далай-ламе, не причиняя ему большой обиды, что отношений как во времена Юань не будет. Далай-лама обязан был почувствовать свое более низкое положение по сравнению с цинским императором. Не могло быть и речи о том, чтобы последний поехал на границу лично встречать Далай-ламу. Предполагалось прислать для встречи сановника — этого было бы достаточно и для соблюдения правил приличия, и для успокоения монголов. Далай-лама доехал до г. Нинся. Здесь его встретил министр двора. После этой встречи Далай-ламу везли в желтом паланкине. Предполагалось, что император встретит Далай-ламу. Они в г. Хух-Хото или в г. Дайгэ. Однако император уклонился от личной встречи, прислав вместо себя одного из князей императорской фамилии. Где и как император встретил первоиерарха, остается неясным. Это случилось где-то в окрестностях Пекина — император охотился и якобы случайно оказался на пути Далай-ламы. Они обменялись рукопожатиями. Резиденцией Далай-ламы стал храм Хуансы, специально выстроенный к его приезду. Тибетский иерарх первым нанес визит императору. Весной 1652 г. в храме Хуансы он устроил прием по случаю наступления тибетского Нового года. С наступлением лета Далай-лама объявил, что из-за жаркого пекинского климата он хотел бы вернуться обратно. Император сказал, что он тоже первое время страдал от жаркого и влажного пекинского климата, но теперь привык. Маньчжурский двор вынашивал идею созыва съезда монгольских князей с участием Далай-ламы — это в большей мере гарантировало успех съезду, но тот от участия в съезде отказался. Все исследователи сходятся на том, что желание Далай-ламы поскорее возвратиться обратно было связано с его разочарованием итогами визита. Юаньский вариант не повторялся. Цинский двор мягко, но настойчиво старался представить Далай-ламу приехавшим издалека данником.
Весной 1653 г. Далай-лама покинул Пекин. Цинский император пожаловал ему титул «Наиблагой самосуществующий будда Западного края, управляющий делами буддийского учения в Поднебесной, всепроникающий, несущий громовой скипетр, подобный океану лама». В свою очередь, Далай-лама пожаловал маньчжурскому императору титул «Наивысший, великий властитель, владыка Неба, бодхисаттва». Гуши-хану было пожаловано звание «Почтительный в действиях, просвещенный, верный долгу и мудрый {121} Гуши-хан» [там же, с. 116, 123, 126]. И Далай-лама, и Гуши-хан получили писанные золотом дипломы и золотые печати.
Оценки визита Далай-ламы V в Пекин в современной китайской историографии однозначны: Далай-лама получил титул, в котором фраза лин Тянься шицзя — «управляющий делами буддийского учения во всей Поднебесной» — это пожалование центрального правительства, которое установило связь с Далай-ламой, связь, которая обозначала, что «цинская династия — это чжу цюанъ — главная власть» [Цзанцзу цзяныпи, 1985, с. 196]. А.С. Мартынов исследовал китайские документы, появившиеся после визита Далай-ламы в Пекин. Его вывод таков: для этих документов характерна полная победа традиционного подхода — после визита и получения титула Далай-лама «посылал посольства и подносил дань без перерыва» [Мартынов, 1978, с. 135]. Такая оценка китайской стороны, безусловно, не отражала реалии события и была попросту односторонней, в духе «традиционного подхода» — статус целой страны был определен через персональный статус лица, которое в тот момент даже не являлось главой политической власти. С современной точки зрения такая трактовка взаимоотношений кажется довольно странной, но «эта форма статуса Тибета оказалась весьма долговечной» [там же, с. 139].
В 1653 г. на пути из Китая Далай-лама посетил монастыри Амдо. В семи днях пути от Лхасы он был встречен Гуши-ханом и официальными лицами своего правительства. Гуши-хан в последние годы своей жизни зиму проводил в Лхасе, а летом кочевал в долине Дам. Он умер в возрасте 74 лет в 1655 г. (по другим данным, в 1654 г.). Вся полнота власти над Тибетом оказалась в руках Далай-ламы, хотя, по мнению В.Д. Шакабпы, и при жизни Гуши-хан не вмешивался в административные дела и «вся власть без остатка была в руках Далай-ламы V до самой его смерти» [Shakabpa, 1967, р. 124].