Последние цэнпо Великого Тибета

У Тисон Дэцэна было несколько сыновей. Старший из них — Мути-цэнпо умер молодым. Власть наследовал другой сын, Муне-цэнпо (797-798). Его короткое правление отмечено попыткой осуществить утопическую идею имущественного равенства под­данных. Идея всеобщего равенства родилась в последние годы VIII в. и на тибетской земле. Война разоряла как побежденных, так и победителей. Десятки тысяч тибетских крестьян, вместо того что­бы пахать землю и пасти скот, воевали на окраинах Тибета. Они доставляли богатую добычу цэнпо, его правительству, генералам, оставляли кое-что себе. Солдат служил далеко от родных мест. Его семья разорялась, в то время как знать, крупные землевладельцы богатели. Этого не могли не видеть и представители правящего класса. Те, кто исповедовал новую веру — буддизм, не могли не по­нимать, что жизнь одних в роскоши, а других в нищете не согласу­ется с буддийской проповедью, обязывающей монаха носить рясу в заплатах и питаться подаяниями верующих. И миряне-буддисты, даже если они верили, что их нынешняя земная жизнь обусловлена кармой, должны были думать о спасении от страданий, а не о на­коплении богатств.

Муне-цэнпо, придя к власти, сказал: «Между моими подданны­ми, между людьми не должно быть разделения на богатых и бед­ных» [Светлое зерцало царских родословных, 1961, с. 45] — и издал указ о введении уравнительного землепользования. Через какое-то время он поинтересовался ходом реформ и получил ответ: «Госу­дарь, богатые стали еще богаче, а бедные еще беднее!» Цэнпо ме­нял план реформ, но, как повествует источник, «три раза уравни­вал он богатых и бедных, но каждый раз безуспешно. Богатые бы­ли, как и прежде, богаты, а бедные, как и прежде, бедны» [там же, с. 45-46]. По преданию, Муне обратился к Падмасамбхаве с вопро­сом о причинах своих неудач. Падмасамбхава ответил: «Условия нашей жизни целиком зависят от наших поступков в прежней жиз­ни, и ничего нельзя сделать, чтобы что-либо изменить!» [Shakabpa, 1967, р. 46].

Реформы закончились для Муне-цэнпо трагически — он был отравлен (по некоторым сведениям, даже собственной матерью).

Его сменил Мутиг-цэнпо Садналег, или Тидэ Сонцэн (798-815). Сторонники буддизма еще более укрепили свои позиции при дво­ре. В Самье была приглашена новая группа пандитов из Индии для продолжения переводов буддийских текстов. В окрестностях {66} Лхасы был построен храм Карчун Лхакан. Делами двора руководи­ли три министра-монаха, которые звались банде. Старший сын цэн­по принял монашеский обет.

Очередные успехи буддизма вызвали новую вспышку сопротив­ления сторонников бон. Цэнпо решил опереться на министров-буддистов и своих людей в местной администрации. Сторонники буддизма взяли верх, и Совет при дворе высказался за продолжение проповеди буддизма в стране. В новом храме Карчун Лхакан была установлена стела: «По всему Тибету должны быть открыты двери для изучения и практики Закона, и тибетские подданные от высших до низших никогда не должны запирать дверь, ведущую к освобож­дению. Более того, те способные, которые постоянно утверждают учение Благословенного и практикуют учение Благословенного, исполняя труды и обязанности, предписанные Колесом Закона, и имеют склонность к обучению тому, что предписывается Колесом Закона, должны считаться хорошими друзьями. Те же, кто принял священство, не могут быть отданы другим в трэны (тиб. brаn — крепостные) и не должны облагаться тяжелыми налогами» [Тucci, 1950, р. 53].

Таким образом, земледельцев-простолюдинов, принявших но­вую веру, нельзя было делать крепостными (трэнами), и они осво­бождались от уплаты налогов. Населению предписывалось считать проповедников буддизма «хорошими друзьями». Все это докумен­тально свидетельствует о том, что, несмотря на поддержку двора или части его представителей, успехи буддизма в Тибете в начале IX в. были незначительны и требовали серьезной социальной под­держки.

Преемником Мутиг-цэнпо стал Ти Ралпачен, или Тицуг Дэцэн (815-841). Он продолжал политику укрепления позиций буддизма. Первым министром был назначен банде Донгка Палджий Йонден. Были приглашены три индийских пандита — Шилендрабодхи, Данашила и Джинамитра. Вместе с двумя тибетцами-переводчи­ками — Кава Пэлцеком и Чогро Пуп Гьялценом они занялись свер­кой священных текстов, ранее переведенных на тибетский язык. Важно было добиться однозначного перевода основных терминов и понятий, избежать того жесткого буквализма, которым страдали ранее сделанные переводы, из-за чего многие из них были малопо­нятны. В итоге этой работы был составлен первый санскритско-тибетский словарь «Махавьютпати» и была выработана официаль­ная индо-тибетская буддийская терминология, гарантом употреб­ления которой стал сам цэнпо. {67}

Был введен закон, на основании которого семь крестьянских дворов обязывались содержать одного монаха. Из Индии были за­имствованы меры объема для зерна и меры взвешивания серебра. Сам Ралпачен любил проводить время в обществе монахов. На го­лове к его волосам были привязаны шелковые ленты. По бокам от цэнпо стояли монахи [Светлое зерцало царских родословных, 1961, с. 48]. Позже этот правитель Тибета был объявлен перерождением бодхисаттвы Ваджрапани.

Однако видимые успехи буддизма не привели к краху бон, а цэнпо понимал, что и он, и страна нуждаются и в той, и в другой религии. «Чтобы мне удержаться самому, — говорил цэнпо, — бонская религия нужна так же, как буддизм. Чтобы защищать поддан­ных, необходимы обе, и чтобы обрести блаженство, необходимы обе. Ужасен бон и почтенен буддизм! Поэтому и я сохраняю обе религии!» [Laufer, 1901,5.42].

Вместе с тем удерживать баланс становилось все труднее. Цэнпо издал указ, гласящий: «Тот, кто будет с ненавистью указывать пальцем на моих монахов и будет злобно смотреть на них, тому от­рубить палец, выколоть глаз!» [Светлое зерцало царских родословных, 1961, с. 53].

Антибуддийскую оппозицию при дворе возглавил брат цэнпо Дарма. Очень возможно, что он, как старший брат, был недоволен тем, что не стал цэнпо сам. Дарма действовал коварно. Он обвинил первого министра-буддиста в любовной связи с одной из жен цэнпо. Ралпачен вначале сослал банде Донгка Палджия Йондена, а затем, возможно по его же приказу, министр был убит. Та из жен цэнпо, ко­торую заподозрили в преступной связи, бросилась с дворцовой стены и покончила жизнь самоубийством. А вскоре два приверженца бон, когда цэнпо гулял в саду, напали на него и свернули ему шею.

Наступил час Дармы, позже прозванного Быком (лан) и вошед­шего в историю как Ландарма (Дарма-Бык).

Дарма издал указ о запрещении проповеди и практики буддиз­ма в стране. Храмы были закрыты и опечатаны. Монахам предло­жили отказаться от своей веры и

1) или стать приверженцами бон;

2) или отказаться от монашества, жениться и стать мирянином;

3) тех, кто упорствует, заставить заняться греховным ремеслом — стать мясником или охотником;

4) особо упорных кастрировать или казнить.

Многие монахи бежали из центральных районов Тибета на окраи­ны страны. По Тибету поползли слухи, распускаемые буддистами, {58} что цэнпо не кто иной, как перерожденец того бешеного слона, который еще в глубокой древности поклялся уничтожить буддизм. Цэнпо не заплетает волосы в косу, а завязывает в узел на темени — значит, прячет под волосами рога [Franke, 1907, р. 54-60]. У цэнпо черный язык [Shakabpa, 1967, р. 82].

Буддизм был еще очень далек от того, чтобы по-настоящему за­крепиться в Тибете. Вести о преследовании буддистов не вызвали ни народных волнений, ни восстаний в армии. Буддисты решили прибегнуть к террору — убить Дарму. Дело было поручено монаху Лхалун Палдже Дордже. И тот удачно совершил задуманное в 842 г. Рассказ об обстоятельствах убийства Дармы похож на чудесную историю с переодеваниями. Монах-убийца белую лошадь вымазал сажей так, что она стала черной. Он надел халат, у которого верх был черный, а внутренняя сторона — белой. На голову он надел черную шапку, лицо измазал маслом, смешанным с сажей. В рукава халата спрятал лук и стрелы. Когда он сел на черную лошадь, то был как зловещий черный дух. Он приехал в Лхасу, там сумел по­дойти к цэнпо, который в это время рассматривал надпись на ка­менном столбе, сделал рукой движение, будто он приветствует цэнпо, и, пустив стрелу прямо цэнпо в лоб, скрылся. Цэнпо схва­тился за стрелу, которая пробила его голову, и «тотчас умер» [Свет­лое зерцало царских родословных, 1961, с. 57]. Монах бежал, он «по­грузился в реку по самое лицо, и то, что было покрыто сажей, стало белого цвета. Он вывернул наизнанку шапку, смыл с лица грязное масло, вывернул халат белой подкладкой наружу и надел его» [там же]. Затем бежал в Амдо, где сохранились буддийские общины.

Два сына Дармы начали борьбу за власть — Нгадак Юмтэн и Нгадак Одсун. Юмтэн засел в Ярлуне, Одсун — в Лхасе. Их междо­усобная борьба все более и более вела к развалу центральной вла­сти. Внук Дармы и сын Одсуна — Дже Пэлкорцэн был привержен­цем буддизма. Он строил храмы, поддерживал верующих будди­стов, однако, как и его дед, был убит, но уже приверженцами бон. Внук убитого, прапраправнук Дармы, бежал в Западный Тибет, в Пуран. Он считается основателем династии Нгари, правившей в Западном Тибете. Эта ветвь позже закрепилась в Северо-Западном Непале, в Яцэ. Второй внук Одсуна, второй правнук Дармы, остался и позже закрепился в Цзан. Таким образом, обломки великой дина­стии рассыпались по всему Тибету, но именно обломки, династия утратила власть над всем Тибетом.

Развал центральной власти закономерно привел и к развалу армии. Командующие войсками постепенно втянулись в борьбу{69} друг с другом, местные военачальники и правители старой адми­нистрации оформляли подвластные им владения как независимые. Тибет стал быстро терять свои внешние владения, прежде всего в Западном крае. Китайцы, жители западной части современной Ганьсу и района Дуньхуана, которые ранее «принуждены были но­сить туфаньские одежды» [Бичурин, 1833, с. 215], быстро вспомни­ли, что они китайцы. В 851 г. добился независимости Дуньхуан, крупнейший центр буддизма на западе Китая. «Чжан И-чао, ту-фаньский предводитель в Шачжоу (т.е. бывший чиновник тибет­ской администрации в Дуньхуане, хотя и китаец по национальной принадлежности), поднес китайскому двору карту одиннадцати областей, как то: Гуанчжоу, Шачжоу, Ичжоу, Сунчжоу, Ганьчжоу и др. ...Император, когда получил донесение о сем, похвалил усердие жителей и оставил Чжан И-чао военным губернатором в Шачжоу» [там же, с. 232-233]. Чжан И-чао продолжал править ре­гионом теперь уже как представитель китайской танской админи­страции. Так началась более чем полуторавековая история незави­симости Дунъхуана, пока в 1036 г. он не попал под власть тангутов и не стал частью тангутского государства Си Ся. В 860 г. власть Тан признал командующий тибетскими войсками в Сычуани (Вэйчжоу). Другой тибетский генерал, названный в источниках как Шан Кунчжо, потерпел поражение от уйгуров и дансянов (тангутов). Тангутский правитель Тоба Хуай-гуан пленил Шан Кунчжо, казнил его и отослал голову Шан Кунчжо в Чанъанъ. Остатки тибетских армий за пределами Тибета или жили компактно, не смешиваясь с местным населением, или частью ассимилировались. Такой анклав тибетцев, не связанный с центральной властью, образовался, на­пример, в районе г. Лянчжоу.

Тибет как бы провалился в яму, недаром тибетская историческая традиция этот перерыв сведений, «провал» в памяти народа, назы­вает тру — «провал», «яма», «дыра». «С сего времени Туфань со­вершенно ослабела», — напишет китайский историк [там же, с. 233]. «Это был конец славы Тибета и королевской власти» — так оценит то время европейский тибетолог Рольф Штейн [Stein, 1981, р. 47].