Глава v. испанцы и португальцы 4 страница
По духу и нравам, по происхождению и языку жителей, так же как по политической связи и географическому положению, Голландия, Фландрия и Брабант принадлежали к немецкому государству. Частые посещения и близость резиденции Карла Великого могли оказывать на культуру этих стран несравненно большее влияние, нежели на отдаленные страны Германии. Затем, самые естественные условия Фландрии и Брабанта были благоприятны для развития там земледелия и промышленности, точно так же, как в Голландии, они благоприятствовали развитию скотоводства и торговли. Нигде в Германии внутренние сношения не облегчались таким широким развитием морского и речного судоходства, как в этих прибрежных странах. Благодетельное влияние путей сообщения на усовершенствование сельского хозяйства и на расширение городов уже необходимо должно было своевременно вызвать заботы об удалении препятствий для этих путей и о разработке каналов.
Расцвету Фландрии особенно содействовало то, что ее графы лучше всех других князей Германии понимали значение общественной безопасности, дорог, фабрик и цветущих городов. Сама природа страны способствовала тому, что их любимым занятием сделалось искоренение дворянства, занимавшегося грабежом, и истребление диких животных. Оживленные сношения между городами и страной, возникновение скотоводства, в особенности же разведение льна и конопли, были естественным последствием этого. А где оказываются в изобилии сырые материалы и обеспечены собственность и сношения, там скоро находятся руки и способность к их обработке. Между тем графам Фландрии не пришлось долго ждать случая, который привел к ним ткачей шерсти; история сообщает, что они привлекли их из-за границы.
Вследствие торговых сношений ганзейцев с голландцами Фландрия благодаря своим шерстяным фабрикам скоро возвысилась до центрального положения северной всемирной торговли, подобно тому, как Венеция благодаря своей промышленности и мореходству заняла центральное положение во всемирной торговле Юга. Мореходство и взаимные торговые сношения Ганзы и Голландии вместе с фабриками Фландрии образовали одно целое, создали одну национальную промышленность. О таможенных ограничениях однако здесь еще не может быть и речи — тем более что Фландрия не встречала еще никакого соперничества в ее мануфактурном верховенстве. Графы Фландрии, не читая Адама Смита, отлично понимали, что при таких условиях фабрично-заводская промышленность может развиваться лучше всего при свободе торговли. Совершенно в духе современной теории граф Роберт III дал ответ английскому королю, который потребовал удаления шотландцев с фландрского рынка: Фландрия всегда считала свою страну свободным рынком для всех наций, и ее интересы не позволяют ей отступить от этого правила.
После того как Фландрия в течение нескольких столетий была первой мануфактурной страной, а Брюгге — первым рынком Северной Европы, фабрики и торговля перешли в соседний Брабант, так как графы не сумели дать тех концессий, которых первые, достигнув процветания, постоянно требовали. Первым торговым рынком был тогда Антверпен, первым мануфактурным городом в Северной Европе был Левен (Lцwen). Вследствие этого переворота и сельское хозяйство в Брабанте достигло цветущего состояния. Успехам последнего содействовала в особенности рано состоявшаяся замена натуральной повинности денежным налогом, а главным образом — ограничение феодальной системы.
Между тем голландцы, выдвигаясь все более и более соединенными силами как соперники Ганзы, закладывали фундамент для своего будущего морского господства. Неблагоприятные и благоприятные естественные условия служили одинаково к благополучию этого народца. Вечная борьба с морем необходимо должна была развить в нем дух предприимчивости, трудолюбие, стремление к экономии, а завоеванная невыразимыми усилиями и требующая ревностной защиты почва должна была казаться ему таким имуществом, для которого не может быть достаточной жертвы. Вследствие естественных условий принужденные ограничиться мореплаванием, рыболовством, производством мясных продуктов, масла и сыра, голландцы должны были заботиться о восполнении недостатка в хлебе, строительных материалах, топливе и материи для одежд посредством ввоза и обмена на отпускаемые ими молочные и мясные продукты.
В этом лежит главная причина того, что впоследствии голландцы мало-помалу взяли верх над ганзейцами в торговле с северо-восточными государствами. Голландцы нуждались в гораздо большем количестве земледельческих и лесных продуктов, нежели ганзейцы, потребности которых в этом отношении удовлетворялись большей частью соседними странами. Не менее затем благоприятна была для них близость бельгийских фабрик и Рейна с его обширным, богатым виноградниками бассейном и с его речным судоходством, достигающим швейцарских гор.
Необходимо принять за общее правило, что торговля и благосостояние приморского края обуславливаются большей или меньшей значительностью их водных бассейнов, с которыми они имеют водное сообщение31. Достаточно бросить взгляд на карту Италии, чтобы понять, что естественная причина преимущественного развития торговли Венеции сравнительно с торговлей Генуи и Пизы лежит именно в обширности и плодородии долины реки По. Корни голландской торговли углубляются также в бассейне Рейна и связанных с ним рек; и насколько этот бассейн богаче и плодороднее в сравнении с бассейнами Везера и Эльбы, настолько больше должна была торговля голландцев превзойти торговлю ганзейских городов.
К указанным выгодным условиям нужно еще присоединить одну счастливую случайность, а именно открытие Петром Бекелем способа соления сельдей. Способы ловли сельдей и бекелевание (соление, названное так по имени изобретателя) долго оставались секретом голландцев, которые умели придавать своему продукту такие качества, которых недоставало продуктам других рыболовов, а это повсюду обеспечивало им преимущественный сбыт и лучшие цены32. Андерсон уверяет, что несколько столетий спустя после введения в Голландии этого способа английские и шотландские рыболовы, несмотря на значительные вывозные пошлины и несравненно низшие цены, не могли найти покупателей на заграничных рынках, на которых были голландские сельди. Если принять в соображение, какое значение имело потребление рыбы во всех странах до возникновения реформации, то будет понятно, что в то время, когда ганзейское мореходство начало клониться к упадку, голландцы ежегодно строили до 2000 новых судов.
Со времени соединения бельгийских и батавийских провинций под бургундским владычеством они стали пользоваться благотворными последствиями национального единства — обстоятельство, которое при обсуждении счастливой конкуренции голландцев в морской торговле с северонемецкими городами не должно быть оставлено без внимания. Во время правления Карла V соединенные Нидерланды образовали комплекцию власти и сил, которая их повелителю должна была обеспечить мировое господство на суше и на море лучше, нежели золотые прииски всего света, все благоволения и все буллы папы, если бы только он знал сущность этих сил и сумел ими управлять и пользоваться.
Если бы Карл V отстранил от себя корону, как отбрасывают камень, который грозит увлечь в бездну, насколько судьба Нидерландов и Германии была бы иная! Повелитель соединенных Нидерландов, немецкий император и глава реформации Карл обладал всеми умственными и материальными средствами для создания могущественнейшего промышленного и коммерческого государства, обширнейшего морского и континентального владычества, какое когда-либо существовало, — морского владычества, которое соединило бы все суда от Дюнкиркена до Риги под одним флагом.
Достаточно было тогда одной идеи, одной воли для того, чтобы возвысить Германию на степень богатейшего и важнейшего государства на земле, распространить ее мануфактурное и торговое господство на весь мир и, может быть, обеспечить ей это положение на целые столетия.
Карл V и его мрачный сын направились по другому пути; встав во главе фанатиков, они желали переделать Нидерланды на испанский лад. Последствия известны. Северные провинции, защищавшиеся элементом, которому они рабски преклонялись, лишили их независимости; в южных же провинциях промышленность, искусство и торговля, если только не успевали спасаться бегством, гибли от руки палача. Амстердам занял место Антверпена и сделался центром всемирной торговли. Города Голландии, привлекшие к себе значительное число шерстяных ткачей из Брабанта вследствие происшедших там волнений, не имели теперь достаточно места для помещения всех бельгийских беглецов, большая часть которых поэтому должна была переселиться в Англию и Саксонию. Борьба за свободу в Голландии родила тот дух морского геройства, для которого, казалось, не существовало препятствий и опасностей, между тем как, с другой стороны, фанатизм расслаблял всю нервную систему Испании. Голландия обогащалась в Испании каперством, особенно захватывая в виде добычи ее корабли, нагруженные серебром. При этом она вела огромную контрабандную торговлю с полуостровом и с Бельгией. После соединения Португалии с Испанией она овладела лучшими португальскими колониями в Ост-Индии и завоевала часть Бразилии. До первой половины XVII столетия, как видим, голландцы настолько стоят выше англичан по фабрикам и колониям, по торговле и мореходству, насколько в настоящее время англичане превосходят в этом отношении французов.
Но революция в Англии вызвала сильные перемены. Дух свободы проник в Голландию. Как во всех аристократиях купцов, раз дело шло о спасении жизни и имущества, раз материальные выгоды были перед глазами — здесь способны были на великие дела; соображений государственных не существовало. Того не понимали, что приобретенное владычество может быть прочным лишь в том случае, если оно опирается на широкую идею национальности и поддерживается сильным национальным воодушевлением. С другой стороны, в тех государствах, которые благодаря монархической форме правления развили свое национальное самосознание, но в торговле и промышленности стояли еще на низкой ступени, пробуждалось чувство стыда из-за того, что такой ничтожный уголок земли разыгрывает роль господина в промышленности и торговле, в рыбных промыслах и мореплавании. Рядом с этим чувством выдвигалась в Англии энергия вновь народившейся республики. Навигационный акт был перчаткой, которую бросило грядущее владычество Англии в лицо действительному владычеству Голландии, и когда дело дошло до борьбы, оказалось, что значение Англии как нации далеко выше Голландии. В исходе борьбы сомнений быть не могло.
Пример Англии нашел подражание во Франции. Кольбер рассчитал, что всю транспортную работу на море выполняют приблизительно 20 тыс. судов, из которых на долю одних голландцев приходится 16 тыс., что, без всякого сравнения, для столь незначительной нации было слишком много. Вследствие восшествия Бурбонов на испанский престол Франция распространила свои торговые сношения и на Испанию, к явной невыгоде голландцев. То же самое было и с Левантом. При этом покровительство во Франции внутренним фабрикам, собственному мореходству и рыбным промыслам причинило неисчислимый ущерб торговле и промышленности голландцев.
Благодаря Англии Голландия должна была прекратить большую часть своих сношений с северными государствами, контрабандную торговлю с Испанией и ее колониями, значительную часть своей торговли с Восточной и Западной Индией и лишилась большей части своих рыбных промыслов. Самый чувствительный удар нанесен был ей в 1703 году Метуэнским договором. Вследствие этого последовало окончательное расстройство ее торговли с Португалией и ее колониями и с Восточной Индией.
Когда Голландия начинала упускать из своих рук столь значительную часть внешней торговли, здесь случилось то же самое, что случилось прежде с ганзейскими городами и с Венецией: та часть материальных и умственных капиталов, которые теперь не находили применения в стране, перешла или посредством эмиграции, или в форме займов в те страны, которые были преемниками голландского владычества.
Если бы Голландия, соединившись с Бельгией, с Рейнским бассейном и Северной Германией, образовала одну национальную территорию, трудно было бы для Англии и Франции нанести посредством войны и торговой политики ее морскому могуществу, ее внешней торговле и внутренней промышленности тот удар, который был ей нанесен. Такая нация могла бы торговой системе тех государств противопоставить свою собственную торговую систему. Если бы вследствие возникновения фабрик в тех государствах немецкая промышленность понесла ущерб, то естественные богатства страны и иноземная колонизация с избытком возместили бы эти убытки. Но Голландия пала, потому что население, обитавшее на узкой приморской полосе земли, заселенной небольшим числом немецких рыболовов, моряков, купцов и пастухов, стремилось из себя самого создать национальное государство, и часть континента, с которым Голландия составляла одно географическое целое, принималась голландцами в соображение как страна чужеземная, с которой они так и обращались.
Таким образом, пример Голландии, так же, как и Бельгии, ганзейских городов и итальянских республик, ясно показывает, что частные промышленники не в состоянии непосредственно поддержать торговлю, промышленность и богатство целых государств и стран в том случае, когда общественные условия не благоприятствуют этому, и что отдельные лица большей частью своих производительных сил обязаны политической организации управления и силе нации. После присоединения к Франции ее фабрично-заводская промышленность снова достигла своего древнего исполинского развития. Голландия сама по себе рядом с великими державами никогда не была бы в состоянии развить и поддержать собственную самостоятельную торговую систему. Но после соединения с Бельгией, когда установился всеобщий мир, как только развились ее естественные средства, увеличилось народонаселение и расширилась территория настолько, что она могла стать в ряд с великими нациями и в самой себе найти огромное количество разнообразных производительных сил, — ив Голландии, как видим, устанавливается протекционная система, под влиянием которой замечается значительный подъем в земледелии, фабрично-заводской промышленности и торговле. Это соединение по причинам, рассмотрение которых не входит в задачу нашего труда, снова распалось, а вместе с тем подорвана была для Голландии и протекционная система, которая до сих пор еще однако же прочно держится в Бельгии.
В настоящее время Голландия живет своими колониями и своей международной торговлей с Германией. Но первая война может лишить Голландию ее владений, и чем более германский таможенный союз будет направляться к обеспечению собственных интересов и к лучшему управлению своими силами, тем более она будет сознавать необходимость присоединить к себе Голландию.
Глава IV. Англичане
При изложении истории ганзейских городов мы видели, как в Англии земледелие и овцеводство развилось благодаря внешней торговле, как позднее вследствие переселения в Англию иностранных фабрикантов, подвергавшихся преследованию на своей родине, и благодаря поощрительным мерам правительства шерстяное фабричное производство страны достигло цветущего состояния, как вследствие этих успехов в промышленности, а также мудрой и энергичной политики королевы Елизаветы внешняя торговля страны, которая до сих пор почти исключительно велась иностранцами, перешла в руки туземных купцов.
Прибавив еще несколько замечаний относительно возникновения английской промышленности, мы продолжим изложение развития английской национальной экономии с того момента, на котором мы остановились во второй главе.
Начала промышленного и коммерческого величия Англии нужно искать преимущественно в овцеводстве и шерстяном производстве. Когда ганзейцы явились в Англию, земледелие и овцеводство здесь не были значительны. Зимнего корма для скота не было; вследствие недостатка в корме приходилось большую часть скота осенью убивать. Поэтому чувствовался недостаток в стадах и в удобрении. Подобно тому, как во всех девственных странах, как прежде в Германии, а теперь в пустынях Америки, главной мясной пищей было свиное мясо — по причинам вполне понятным. Свиньи требуют самого незначительного ухода, сами себе разыскивают корм, находя его в изобилии в лесах и на возделанных полях; кроме того, достаточно сохранить на зиму ничтожное число маток для того, чтобы на будущий год иметь значительные стада.
Но с появлением иностранных купцов свиноводство начало уменьшаться, увеличилось овцеводство и вообще начало быстро улучшаться земледелие и разведение рогатого скота.
Гум в своей «Истории Англии»33 сообщает очень интересные данные относительно сельского хозяйства в Англии в начале XIV столетия. В 63 имениях лорда Спенсера в 1327 году было 28 тыс. овец, 1000 быков, 1200 коров, 560 лошадей и 2000 свиней, следовательно, на одно имение приходилось приблизительно 450 овец, 35 голов рогатого скота, 9 лошадей и 32 свиньи. Из этого можно видеть, в каком выгодном отношении стояло уже в то время в Англии число овец в сравнении с числом скота других пород. Большие выгоды, которые извлекались аристократией из овцеводства, возбуждали в ней интерес к промышленности и к улучшению сельского хозяйства уже в то время, когда аристократия большей части стран континента не знала лучшего употребления своих имуществ, как на содержание в поместьях огромного количества диких зверей; когда она не знала более славного занятия, как вредить городам и их торговле всякого рода враждебными действиями.
Теперь же, как в последнее время в Венгрии, овцеводство настолько развилось, что в некоторых имениях насчитывалось от 10 тыс. до 24 тыс. овец. При таких обстоятельствах, вследствие принятых королевой Елизаветой мер, шерстяная промышленность, которая сделала уже значительные успехи при ее предшественниках, необходимо должна была быстро достигнуть цветущего состояния34.
В петиции ганзейцев, на которую мы указывали выше и в которой они ходатайствовали перед германским рейхстагом о принятии реторсионных мер, вывоз сукна из Англии определен в 200 тыс. кусков, а во время уже правления Иакова I ценность всего вывозимого из Англии сукна достигла невероятной суммы в 2 млн фунтов стерлингов, между тем как стоимость всего вывезенного из Англии сукна в 1354 году равнялась только 277 тыс. фунтов, стоимость же прочих вывезенных товаров — всего 16 400 фунтам . До царствования только что названного короля большая часть сукна вывозилась в невыделанном виде в Бельгию, где оно получало окончательную выработку и отделку, но благодаря охранительным и поощрительным мерам Иакова I и Карла I английская отделка сукна достигла такого совершенства, что теперь ввоз тонкого сукна почти прекратился и впредь вывозилось лишь сукно обработанное и отделанное.
Чтобы оценить важность этих результатов английской торговой политики, необходимо заметить, что прежде, чем достигло таких огромных размеров развитие льняного, хлопчатобумажного, шелкового и железного производства, наибольшую часть меновых средств доставляло производство сукна как для торговли со всеми европейскими государствами, так и в сношениях с Левантом, с Восточной и Западной Индией. О значении этого производства можно судить по тому, что уже со времени Иакова I шерстяные изделия составляли девять десятых всего отпуска Англии35.
Такая мануфактурная промышленность обеспечила Англии возможность вытеснить ганзейцев с рынков России, Швеции, Норвегии и Дании и привлечь к себе лучшую долю выгод в торговле с Левантом и обеими Индиями. Она поставила на прочное основание развитие каменноугольного производства, что в свою очередь обеспечило широкий каботаж и рыбную ловлю; а то и другое послужило основанием морского могущества и дало возможность обнародовать навигационный акт и положить тем начало английскому морскому господству. От него, как от общего ствола, раскинулись ветви всех других производств, и он, таким образом, является фундаментом, на котором зиждется промышленное, торговое и морское величие Англии.
Между тем и другие отрасли английской промышленности не остались в пренебрежении. Уже при королеве Елизавете был воспрещен ввоз металлических и кожевенных изделий и массы других предметов фабрично-заводской промышленности36, с другой стороны, оказывалось покровительство эмиграции немецких горнопромышленников, железозаводчиков; прежде корабли покупались у ганзейцев или же их заказывали строить в гаванях Балтийского моря; Елизавета посредством охранительных и поощрительных мер создала собственное кораблестроение. Необходимые для этого лесные материалы получались из северо-восточных государств, а это опять чрезвычайно расширило вывоз английских произведений в эти страны. Изучив сельдяной промысел у голландцев, китоловный — у жителей Бискайской бухты, Англия способствовала развитию его посредством премий. Особенно заботился о развитии кораблестроения и рыбных промыслов Иаков I. Хотя настойчивые увещевания есть рыбу, с которыми этот король постоянно обращался к своим подданным, и могут показаться нам смешными, однако необходимо отдать ему справедливость в том, что он совершенно верно понял, на чем должно покоиться будущее величие Англии. Безмерно повысились в Англии промышленная опытность и фабрично-заводской капитал вследствие переселения протестантских фабрикантов, изгнанных Филиппом II и Людовиком XIV из Бельгии и Франции. Им обязана Англия выделкой тонких шерстяных материй, своими успехами в производстве шляп, бумаги, часов, стеклянных, льняных и шелковых изделий, равно как и частью своих заводов для металлургических производств; все эти отрасли промышленности она сумела быстро поднять посредством запрещения ввоза или высоких таможенных пошлин37.
Этот остров заимствовал у всех стран континента их специальные искусства и насаждал их у себя под охраной своей таможенной системы. Венеция должна была уступить ему между другими отраслями производства предметы роскоши и свое искусство в обработке хрусталя и даже Персия — в тканье ковров.
Раз овладев какой-либо отраслью промышленности, Англия в течение столетий окружала ее своим попечением и лелеяла ее, как молодое деревце, которое требует опоры и забот. Тот, кому неизвестно, что при трудолюбии, прилежании и бережливости можно всякую отрасль промышленности сделать выгодной и что в стране, сделавшей уже успехи в земледелии и в культуре вообще, новые фабрики при соответственном покровительстве, как бы несовершенны и дороги ни были в начале их произведения, скоро вследствие навыка и опыта достигают того положения, на котором они могут во всех отношениях сравняться со старыми иностранными фабриками; тот, кто не знает, что успех какой-либо отдельной ветви фабричного производства обуславливается успехом многих других, и кто не знает, до какой степени в состоянии страна развить свои производительные силы, когда она с постоянством заботится о том, чтобы каждое поколение двигало дело промышленности вперед, начиная с того, до чего довело его предыдущее поколение, тот пусть изучает историю английской промышленности прежде, нежели решиться на построение системы и на преподание советов политическим и государственным деятелям, в руках которых находится благосостояние или бедствие народа.
Английским государственным людям времен Георга I, положившим основание величию страны, давно все это было известно. «Несомненно, — говорили этому королю министры при открытии парламента в 1721 году, — несомненно, ничто не содействует так сильно возвышению общественного благосостояния, как отпуск своих мануфактурных изделий и привоз иноземных сырых продуктов»38.
Положение это сделалось руководящим принципом для торговой политики Англии на целые столетия, каковым прежде оно было для Венеции. Таким же этот принцип остается и теперь, как во времена царствования Елизаветы. Плоды такой политики находятся перед взорами всего света.
Позднее доктринеры доходили до утверждения, что Англия не благодаря торговой политике сделалась государством богатым и могущественным, а вопреки ей. Можно было бы с таким же правом утверждать, что деревья возрастают прямо и плодоносно не благодаря, а наперекор подпоркам, поддерживающим их правильный рост в нежном возрасте.
История Англии указывает и на то, в какой тесной связи стоит там общая политика с политической экономией. Очевидно, основание фабрик в Англии и происшедшее отсюда приращение народонаселения вызвало огромный спрос на соленую рыбу и каменный уголь, вследствие чего потребовалось сильное увеличение количества судов, предназначенных для рыбной ловли и каботажа. То и другое находилось в руках голландцев. Поощряемые высокими пошлинами и премиями, англичане теперь сами взялись за рыбные промыслы, а навигационный акт обеспечил за ними перевозку каменного угля и морскую транспортировку вообще. Вызванное этим увеличение числа торговых кораблей Англии дало в результате пропорциональное увеличение ее морских сил, и флот Англии теперь мог уже померяться с голландским. Вскоре после обнародования навигационного акта между Англией и Голландией открылась морская война, вследствие которой торговля Голландии со странами по ту сторону канала была почти совершенно прервана, и ее корабли были почти истреблены английскими каперами. По сведениям Гума, число кораблей, захваченных англичанами у голландцев, простиралось до 1600, а Давенан уверяет, что в течение 28 лет со времени издания навигационного акта английский торговый флот удвоился39.
Важнейшими результатами издания навигационного акта следует признать:
1. Расширение английских торговых сношений со всеми северными государствами, с Германией и Бельгией (вывоз фабрично-заводских изделий и привоз сырья), из которых, по свидетельству Андерсона, относящемуся к 1603 году, англичане были почти совершенно вытеснены голландцами.
2. Необыкновенное развитие контрабандной торговли с Испанией и Португалией и их вест-индскими колониями.
3. Сильное развитие сельдяных и китоловных промыслов, которые были почти монополией Голландии.
4. Завоевание важнейших английских колоний в Западной Индии и Ямайке (1665) и приобретение торговли вест-индским сахаром, в особенности же:
5. Заключение с Португалией Метуэнского договора (1703), который заставляет нас коснуться Испании и Португалии. Вследствие этого договора голландцы и немцы были совершенно отстранены от важнейшей торговли с Португалией и ее колониями; Португалия попала в полную политическую зависимость от Англии, и благодаря золоту и серебру, которое давала торговля с Португалией, Англия приобретала средства к расширению своей торговли с Восточной Индией и Китаем, к основанию затем великой Ост-Индской империи и к устранению голландцев с их главных станционных пунктов.
Два последних результата стоят в тесной связи друг с другом. При этом в особенности замечательна та ловкость, с которой англичане сумели сделать обе эти страны, Испанию и Португалию, своими орудиями. Испания и Португалия могли доставлять преимущественно благородные металлы; Восток, кроме сукна, требовал преимущественно только благородных металлов. До сих пор все шло отлично. Но Восток в обмен предлагал преимущественно хлопчатобумажные и шелковые товары. Но это не соответствовало приведенному нами выше правилу английских министров ввозить только сырые продукты и вывозить только фабрикаты. Что же делать теперь? Могли ли они удовлетвориться выгодами, которые им обещала торговля сукном с Португалией и торговля шелковыми и хлопчатобумажными товарами с Восточной Индией? Ни в каком случае. Английские министры видели дальше.
Если бы они разрешили привоз в Англию ост-индских хлопчатобумажных и шелковых изделий, то английская хлопчатобумажная и шелковая промышленность немедленно прекратила бы свое существование. Ост-Индия имела за себя не только большую дешевизну сырых материалов и рабочих рук, но также и исконную привычку, трудолюбие и практику. Результаты этих преимуществ при свободной конкуренции не замедлили бы сказаться. Но Англия не имела желания основывать колонии в Азии с тем, чтобы поставить от них в зависимость свою мануфактурную промышленность. Она стремилась к торговому господству и понимала, что из двух стран при взаимной свободе торговли будет господствовать та, которая продает фабрикаты, и в подчиненном положении окажется та, которая в состоянии предложить лишь сельскохозяйственные продукты. Англия уже относительно своих североамериканских колоний приняла основное правило, чтобы там не выделывалось ни одного гвоздя для подковы, а тем более, чтобы ни один гвоздь, выделанный там, не ввозился в Англию. Возможно ли было поэтому ожидать, чтобы Англия дозволила народу, столь известному своей древней промышленностью, столь многочисленному, столь экономному, каковы индусы, иметь свой собственный мануфактурный рынок — основу их будущего величия?
Англия воспретила привоз к себе товаров даже своих собственных факторий и ост-индских шелковых и хлопчатобумажных тканей40! Она запретила их ввоз вполне и строжайшим образом, она не желала потреблять ни одной нитки из Индии; она не хотела воспользоваться ничем из этих превосходных и дешевых изделий; она предпочитала потребление дурных и дорогих тканей собственной фабрикации; она с удовольствием продавала континентальным странам несравненно лучшие ост-индские ткани за более дешевые цены; она им желала предоставить все выгоды этой дешевизны, себе же не желала ничего из всего этого.
Не бессмысленно ли поступала в этом случае Англия? Конечно, если судить с точки зрения теории Адама Смита и Ж. Б. Сэя, с точки зрения теории ценностей. Ибо, по этой теории, все необходимое нужно покупать там, где можно купить лучше всего и дешевле всего; бессмысленно было бы в самом деле устроить более дорогое собственное производство вместо дешевой покупки и дешевые товары, так сказать, дарить континенту.
Совсем иначе выходит по нашей теории, которую мы называем теорией производительных сил и которую, не исследуя ее оснований, признавали английские министры, придерживаясь правила: покупать сырье, продавать фабрикаты. Министры английские заботились не о приобретении очень дешевых, но преходящих мануфактурных изделий, а о создании с пожертвованиями дорогой и постоянной мануфактурной силы.