Экономика, социальные отношения и государственно-административное устройство Тибета

Границы и население

В течение столетий границы территории, находившей­ся под непосредственным управлением правительства Лхасы, по­стоянно менялись. Но прямое управление Лхасы всегда осуществ­лялось в областях уй и Цзан, в западнотибетской области Нгари и на части Восточного Тибета [Описание Тибета в нынешнем его состоянии, 1828, с. 200]. Далай-лама, глава секты Гэлугпа, призна­вался всеми тибетцами в качестве религиозного и политического лидера Тибета, был символом всего тибетского, высшим сакральным авторитетом в тибетском буддизме. С.Ч. Дас определил числен­ность всех тибетцев цифрами от 2,5 до 3 млн. человек. Н.М. Прже­вальский говорил о 1,5 млн. человек всего населения, имея в виду территорию, непосредственно подчиненную правительству Далай-ламы (Уи, Цзан, Нгари и Кам) [Пржевальский, 1883, с. 273]. П.К. Козлов называет эти же четыре района и приводит такие цифры: 1,5 млн. человек при 300 тыс. монахов [Козлов, 1920]. {167}

Экономика

Земледелие. Тибет в XIX в. оставался страной с относи­тельно малочисленным населением и малопродуктивным мате­риальным производством. Большая часть тибетцев занималась зем­леделием, меньшая — скотоводством.

В Тибете земледелие было богарным или поливным. Полив производился из рек, воду иногда на большие расстояния подво­дили к полям по деревянным желобам, выдолбленным из древес­ных стволов и установленным на козлы. Там, где полив производи­ли из рек, каждая семья имела свои оросительные сооружения. Там же, где поля были выше воды, возводились дамбы, плотины, и для пользования водой семьи объединялись в группы, а каналы при­надлежали тем семьям, которые их построили или на средства ко­торых они были сооружены, либо общине, если они возводились общими усилиями ее членов. Владельцы каналов распределяли во­ду за плату. Конфликты, связанные с распределением воды, обыч­но решались местными властями.

Главная культура Тибета — ячмень, единственный злак, который хорошо растет и в долинах, и на больших высотах. Второе место принадлежит гречихе и пшенице. Сеют тибетцы также овес, просо, горох и бобы. Очень много высаживается редьки, репы, моркови. На огородах выращивают капусту и картофель. В садах Южного и Центрального Тибета выращивают яблоки, груши, грецкий орех, абрикосы и виноград.

Обычный урожай ячменя сам-шест, в лучшие годы — сам-десят.

Пахали тибетцы землю деревянным плугом с деревянным же лемехом, иногда с насаженным на него железным наконечником. Обычно плуг делался из ивы. Тянула его пара быков, чаще всего чжа (дзо) — помесь яка с коровой. Рога быков соединялись деревян­ным поперечным брусом, к середине которого крепили дышло. Поле пахали наискосок, чтобы постепенно согнать с земли всех злых духов в один угол и привалить их там камнем потяжелее. Пары быков было достаточно для обработки участка земли, кото­рым владела средняя крестьянская семья.

Обычно пахота и сев происходили в марте, уборка зерна произ­водилась в августе. Мололи зерно ручные или водяные мельницы. В качестве платы за помол брали 10% полученной муки.

В целом урожаи в Тибете были невысокими. И хотя землю удоб­ряли (в основном золой и навозом), религиозный запрет {168} убивать все живое мешал борьбе с вредителями, и много хлеба поедали на­секомые, грызуны и птицы. Примитивная техника вспашки также не обеспечивала высоких урожаев.

Скотоводство. В Тибете имеются благоприятные усло­вия для развития скотоводства. Это и просторные выпасы, и обилие соли в почве, и отсутствие летом насекомых. В целом по Тибету 15% населения занято только скотоводством.

Скотоводческие районы Тибета лежат на его северо-западных, северных и северо-восточных окраинах, в Каме — к северу от Чамдо, в Уй и Цзане — в основном к югу от оз. Ямдок. У тибетцев-кочевни­ков скотоводство экстенсивное, укрытий для скота кочевники, как правило, не сооружают. Тем не менее во многих местах скотоводы стараются сделать хотя бы минимальные запасы кормов на зиму. В земледельческих районах скот зимой подкармливают соломой и горохом.

Главным домашним животным тибетцев был як (шалу — як-бык, ди — самка яка). Тибетцы также в большом количестве разводили коров, овец, лошадей, коз, ослов, мулов.

Роль скотоводства в жизни страны велика. Одна и та же группа населения может жить по-разному летом и зимой: летом переходить на пастбища, зимой — возвращаться в деревни. Скотоводы и земле­дельцы, живущие по соседству, традиционно обмениваются продук­тами своего труда. Такой обмен носил постоянный и локальный характер и вполне соответствовал форме натурального обмена.

Нередко одно племя делилось на две части — группу земледель­цев, живущих в долине, и группу скотоводов, живущих на пастби­щах. Обе группы имели одно племенное имя и одного вождя.

Пастбища составляли собственность всего племени. Скот был собственностью отдельных семей. Кочевники платили дань вождям или покорившим их правителям княжеств и губернаторам про­винций.

Ремесло. Помимо земледельцев и скотоводов в Тибете были семьи, занимавшиеся преимущественно рыбной ловлей, охо­той, ремеслом и торговлей.

Тибет издавна славился продуктами ремесла, сукнами и разны­ми шерстяными тканями, коврами, упряжью и изделиями из кожи, холодным оружием (кинжалами, мечами и т.п.), художественным литьем из меди и бронзы, ювелирными изделиями.

Отдельные районы Тибета были известны своими ремесленны­ми изделиями: Гьянцэ — производством ковров, Дэргэ — кинжалов, {169} Нагчука — сбруи, Шигацэ — серебряных украшений. Деревни Танаг и Лхолин, расположенные на берегу р. Цанпо недалеко от Шигацэ, славились производством глиняной посуды, которая нахо­дила сбыт не только в Тибете, но также в Сиккиме и других странах, лежащих по южную сторону Гималаев [Дас, 1904, с. 89].

В городах ремесленники были объединены в цехи. Цех возглав­лял мастер — цимо. Ремесленник часто и сам продавал собственные изделия. Его дом был мастерской и лавкой одновременно. Часть своего заработка он должен был отдавать цеху. Мастер представлял цех перед властями, распределял среди членов цеха налоги и по­винности. Ремесленник не мог покидать город без разрешения мастера.

Торговля. Торговля в Тибете была меновой, в меньшей степени — денежной. Развитие ее сдерживалось трудностями пере­движения. В стране отсутствовали дороги в обычном понимании и не использовался колесный транспорт [Харрер, 1953, с. 291]. Груз по тропам и караванным путям везли яки и овцы, а владельцы гру­за путешествовали на тех же яках или лошадях. В Тибете XIX в. только Далай-лама, Панчен-лама, регент и амбани имели право пользоваться носилками-паланкином [Дас, 1904, с. 230].

Торговым сезоном считались зимние месяцы, начиная с конца ноября. В это время оканчивались дожди, уже был собран урожай и заготовлена провизия, прекращались сельскохозяйственные ра­боты. Внутри страны обмен совершался в двух направлениях — землевладельцы и скотоводы обменивались продуктами своего тру­да, а те и другие обменивали свои продукты на продукты ремесла. В больших городах, таких, как Лхаса, Шигацэ, Гьянцэ, Нагчу, Чамдо и др., помимо рынков имелись постоянно работавшие лавки.

Меновая торговля занимала главное место. Своего рода услов­ной монетой служили плитки китайского чая. В обращении были также тибетская серебряная монета, китайские монеты, индийские рупии и слитки серебра.

В районах торговая деятельность была сосредоточена вокруг монастырей, которые взимали определенный налог с торгующих. Монастырю, особенно на городских рынках, могли принадлежать и лавки, которые он сдавал в аренду торговцам. Торговый обмен между тибетцами и их соседями велся постоянно и имел большое значение для тибетского хозяйства. Важнейшими центрами торгов­ли с Китаем являлись города Синин и Дацзяньлу (Кандин).

«Лхасское правительство, — писал С.Ч. Дас, — ежегодно посы­лает по два каравана и более в торговые центры, находящиеся на {170} границах с Китаем, для закупки товаров для правительства» [Дас, 1904, с. 253]. Сюда же везли свои товары тибетские и китайские тор­говцы. В Китай везли шерсть, шерстяные изделия, кожи и меха, ячьи хвосты и рога антилоп, ревень, благовония, буру, куритель­ные свечи, пряности, буддийские книги. Из Китая в Тибет ввозили хлопчатобумажные и шелковые ткани, сахар, фарфор, железные орудия, изделия из кожи, бирюзу, лекарства, табак, муку, рис, уксус, ружья, седла, сапоги, чугунные чаши, но главным предме­том ввоза являлся кирпичный китайский чай [Пржевальский, 1883, с. 367; Сувиров, 1905, с. 113]. С юга, из-за Гималаев в обмен на тибет­ские товары, включая драгоценные металлы, везли рис, хлопчатобу­мажные ткани, пряности, предметы роскоши, например кораллы.

Внешнюю торговлю вели в основном качисы — кашмирцы и балпо — непальцы. В Лхасе постоянно находился представитель Непала, и непальские купцы пользовались правом экстеррито­риальности (после договора 1856 г.). Кашмирцы-мусульмане жили в Лхасе в течение многих столетий и составляли, как свидетельст­вовал Гюк, богатейшую часть населения столицы Тибета.

«Ежегодно несколько мусульманских купцов отправляются в Калькутту, — писал Гюк, — им одним только дозволяется пере­ходить англо-индийскую границу. Тале-Лама дает им паспорты и конвой до Гималая (так в тексте. — Б.М.). Они привозят с собой ленты, галун, ножи, ножницы и другие металлические товары и небольшой выбор шерстяных материй. Шелка и сукна выписывают они из Пекина; сукна русской фабрикации дешевле калькуттских» [Гюк и Габэ, 1866, с. 240]. С иноземных купцов тибетские власти взимали пошлину в размере одной десятой стоимости привезен­ных ими товаров. Через территорию Тибета осуществлялась тран­зитная торговля китайскими и индийскими товарами. Так, китай­ский плиточный чай тибетцы везли в Ладак и Непал. Караваны из Непала, Ладака, Верхнего Тибета доставляли в Центральный Тибет золото, соль, буру, шерсть, мускус и меха в обмен на чай, сахар, табак, бумажные изделия, тонкое сукно и железные товары [Уоддель, 1906, с. 161]. Внутренняя тибетская торговля находилась в руках непальских, кашмирских, китайских и тибетских купцов. «Большая часть магазинов, которые мы видели по пути, содержа­лась кашмирцами, непальцами и китайцами, — писал С.Ч. Дас об улицах Лхасы, — тибетских магазинов было мало, и притом все они были плохо обставлены» [Дас, 1904, с. 193]. Столица Тибета являлась в XIX в. относительно небольшим городом, «в окружности не более двух часов езды и не окружена стеной» [Гюк и Габэ, 1866, {171} с. 233]. «Город оказался меньше, чем мы ожидали. Его сплошная часть занимает пол квадратной мили, — писал Уоддель, — улицы Лхасы очень узки, не вымощены и не осушаются; но главные из них проложены по хорошему плану. Дома большей частью выстроены из камня и в них два, три этажа; у них плоские крыши (покатой нет ни одной). Их стены заботливо выбелены известью, балки очень часто выкрашены коричневой или синей краской» [Уоддель, 1906, с. 250]. «Дома выстроены из камней, кирпича или просто из земли, в одном предместье дома целого квартала выстроены из воловьих и овечьих рогов: это оригинальные, но весьма прочные здания, приятной наружности» [Гюк и Габэ, 1866, с. 233]; см. также [Прже­вальский, 1883, с. 269]. Н.М. Пржевальский оценивал постоянное население Лхасы в 20 тыс. жителей, добавляя, что зимой это число увеличивается до 40-50 тыс. за счет богомольцев и торговцев [Пржевальский, 1883, с. 269].

В 1904 г. население Лхасы, по мнению непальского представи­теля, насчитывало 30 тыс. человек, из которых 20 тыс. были монахи, а из оставшихся 10 тыс. тибетцев было около 7 тыс., китайцев и синотибетцев — 2 тыс., непальцев — около 800, кашмирцев и ладакцев — около 200, бутанцев — 50, монголов — 50 [Уоддель, 1906, с. 254-255; Козлов, 1920, с. 43]. Среди тибетцев большинство состав­ляли женщины. Проживавшие в Лхасе китайцы почти все были военными, полицейскими или чиновниками. Китайские солдаты лхасского гарнизона по правилам должны были сменяться через три года [Гюк и Габэ, 1866, с. 240; Уодделъ, 1906, с. 255]. Выходцы из Бутана (пебуны), по воспоминаниям Гюка, — лучшие ремесленни­ки: кузнецы, медники, механики, котельщики, золотых дел мастера, бриллиантщики, а также красильщики и врачи [Гюк и Габэ, 1866, с. 239]. Мусульмане из Кашмира, богатые купцы, держали в своих руках значительную часть внешней и внутренней торговли Тибета. Но самыми богатыми и влиятельными в Лхасе являлись непаль­цы — купцы и ростовщики [Дас, 1904, с. 238]. Непальские магазины и лавки существовали почти в каждом городе Тибета. Непальцы, естественно, контролировали торговлю с Непалом и Индией. С расширением британских владений в Индии и приближением их к границам Тибета увеличивался поток товаров из этих владе­ний в Лхасу. Если путь от Лхасы до Синина торговые караваны проходили за 4 месяца, то после проведения железной дороги Калькутта — Дарджилинг в 70-е годы XIX в. товары стали достав­лять из Калькутты в Лхасу за три недели. Причем в Калькутте, как отмечал С.Ч. Дас, «в настоящее время можно приобрести за недорогую {172} цену большинство китайских товаров, которые ценятся ти­бетцами» [там же, с. 253-254].

От расширения английской торговли страдали и непальские купцы [там же, с. 91-92]. Англичане настойчиво добивались откры­тия тибетского рынка и торговых привилегий. Объем тибето-индийской (английской) торговли в конце ХГХ в. непрерывно рос, даже еще до заключения специальных соглашений. Из Индии в Тибет везли продовольствие, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, металлические изделия, сахар и табак в обмен на скот, шерсть, буру, соль и др. [Сувиров, 1905, с. 122].

Государство

Тибет XIX в. был теократическим государством. Рели­гии принадлежала монополия в сфере идеологии и культуры, она играла ведущую роль в политике, экономической и социальной сфере. Главной и основной функцией государства являлись защита и распространение религии, обеспечение потребностей монашест­ва. Монашество, в свою очередь, направляло всю повседневную жизнь тибетского общества и каждого тибетца и было представле­но на всех уровнях и во всех органах государственной власти.

Во главе государства всегда находился монах — Далай-лама или регент. Тибетская элита была представлена, прежде всего и глав­ным образом, монашеством. Далай-лама, реинкарнация бодхи-саттвы Авалокитешвары, являлся абсолютным, никем и ничем не ограниченным в своей власти правителем Тибета.

Все монастыри секты Гэлугпа независимо от того, на какой тер­ритории они находились, подчинялись непосредственно Далай-ламе и часто являлись «дочерними» монастырями трех «великих лхасских монастырей» — Сэра, Дэпун и Ганден, куда и направляли своих монахов на обучение. Глав этих «дочерних» монастырей ли­бо прямо назначал Далай-лама, либо осуществлялась процедура их реинкарнации, опять-таки при руководящей роли лхасских лам. Через эти монастыри Далай-лама и правительство Лхасы могли влиять и влияли на религиозную и политическую ситуацию в соот­ветствующих районах. Все иные секты тибетского буддизма и все зависимые владетели, а также так называемые живые будды при­знавали высший авторитет Далай-ламы. Более того, к Далай-ламам обращались с просьбой вынести окончательное решение, напри­мер по вопросам права наследования власти в Ладаке и Бутане ли­бо о внутренней администрации буддийской церкви в Сиккиме {173} [Саrrascо, 1972, р. 79]. В промежутке между смертью Далай-ламы и обнаружением нового перерожденца, а также в течение всего вре­мени несовершеннолетия Далай-ламы власть находилась в руках регента. Регента обычно назначали из числа лам-перерожденцев из четырех лхасских так называемых царских монастырей.

Почти весь XIX в. Далай-ламы не играли самостоятельной роли ни в управлении страной, ни в делах церкви — всем распоряжа­лись регенты. За этот пост велась постоянная борьба, и имущество свергнутых регентов обычно конфисковывали. Высшим органом исполнительной власти, подчиненным непосредственно Далай-ламе или регенту, был Кашаг, который состоял из четырех минист­ров — калонов. Кашаг был создан в середине XVIII в. при Далай-ламе VII. Кaлоны назначались Далай-ламой и приносили ему клятву верности. Помимо Далай-ламы каждый из калонов утверждался еще ламой-оракулом и пинским императором.

Назначение было пожизненным. Каждый колон имел свою пе­чать, но они не возглавляли какое-либо управление и не несли личной ответственности за какую-либо сферу деятельности. Все решения принимались коллективно с приложением печати каждо­го калона. Далай-лама или регент мог поручить любому калону ре­шение конкретной задачи в военной, дипломатической, граждан­ской либо какой-либо иной сфере деятельности. Он же назначал и контролировал действия всех чиновников центрального и мест­ного аппарата управления. Кашаг также являлся высшей судебной инстанцией. Одним из четырех калонов обычно был лама; по спе­циальному постановлению 1894 г. такой порядок стал обязатель­ным. Кашаг собирался на свои заседания ежедневно, кроме суб­боты. По четвергам в заседании Кашага принимал участие Далай-лама. В этот день Кашаг заседал во дворце Потала, и на заседании обсуждались дела страны за истекшую неделю.

Кашаг руководил великим секретариатом (Йигцзан), финансо­вым управлением (Цзикан) и другими ведомствами центральной администрации. Йигцзан возглавляли четыре ламы-чиновника. Великий секретариат ведал делами церкви. Он вел списки всех мо­настырей и монахов, должностей церковной иерархии страны, иму­щества монастырей, а также отвечал за обучение монахов — бу­дущих чиновников. Деятельность Йищзана контролировал Чигьяб Кэмпо — монах-чиновник, через которого члены великого секре­тариата могли сноситься непосредственно с Далай-ламой или ре­гентом, минуя Кашаг. Цзикан возглавляли четыре секретаря финан­сов (цзипёна), которые непосредственно управляли всей светской {174} администрацией. Цзикан ведал государственной собственностью, вел учет состояний светской знати и нес ответственность за под­готовку светских чиновников. Цзипёнам присваивался четвертый чиновничий ранг. Посты калонов, великих секретарей и цзипёнов являлись ключевыми постами всей тибетской администрации. Недаром в Тибете говорили, что четыре калона — это четыре внеш­ние опоры, а четыре великих секретаря и четыре цзипёна — это во­семь внутренних опор государства.

Кабинет министров при необходимости созывал Националь­ную ассамблею, в число членов которой обычно входили четыре великих секретаря, четыре цзипёна, некоторые руководители дру­гих центральных ведомств и представители трех великих лхасских монастырей, всего около 20 человек. Но в особых случаях собира­лась Большая национальная ассамблея, в которой были представ­лены все монастыри Тибета. Тогда в ассамблее принимали участие помимо перечисленных выше лиц все бывшие настоятели Дэпуна, Сэра и Гандена, все светские и церковные чиновники, находившие­ся в это время в Лхасе, все дакпёны, рупёны и чжапёны Лхасы, 20 младших чиновников и около 30 служащих. Документы с реше­ниями Национальной ассамблеи заверялись четырьмя печатями: одна — от всех правительственных чиновников и по одной от каж­дого из трех великих монастырей: Дэпуна, Сэра и Гандена [Goldstein, 1989, р. 19-20]. В центральной администрации имелись ведом­ства сельского хозяйства, налоговое, обороны, почт и телеграфа и др. Обычно их возглавляли два начальника, один светский и один мо­нах. Тибет был разделен на 53 округа (цзон — «замок», «крепость»), во главе которых стояли два начальника (цзонпёна) — один светский и один монах, причем лама считался старшим начальником [Дас, 1904, с. 312; Мак Говерн, 1929, с. 86]. Некоторые важные города и области управлялись губернаторами. И губернаторов, и цзонпёнов назначал Кашаг. «В каждом из этих округов тот или другой город или деревня служат административным центром. В большинстве случаев губернаторы живут в огромном укрепленном замке, рас­положенном на вершине невысокой горы, господствующей над окружающей равниной; город или деревня лежат у подножия этой горы» [Мак Говерн, 1929, с. 85]. Цзонпёны и губернаторы назнача­лись обычно на три года [уодделъ, 1906, с. 296]. Их главной задачей являлись сбор и присылка в Лхасу ежегодно определенной нату­ральной подати. Почти во всех остальных делах они пользовались огромной и часто бесконтрольной властью, в особенности в отда­ленных от столицы округах. А. Уоддель в книге «Лхаса и ее тайны» {175} приводит табель о рангах тибетской администрации. Имелось семь разрядов. Высший — первый ранг имел один только Далай-лама. Второй ранг имели регент и первый министр (если таковой офи­циально утверждался). Третий ранг имели калоны; четвертый — чле­ны Йигцзана и Цзикана, губернаторы важнейших областей, глав­нокомандующий (если он был назначен в связи с военным положе­нием) и генералы (дакпёны). Пятый ранг присваивался цзонпёнам, командирам военных частей (рупёнам), некоторым чиновникам казначейства, судьям, ламам-правителям городов и др. Шестой ранг получали капитаны (чжапёны), некоторые служащие централь­ных ведомств. Седьмой ранг получали различные чиновники-инспекторы, местные чиновники и сельские старосты (дзопёны) [там же, с. 128].