Глава 26. Гэрехем ронал абено 9 страница

В банной комнате было непривычно сухо и прохладно. Пахло березовыми почками и пихтовым маслом. Зажегши свечу, Ионнель подошла к зеркалу. Пальцы нащупали ребристый выступ.

Зеркало засветилось, в глубине появилась уже знакомая фигура. Молодица набралась храбрости:

- Как тебя зовут? И откуда ты?

На поверхности высветились странные символы:

- Техническая модель ПС-24/7. Создан в «Экостарс» по заказу герра Кайрата Хеминса.

Ионнель возмутилась:

- Ахинея какая-то.

- Если Вам угодно, зовите меня Дарилион.

- Так-то лучше. Что ты здесь делаешь?

Внутри зеркала послышалось едва слышное гудение, юноша пожал плечами:

- Стою. Судьба так сложилась.

Царевна обескуражено уставилась на молодого чародея. Тот почесал лоб, лицо посветлело:

- Видимо, Вам недостаточно информации для принятия решений. Соответствуя ныне принятому времени и нормам общения, повествую. Я – древний дух. Мой прежний правитель погиб и я теперь служу вызвавшему меня к жизни. То есть Вам. Как зовут Вас?

- Царевна Ионнель.

- Чего Вы хотите? Я могу исполнить песню, показать землю с высоты птичьего полета, могу достать тексты древних и современных манускриптов.

- Спасибо, песен мне за сегодня хватило. Можешь показать мне кеттинку?

Дарилион смутился.

- Мне нужно знать, кто это.

Ионнель описала медноволосую. Чародей из зеркала кивнул:

- Да, я могу ее видеть.

Юноша исчез. По поверхности прошла легкая рябь и царевна увидела Медианну. Девушка находилась на каменистой полянке среди дриад, набирала из кадки воду в рот и прыскала на цветы.

- Зачем она это делает?

- Сейчас. – Внутри зеркала раздалось гудение. – Это легкий яд из плодов паслена. Он впитается цветами. Применяется для защиты от вредителей, жуков и гусениц. На вкус слегка кисловат и мылок.

- А сама не отравится?

- Яд подействует, если его проглотить. Если рот прополоскать, то никаких последствий не будет.

- Что ж, Дарилион, спасибо за помощь. – Ионнель потерла руки. – Следи за кеттинкой и за девушками, которые завтра примут участие в состязаниях. Для всех кроме меня, ты – обычное зеркало.

- Слушаюсь и повинуюсь, хозяйка.

Царевна встала с первыми лучами и сразу же отправилась к своему новому знакомому. Тот показал, что Медянка после поливки ушла в замок и ещё не выходила.

Состязание в пении проходило весело. Голоса всех, за исключением златовласки и толстушки, звучали приятно. Златовласка, как и говорила Энталла, вокальными данными не отличалась и Ионнель краем глаза увидела, как едва заметно хмурился менестрель Линн. Толстушка пела неплохо, но высокие дотянуть не смогла и голос к концу песни охрип. Сама Ионнель исполнила гимн Веллоэнса. Под скрипки, флейты и лютни он получился не таким торжественным, как если бы присутствовали трубы и барабаны. Но, в целом народ вставал, кто-то подпевал, некоторые притопывали в такт. Последней вышла рыжеволосая (ее имени царевна пока не знала) со вчерашним менестрелем.

Девушка запела «Удалую Эмму». У нее оказался сильное, сочное контральто. Голос завораживал, а на припеве ноги рвались в пляс. Внутри Ионнель всё смешалось. Её влекла песня – простая, под одну лютню, и при этом захватывающая душу. С другой стороны, она понимала, кто выиграл этот конкурс. И на глаза наворачивались слёзы.

Подошло время обеда. Служки притащили козлы, поставили столешницы. Из кухни вынесли каплунов, кашу из желудей, печеные каштаны, сыр и соленую форель. Ионнель положила в тарелку вареных груш, латука и мягкого сыра. Ела без аппетита.

Остаток дня девушка провела, гуляя по владениям Осдерна. Купила в местной лавчонке серебряную фероньерку с сапфиром – настроение улучшилось. «Ну и пусть девчонка хорошо спела. Возможно, судьи оценивают не так, как простой люд. Иначе они бы не были судьями». Приободрившись, Ионнель отправилась посмотреть на местные потехи. Жители кидали аркан, метали ножи и топоры, играли в трик-трак и перетягивали палку. Взяв за медяк моченое яблоко, царевна наблюдала за празднеством. На душе стало легко, девушка с увлечением смотрела, как мужчины на спор раскалывают топором дубовую чурку. Побеждал щуплый долгай в закатанной шерстяной рубахе с седой клокастой бороденкой. Как соломинку поднимал он свой громадный топор – т-р-р-рах – чурка раскалывалась в щепы, а лезвие продирало дерн до глины. Закат расцветил двор красными полосами. Прежде, чем отправиться на покой, Ионнель забежала к дяде. Его цветастый походный шатер колыхался на одной из полянок близ Тутовой рощи. Бейлан не любил домов и, при любой возможности спал под открытым небом.

- Дядя! Ты здесь?

Ионнель прислушалась. Мягко шелестела листва, насвистывали песни дрозды. Царевна собралась уходить. Порыв ветра откинул полу шатра. «Он не закрыл шатер. Надо завязать, чтобы живность не забралась».

Подбежав, девушка схватилась за ткань и замерла. Внутри кто-то сидел. Сердце непривычно заколотилось, тело оцепенело.

- Что же ты, заходи.

Не в силах противиться голосу, Ионнель ступила внутрь. На тюке сидел некто в старом шерстяном балахоне. Лица царевна не увидела – жирник на держащем шатер столбе отбрасывал на незнакомца тень, да и капюшон скрывал все выше подбородка. Руки утонули в широких рукавах, лишь тонкая грязная полоска ткани выглядывала – видимо, от забинтованной раны. «Попрошайка-вор? Как необычен его голос – он более подходит правителю».

- Присаживайся, Ионнель.

Придя в чувство, девушка спросила:

- Кто ты?

- Я знаю многое. А кто я? Скажем так, я – друг твоего отца.

Тихий и спокойный, чуть с грустью голос развеял остатки страха. Незнакомец продолжал:

- Ты чувствуешь? В воздухе пахнет бедой. Вот уже три тысячи лет запахи тревоги не дают мне покоя. Последнюю сотню я задыхаюсь от вони. И, что самое ужасное, здесь ощущается тошнотворный смрад…

- Я ничего не чувствую. Сколько тебе лет?

- Не ноздрями, чуять надо сердцем. Ты ощущаешь зловоние? Это лицемерие, жестокость, алчба. Уныние и ярость. Похоть, лень и гнев… Какие то запахи даже кажутся тебе приятными?

Ионнель только было открыла рот, но незнакомец не дал ей и слова вставить:

- Сохрани аромат чистого духа, Ионнель. Я умоляю.

Странный человек встал, подошел к выходу. Царевна видела его согбенную фигуру, взгляд упирался в балахон:

- Если ты устоишь, то в следующий раз будешь достойна увидеть мои руки и лицо. И, может быть, заглянешь мне в глаза.

Мужчина вышел. Спустя секунду девушка сбросила оторопь, выбежала за ним. От незнакомца не осталось и следа – даже трава не примята.

- Генри, пришла проведать дядюшку?

Бейлан вышел из чащи. На поясе болтался жилистый беляк. Ионнель улыбнулась:

- Да. Вижу, хорошо устроился. Никого не встречал на пути?

Дядя улыбнулся:

- Нет, а должен был?

- Показалось, что серая фигура маячит.

- Я никого не видел. Хочешь есть? Костерок разведем, зайчатины испечем с каштанами?

Царевна потянулась:

- Я лучше в апартаменты. Уже поздно, пора отдыхать. Да и мясо на ночь – к кошмарам.

Утром она проснулась оттого, что кто-то назойливо теребил плечо.

- Госпожа, просыпайтесь.

Голова была налита свинцом, в глазах – песок, а ноги выкручивало от боли. Всю ночь Ионнель мучила та же мара про тёмное озеро. Царевна услышала свой голос – сухой и охрипший:

- Воды.

Энталла протянула пиалу. Девушка жадно прильнула к краю. От лимонной воды голова прояснилось, сон отступил.

Умная Змейка неуверенно перебирала подол:

- Ваши платья выглажены и обувь готова. Состязание перенесли на вечер, но я осмелилась Вас разбудить – её Величество металось во сне.

- На вечер?

- Леди Лиза и леди Виско чувствуют себя нехорошо. Возможно, пищевое отравление.

В голове всплыли образы кеттинки. «Остроухая хотела приготовить дриад. И леди Лиза конечно же тоже их пробовала. А медноволосая опрыскала ядом лужайку».

Дверь комнаты открылась. В проходе стоял вектир Монесфи со стражей. Ионнель подобрала одеяло:

- Здравствуйте, царевна Ионнель. В связи с последними событиями мы обыскиваем каждую комнату.

- Я только что узнала. Как жаль, так сочувствую девушкам – мы успели проникнутся друг ко другу симпатией.

- Вы не замечали чего-нибудь необычного?

- Если не возражаете, я оденусь. Не в моих правилах устраивать аудиенции в спальне.

Ионнель зашла за ширму, отдала пижаму Змейке. Солнце грело кожу. «Должно быть, мужчины наблюдают за моим силуэтом». Эта мысль ей понравилась.

- Из необычного. Леди Медианна показалась мне несколько… задумчивой и слишком нарядной для веселого вечера. И ещё этот худой старик со своим невероятным топором… странная сила.

Царевна натянула простенькое льняное платье, с кружевной сборкой ниже колена и вышитым на груди символом Веллоэнса – восьмиугольником Гроумита, или, как его зовут среди простого народа, Велесовым кругом. На голову надела купленную прошлым вечером сапфировую фероньерку.

- И всё? – вектир был невозмутим.

- Ну… - Ионнель вспомнила странный случай в шатре. – Да. Больше ничего такого.

- Есть ли в вашем имуществе какие-нибудь лекарства, ядовитые травы и мази?

Девушка вспыхнула.

- Вы обвиняете меня в отравлении участниц? Им следовало есть нормальную пищу, а не экспериментировать с дикорастущими дриадами! Для местных это лакомство, но для желудка иноземца…

- Ваш гнев излишен. Мы спрашиваем об этом всех приехавших на праздник. Откуда вы знаете о дриадах?

Ионнель смутилась, пригладила рукав.

- Я разговаривала с ними. Леди Виско, леди Лиза и… светловолосая… леди Хэйзел. Они обсуждали цветы.

- К вопросу о…

- О ядах? – Девушка сжала челюсти. «Твой кристалл очень кстати, дядя». – Мне преподнесли в подарок сияющий кристалл. Сказали, что внутри него есть какая-то… необычная жидкость.

- Позвольте его забрать.

- Да, конечно.

Царевна открыла комодец и нащупала под стопой белья миниатюрный шестигранник.

- Это подарок дяди Бейлана, прошу вернуть его после проверки.

Монесфи аккуратно взял кристалл.

- Благодарю. Прошу не выходить из апартаментов до вечера. Ванная, уборная и малая библиотека в Вашем распоряжении.

Он развернулся, прошел через стражу. Ионнель помедлив, обратилась к старцу:

- Могла ли виновником быть леди Медианна?

Вектир остановился, царевна услышала тяжелый вздох:

- Леди Медианна мертва. Ее остывшее нагое тело обнаружили утром в ольшанике, что растёт рядом с тутовой рощей. Полностью обескровлена и лицо застыло в безумной гримасе – одним богам ведомо, что она увидела перед смертью.

Глава 10. Феанор

Вечер упал на Обитель стремительно. Так камнем бросается с неба степной орел, узрев среди иссохшего ковыля полевую мышь.

Феанор задумчиво захлопнул толстенный том в красной растрескавшейся коже. Глаза щипало и, дабы унять неприятные покалывания, юноша отправился к умывальне. Оглядевшись, царевич схватился за края медного таза и погрузил голову в прохладную водицу. Вынырнув, шумно отдышался, рука привычно сняла с крюка полотенце.

Каменистое урочище Шестнадцати Рук находилось в самой южной точке Царства. Пройдя через горный кряж Соколиный, отшагав сотню миль узкого серпантина и одолев Торейский перевал, юноша спустился на небольшое плато. Взору Феанора открылось величественное сооружение. Огромный купол отливал синевой, в обхвате составлял не меньше двадцати стадий, а в высоту поднимался на четыре десятка саженей. Чарующий полушар плотно примыкал к земле, блестел в солнечных лучах. Когда царевич, раскрасневшийся и взопревший от жаркого солнца и нелегкого спуска в урочище, прикоснулся к поверхности сооружения, то ощутил исходящую от неведомого материала прохладу и увидел, как на поверхности замелькали с треском крохотные искорки. Ему открыл низенький монах в фиолетовых одеждах и жестом пригласил внутрь.

Юноша прошел через уютный дворик с огородными грядками и садовыми деревьями, обогнул небольшое озерцо и предстал пред Великой Библиотекой. Служитель провел рукой по металлической пластине и словно растворился в облицованной асуанским гранитом стене. Феанор сцепил зубы, зажмурившись, шагнул за ним. Ожидаемого шлепка об камень не последовало. Открыв глаза, чуть не воскликнул от удивления – материал исчезал в половине юнита от тела. Внутри просторное помещение отделано похожими на мрамор плитами. Крыша из цветной мозаики пропускает солнечный свет. Вдоль стен высятся кедровые шкафы, доверху забитые книгами и свитками. Над дубовой рейкой разместились фески в причудливых кракелюрах.

Через изгибистую анфиладу его завели в узкий коридор, в котором через каждые четыре шага блестела навощенным буком дверь. На «вратах» его кельи красовалось число шестнадцать.

Под окном расстелен кошма с одеялом, в уголке скромно ютится квадратный стол с лампадой и письменными принадлежностями. У входа платяной шкафик, окрашенный под малахит.

Здесь ему предстояло прожить четыре энамбела, составляющие четверть года. Подготовка к иночеству в Башню Мудрецов предполагала изучение летописи Царства, овладение духом, разумом и телом. Также предстояло научиться практике исихазмов - открывать «мир в мире», созерцая природу Высшего в себе и окружающем, стать проводником Божественного света.

Феанор возвратился в читальный зал и унёс красную книгу в келью. Он взялся читать историю возникновения Царства Веллоэнс и историю Властителей. Великий маг Хир столкнулся с демоном Морготом в смертельной битве. Ему удалось заключить тварь в камень, но земля по которой ступал властитель Огненного Еннома, осталась отравлена. Тогда ценой своей жизни он разделил мир на три земли, разграничив их непроходимыми смертоносными скалами. Первая часть - без магии, без злых и добрых духов была подобна новорожденной земле, когда люди жили как бездушные животные. Во вторую землю закопал свое сердце, а Царство Веллоэнс возникло от Божественной Искры – в долине, где маг Хир поразил Моргота. Третья Земля была отравлена демоном. Скалы и заклятия отгородили гиблое место, породившее ужасных тварей – альпиров, клевретов, асвангов, бирикв, гелишей и иных монстров.

В книге также упоминалось пророчество Хира, в котором он предсказывал освобождение Моргота. Избранные им, обладатели камней ожерелья мага, смогут совладать с демоном и изгнать его из этого мира. Изречение его было неполным, обрываясь на камненосцах. Что же он молвил дальше – неизвестно, а толки ходили разные. Между Первой и Второй Землей тем временем уже были проложены пути – неудобные, опасные, долгие – но уже не неприступные. Так что или маг сделал работу с халтурцей, или люди где-то приврали.

Царевич переоделся в рабочую одежу. Сегодня ему предстояло наполнять огромную железную бочку в одном из многочисленных помещений Обители. Работники разжигали печь, вода закипала и паром уходила в трубы. Там она охлаждалась и посредством хитроумных устройств – вентилей, перепадов давления, распылителей – и орошала внутренний мирок этой великой сферы.

Расстояние от бочки до пруда Феанор преодолевал за семь минут. Обратный ход, с полными канистрами требовал минут пятнадцати. Засыпанная битняком тропинка узковата, то и дело приходится поворачиваться, чтобы не задеть кусты сирени да березовые побеги.

Первые две недели жутко ломило тело, на ладонях вздулись волдыри, а предплечья ныли, будто их раскрошили кузнечным молотом. Он заканчивал работу к вечеру, заставлял себя съесть чечевичную похлебку с хлебом и тащил разбитую плоть в келью, всю ночь ворочался с боку на бок – а утром рабская пахота начиналась заново.

Сейчас он легко успевал к обеду. Боль в теле доставляла удовольствие - Феанор находил в «пытке» своеобразный интерес. Он представлял, что тушит пожар. Канистры приобрели особую драгоценность. Парень разыгрывал в сознании картину горящего замка. Нужно как можно скорее принести воду к насосу – от него зависит спасение людей! Сердце начинало биться чаще, в глазах появлялся блеск, дыхание становилось лихорадочным. Только когда ноги начинало сводить, а жжение в руках становилось невыносимым, юноша прерывался - разминал мышцы, успокаивал дыхание. Заскорузлые ладони уже не болели, аппетит стал зверским – благо обитель не монастырь, и есть позволялось до отвала. И еще он стал подниматься рано. В Веллоэнсе, засиживаясь в Царской Библиотеке допоздна, утром Феанор едва волочил ноги и клевал носом до обеда. Здесь же, ложась затемно и, часов пять поспавши, подпрыгивал с кошмы в полной боеготовности, еще до завтрака успевая прочесть шесть сотен строк.

Царевич разогнал воспоминания и поспешил к завтраку. Вареный турнепс был слегка солоноват и отдавал какой-то странной отдушкой, но юноша привык к бедности вкуса и сейчас, наверное, с одинаковым аппетитом ел бы и стерлядь, и клейкую овсянку.

Он вздрогнул, когда на плечо тяжело опустилась чья-то рука.

Рослый мрачный педель Хаунеки указал жестом на дверь. За ней складывались в лестницу парящие в невесомости плиты. Никаких перил не существовало, и юноша осторожно шел за прислужником, не сводя глаз с растворявшейся в темноте спины. Они пришли в тускло освещенный толос. Посредине мерцал круг, исчерченный по краю замысловатыми символами.

- Ты достоин первой ступени, Феанор.

Высокий голос походил на звук арфы. Из темноты вышла высокая худая фигура в темно-зеленом хитоне. По кайме рукавов и капюшону вилась затейливая меандровая лента.

– Довольно быстро. На моей памяти только пятеро прошло в такой же срок.

Юноша молча склонил голову. «Что же я такого сделал?»

- Набрался силы для второй ступени и усвоил принцип первой. Проходить две версты вместо одной.

«Он читает мои мысли».

- Я слышу твои мысли, а ты – мои. В Обители не приветствуются иные разговоры, мальчик.

«Понятно», - Феанор собрался с духом. – «Какова же вторая ступень?».

- Необходимо пробудить твою внутреннюю энергию. У нас нет десятилетий постов, молитв и упражнений, так что придется идти коротким путем.

Царевича схватили мощные руки Хаунеки. «Что вы делаете?», - юноша изумленно понял, что тело обмякло и он не может пошевелить и пальцем. Педель положил обездвиженного на круг, ноги и руки зафиксировал плотными колодками. Фигура в балахоне вышла на свет – в руках с тихим жужжанием вибрировал прибор, похожий на дрель.

- Нужно внимательно смотреть, что ешь на завтрак, мальчик, – человек скинул капюшон и Феанор с удивлением уставился на абсолютно безволосую девушку-альбиноса. – Жаль, что Катту Арали не притупляет боль и не отключает сознание.

- И всё-таки это стоит того.

Маленькая безрукая девчушка ловко сменила царевичу повязку. Светленькая, невысокая, голову покрывает вердепомовая балаклава, тело окутано бесформенной хламидой. На груди, закрепленная четырьмя цепочками, поблескивает пластинка. Не доходя до локтя, руки переходили в посеребренные крючки. С их помощью Вегедэ быстро поднималась по закрепленным в стенах колечкам, доставая необходимые предметы с легкостью и быстротой горной козочки. У нее приятное детское личико, большие голубые глаза и аккуратный чуть вздернутый носик. На лбу - короткая челка каштановых, с оливковым оттенком, волос.

Феанор лежал на круглой постели – нагой, связанный по рукам и ногам. Голова превратилась в сплошной ком боли, в глазах плыли красные круги, в ушах грохотали раскаты сердечной мышцы. Несмотря на это, голос девочки он различал очень четко. Суфий рассказывал ему о яснослышании. На древнем языке это звучало как «осанве», хотя способность общаться без слов считалась давно утерянным. И вот теперь, эти мысленные разговоры стали для юноши единственным развлечением.

«Когда меня выпустят?»

- Через одну-две недели. – Вегедэ поднесла «узнику» берестовый ковш с ароматным отваром. – Когда рана затянется.

«Но я не успею изучить летопись Веллоэнса! А мне ещё управлять волей, разумом и…»

- Это стоит того. Ты сможешь узнать всю историю Трех Земель. Но главное – понять её.

«И что будет потом? Кто эта девушка-альбинос».

- Можешь звать её Скорбь. Хотя она и много смеется, но в сердце кровоточит страшная рана. Об этом знает очень мало людей. В основном, такие же, как я.

«И кто ты?»

Девочка едва заметно улыбнулась.

- Ты думаешь, что я ребенок. И тебе меня жалко. Не надо. Я - это я. Такая, какая есть. Много чего знаю, чего не знаешь ты. И много чего умею. Чего не умеешь ты.

«Так научи меня тому, что знаешь и умеешь!»

В глазах Вегедэ вспыхнули огоньки:

- Школа Летаа не самое легкое занятие. Отдыхай. Возможно, я смогу поднять тебя на первую ступень.

Еще через неделю его навестила Скорбь. Она была облачена в лиловую тунику, под грудью подвязанную широким белым поясом. Зеленые, с красной каймой, зрачки внимательно рассматривали юношу.

- Как самочувствие, Феанор?

Царевич проснулся. Невидящим взглядом окинул комнату.

«Что? Зачем вы здесь?»

- Хочу проверить, насколько ты готов к первой ступени. Разум Вегедэ соединен с моим. Настоятельница хихикнула. Мы даже иногда путаем мысли друг дружки. Итак, ты готов?

«А что…»

Феанор не договорил. В голове будто взорвалась пороховая бочка. Казалось, что внутри тянутся и переплетаются тяжелые струны. Раздался свист и перед глазами раскинулся горный пейзаж. Лицо защипало, от холодного воздуха перехватило дыхание. Внизу россыпью черных точек паслось стадо козлов. Он что-то резко выкрикнул и повернул голову. Бочкообразный человек в шкурах навел на него лук и отпустил тетиву. Плечо обожгло - в ту же секунду парень оказался в привычном антураже.

- Ты вполне готов.

Смотрители одели его в шерстяную рогожу и повели на кухню. Благодушная повариха поставила перед ним противень с запеченным угрем, таз картофеля, плошку сметаны и кувшин горячего имбирного сбитня. Глаз не поднимала, только тяжело вздохнула и поспешила обратно за плиту.

Юноша ел не торопясь. Странно было очутиться в чужом сознании, странно было всё, что происходило с ним в этой Обители. Отец послал его готовиться, но не сказал, к чему. Может его приняли за обычного неофита? Это место вбирало в себя черты башни мудрецов, монастыря и какой-то тайной религиозной секты. Если он случаем постучал не в ту дверь, то вляпался в немалые проблемы. Феанор улыбнулся. Да, в замке немало удивятся, увидев его – на лбу должно быть ужаснейший шрам. «Надо бы найти зеркало». Царевич обмакнул угря в сметану. Ошибки быть не должно. Эта… Скорбь наверняка прочесала все мысли. Ладно, будь что будет. Все же я царевич, меня кормят - значит, убить или покалечить не должны. А сейчас главное выжить и не сойти с ума с этими странными адептами.

Феанор глубоко вздохнул и сконцентрировался на внутренних линиях. Медленно выдыхая, он старался ощутить, как энергия перетекает из стоп к животу, распределяясь оттуда в руки и голову. Вегедэ говорит, что управление собой во многом опирается на воображение. Представив, что комок тепла переходит из груди в руку и растворяется в ней, можно физически ощутить жар в ладони. Представив скалу и отождествив себя с ней – приобрести в нужный миг уверенность и спокойствие. Когда же воображение сможет работать наяву, при открытых глазах, можно представить сознание в виде сферы и «вбросить» его в чужое тело. А потом научиться перемещать сознание других людей или животных. Так однажды в древнего великого царя на семь лет забросили сознание дикого осла. «И это уже пятая ступень школы Летаа. Интересно, куда на это время закинули его человеческую сущность?»

Царевич опять набрал воздуха и принялся очищать сознание от мыслей. Он услышал голос сердца и привычно завторил его биению. «Бон-бон, бон-бон». Считать без счета, чтобы не начинать мыслить. Привести в унисон песни сердца и головы.

Он сидел на небольшом постаменте в снежной долине. Управители Обители могли устанавливать на разных участках любую погоду. На этом холодном восьмиугольнике Феанор оттачивал умение погружаться в себя. Из одежды на нем были коротыши-мокасины и набедренная повязка. Он уже научился вызывать телесный жар и почти не замерзал. Но наставники ввели в упражнения неприятный элемент. Когда юноша входил в состояние средоточения, на плечи с размаху шлепалась мокрая простыню. При этом умудрялись попасть между сердечными ударами и сбивать счёт. Царевич закончил занятие, натянул балахон и отправился в библиотеку. Через час пути, в уютном зале, в широком, мягком кресле, украшенном каннелюрами, он открыл недочитанный красный томик. Посидеть в библиотеке не удавалось долго. День расписан многими занятиями – упражнения на холоде, созерцание образов, растяжка и позы, уход за растениями.

- Непривычно изучать образы?

Вегедэ появилась неожиданно, словно умела ходить, не касаясь пола. Феанор мысленно улыбнулся.

«Я люблю читать».

- Почему?

Юноша пожал плечами.

«Не знаю. Привычка. Своего рода, сосредоточение».

- Чтение малоэффективно. А без цели даже вредно. Для сосредоточения мы используем слово «дхарана» и более глубокое понятие «самадхи» - когда ты концентрируешься так, что утрачиваешь свою индивидуальность.

«Тогда «самадхи» лучше всего описывает то состояние, в котором я нахожусь при чтении».

Девочка покачала головой.

- Ты теряешься в потоке букв, шуме слов, которые не успеваешь осмыслить. Пытаешься постичь суть, копаясь в горах мусора.

Феанор начал сердиться.

«И как же я изучу историю царств без чтения?»

Вегедэ, казалось, ждала этого вопроса. Она провела губами по лбу юноши, шепча неведомые мантры и слегка отстранилась. Царевич ощутил уже знакомое переплетение в голове, не такое резкое и болезненное по сравнению с тем, когда Скорбь закинула его в тело летающего существа (он не был уверен, что это птица, так как легко нёс в когтях барана). Перед глазами мелькали образы, знаки и линии, раздавались гудки и свист. Спустя секунду всё прекратилось. Феанор находился в кресле и удивленно хлопал глазами.

- Вот ты и знаешь всю историю. Причем не только красный том, но и зеленый, синий и черный. Абсолютно без чтения.

Безрукая собралась уходить. Обескураженный, он заметил, что ноги ее и в самом деле, не касались пола.

«А как изучать то, чего не знаешь ты или другой передатчик мыслей».

Девушка улыбнулась.

- Да, для этого придется полистать страницы. Но сейчас тебе важнее обратить внимание на то, чему только начал учиться. Например, вторить разумом не только ударам сердца, но и его молчанию.

Феанор попытался услышать мысли прислужника. Его голова, как и голова любого бездушного «изнутри» походила на простые счеты. Одна задача запускала одну программу. Если появлялся голод, Хаунеки дожидался разрешенного времени и шёл в трапезную. Царевич «слышал», что еда горячая - гороховая пресная каша с чечевицей и черным хлебом. После того, как он смог погружаться внутрь себя настолько, что не замечал мокрых простыней, обрушивавшихся в морозном восьмиугольнике, Вегедэ позволила ему послушать ее ощущения от еды. Эти переживания были намного богаче, чем прямые рефлексы педеля. Каждый вкус выводил на поверхность воспоминания, те цепляли ассоциации и поток наполнял его сознание до того, что начиналась мигрень. «Человек настолько привык к своему сознанию, что не осознает широты его течения».

Юноша мог слышать яркие, облаченные в слова, мысли людей. Иногда с ним говорила Скорбь. Все люди слышат мысли – говорила она. Мысли проявляются в выражении лица, а между телом и духом нет границы, как привыкли считать многие. Просто люди настолько заняты собой, что не обращают внимания на других. Феанор же учился «слушать» сердцем, больше понимать и меньше догадываться.

От слышания слов нужно было перейти к слышанию мыслей.

Первая ступень школы Летаа – умение слышать мысли зверей.

Вторая ступень школы Летаа – умение транслировать свои потоки сознания зверям. Вызывать образы, мысли, передавать сообщения. Гораздо сложнее слышать мысли человека – они запутаны, противоречивы, с многими контекстами. Когда адепт начинает понимать зверей и птиц, его называют «глиир» - ясный. Человек отрешился от привитых ограничений и принимает жизнь во всей полноте.

Третья и четвертая ступени – мыслеслышание и мыслеговорение с людьми, достигались лишь немногими. На вопрос Феанора – почему он может слышать и разговаривать, неужто достиг, Скорбь ответила, что это не его заслуга, но старания управителей и за пределами обители он станет «немым» и «глухим», как и все обычные люди.

Пятая ступень достигалась единицами. На этом уровне посвященный мог управлять своим сознанием и сознанием другого. Об остальных трёх ступенях царевичу не рассказали – рано ещё.

«Великие маги тоже могут следить за нами через птиц, а некоторые могут даже перекидываться в зверей!»

- Это не то, - Вегедэ уже не скрывала, что умеет летать. Она парила среди библиотеки, заложив руки-крючки за голову – будто лежала на полянке. Накидка свободно свисала, очертив перекошенную фигурку. – Переверты рождаются со своей способностью обращаться. У них очень интересное сознание – наполовину звериное, наполовину человеческое. А колдуны творят чудеса с помощью камней, амулетов, посохов, мазей и прочего. Настоящий адепт Летаа управляет сознанием без этих – девчушка поморщила носик – «костылей». Овладеешь духом – овладеешь и телом. И наоборот.

«И долго доходить до этих ступеней?»

- Всё зависит от твоего желания и физических особенностей. Настоятельница с рождения обладала способностями выше пятой ступени. Она не говорит, что произошло, но её возможности кто-то ограничил – или специально скрывает их по своим причинам. Максимум, до которого смогли дойти единицы, она назвала пятой ступенью. Обычно до этого уровня доходят за пятьдесят-семьдесят лет.