Вертикальные классификации

Большинство авторов утверждает, что социальное неравенство было всегда Действительно, неравенство людей является эмпирическим фактом Люди различаются по своим вкусам, по цвету волос, по доходу, знаниям, фактическому или формальному образованию, возрасту, физической силе, сексуальной потенции, по профессии, по тому, владеют ли они недвижимостью, землей или средствами производства, и по множеству других признаков Но не все эти различия социально значимы О социальном неравенстве можно говорить только тогда, когда различие людей по какому-то из перечисленных (или не упомянутых в этом перечне) параметров человеческого неравенства закреплено институционально и стало базисным принципом классификации людей

Как считает антрополог К.Эдер [114, S. 178], для того чтобы иметь возможность говорить о социальном неравенстве, надо предварительно осуществить две познавательные операции Первая заключается в том, чтобы подвергнуть социальный мир верти-кальной классификации, а вторая - в том, чтобы этот вертикально классифицированный мир, состоящий из поделенных на классы индивидуумов, объявить уклонением от идеала равенства Только тогда неравенство будет осознано, станет предметом научного и общественного дискурса. Можно даже сказать, что тогда неравенство начнет существовать

Это, на первый взгляд, простое описание происхождения неравенства получает свое подтверждение в анализе простых (тех что раньше называли примитивными) и традиционных обществ. Вертикальная классификация как таковая универсальна и характерна практически для всех культур [168] Но в разных культу pax в разные исторические эпохи она используется, объясняется и интерпретируется по-разному.

В простых обществах социально значимыми являются такие качества людей, как принадлежность к определенному роду, пол и возраст, которые соответственно трансформируются в иерархию родственных, возрастных и половых групп. Социальные статусы имеют аскриптивный характер[1] Аскриптивный (от англ ascription - приписывание) - термин, введенный Р. Линтоном для обозначения одной из альтернатив социальных ориентаций, составляющих оппозицию приписывание - достижение (ascription - achievement) Об индивиде можно судить или соответственно вести себя по отношению к нему, ориентируясь либо на приписанные ему качества (возраст, пол, престиж, цвет кожи и т.д. ), либо на его реальное поведение и успехи (как представителя профессии, гражданина, налогоплательщика и т.д.) Эти понятия широко применяются для характеристики социальных статусов, то есть в качестве критериев стратификации При этом предполагается, что социальный статус личности в развитых индустриальных обществах во всe возрастающей степени определяется его реальными успехами (ориентация на достижение) чем аскриптивными признаками (приписывание) [143, S. 885]..

Эдер приводит такой яркий пример В одном австралийском племени старики имели право брать в жены столько девушек, сколько они могли себе позволить Чтобы получить привилегированную позицию в 'системе распределения женщин', молодым мужчинам приходилось ждать, пока вымрут старики На практике эта традиция приводила к тому, что мужчины достигали брачного возраста в сорок лет и позднее Здесь принадлежность к возрастной группе была основой системы классообразования. Внешний наблюдатель (современный этнограф) мог бы сказать, что такая практика порождает социальное неравенство между возрастными классами Следует отметить, что сами представители племени не видели в этом установлении никакого неравенства, а рас сматривали его просто как часть естественного мирового порядка.

Возникает вопрос, действительно ли в этом случае существует социальное неравенство? Утверждать, что в данном случае вообще нет неравенства, было бы явно неправильно Эдер приходит к парадоксальному выводу здесь существуют социальные классы людей, а следовательно, и объективное неравенство Однако оно оценивается и интерпретируется не как социальное неравенство, а как имманентный природе порядок [114, S. 179] Другими словами, несмотря на наличие объективного неравенства (в рассмотренном случае возрастного) и социальных классов, возникших на основе вертикальной классификации, социальное неравенство отсутствует, поскольку оно не осознано и не интерпретировано как таковое Поэтому нет оснований для появления того, что в европейской интеллектуальной среде именуется дискурсом равенства Таким образом, из двух упомянутых выше когнитивных операций совершена первая, но не совершена вторая.

Обратимся к традиционному обществу Здесь количество признаков, воздействующих на классообразование, увеличивается Кроме возраста и пола возникают классификационные линии, основанные на разделении труда[2] Многие авторы полагают, что и в 'простых' обществах не только родственные, возрастные и половые различия играли роль критериев социальной дифференциации, но и различия, следующие из разделения труда Более того, эти различия рассматриваются в качестве основополагающих и обусловливающих социальную эволюцию, как, например, различия 'собирателей, охотников и земледельцев' Впрочем, существование земледелия как категории разделения труда в простых обществах само по себе сомнительно. Скорее всего земледелие возникает при переходе к традиционному типу общества.. Кроме того, зарождается сословная структура появляются различия между крестьянами и ремесленниками, между ремесленниками и знатью Но и здесь социальное неравенство не является проблемой, ибо в этих обществах объективное неравенство воспринимается как часть божественного порядка. Принцип вертикальной классификации интерпретируется как частное проявление особой теории мирового порядка это теория божественной иерархии, которая в том, что касается социальной сферы, воплотилась в иерархии сословий и каст. Такая (или подобная) теория характерна для всех традиционных обществ, где бы они ни существовали, в частности она ярко проявлялась в европейском средневековье, где на основе теории общей мировой иерархии строилась и классификация сословий.

Наиболее выразительные последствия социальной дифференциации отмечаются в индийской кастовой системе, где объективно выражавшееся неравенство достигло максимума возможного. Парадоксально, но это неравенство не только не способствовало стремлению к социальному равенству, но даже затрудняло его. Именно теория божественного происхождения неравенства не позволяла 'переопределить ситуацию' - истолковать кастовую систему как выражение социального неравенства.

В современном обществе ситуация существенно отличается от той, что характерна для простого и традиционного обществ. В необычайной степени возрастает количество классификационных критериев. При этом классификации переплетаются, взаимодействуют, образуют сложные структуры (кластеры). Но самое главное -многообразные объективные неравенства не только осознаются как таковые, но и интерпретируются с точки зрения идеала равенства. Поэтому они воспринимаются как факты социального неравенства и становятся как предметом общественного дискурса, так и причиной многих классовых и прочих конфликтов.

В противоположность прежним теориям божественной иерархии или природного порядка создаются многочисленные теории социальной структуры, классовой или слоевой стратификации, основу которых составляют те же, что и всегда, вертикальные классификации. Но здесь задачи исследователя дополняются анализом социального неравенства (то, что для ученых прошлых времен -магов, шаманов, монахов попросту не было темой) и путей его преодоления.

Если воспользоваться сформулированной Эдером идеей о двух когнитивных операциях, необходимых для формирования дискурса неравенства, то можно сказать, что в современном обществе совершена вторая из них: вертикально классифицированный (еще в простых и традиционных обществах) мир, состоящий из классов, был объявлен отклонением от идеала равенства. Использование термина, подробно рассмотренного в главе 1, позволяет дать следующую формулировку: произошло кардинальное переопределение ситуации социального существования человека.

________________________________________

1. Аскриптивный (от англ ascription - приписывание) - термин, введенный Р. Линтоном для обозначения одной из альтернатив социальных ориентаций, составляющих оппозицию приписывание - достижение (ascription - achievement) Об индивиде можно судить или соответственно вести себя по отношению к нему, ориентируясь либо на приписанные ему качества (возраст, пол, престиж, цвет кожи и т.д. ), либо на его реальное поведение и успехи (как представителя профессии, гражданина, налогоплательщика и т.д.) Эти понятия широко применяются для характеристики социальных статусов, то есть в качестве критериев стратификации При этом предполагается, что социальный статус личности в развитых индустриальных обществах во всe возрастающей степени определяется его реальными успехами (ориентация на достижение) чем аскриптивными признаками (приписывание) [143, S. 885].

2. Многие авторы полагают, что и в 'простых' обществах не только родственные, возрастные и половые различия играли роль критериев социальной дифференциации, но и различия, следующие из разделения труда Более того, эти различия рассматриваются в качестве основополагающих и обусловливающих социальную эволюцию, как, например, различия 'собирателей, охотников и земледельцев' Впрочем, существование земледелия как категории разделения труда в простых обществах само по себе сомнительно. Скорее всего земледелие возникает при переходе к традиционному типу общества.

8.3. 'Модернистский проект'

Переопределение ситуации произошло в XVIII веке, в период подъема буржуазии. Вообще-то дело выглядело так, будто в этот период социальное неравенство было открыто, так сказать, обнаружено как реальность, до того времени успешно скрывавшаяся от внимательных человеческих глаз и пытливого ума.

'Человек рожден свободным, а повсюду он в оковах'. Этот афоризм Ж.-Ж. Руссо - ключ к пониманию идеи социального неравенства, появившейся в эпоху Просвещения. Раньше, согласно натуралистическим и теологическим истолкованиям, человек не рождался свободным; человек от рождения принадлежал к определенному классу в вертикальной классификационной системе. При этом отдельные аскриптивные признаки могли изменяться, например в связи с переходом в другую возрастную или в другую родственную группу, однако принадлежность к некоторым классам, основанным на разделении труда или на сословном делении, оставалась постоянной.

Руссо разделил все вертикальные классификации на две группы: классификации, где базисом служат природные неравенства, и классификации, где базис носит, как он выражался, политический, а мы бы сказали - культурный характер. В его собственных словах:

Цит.

Я вижу в человеческом роде два неравенства: одно, которое я называю естественным или физическим, потому что оно установлено природою и состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств; другое, которое можно назвать неравенством условным или политическим, потому что оно зависит от некоторого рода соглашения и потому что оно устанавливается или, по меньшей мере, утверждается с согласия людей. Это последнее заключается в различных привилегиях, которыми одни пользуются за счет других: как то, что они более богаты, более почитаемы, более могущественны, чем другие, или даже заставляют их себе повиноваться [70, с.45].

Поскольку это неравенство носит условный характер, то есть зиждится на общественных конвенциях, оно может и должно быть отменено во имя равенства, заключающегося в первую очередь в ликвидации упомянутых 'привилегий', религиозные и примитивно-натуралистические обоснования которых, принятые раньше, не выдерживают критики разума. Фактическому неравенству был противопоставлен идеал равенства, и с этого времени - с века Просвещения - борьба за равенство стала одним из основных мотивов современной культуры.

Во второй половине XIX века открытие социального неравенства и требование равенства были осмыслены как часть грандиозного духовного переворота того времени, положившего начало новой культурной эпохе - эпохе модерна. Еще позже, уже в XX столетии, программа критики догм и суеверий и самоосуществления разума в истории, которая была начертана мыслителями Просвещения и начала осуществляться на практике в период Великой французской революции, получила несколько высокопарное название 'модернистский проект'.

Что такое эпоха модерна? Что такое модернистский проект? Каковы отношения между модерном и Просвещением? На эти вопросы десятилетие за десятилетием отвечают десятки и сочни авторов, но среди них мало согласия даже по самым коренным вопросам. Действительно, в период реализации модернистского проекта существовали самые разнообразные, порой взаимоисключающие общественные формы, культурные и художественные стили, политические режимы, мировоззрения, идеологии. Практически эпоха модерна включает все европейское Новое время, и в самом деле грудно подвести эти три века под единый общий знаменатель.

Поэтому поколение за поколением мыслителей post factum интерпретируют смысл модерна, обогащающийся и углубляющийся по мере хода истории.

Эпоху модерна, а вместе с ней и модернистский проект можно определить в историческом, культурном и социальном смыслах. Вот как говорит об этом П.Велинг [189, S. 17]:

Цит.

Исторически начало модерна обыкновенно отождествляется с индустриальной революцией (вычленение экономической системы), возникновением (или вычленением) буржуазно-демократического государства, с буржуазным Просвещением и началом экспериментальных (естественных) наук, характерных для Нового времени... Поэтому с исторической точки зрения модерн - это еще одно, и также весьма неопределенное, понятие для обозначения как 'европейского Нового времени', так и индустриального капитализма.

О социальном смысле модерна писал Макс Вебер, указывая, что социальный мир становится все более 'прозрачным', то есть ясным, понятным, доступным для познания и изменения, благодаря его 'расколдовыванию' вследствие нарастающей рационализации социальной жизни. Расколдовывание означало освобождение общества от господства магии и суеверий, его доверие к разуму, науке, рациональной процедуре во всех сферах общественной жизни. Расколдовывание рассматривалось им не как единовременный акт, а как тенденция, а именно тенденция, придающая единство и смысл всей эпохе модерна. Вебер отмечал [186, S. 594]:

Цит.

Нарастающая интеллектуализация и рационализация ... не озночают возрастания всеобщего знания условий жизни, в которых находится человек. Но они означают нечто другое: знание того или веру в то, что человек всегда может это узнать, как только захочет, что вообще нет таинственных непредсказуемых сил, вмешивающихся в его жизнь, что он может - в принципе - путем рационального расчета овладеть всеми вещами. Вот что означает расколдовывание мира. Теперь не приходится, как дикарям, для которых эти силы существовали, прибегать к магии, чтобы покорить или умилостивить духов: это становится делом расчета и техники. Формируется интеллектуализация как таковая.

Опираясь на труды Вебера, современный немецкий философ Ю.Хабермас так представляет культурный смысл модерна [193, S. 462]:

Цит.

По Веберу, культурный модерн характеризуется тем, что выраженный в религиозных и метафизических образах мира субстанциональный разум разделился на три момента, которые только формально (путем аргументативного обоснования) могут быть удержаны вместе. Поскольку образы миро распались и традиционные проблемы могли теперь трактоваться лишь под специфическими углами зрения истинности, нормативной правильности, аутентичности (или красоты), то есть могли обсуждаться как вопросы познания, справедливости и вкуса. Новое время пришло к вычленению ценностных сфер науки, морали и искусства.

С определенной долей уверенности можно сказать, что современная европейская цивилизация есть продукт осуществления модернистского проекта. Практически всеми своими отличительными признаками она обязана эпохе модерна и модернистскому проекту. Наука, искусство, мораль, индустрия, свобода, демократия, прогресс - эти и прочие составные части сегодняшней жизни, без которых, кажется, просто невозможно существовать, являются продуктом модерна, так же как социальное равенство, рациональная общественная организация, беспримерно высокий жизненный стандарт и другие достижения западной цивилизации.

Однако итоги осуществления модернистского проекта оказываются не столь воодушевляющими, как может показаться на первый взгляд. Безработица, экологическая катастрофа, насквозь бюрократизированная и зарегулированная социальная жизнь - эти и прочие беды индустриального мира хорошо знакомы. Нс следует также забывать об уроках долгой истории эпохи модерна, особенно ее истории XX века, когда именно Европа - колыбель модерна - породила две самые страшные войны в истории человечества и два ужасающих тоталитарных режима. Многие исследователи (например, представители критической философии Франкфуртской школы) полагают, что зерна такого развития были заложены в предпосылках просвещенческого мировоззрения [90].

Модернистский оптимизм заметно идет на убыль. Модернистский проект, с одной стороны, демонстрирует свидетельства вырождения, а с другой - становится орудием евроцентристской политики, инструментом безудержной и часто беззастенчивой экспансии Запада. Свидетельством вырождения является постепенная подмена главного содержания модернистского проекта: место 'рационально познанного' и 'рационально обоснованного' все чаще заступает просто новое. Новое ради себя самого не имеет ничего общего с просвещенческим, а затем модернистским идеалом рациональности.

Как орудие евроцентристской политики модернизм выступает в облике теорий модернизации, которые примерно с середины XX века выступают как прикладной вариант универсальных теорий социальной эволюции. Согласно этим теориям, западный модерн -это вершина, если вообще не конечный пункт социальной эволюции. Определенные характерные черты западных обществ, прежде всего их экономической и политической организации (например, рыночная экономика), объявляются эволюционными универсалиями. В результате модернистский проект и теория модерна обретают нормативный характер; по отношению ко всему традиционному они являются 'новым', а поэтому они неизбежно и обязательно должны быть перенесены в другие страны и общества. И вновь понятие 'рациональной обоснованности' подменяется понятием 'новизны'. Новое становится нормативным. По сути это не развитие модернистского проекта, а его вырождение в ходе реализации политики модернизации немодернизированных обществ, в частности стран третьего мира.

Поэтому модернистский проект становится предметом оживленной дискуссии. Одни утверждают, что был не один, а несколько 'проектов' существенно различного содержания, базировавшихся на общем фундаменте - идеологии Просвещения. Другие, например, Хабермас, объявляют модернистский проект незавершенным, сохраняя оптимизм по отношению к его будущему. Третьи (Вальтер Беньямин, 'франкфуртцы') определяют модерн совершенно иначе - как ложный фантасмагорический образ буржуазного мира, маскирующий классовое господство путем создания новых мифологий (разумеется, здесь нет ничего общего с веберовской идеей расколдовывания мира и рационализации жизни). Наконец, четвертые считают эпоху и культуру модерна пройденной и превзойденной и объявляют, что переход в постмодерн - новая культурная и социальная эпоха человечества. Постмодернистское видение базируется, в частности, на новых социальных тенденциях, в том числе и изменениях в социальной структуре.

Марксизм и модернизм

Можно сказать, что исследования социальной структуры вообще и социального неравенства в частности стали одним из результатов реализации модернистского проекта. Выше отмечено, что Руссо обосновал существование социального неравенства. Собственно социологический характер изучение неравенства обрело в марксистском социоструктурном анализе капиталистических обществ. Социологи-марксисты на основе отношения к средствам производства (юридическое владение собственностью) выделяли два основных социальных класса: буржуазии - владельцев собственности и пролетариата - класса наемных рабочих. В силу своего объективного положения в социальной системе буржуазия эксплуатирует рабочих. Суть социалистической революции заключается в ликвидации этого неравенства, то есть в переходе средств производства в общенародную собственность. Впоследствии, в коммунистическом будущем, человечество должно прийти к ликвидации классовых различий вообще и к образованию бесклассового общества, в котором различия будут носить разве что лишь демографический характер. На основе социологического анализа марксисты делали прямые выводы относительно средств и методов ликвидации социального неравенства.

В мировой социологической литературе не прекращаются споры о том, можно ли считать основоположников марксизма идеологами модернизма, проводниками и реализаторами модернистского проекта. Например, Хабермас считает Маркса кем-то вроде антимодерниста-романтика [128, S. 75], Берман утверждает, что Маркс был 'одним из первых и величайших модернистов' [100, р. 87], а Велинг говорит, что он не был ни тем, ни другим, а просто искал способа свести мучительные противоречия современной ему жизни к их общественной основе [189, S. 68].

Знаменитый отрывок из 'Манифеста коммунистической партии' Маркса и Энгельса звучит просто как манифест модернизма, как преамбула к модернистскому проекту, если бы последний нашел формальное выражение [56, с. 427]:

Цит.

Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений. Напротив, первым условием существования всех прежних промышленных классов было сохранение старого способа производства в неизменном виде. Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение всех общественных отношений, вечные неуверенность и движение отличают буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им, веками освященными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть. Все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения.

В этом отрывке речь идет именно о том, что подразумевал более чем через полвека Макс Вебер, говоря о рационализации и расколдовывании мира, о мощи капиталистической модернизации, преодолевающей и ломающей традиции.

Однако Маркс, анализируя опыт практического развития капитализма, пришел к выводу, что людям не удается взглянуть на мир трезвыми глазами. С точки зрения Маркса мир не расколдовывался, а наоборот, реальные отношения обретали все более мистифицированную форму. Маркс искал ее тайну в буржуазной политэкономии, разоблачая фетишизм товара и представление труда в форме предметности как основные механизмы сокрытия истины межчеловеческих отношений в процессе капиталистического производства. В результате он пришел к формуле, согласно которой трудящиеся должны прорвать ограничивающий барьер капиталистической аккумуляции и взять в свои руки управление процессом 'обмена веществ с природой'.

Из приведенного выше (см. 8.3) перечня достижений, действительных или лишь прокламируемых, в ходе осуществления модернистского проекта, видно, что каждое из них было и целью марксизма. В первую очередь это касается преобразований в социальной сфере - преодоления социального неравенства и достижения равенства, а также средств достижения такого состояния - рациональной организации хозяйства и общественного существования в целом. Так что, можно сказать, Маркс был подлинным модернистом, сыном эпохи Просвещения, хотя и блудным.

Советские социологи-марксисты постоянно обвиняли своих 'немарксистских' коллег в том, что они, являясь апологетами буржуазного общества, стремятся навеки законсервировать социальные различия и социальное неравенство. Но это не соответствовало истине. То, что в советское время называлось буржуазной социологией, так же, как и марксистская социология, даже в той ее извращенной форме, какую она обрела в Советском Союзе, были лишь частью общего для европейской идеологии Нового времени движения к равенству, хотя путь, которым шли к равенству марксисты, был 'иным путем'.