Увертюра для оркестра мировых держав. 12 страница
Правда, по договоренности генштабов там предполагалось разместить британские войска. Но вопрос был “политическим”, и в Англии шли споры. Часть руководства полагала, что в таком случае небольшие британские силы станут “придатком” французской армии и предлагала “самостоятельные” варианты – высадить свои дивизии десантом в Восточной Пруссии или перебросить в Антверпен и действовать вместе с бельгийцами. Разногласия решил только Черчилль, заявивший, что флот сможет надежно прикрыть перевозку войск через Дуврский пролив, но не через Северное море. И постановили воевать все-таки во Франции. Но послать туда лишь 4 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии, чтобы не оголять саму Англию до прибытия войск из колоний. К тому же военный министр Китченер уже предвидел, что война будет долгой. И догадался о направлении германского удара через Бельгию. С ним спорили и главнокомандующий Френч, и генштабисты, однако министр не считал нужным губить свои войска за Францию и полагал, что главное – сохранить армию как основу для формирования новых соединений. Поэтому Китченер настоял на том, чтобы англичане не подчинялись союзному командованию и принимали решения самостоятельно. В инструкциях Френчу было оговорено, что он должен проявлять “максимум осторожности в отношении потерь”, а в случаях, если от англичан будут требовать наступать без крупных сил французов, предписывалось сперва проконсультироваться со своим правительством.
А бельгийцы уже воевали. Ключевым пунктом их обороны считалась крепость Льеж, построенная в 1880-х по последнему слову техники. Специалисты по опыту Порт-Артура, державшегося 9 месяцев, были уверены, что Льеж побьет этот рекорд или окажется вообще неприступным. Длина его обвода достигала 50 км, а укрепления состояли из 12 главных фортов и 12 промежуточных. Каждый сам по себе представлял сильную крепость с железобетонными укреплениями и подземными казематами. Половина фортов располагались на правом берегу Мааса, половина на левом. В Льеже было 400 орудий, среди них крупнокалиберные, до 210 мм, имелись и скорострельные пушки, и пулеметы. Глубина рвов достигала 12 м, а гарнизон каждого форта насчитывал 400 чел. Промежутки между фортами должна была прикрывать 3-я дивизия, и ее командира ген. Лемана назначили начальником обороны. Но рытье траншей, установка заграждений и расчистка от строений пространства для ведения огня только-только начинались. Остальные соединения бельгийской армии развернуться на Маасе уже не успевали. Оборонительный рубеж для них было решено создавать по р. Жет, в 40 км восточнее Брюсселя. И колонны, потянувшиеся сюда, выглядели совсем не воинственно. В маленькой Бельгии все еше было “по-домашнему”. Войска провожали на позиции родственники, поили и угощали солдат. Пулеметы везли на тележках молочников, запряженных собаками. Ни у кого не оказалось лопат, да окапываться и не умели.
А в планах немцев Льеж занимал особое место. Здесь находились основные мосты через Маас, важный железнодорожный узел. Не захватив крепость, нельзя было двигаться дальше и начинать развертывание всей ударной группировки. Поэтому 4.8, сразу с объявлением войны, сюда были брошены сводный отряд ген. Эммиха из 33 тыс. солдат и кавалерийский корпус Марвица. Сбив жандармские посты, германская кавалерия, велосипедисты и пехота на машинах ринулись занимать переправы, захватывать фермы и деревни, как источник снабжения. И попутно всюду распространяли прокламации с угрозами репрессий за нелояльность, порчу дорог или линий связи. Первую попытку переправы через Маас отбили огнем, но к вечеру кавалерия форсировала реку у Визе, а отряд Эммиха вышел к Льежу. И 5.8 пошел на штурм. Тут-то и проявилась отсталость германской тактики. Огнем батарей и пулеметов передовые части были буквально сметены. Бельгийский офицер вспоминал: “Они даже не старались рассредоточиться. Они шли плотными рядами, почти плечом к плечу, пока мы не валили их на землю. Они падали друг на друга, образуя страшную баррикаду из убитых и раненых”. А на место погибших командование гнало новых и новых…
Понеся большие потери, немцы начали артобстрел города и воздушную бомбардировку с цепеллинов. Но в Бельгии царило общее ликование – штурм отбит! Предлагали даже перейти в наступление, однако король благоразумно запретил. И в это время положение изменил ген. Людендорф. Он считался одним из самых талантливых стратегов Генштаба, рвался на пост начальника оперативного управления. Но был “низкого” происхождения, не “фоном”, что в германской армии являлось серьезным минусом, да и по возрасту – 49 лет, был “слишком молод”. И его отослали на фронт оберквартирмейстером 2-й армии. Под Льежем он принял на себя командование 14-й бригадой, командир которой фон Вюссов был убит, и среди ночи атаковал между фортами Флерон и Эвене. Опасаясь в темноте попасть по своим, форты огня не открыли, и Людендорф прорвался к городу. И направил парламентеров к Леману, требуя сдачи Льежа. Тот растерялся, о возможности выбить врага контратакой не подумал, и поскольку немцы были уже внутри кольца укреплений, приказал своей дивизии отступать к основным силам армии. А сам, ответив Людендорфу отказом, остался.
Мосты так и не взорвали, и немцы вслед за уходящими полевыми войсками просочились в Льеж. Причем ошибка, едва не стоившая Людендорфу жизни, упрочила его славу. Он поехал к центральной цитадели, считая, что она уже занята. Но там был бельгийский гарнизон. Мгновенно сориентировавшись, он взял нахрапом – забарабанил кулаком в ворота и потребовал сдачи. И цитадель капитулировала. В Берлин доложили о взятии Льежа, хотя форты еще держались и под огнем их пушек пользоваться переправами через Маас было нельзя. Однако Людендорф, уже вовсю распоряжавшийся вместо Эммиха, штурмовать их и не собирался. И затребовал осадную артиллерию. А Альберту немцы направили ноту – дескать, бельгийская армия уже поддержала свою честь, поэтому можно и договориться. Король отказался и слал к союзникам просьбы о помощи.
Да только Жоффр упрямо не желал считаться с действительностью и менять свои планы. Многочисленные предупреждения об опасности на левом фланге он отвергал или игнорировал, а команданта Мобежа Фурнье, преуменьшавшего силы врага втрое и доносившего о 5-6 корпусах, обвинил в панике и отстранил от должности. Да и французский Генштаб в эти дни выразил “убеждение в том, что главного наступления через Бельгию не будет”. Все устремления Жоффра были – на Рейн! Сосредоточение его армий еще не завершилось, но по французским доктринам основным считалось захватить инициативу, и началась частная операция в Эльзасе. Занять проходы в Вогезах и, как надеялись, вызвать восстание франкоязычного населения. 5.8 7-й корпус ген. Бонне смял германские погранзаставы и повел штыковую атаку на г.Альткирк. Его взяли после 6-часового боя, потом заняли г. Мюлуз. И устроили праздник “освобождения”. Торжественно валили пограничные столбы, часть населения действительно встречала как освободителей, закидывала цветами. Но немцы подтянули свои части, атаковали и выкинули войска Бонне назад. А тех, кто восторженно встречал французов, другая часть населения, немецкая, позаботилась переписать. И их целыми семьями расстреливали и вешали на площадях.
Британские дивизии с 6 по 9.8 только еще перевозились в Руан, Булонь и Гавр. И, как вспоминал ген. Колуэлл, Френч после высадки “впервые узнал много нового о германской армии” из доклада начальника разведки. “Он называл свежие резервные и сверхрезервные дивизии, как фокусник достает вазы с золотыми рыбками из своего кармана. Казалось, что он делает это нарочно. Невозможно было не злиться на него”. И пошли споры с французами, которые требовали от союзников выдвижения на линию Мобеж – Ле-Като к началу общего наступления, намечавшегося на 14-20.8, а Френч заявлял, что его войска не смогут занять позицию раньше 24.8.
В Бельгию Жоффр послал кавалерийский корпус Сорде – больше для “моральной” поддержки и разведки. И бравый командир совершил один из “наполеоновских” бросков, к которым готовились французы. Преодолел за 3 дня 180 км, но вышел к Льежу в весьма плачевном состоянии. Ведь темпы рассчитывались на учениях по скорости свежих коней. Чтобы выдержать их, пришлось сокращать привалы, ночевки, лошадей даже не поили. И половина их пала в пути. А когда остатки корпуса столкнулись с немцами и попробовали на измученных животных атаковать, винтовки егерей, велосипедистов и установленные на машинах пулеметы легко их побили. И части Сорде откатились прочь, к Мобежу. Впрочем, в это время и германский кавкорпус Марвица наткнулся на позиции бельгийцев по р. Жет, тоже ринулся в лихую конную атаку – и с тем же результатом. И снова в Бельгии царило ликование. Газеты писали, что произошла “решающая битва войны”, и делали вывод – “отступление германской кавалерии следует считать окончательным”. А насчет Льежа уверялось, что “форты будут держаться вечно”.
Но 12.8 туда прибыла осадная артиллерия. Настоящие монстры, один вид которых приводил в ужас. Гигантские орудия марки “Шкода” калибром 350 мм и Круппа калибром 420 мм. Перевозили их несколькими секциями, имеющими собственные двигатели или упряжками по 36 лошадей. Перемещались они по рельсам или на гусеницах, а на месте собирались. Снаряд весил 520 кг, обслуживающий персонал орудия состоял из 200 чел. А выстрел производился с помощью электрозапала – прислуга отходила от пушки на 300 м, ложилась на землю и закрывала глаза, уши и рты специальными повязками. Эти махины называли “Большими Бертами” или “Толстыми Бертами” – их под Льеж доставили 4 штуки. Кроме того, было привезено 16 мортир калибром 210 мм, столько же дальнобойных пушек и тяжелые минометы. Начался обстрел. Снаряды рушили любые перекрытия. Уже 13-14.8 пали северные и восточные форты – и только тогда через Льеж хлынули основные потоки германских войск. 1-я армия фон Клюка двинулась на Брюссель. Слева от нее пошла к французской границе 2-я армия фон Бюлова, еще левее – 3-я фон Хаузена. А орудия перенацелили на западные форты. И через 2 дня пали все. Последним держался Лонсэн, где командовал ген. Леман. 16.8 там от очередного попадания взорвался склад боеприпасов, Лемана в бессознательном состоянии извлекли из-под руин и взяли в плен.
А французская армия начинала свое главное наступление в Лотарингии. 1-я армия Дюбая наносила удар на Саребур и вспомогательный в Эльзасе на Мюльгаузен. 2-я армия Кастельно наступала на Моранж, Дьер и Шато-Сален. С 20.8 намечалось и другое наступление – в Арденнах, силами 3-й армии Рюффе и 5-й Ларензака. Но Ларензак слал донесения, что если армия втянется в Арденны, то обратно уже не выйдет, ее обойдут и окружат. Жоффр в ответ сыпал угрозы и оскорбления. Однако по мере поступления все новых сигналов о накоплении немцев в Бельгии, игнорировать эти сигналы было уже невозможно. И Жоффр приказал Ларензаку перевести армию на 80 км западнее. Туда же, на левый фланг перебрасывались три территориальных (ополченских) дивизии д`Амада. Эти силы должны были прикрыть удар в Арденнах, а для участия в нем вместо 5-й выдвигалась из второй линии 4-я армия де Карре.
Между тем германская кавалерия взяла Динан на французско-бельгийской границе и пыталась углубиться дальше, но была встречена и отброшена передвигаемым сюда 1-м корпусом 5-й армии. Одним из тех, кто был ранен в этом бою, стал лейтенант Шарль де Голль – будущий президент Франции. Но французское командование начало выполнение прежних планов. Жоффр самоуверенно заявил: “У нас сложилось впечатление, что у немцев там ничего не готово”. И действительно, при атаках французов враг начал отступать. Потому что германские 6-я армия баварского принца Руппрехта и 7-я фон Хеерингена имели приказ отступать, завлекая противника в “мешок”, который захлопнут армии другого фланга. И выполняли приказ очень неохотно, расстроенные, что им не дают проявить себя. И отыгрывались налетами тяжелой артиллерии: французы двигались колоннами, и крупнокалиберные снаряды производили в их рядах жуткие опустошения. Но наступление развивалось, вроде, успешно – 17.8 20-й корпус Фоша занял Шато-Сален и вышел к Моранжу, 18.8 части 1-й армии захватили Саребур, что вызвало во Франции ликование – уже говорили о победе!
А бельгийцев, продолжавших молить о помощи, успокаивали, что против них действуют только “заслоны”. И предлагали отступить к Намюру – соединиться с французами. Однако Альберт полагал, что у Намюра его армия будет отрезана от севера страны и оттеснена во Францию. А он хотел удержаться на своей территории и приказал отступать к Антверпену. 17.8 передовые отряды Клюка с ходу атаковали позиции на р. Жет и были отражены, после чего бельгийцы получили приказ отходить. Это их и спасло. Клюк и Марвиц получили задачу отрезать армию Альберта от портов и уничтожить. Но когда бросили подвижные части на перехват, она уже ускользнула. 20.8 немцы вступили в Брюссель. Через бельгийскую столицу они двигались сплошным потоком три дня и три ночи. Причем особенно поразили современников полевые кухни, готовившие пищу на ходу – казалось, будто эта масса войск может дойти куда угодно, вообще не нуждаясь в остановках (кухни кайзер перенял у русских – увидел на маневрах в Царском Селе, и ему понравилось). На Брюссель и провинцию Брабант была наложена контрибуция в 500 млн франков. Бельгийская армия в Антверпене была теперь отрезана от французов. На ее преследование Клюк отрядил один корпус, а остальные войска повернул на юг. 4-я бельгийская дивизия еще оставалась в Намюре. Эта крепость была такой же сильной, как Льеж, и полагали, что она продержится до подхода французов. Но Франция посылать сюда соединения не спешила, а вскоре Намюр стали обтекать с двух сторон 2-я и 3-я германские армии. Блокировали его и вышли к французской границе.
В этот период сражения происходили и в Сербии. Завершив мобилизацию, австрийцы 12.8 перешли здесь в общее наступление силами 5-й, 6-й и 2-й армий. Поначалу имели успех, но уперлись в подготовленную оборону на р. Ядар. А потом сербы нанесли контрудар и прорвали фронт. Австрийцы попятились, а с 20.8 отход стал все более беспорядочным, части побежали. К 24.8 их выбросили с сербской территории. Разгром был впечатляющий – сербы захватили 50 орудий и 50 тыс. пленных. Причин подобному исходу сражения было несколько. Австрийцы поплатились за легкомыслие, настроившись на легкую карательную экспедицию. В бою их солдаты были впервые. А сербы являлись уже опытными бойцами, да и сражались на высочайшем патриотическом подъеме. К тому же, планы австрийцев им были известны. Как уже отмечалось, русская разведка получила их от завербованного Редля и поделилась информацией с Белградом. Конрад же, узнав о предательстве, изменил планы развертывания против русских, а против Сербии – нет. И его удары ждали именно там, где нужно. Ну и наконец, попытка Конрада осуществить нечто вроде “плана Шлиффена” содержала в себе крупную ошибку. Он строил расчеты на том, что мобилизация в России займет 30 дней. Однако из-за интенсивного железнодорожного строительства перед войной, умело составленных мобилизационных планов, русские армии сосредоточились гораздо раньше, и уже 17-18.8 перешли в наступление. Поэтому “эшелон С” – 2-ю армию, направленную на сербский фронт и еще не успевшую там ничего сделать, пришлось срочно снимать и перебрасывать в Галицию.
ГУМБИННЕН.
За Россию, за веру святую,
В бой пойдем мы во имя Христа…
Марш лейб-гвардии Уланского полка
Русские военные планы проведения не одной, а сразу двух наступательных операций, в свое время были раскритикованы вдоль и поперек. Поскольку, мол, противоречили учению Клаузевица об одном главном ударе. Еще больше осуждалась другая их особенность – что наступление начали “неготовыми”, до сосредоточения основных сил. Дескать, из-за легкомыслия командования (вариант – поскольку зависели от Франции) вынуждены были в ущерб своим интересам действовать на 15-й день мобилизации, тогда как для общей готовности требовалось 30-40 дней (а некоторые уверяют, что до 2 месяцев). Сразу отметим – авторами подобных нападок являлись политические и общественные деятели, абсолютно не компетентные в военных вопросах, но готовые везде увидеть недостатки “царского режима”. Ну и литераторы, бездумно переписывавшие чужие мнения. Что же касается военных специалистов как в старой армии (Брусилов, Алексеев, Деникин), так и советских (см. напр. работы проф. А. Коленковского, предисловие О. Касимова к кн. Б. Такман “Августовские пушки” и др.), то они, несмотря на разницу политических взглядов, приходили к выводу – планы 1914 г. были в своей основе верными, если не единственно возможными.
Впрочем, в этом нетрудно убедиться и не специалисту. Допустим, Россия бросила бы все силы против австрийцев, оставив против немцев лишь заслон. Но ведь это и требовалось Германии – выиграть время, чтобы разгромить Францию, а потом перенацелиться на Восток. А если бы сосредоточили все что можно против Германии, то получили бы мощный удар во фланг и тыл со стороны Австро-Венгрии, ее главная группировка как раз и собиралась от Кракова наступать на север и захлопнуть “польский мешок”. А заодно такой вариант событий обрекал на гибель Сербию. Правда, иногла приводится альтернативный план. Бросить все силы на австрийцев, разгромить их и выйти в Силезию, что для Германии было бы более чувствительным, чем Восточная Пруссия, и тоже вынудило бы снимать войска с Запада. Однако учтем – разгромить Австро-Венгрию и прорваться в Силезию следовало бы за 2 недели, пока немцы не раскатали Францию и не взяли Париж. А это попахивало авантюрой почище, чем у Шлиффена. Надо иметь в виду и то, что пропускная способность железных дорог – величина ограниченная, и сосредоточить, а потом и снабжать две группировки в разных местах – далеко не одно и то же, что сконцентрировать и обеспечивать их в одном месте.
Ну а теории Клаузевица как раз в ходе Первой мировой стали давать сбои. И практику нескольких одновременных ударов впоследствии применяли и русские, и немцы, и французы, и советские армии во Второй мировой. Серьезная ошибка в русском военном планировании, конечно, имелась, но другая – расчет на короткую войну. Но он основывался на вполне объективных исходных данных – ни в одной стране экономика не была рассчитана на длительные военные действия. Вот и Россия к таковым не готовилась. Тот факт, что никакой ее зависимостью от Запада в 1914 г. даже не пахло, признали впоследствии даже советские историки. Наоборот, с военной точки зрения Франция очень сильно зависела от русских. Но и Россия, в свою очередь, была заинтересована, чтобы спасти союзницу и не остаться одной против трех враждебных держав. И между прочим, обязательство она брала выступить не на 15-й день мобилизации, а после15 дней. Наверное, разница есть. Так, начать наступление Северо-Западного фронта намечалось на 17.8 (18-й день), а Юго-Западного на 19.8 (20-й день).
Что же касается “неготовности”, то в России очень умно было распланировано поэтапное развертывание частей. На 15-й день на фронте сосредотачивалось около 1/3 всех войск (27 пехотных и 20 кавалерийских дивизий). Через 8 дней добавлялась еще 1/3 (32-35 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизии). К 30-40 дню мобилизации вводилось еще 12-17 дивизий. А потом начинают прибывать войска из Сибири. В общем, если Франция и Германия использовали примитивную стратегию прошлых веков – собрать все войска и разом бросить в бой, то русские впервые в мире применили общепризнанную ныне систему эшелонирования боевых порядков! Что позволяло и широко маневрировать силами, и осуществлять наращивание ударов в глубину.
Другой вопрос, что для таких действий требовалось весьма грамотное командование. Вот это во многом и определило разное положение вещей на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах. Главнокомандующим Северо-Западного стал 61-летний генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. В строю он за свою карьеру прослужил всего 3 года. А единственный командный опыт имел – год в должности командира Нежинского драгунского полком. Вся остальная служба протекала в штабах и военно-дипломатических миссиях. С 1911 г. он возглавлял Генштаб, но и там больше проявил себя дипломатом (кстати, неплохим дипломатом), отлаживая контакты с союзниками. А перед самой войной был назначен командующим войсками Варшавского округа. Ни освоиться с этим постом, ни изучить здешний театр военных действий не успел. И в роли главкома фронта чувствовал себя весьма неуверенно.
А силы он получал немалые, на его фронте предполагалось развернуть 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, из них к началу наступления – 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских, сгруппированных в 2 армии. План действий, собственно, диктовался самой картой Восточной Пруссии. У побережья располагался мощный Кенигсбергский укрепрайон. Южнее – система Мазурских озер и крепость Летцен. 1-я армия должна была с востока, с рубежа р. Неман наступать в промежуток между этими препятствиями. 2-я армия шла с юга, с рубежа р. Нарев и обходила Мазурские озера и Летцен с другой стороны. Они должны были соединиться в районе г. Алленштайн, расчленив таким образом систему вражеской обороны и разгромив противостоящие части.
Однако срок готовности к наступлению у двух армий получался неодинаковым. В полосе 1-й, в Литве, сеть железных дорог была довольно разветвленной, подходила к самой границе, сюда можно было быстро стянуть войска из Прибалтики и столичного округа. В Польше, в полосе 2-й, с коммуникациями было хуже, части подвозились издалека, приходилось разгружать их на разных станциях и выводить к границе пешим маршем. И открыть боевые действия армиям приказали не синхронно, а по очереди, в порядке готовности. Что оказалось ошибкой командования. Другая ошибка была допущена, когда из разведданных стало известно, что главные силы врага собраны в Пруссии, а границу в Польше прикрывает лишь один ландверный корпус. И в Ставке возник импровизированный проект – когда Северо-Западный и Юго-Западный фронты свяжут противника на флангах, сколотить новую группировку и ударить прямо на Берлин. Жилинскому идея понравилась, и вместо запланированного наращивания войск на прежних направлениях части, прибывающие для усиления 1-й и 2-й армий, стали собирать у Варшавы для формирования новой, 9-й армии.
В Восточной Пруссии нашим войскам противостояла 8-я армия фон Притвица (начальник штаба ген. Вальдерзее), представшая собой серьезную силу: 4,5 пехотных корпуса и кавалерийская дивизия – общей численностью около 200 тыс. штыков и сабель. Кроме того, в распоряжении Притвица были все местные территориальные и ополченские части, которые русское командование, как и французское, не учитывало. А их тоже хватало – 7 ландверных бригад, 3 эрзац-резервных дивизии, в качестве полевых войск использовали и части Кенигсбергского и Летценского гарнизонов, заменив их в крепостях ополченцами из ландштурма. И в итоге получалось, что численным преимуществом русские почти не обладали. В двух армиях насчитывалось 254 батальона пехоты, 196 эскадронов конницы, 1140 орудий (из них всего 24 тяжелых), 20-30 аэропланов и 1 дирижабль. У немцев было 199 батальонов, 89 эскадронов, 1044 орудия (из них 188 тяжелых), 36 самолетов и 18 дирижаблей. Впрочем, как показали впоследствии военные специалисты, подсчет сил по батальонам, применявшийся в Первую мировую (и до сих пор приводимый многими историками), был уже некорректным, потому что основой боя стал не штыковой удар этими самыми батальонами, а огневая мощь. Поэтому правильнее будет оценка по дивизиям, введенная во всех армиях позже. И с этой точки зрения русская дивизия, включавшая 16 батальонов примерно соответствовала по силам германской – включавшей 12 батальонов, но лучше оснащенной артиллерией. А тогда соотношение выглядит следующим – у Притвица было 15 пехотных дивизий, а в обеих противостоящих ему армиях – 17,5. Однако после раздергивания части сил в 9-ю армию осталось 13. У русских, правда, был заметный перевес в кавалерии, но в условиях Восточной Пруссии – болот и лесов с узкими дорогами, ее массированное применение было проблематично.
Хотя и у немцев изначальные планы сломались. Так, по идее Шлиффена вообще допускалось оставление Восточной Пруссии. И директива Мольтке разрешала боя с превосходящими силами противника не принимать и отходить за Вислу. Но… ведь Кенигсберг являлся как бы сердцем империи, местом коронации прусских королей! Здесь были истоки самой прусской истории. Здесь была родина большинства генералов и располагались их поместья. Да и личный состав 8-й армии был, в основном, местный. Так как же можно было все это отдавать “варварам”? А с начала войны в Германии была развернута колоссальная пропагандистская кампания, изображающая русских именно варварами. Всюду расклеивались плакаты с ужасными рожами казаков и призывами “спасти Восточную Пруссию от славянских орд”. Их читали солдаты, а местные жители смотрели на них как на своих единственных защитников. Как же тут отступать без боя? И вразрез с прежними установками командованию 8-й армии сверху стали намекать, что бросать Пруссию все же не стоит. А поскольку в германской армии командующие обладали очень высокой самостоятельностью, решать эту задачу предстояло Притвицу. Помогли ее решить талантливые сотрудники штаба ген. Грюнерт и подполковник Хоффман. Они верно рассчитали, что русские армии перейдут в наступление не одновременно, и предложили разбить их по очереди.
Первой должна была выступить 1-я или Неманская армия. Командовал ею боевой и опытный военачальник, 60-летний Павел Карлович Ренненкампф. Закончил Академию Генштаба, служил в штабах разных частей и соединений. Был командиром Ахтырского гусарского полка, традиции которого создавались такими замечательными личностями и лихими вояками, как Денис Давыдов и генерал Мадатов. И Ренненкампф показал себя вполне достойным этих традиций. Когда его позже назначили начальником штаба Забайкальского округа, началась Китайская война. Он сформировал отряд для защиты Благовещенска от хунхузов, а затем с этим отрядом устремился в рейд по Маньчжурии. Перевалив Хинган, прошел с боями 500 км. С сотней-другой казаков дерзкими налетами сваливался на голову противнику, разоружая и беря в плен многотысячные гарнизоны и толпы повстанцев. Причем спас своими стремительными действиями сотни русских железнодорожников, служащих, строителей и членов их семей, ожидавших мучительной смерти – ихэтуани уже начали казни заложников, подвергая их обезглавливнию, четвертованию и т.п., но отбирали их для расправы небольшими партиями, и большинство Ренненкампф успел выручить. Его отряд брал с налета и большие города – Цицикар, Гирин. Он был произведен в генералы и удостоен орденов Св. Георгия IV и III степени. На Японской он командовал Забайкальской казачьей дивизией и сводным корпусом. Участвовал в сражениях на Шахэ, при Цихечене, под Мукденом героически сдерживал натиск армии Кавамуры. Был ранен. Совершал успешные рейды в тыл врага, заслужив репутацию храброго и инициативного начальника. Потом, возглавив отряд из 2 дивизий, решительно подавил революционные беспорядки вдоль железной дороги Харбин – Чита (за что и был позже оклеветан советской литературой).
С 1913 г. Ренненкампф, будучи уже генералом от инфантерии, командовал войсками Виленского округа, так что знал и свои войска, и театр предстоящих действий, и штаб у него был сработавшийся – в него он взял лучших сотрудников из штаба округа. А вот армия у него была небольшая. Всего 3 пехотных корпуса, но много конницы – 5,5 дивизий. 14.8 передовой отряд, кавдивизия генерала В.И. Гурко, совершила разведывательный рейд, вторгшись через границу и заняв г. Макграбов. Но разведать, собственно, ничего не удалось. У немцев оказалась отлично отработанной система оповещения, в которой участвовало все население. То там, то здесь поднимались в небо дымы – жители зажигали кучи соломы, показывая продвижение русских. А мальчишкам 12-14 лет были выданы велосипеды, и они служили посыльными. И неприятеля дивизия не встретила – своевременно оповещенные, войска уходили. Часто уходили и гражданские. Поймали лишь нескольких солдат-разведчиков, переодетых в крестьянские и женские костюмы. Как докладывал Гурко, еще больше наверняка не поймали: “Нельзя же было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии”. В тот же день дивизия вернулась на свою территорию.
А 17.8 перешла в наступление вся 1-я армия и на 60-километровом фронте пересекла границу. На северном крыле двигался 20-й армейский корпус, южнее – 3-й, еще южнее 4-й. Кавалерия располагалась по флангам. На правом – цвет гвардии, корпус Хана Нахичеванского из 4 дивизий. Там же двигалась конная бригада ген. Орнановского. Левый фланг прикрывала группа Гурко из кавдивизии и стрелковой бригады. Притвиц, в общем-то, действовал не лучшим образом. Он действительно мог разбить русских поодиночке или сорвать наступление – если бы проявил большую активно и ударил первым. Ведь немцы были готовы еще 10-11.8, когда войска Ренненкампфа только сосредотачивались на исходных рубежах. Но германский командующий эту возможность упустил. Не использовал он и время от выгрузки русских частей на станциях до их выхода к границе. И разведку наладил слабо – до первых сражений немецкое командование ничего не знало о настоящих силах и порядке развертывания русских. Притвиц выжидал, и только когда корпуса Ренненкампфа устремились вперед, начал выдвигать свои части навстречу. Против 2-й русской армии оставлялся заслон – 20-й корпус ген. Шольца и ландверные бригады. По расчетам Грюннерта и Хоффмана, для того, чтобы эта армия изготовилась к наступлению и достигла расположения германских сил, нужно было 6 дней. А значит, за 6 дней требовалось разбить 1-ю армию, чтобы перенацелиться на 2-ю.
Бой было решено дать в районе г. Гумбиннена в 40 км от границы, и сюда направлялись главные силы – на северном фланге 1-й корпус Франсуа с кавалерийской дивизией, правее его – 17-й Макензена, еще правее – 1-й резервный фон Белова. У русских было 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий и 55 батарей, против них выставлялось 8,5 пехотных, 1 кавалерийская дивизии и 95 батарей, в том числе 22 тяжелые. Однако еще во время марша на исходные позиции в штабе Притвица вдруг узнали, что 1-й корпус миновал Гумбиннен и идет дальше навстречу русским. А его самонадеянный и склонный к авантюрам командир Франсуа намерен атаковать. Задерживать Ренненкампфа на промежуточных рубежах в планы Притвица никак не входило. Наоборот, было выгодно, чтобы он подальше оторвался от своих тыловых баз и побыстрее достиг главных позиций немцев – чтобы успеть его разбить до подхода 2-й армии. И Франсуа слали приказы остановиться.