Увертюра для оркестра мировых держав. 6 страница
Россия все еще пыталась удержать Порту от войны. Министр иностранных дел Сазонов обратился к Англии и Франции с предложениями. Сделать совместное заявление, что нападение Турции на одну из трех держав будет означать войну против всех, потребовать от нее отмены мобилизации, а нейтралитет оплатить, отдать ей после заключения мира все германские концессии и предприятия на ее территории. Но заявления уже не играли роли. 15 августа “Гебен” и “Бреслау” подняли турецкие флаги, немецких матросов нарядили в фески, а Сушон стал командующим османским флотом. Британской морской и французской полицейской миссиям пришлось уезжать восвояси, на их место прибыли офицеры из Германии.
Особо стоит остановиться на судьбах иностранцев, которых война застала на чужбине. Русских среди них было очень много. Жили они не бедно, провести за границей отпуск было обычным делом. Те, кто побогаче, любили оттянуться во Франции. В Германию приезжали отдохнуть на недорогих курортах, в горных пансионатах, подлечиться на водах и в знаменитых немецких клиниках. Ехали на экскурсии по “стране Гете”, поступать на учебу в германские университеты. В Пруссию летом, как обычно, хлынули десятки тысяч сезонников из Русской Польши, Литвы, Белоруссии. А политический кризис развивался стремительно – еще 23 июля все было мирно и спокойно, а уже через неделю Европа была перечеркнута фронтами…
В Англии и Франции подданных враждебных держав сразу интернировали. А сотни русских в патриотическом порыве ринулись в посольство в Париже – раз уж не получалось быстро вернуться на родину, они желали сражаться в рядах французской армии. Такая договоренность была достигнута. Но французы зачислили русских в Иностранный легион. Это была особая часть, проявлявшая чудеса храбрости. Однако она формировалась из всякого сброда, а высокие боевые качества достигались крутым мордобоем. Когда с русскими интеллигентами стали обращаться таким же образом, они возмутились и отлупили своих сержантов. А французы церемониться не стали, арестовали “бунтовщиков”, и по законам военного времени расстреляли. Да так быстро, что дипломаты даже не успели вмешаться.
В Австро-Венгрии русских отправляли в лагеря. Исключение делали только для большевиков и прочих экстремистов, Ленина и Троцкого взяли под опеку политики, высокие полицейские чины. Со всеми удобствами отправили за границу – а то как бы возбужденные граждане не наделали беды столь полезным людям.
В Германии в одном лишь Берлине оказалось 50 тыс. русских. Еще до объявления войны у них вдруг перестали принимать рубли, и многим стало не на что уехать. Больных, даже послеоперационных, начали выкидывать из клиник на улицу. А потом по гостиницам прокатились аресты. На улицах пошла истерия, озверевшие толпы ловили “русских шпионов”, избивали и убивали. Кого-то успевала спасти полиция, собирала помятых мужчин и истерзанных дам. Для русских не хватало тюрем, их свозили в воинские части. Мужчин призывного возраста объявляли не интернированными, а вообще военнопленными. Били, глумились. Свидетель рассказывал, что в казармах драгунского полка под Берлином офицеры “обыскивали только женщин, и притом наиболее молодых”. Женщин – потому что их ощупывали, заставляли раздеваться донага. Один из русских пытался защитить свою дочь, дал пощечину лейтенанту, “обыскивавшему” ее. “Несчастного отца командир полка приказал схватить, и тут же, на глазах русских пассажиров его расстреляли”.
При посредничестве нейтральных стран женщинам, детям и людям в возрасте все же позволили выехать. В их числе был знаменитый режиссер Станиславский, он вспоминал, как это происходило. Массу людей, измученных и голодных, гоняли с поезда на поезд, высаживали на станциях. Лупили, подгоняли пинками. Конвоиры, сопровождающие их до границы Швейцарии, не уставали издеваться. Солдаты сопровождали дам в туалет, запрещая закрывать за собой дверь. Офицеры и здесь развлекались “обысками” женщин и девочек, бесцеремонно разглядывали их голых, сгорающих от стыда. Когда велели обнажиться жене Станиславского актрисе Лилиной, она медлила исполнять приказ, и ей разбили лицо рукояткой револьвера. С ними ехала старушка-баронесса, и офицерам очень понравилось хлестать ее по щекам. Она кричала: “Что вы делаете? Я же приехала к вам лечиться, а вы меня избиваете…”
Так обращались с “культурной публикой”, ее выпускали за границу, и соблюдалась видимость “порядка” (обыскать подозреваемых – разве не законное требование?) С массами батраков в Пруссии условности были отброшены. Их подчистую ограбили, мужчин зачислили в пленные. Симпатичных батрачек без каких-либо “обысков” просто перенасиловали. Женщин отправили на работу в те же прусские поместья, но уже без оплаты, на рабских условиях. Если кто-то пробовал протестовать и требовать отправки в Россию, расстреливали на месте.
В России некоторые антигерманские эксцессы тоже имели место – возбужденная толпа погромила особняк немецкого посольства, откуда уже выехал весь персонал. Но подобные взрывы эмоций были стихийными, пресекались полицией. В нашей стране находилось 170 тыс. германских и 120 тыс. австрийских подданных – ни убийств, ни арестов не было. Россия стала единственной воюющей державой, где гражданам враждебных государств позволили свободно уехать. Руководство и сотрудники многих фирм покинули страну заранее, знали, что скоро будет война. А кое-кто позаботился сменить гражданство и преспокойно остался в России.
ЛЬЕЖ
В Германии царило праздничное настроение – победить предстояло быстро и легко. Пресса взахлеб писала о “войне до осеннего листопада”, повторяла выражение кронпринца Вильгельма “frischfrolich Krieg” – освежающая веселая война. Против Франции разворачивались 7 армий. 1-я, 2-я и 3-я (700 тыс. человек) готовились к вторжению через Бельгию, центральная группировка, 4-я и 5-я армии (400 тыс.), должна была поддержать их ударом через Арденны, а на левом фланге 6-й и 7-й армиям (320 тыс.) предписывалось лишь удерживать перед собой французов, чтобы не перебрасывали сил против основной группировки.
А французские 1-я и 2-я армии (620 тыс.) как раз на этом участке, в Лотарингии, собирались нанести главный удар. Левее 3-я и 5-я (450 тыс. чел.) должны были наступать через Арденны. 4-я (125 тыс.) располагалась несколько сзади, во второй линии. Левый фланг фронта опирался на крепость Мобеж, а еще левее, от Мобежа до моря, граница оставалсь не прикрытой.
Правда, там предполагалось разместить британские войска. Но в Англии опять спорили. Часть руководства не желала, чтобы их небольшие силы стали придатком французской армии, предлагала высадить их в Бельгии или даже десантом в Восточной Пруссии. Все же постановили воевать во Франции, но послать туда лишь 4 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии, чтобы не оголять саму Англию до прибытия войск из колоний. Мало того, англичане не должны были подчиняться французскому командованию, принимать решения самостоятельно. Военный министр Китченер настоял, что главное – сохранить армию. При серьезной опасности главнокомандующему Френчу предписывалось консультироваться с правительством.
А бельгийцы уже воевали. Ключевым пунктом их обороны была крепость Льеж, построенная по последнему слову техники. По опыту Порт-Артура, державшегося 9 месяцев, специалисты считали, что Льеж побьет этот рекорд или будет вообще неприступным. Длина его обвода достигала 50 км, а укрепления состояли из 12 главных фортов и 12 промежуточных. Каждый форт сам по себе представлял сильную крепость с гарнизоном в 400 человек, железобетонными укреплениями и подземными казематами. В Льеже было 400 орудий, пулеметы. Промежутки между фортами прикрывала дивизия генерала Лемана, его назначили начальником обороны.
Но вырыть траншеи и установить заграждения не успели, а остальные бельгийские соединения опаздывали выйти на рубеж Мааса, им приказали строить позиции под Брюсселем, по р.Жет. Колонны, потянувшиеся сюда, выглядели совсем не воинственно. В маленькой Бельгии все было “по-домашнему”. Войска провожали на позиции родственники, поили и угощали солдат. Пулеметы везли на тележках молочников, запряженных собаками. Ни у кого не оказалось лопат, да окапываться и не умели.
А в планах немцев Льеж занимал особое место. Здесь находились основные мосты через Маас, важный железнодорожный узел. Не захватив крепость, нельзя было начинать развертывание всей ударной группировки. 4 августа, сразу с объявлением войны, сюда были брошены 33 тыс. солдат генерала Эммиха и кавалерийский корпус Марвица. Сбив жандармские посты, они ринулись занимать переправы. К вечеру кавалерия форсировала Маас, а отряд Эммиха вышел к Льежу. 5 августа он пошел на штурм, но батареи и пулеметы буквально смели передовые части. Бельгийский офицер вспоминал: “Они даже не старались рассредоточиться. Они шли плотными рядами, почти плечом к плечу, пока мы не валили их на землю. Они падали друг на друга, образуя страшную баррикаду из убитых и раненых”.
Вся Бельгия ликовала – штурм отбит! Предлагали даже перейти в наступление. Но ситуацию изменил германский генерал Людендорф. Он считался одним из самых талантливых стратегов, рвался на пост начальника оперативного управления генштаба. Но был “слишком молод” (49 лет) и “низкого” происхождения, не “фоном”, у немцев такие не котировались. Его отослали на фронт. Под Льежем он заменил убитого командира бригады, среди ночи провел ее между двумя фортами и послал парламентеров к Леману, потребовал сдать город. Тот ошалел – враг был внутри кольца укреплений. Вместо того, чтобы контратаковать и выбить его, приказал своей дивизии отступать…
Мосты через Маас взорвать забыли, немцы сразу заняли их. Людендорф поехал к центральной цитадели, думал, что бельгийцы ушли и оттуда. Но там находился гарнизон. Генерал не растерялся, лихо стал барабанить кулаком в ворота и потребовал сдачи. Цитадель капитулировала перед одним лишь Людендорфом и несколькими сопровождающими. В славе победителя он принялся уже распоряжаться вместо Эммиха. Штурмовать оставшиеся форты он не собирался, затребовал осадную артиллетрию.
Бельгийский король Альберт взывал о помощи к союзникам. Но англичане еще только перевозили войска во французские порты, а Жоффр упрямо не желал считаться с действительностью и в наступление через Бельгию не верил. Комендант Мобежа Фурнье доложил, что на этом направлении выдвигается 5-6 германских корпусов (преуменьшил втрое) – главнокомандующий обвинил его в панике и отстранил от должности. Жоффр увлеченно готовил собственный удар. Сосредоточение его армий еще не завершилось, но, по французским доктринам, главным было захватить инициативу. Начали частное наступление в Эльзасе – полагали, что это вызовет восстание французской части населения.
5 августа корпус генерала Бонне смял немецких пограничников, штыковыми атаками взял Альткирк и Мюлуз. Устроили праздник “освобождения”. Валили пограничные столбы, многие жители и впрямь радостно встречали французов, закидывала цветами. Но германцы подтянули свои части и вышибли войска Бонне. А другая часть населения, немецкая, позаботилась переписать тех, кто приветствовал неприятеля, их расстреливали и вешали на площадях целыми семьями: мужей, жен, стариков, подростков.
А в Бельгию Жоффр послал кавалерийский корпус Сорде – больше для моральной поддержки. Бравый командир совершил “наполеоновский” бросок, преодолел за 3 дня 180 км. Ради скорости сокращали привалы, не поили лошадей. На жаре половина их пала в пути. Корпус вышел к Льежу в плачевном состоянии и столкнулся с отрядом немцев на велосипедах и машинах. Пробовал атаковать, но пулеметы и винтовки легко побили французов, их остатки покатились к своим границам. Впрочем, германский кавкорпус Марвица наткнулся на бельгийские позиции по р.Жет, тоже ринулся всей массой в конную атаку, и его покосили огнем. В Бельгии снова ликовали, газеты писали, что произошла “решающая битва войны”, и “отступление германской кавалерии следует считать окончательным”.
Но 12 августа к Льежу прибыла осадная артиллерия – монстры, один вид которых приводил в ужас. Гигантские орудия марки “Шкода” калибром 350 мм и Круппа калибром 420 мм. Перевозили их несколькими секциями, имеющими собственные двигатели или упряжками по 36 лошадей, а на месте собирали. Снаряд весил 520 кг, орудие обслуживали 200 артиллеристов. Выстрел производился с помощью электрозапала – прислуга отходила от пушки на 300 м, ложилась на землю и закрывала глаза, уши и рты специальными повязками. Эти махины называли “Толстыми Бертами” – их под Льеж доставили 4 штуки. Кроме того, привезли 16 мортир калибром 210 мм, 16 дальнобойных пушек и тяжелые минометы. Форты брали поочредно, сосредотачивали обстрел на одних, потом на других. Снаряды рушили любые перекрытия. Через пару дней крепость замолчала. И вот тогда-то через Льеж хлынули основные потоки германских войск. 1-я армия фон Клюка двинулась на Брюссель. Слева от нее пошла к французской границе 2-я армия фон Бюлова, еще левее – 3-я фон Хаузена.
А французы начинали “генеральное” наступление в Лотарингии, готовили вспомогательный удар в Арденнах. Но сыпались все новые сигналы о крупных германских силах в Бельгии, и Жоффр все же отреагировал. Снял с арденнского направления 5-ю армию Ларензака и приказал переместить ее на 80 км западнее. Туда же, на левый фланг, перевел три территориальных (ополченских) дивизии д`Амада.
Но менять прежние планы Жоффр даже не думал, самоуверенно заявлял: “У нас сложилось впечатление, что у немцев там ничего не готово”. Действительно, как только 1-я и 2-я французские армии перешли в атаку, противник начал отступать. Потому что он имел такой приказ. Германские 6-я армия Руппрехта и 7-я фон Хеерингена должны были завлекать французов в мешок, который захлопнут армии другого фланга. Они отходили очень неохотно, обижались, что им не дают себя проявить. Отыгрывались налетами тяжелой артиллерии: французы двигались колоннами, и крупнокалиберные снаряды производили в их рядах страшные опустошения. Но наступление развивалось, вроде, успешно, были взяты Шато-Селен, Саребур. Во Франции это вызвало взрыв восторгов, уже говорили о победе! А бельгийцев, моливших о помощи, успокаивали, что против них действуют только “заслоны”.
17 августа передовые отряды немцев вышли к бельгийским позициям на р.Жет и с ходу атаковали. Их отразили, но король Альберт видел, какая масса войск валит на него, распорядился отступать к Антверпену. Это спасло его дивизии. Фон Клюк и Марвиц бросили подвижные части в обход, чтобы окружить и уничтожить бельгийскую армию, но она уже ускользнула. 20 августа немцы вступили в Брюссель. Через бельгийскую столицу они двигались сплошным потоком три дня и три ночи. Причем жителей особенно поразили полевые кухни, готовившие пищу на ходу – казалось, будто эти полчища могут дойти куда угодно, вообще не нуждаясь в остановках (кухни кайзер перенял у русских – увидел на маневрах в Царском Селе, и ему понравилось).
На Брюссель немцы наложили контрибуцию в 500 млн франков. Бельгийская армия в Антверпене была теперь отрезана от французов. На ее преследование Клюк отрядил один корпус, а остальные войска повернул на юг. У бельгийцев еще оставалась сильная крепость Намюр, такая же, как Льеж. Полагали, что она продержится до подхода французов. Но Жоффр не посылал сюда своих соединений, германские армии обтекали Намюр с двух сторон…
В этот период произошло сражение и в Сербии. 12 августа 5-я и 6-я австрийские армии ринулись в наступление. Поначалу имели успех, но уперлись в подготовленную оборону на р. Ядар. Австрийские солдаты впервые попали в бой, легкомысленно настроились всего лишь на карательную экспедицию. А сербы были уже обстрелянными бойцами, сражались на высочайшем патриотическом подъеме. Они нанесли контрудар и прорвали фронт. Враг побежал, к 24 августа его выбросили с сербской земли. Разгром был впечатляющий, захватили 50 орудий и 50 тыс. пленных. А австрийский начальник генштаба Конрад допустил серьезную ошибку. Он рассчитывал, что мобилизация в России займет 30 дней. Но русские перед войной интенсивно строили железные дороги, сосредоточили войска гораздо раньше и уже 17 – 18 августа перешли в наступление. Поэтому австрийский эшелон “С”, 2-ю армию, сперва направили на сербский фронт. Но она там ничего не успела сделать, пришлось срочно перебрасывать ее в Галицию.
ГУМБИННЕН.
Военные планы России предусматривали не одну, а сразу две наступательных операции, против Австро-Венгрии и Германии. Но это было самое оптимальное решение. Если направить все силы против австрийцев, немцам только это и требовалось – без помех раздавить Францию, а потом перенацелиться на восток. А если бы наши армии были брошены на Германию, они получили бы мощный удар во фланг и тыл со стороны Австро-Венгрии. Кроме того, подобный вариант обрекал на гибель Сербию. Не только союзники были заинтересованы в русской помощи, но и сама Россия была заинтересована, чтобы выручить их и не остаться в одиночестве против нескольких врагов.
Серьезной проблемой нашей страны были сроки сосредоточения войск – попробуй-ка перевези все полки, разбросанные по бескрайним просторам. Но генштаб нашел весьма мудрый выход: поэтапное развертывание частей. На 15-й день мобилизации на фронте сосредотачивалась 1/3 всех войск. Через 8 дней добавлялась еще 1/3. К 30 – 40 дню мобилизации вводилось еще 15-17%. А потом прибывали войска из Сибири. Германия и Франция все еще использовали примитивную стратегию прошлых веков, а русские впервые применили эшелонирование боевых порядков. Ведь на самом деле вовсе не обязательно давить массой. Для начала операция достаточно лишь части сил, а остальные можно вводить по мере их подхода. Это позволяло маневрировать войсками, наращивать удары в глубину. Поэтому Северо-Западный фронт должен был перейти в наступление на 18-й день мобилизации – 17 августа, а Юго-Западный на 20-й день – 19 августа.
К сожелению, не все военачальники соответствовали возложенным на них задачам. Главнокомандующим Северо-Западного стал 61-летний генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. В строю он прослужил лишь 3 года, единственный командный опыт – год командовал драгунским полком. Карьеру он сделал в Генштабе, дипломатических миссиях. Перед самой войной стал командовать Варшавским округом, не успел освоиться с этой должностью, и во главе фронта чувствовал себя очень неуверенно.
Силы он получил немалые, на фронте предполагалось развернуть 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, из них к началу наступления – 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских. План действий диктовался самой картой Восточной Пруссии. У побережья располагался мощный Кенигсбергский укрепрайон. Южнее – система Мазурских озер и крепость Летцен. 1-я армия должна была с востока, с рубежа р. Неман наступать в промежуток между этими препятствиями. 2-я армия шла с юга, с рубежа р. Нарев, обходила Мазурские озера и Летцен с другой стороны. Они должны были соединиться у г. Алленштайн, расчленить таким образом вражескую группировку и разгромить ее.
Но в полосе 1-й армии, в Прибалтике, была развитая сеть железных дорог, сюда можно было быстро направить войска из столичного округа. В Польше, в полосе 2-й, с транспортом было хуже, полки подвозились издалека. Срок готовности получался разным, и командование допустило ошибку, приказало армиям открыть боевые действия не синхронно, а по очереди. Кроме того, поступили разведданные, что главные силы немцев собраны в Пруссии, а границу в Польше прикрывает лишь один ландверный корпус. Возник импровизированный план – собрать новую, непредусмотренную группировку, а когда Северо-Западный и Юго-Западный фронты свяжут противника на флангах, ударить прямо на Берлин. Жилинскому идея понравилась. Вместо того, чтобы направлять прибывающие части на усиление 1-й и 2-й армий, из них под Варшавой стали формировать новую, 9-ю армию.
В Восточной Пруссии нашим войскам противостояла 8-я армия фон Притвица, в ней было 4,5 пехотных корпуса и кавалерийская дивизия – 200 тыс. штыков и сабель. Кроме того, в распоряжении Притвица были местные территориальные части – 3 дивизии и 7 бригад ландвера. Русское командование, как и французское, их не учитывало. А ополченцев из ландштурма немцы посадили в крепостях Кенигсберга и Летцена, кадровые гарнизоны вывели и присоединили к полевым войскам.
В итоге получалось, что численным превосходством русские почти не обладали. В двух армиях насчитывалось 254 батальона пехоты, 196 эскадронов конницы, 1140 орудий (из них всего 24 тяжелых), 20-30 аэропланов и 1 дирижабль. У немцев было 199 батальонов, 89 эскадронов, 1044 орудия (из них 188 тяжелых), 36 самолетов и 18 дирижаблей. Впрочем, применявшийся в Первую мировую войну подсчет сил по батальонам к тому времени уже устарел. Основой боя стал не штыковой удар этими самыми батальонами, а огневая мощь. Поэтому правильнее будет оценка по дивизиям, введенная во всех армиях позже. С этой точки зрения русская дивизия, включавшая 16 батальонов, примерно соответствовала по силам германской – из 12 батальонов, но лучше оснащенной артиллерией. У Притвица было 15 пехотных дивизий, а в обеих противостоящих ему армиях – 17,5. Но после того, как часть сил раздергали в 9-ю армию, осталось 13 дивизий. Правда, у русских, был заметный перевес в кавалерии, но в лесах и болотах Восточной Пруссии действовать ей было очень неудобно.
А изначальные планы у немцев тоже нарушились. Директива Мольтке разрешала оставить Пруссию, не принимать бой с превосходящими силами противника и отходить за Вислу. Но… Кенигсберг являлся как бы сердцем империи, местом коронации прусских королей! Здесь была родина большинства генералов, их поместья. Личный состав 8-й армии был, в основном, местным. А с начала войны в Германии развернулась бешеная пропагандистская кампания, русских изображали кровожадными дикарями, всюду расклеивались плакаты с ужасными рожами казаков, призывами “спасти Пруссию от славянских орд”. Их читали солдаты, население уповало на них. Как же тут отступать без боя? Да и из Берлина пошли новые указания, что бросать Пруссию все же не стоит. Решение подсказали сотрудники штаба 8-й армии Грюнерт и Гоффман. Они верно определили, что русские армии будут действовать не одновременно, и предложили разбить их по очереди.
Первой должна была выступить 1-я или Неманская армия. Командовал ею генерал от инфантерии Павел Карлович Ренненкампф. Это был умелый и боевой военачальник. Отличился в китайской войне. Будучи начальником штаба Забайкальского округа, сформировал отряд казаков и совершил дерзкий рейд по Маньчжурии. Прошел с боями 500 км, с несколькими казачьими сотнями внезапными налетами брал города, разоружал огромные гарнизоны. Спас тысячи русских рабочих и членов их семей, китайцы приговорили их к смерти, но успели казнить лишь первые партии. Ренненкампф был произведен в генералы, удостоен орденов Св. Георгия IV и III степени. На японской войне он командовал Забайкальской казачьей дивизией и сводным корпусом. Участвовал во многих сражениях, совершал блестящие рейды в тыл врага. Потом, возглавив отряд из 2 дивизий, решительно подавил революционные беспорядки вдоль железной дороги Харбин – Чита (за что его возненавидели либералы).
С 1913 г. Ренненкампф командовал войсками Виленского округа, хорошо знал свои войска и театр предстоящих действий. Армия у него была небольшая, 3 пехотных корпуса, но много конницы – 5,5 дивизий. 14 августа кавдивизия генерала Гурко, совершила разведывательный рейд в Пруссию. Хотя разведать ничего не удалось. Оказалось, что у немцев отработана система оповещения, в ней участвовало все население. То там, то здесь поднимались дымы – жители зажигали кучи соломы, показывая продвижение русских. А мальчишкам 12-14 лет были выданы велосипеды, они служили посыльными. Дивизия неприятелей не встретила – предупрежденные, они уходили. Поймали лишь нескольких солдат-разведчиков, переодетых в крестьянские и женские костюмы. Гурко докладывал, что многих наверняка не поймали: “Нельзя же было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии”.
17 августа пересекла границу вся 1-я армия. Она двигалась на 60-километровом фронте, на северном крыле – 20-й корпус, южнее – 3-й, еще южнее 4-й. Кавалерия располагалась по флангам. На правом цвет гвардии, корпус Хана Нахичеванского из 4 дивизий. Там же двигалась конная бригада Орнановского. Левый фланг прикрывала группа Гурко из кавдивизии и стрелковой бригады. Но если немцы позаботились о системе оповещения, то разведка у них была поставлена плохо. О реальных русских силах они не знали. Притвиц и впрямь мог ударить первым и сорвать наступление, а то и разбить наши войска, пока они собирались на исходных рубежах. Однако немцы пассивно выжидали, и только после того, как 1-я армия устремилась вперед, начали выдвигаться навстречу.
Против 2-й русской армии был оставлен заслон, 20-й корпус генерала Шольца и ландверные бригады. По расчетам Грюнерта и Гоффмана, этой армии требовалось 6 дней, чтобы изготовиться и дойти до расположения немцев. Значит, за 6 дней нужно было разбить 1-ю армию, а потом перенацелиться на 2-ю. Бой было решено дать в районе г. Гумбиннена в 40 км от границы. На северный фланг направлялся 1-й корпус Франсуа с кавалерийской дивизией, правее его – 17-й Макензена, еще правее – 1-й резервный фон Белова. Но самонадеянный и взбаламошный командир 1-го корпуса Франсуа вздумал проявить себя поярче, возле Гумбиннена не остановился и рванул вперед основных сил, собирался сам атаковать русских. Притвиц слал ему приказы вернуться, он не слушался. Заявлял: “Чем ближе к России, тем меньше опасность для германской территории”.
Наши части он обнаружил у городка Шталлупенен в 8 км от границы. 3-й русский корпус опередил остальные. Неприятель не показывался, немецкие деревни были брошены. Командиры успокоились, полки шли колоннами, без разведки и охранения. Для Франсуа это было настоящим подарком, он нацелился во фланг 27-й пехотной дивизии. Причем был убежден, что наносит удар по северному флангу всего русского фронта (хотя правее 27-й шла 25-я дивизия того же корпуса, а еще правее – 20-й корпус). Авангардный Оренбургский полк попал вдруг под шквальный огонь пулеметов, броневиков и 5 артиллерийских батарей, на него обрушилась бригада германской пехоты. Погиб командир полка, подразделения стали откатываться назад.
В штабе 8-й армии узнали, что Франсуа самовольно ввязался в драку, и были в бешенстве, приказывали немедленно отойти. Он заносчиво ответил: “Сообщите генералу фон Притвицу, что генерал Франсуа прекратит бой, когда разобьет русских”. Донес о победе, 3 тыс. пленных. Это он в несколько раз преувеличил количество наших раненых, оставшихся на поле боя. Но отступившие русские опомнились от неожиданности и перешли в контратаку. А соседняя 25-я дивизия, о которой Франсуа не подозревал, поспешила на шум сражения и вышла ему во фланг. Взяли Шталлупенен, отбили раненых. Противник поспешно бежал, бросив собственных раненых. Нашим воинам достались 7 немецких орудий, большие обозы.
Обнаружив, что дальнейшая дорога открыта, Ренненкапмф 19 августа отправил в рейд по тылам врага конный корпус Хана Нахичеванского, поставил ему задачу погромить коммуникации. Но замысел сразу скомкался. Немцы узнали о рейде, по железной дороге перебросили наперерез ландверную бригаду. А Хан Нахичеванский вместо того, чтобы обойти ее и как следует прошерстить неприятеля, полез в бой. Ведь это была лейб-гвардия! В ней служили представители самых знатных семей, они с молоком матерей и родословными отцов впитали традиции воинской славы. Разве могли они пройти мимо немцев? На пространстве 10 км четыре дивизии спешились и атаковали в лоб. В полный рост, не пригибаясь, каждый демонстрировал презрение к опасности. Кавалергарды маршировали, как на параде, без выстрелов, командир полка князь Долгоруков возглавил атаку с сигарой в зубах.
Немцы положили их во множестве. А 1-я бригада лейб-гвардии кавалерийской дивизии вообще попала в беду. Она взяла деревню Краупишкен, но противник с 2 орудиями закрепился в соседнем селе Каушен и поливал картечью. Атака на Каушен захлебнулась, а немцы пристрелялись – хоть на месте оставайся, хоть отступай под огнем, будут расстреливать. Чтобы подавить пушки, начальник дивизии Казнаков поднял резерв, 3-й эскадрон Конногвардейского полка. Командир, ротмистр Врангель, был опытным офицером, на японской войне добровольцем командовал казаками. Он понял, что наступать по открытому полю в пешем строю безнадежно. Единственный шанс – попытаться проскочить на скорости. Врангель повел эскадрон в конную атаку. Шквал пуль и картечи выбил всех офицеров, многих солдат, под Врангелем убило коня, но доскакали, артиллеристов порубили и пушки взяли.
Петр Николаевич Врангель первым на этой войне был награжден офицерским орденом Св. Георгия. Зато потрепанный корпус пришлось вместо рейда отводить во второй эшелон, приводить в порядок. Хана Нахичеванского за неумелые действия Ренненкампф отстранил от должности. Но тот был любимцем всей гвардии, офицеры обратились с ходатайством к Верховному Главнокомандующему, и великий князь упросил Ренненкампфа отменить приказ.
Главные силы Притвица ожидали русских на удобной позиции по р. Ангерапп. Но корпус Франсуа оставался несколько впереди, он снова предлагал атаковать. Уверял, что можно обойти северный фланг русского фронта. В это время к Притвицу поступили донесения – 2-я русская армия уже вышла к границе. И к тому же, немцы перехватили шифрованную радиограмму Жилинского. Он нервничал, подумал, что противник бежит перед 1-й армией, оставляет Пруссию без боя, и срывается план окружения. Жилинский приказывал Ренненкампфу остановиться. Подождать, пока 2-я выйдет во вражеские тылы. В штабе Притвица специально имелся профессор математики, он разобрал шифровку. И тут-то занервничали германцы. Оставаясь на позициях, они как раз и попадали в клещи между двух армий! Хочешь не хочешь, а Притвицу пришлось согласиться с идеей Франсуа. Самим нанести удар.