Сущность и особенности политической
Психологии
Понятие и значение политической психологии |
Роль духовных факторов в политике отнюдь не ограничивается воздействием на людей идеологических доктрин и программ. Не менее, а нередко и более существенное значение для политики имеет другая форма политического сознания – политическая психология. Она представляет собой совокупность по преимуществу эмоционально-чувственных ощущений и представлений людей о политических явлениях, складывающихся в процессе их (людей) политического поведения и непосредственного взаимодействия с институтами.
Признание такого духовного образования ориентирует научные исследования на переход от рассмотрения человека как носителя определенных политических функций, статусов, прав и доктрин к анализу его конкретных чувств и психологических механизмов, которые управляют поведением индивидов, групп и массовых общностей. В этом отношении учитываются уже не свойства абстрактного «человека политического», а конкретные способности индивидуальных или групповых субъектов к межличностному (межгрупповому) общению и сплоченности, особенности их восприятия (перцепции) политических явлений, интенсивность ожиданий, особенности темперамента (общительность, чуткость, тревожность сознания), механизмы привлечения внимания (аттракции) и внушения (суггестии), подражания и заражения, структура предпочтений (социометрическая структура) и другие психические реакции.
О принципиальном значении политических чувств и эмоций в политике говорили многие ученые. Например, Аристотель, полагая политику как форму общения государства и гражданина, писал, что правителям «...нужно знать настроения лиц, поднимающих восстания, ...чем собственно начинаются политические смуты и распри»[92]; Декарт писал о шести чувствах, которые движут человеком в мире и власти; Макиавелли, утверждавший, что «править – значит заставлять людей верить», специально указывал, что различия в настроениях выступают основной причиной «всех неурядиц, происходящих в государстве»[93]. Многие ученые были уверены в существовании «души народа» (В. Бунд, Г. Лебон), описывали «психические эпидемии» (например, во время революций), приступы народного самосуда, опьянение людей свободой или жаждой мести, массовые психозы и т.д.
Политическая психология обобщенно характеризует подобные (от индивидуальных до массовых) аффекты. При этом она включает в себя как универсальные чувства и эмоции человека, специфически проявляющиеся в политической жизни (например, гнев, любовь, ненависть и др.), так и те ощущения, которые встречаются только в политической жизни (чувства симпатии и антипатии к определенным идеологиям или лидерам, чувства подвластности государству и т.п.). Однако различная роль этих чувств и эмоций предопределяет двоякое значение психологии в политической жизни.
С одной стороны, она выступает тем духовным явлением, кото-Рое опосредует все разновидности политического мышления и поведения человека, придает форму всем субъективным проявлениям его мыслительной и практической активности. В этом отношении политическая психология представляет собой тот внутренний механизмпреобразования человеческих представлений, который органически вплетен в политический процесс, но при этом может и не играть никакой самостоятельной роли в поведении человека.
Неустранимость из политической деятельности универсальных психических способов взаимодействия и общения людей превращает психологию в своеобразный универсальный измеритель всей политики в целом. Иными словами, власть, государство, партии, разнообразные политические поступки субъектов, а также другие явления политики представляются как те или иные формы психологического взаимодействия людей. В связи с этим в политологии сложилось целое направление, представители которого абсолютизируют роль психологических факторов. Они однозначно сводят все причины возникновения революций и тираний, демократизации или реформирования государства и общества к психологическим основам политического поведения людей. Даже массовые политические процессы объясняются психологическими качествами индивида или малой группы (Э. Фромм, Г. Олпорт, Е. Богарус и др.). В этом случае «человек политический» понимается как продукт личностных психологических мотивов, перенесенных в публичную сферу (Г. Лассуэлл). Сама же политика практикуется как «явление психологическое в первую очередь, а потом уже идеологическое, экономическое, военное и др.»[94].
С другой стороны, политическая психология представляет собой генетически первичную, эмоционально-оценочную реакцию политического сознания и тот специфический духовный фактор,который оказывает самостоятельное воздействие на выработку мотивов и политическое поведение человека, отличаясь при этом от влияния, например, его рациональных или ценностных побуждений. Как писал И. Хейзинга, «непосредственные проявления страсти», создавая внезапные эффекты, способны «вторгаться в политическую жизнь в таких масштабах, что польза и расчет... отодвигаются в сторону»[95]. Общеизвестно, что спокойствие чувств, эмоциональное привыкание людей к складывающейся в государстве ситуации является главным фактором устойчивости режимов. Не случайно, как отмечает ряд российских ученых, «власть интересуют не мнения общества... а настроения», которые «могут охватывать миллионы. ...Настроения, охватившего массу, достаточно, чтобы все изменилось»[96].
Но особенно ярко влияние психологических факторов проявляется в переломные для государства периоды. Например, в условиях революционных изменений на политическую арену приходит мно-
жество людей с повышенным эмоционально-чувственным фоном, а то и просто неуравновешенных и даже психически больных. Как писал С. Сигеле, «...число сумасшедших всегда велико во время революций или возмущений не только потому, что сумасшедшие принимают в ней участие, но и потому, что общество делает сумасшедшими тех, кто только был предрасположен к сумасшествию»[97]. История дала немало убедительных примеров и того, как в эти периоды психически эволюционировали многие политические лидеры-революционеры. Например, Робеспьер и ряд других известных его соратников по мере развития революционных процессов превращались из радостных, многоречивых романтиков в подозрительных, неприязненно относящихся к несогласным с ними людям, а затем и вовсе эволюционировали в личностей, не терпящих возражений, замыкавшихся в себе, мнящих повсюду заговоры и предательства. В результате, как писал Г. Лебон, «трогательный гуманизм» Французской революции, «начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной»[98]
Рассмотрение политической психологии как специфического фактора политического процесса позволяет раскрыть ее особые отличительные свойства, продемонстрировать политические чувства и эмоции как наиболее подвижный и динамичный элемент политического сознания, который организует и определяет субъективные образы лидеров, государства, власти, складывающиеся у человека. Именно чувства заставляют человека оценивать политические явления в зависимости от того, какими они отражаются в его сознании, а не от их реального содержания. Например, недоверие к той или иной партии, к режиму в целом формируется у человека по преимуществу не в результате анализа их программы и действий, а за счет отношения, скажем, к неэтичному поступку их лидера или просто на основе неведомым образом возникшей антипатии или симпатии. Таким образом, человек воспринимает политическую реальность чаще всего такой, какой она представляется его чувствам и эмоциям, которые, действуя по собственным законам, вполне могут и неадекватно отражать окружающий мир.
Зная законы формирования психологических образов, можно определять их структуру и направленность, тем самым успешно влияя на отношения граждан к государству и на их индивидуальное поведение. В истории немало примеров того, как отдельные правители, создавая очаги временного психологического возбуждения у населения, подавляли структуры его рационального мышления или, используя приемы манипулирования сознанием, заставляли людей испытывать чувства единения с государством и ненависти к его врагам, объединяться вокруг лидера и переживать при этом массовое воодушевление, утрачивать ощущение реальности или понижать внимание к тем проблемам, которые невыгодны власть имущим.
Роль политической психологии в политическом процессе |
Роль и характер влияния политической психологии на политическое поведение раскрывают способы устойчивого преобладания эмоциональных представлений в мотивации человеческого поведения. Так, показательным фактом влияния психологических факторов служат многочисленные формы и механизмы искажения восприятия действительности человеком в результате снижения рациональности самооценки, проявляемой нетерпимости к противоречиям, склонности к проектированию фантастических целей и т.д. Например, многие люди, выстраивая свою деятельность, несмотря ни на какие факты, уверяют себя в том, что они поступили правильно, выбрали лучшее из возможных решений. К таким же фактам психического искажения относится и восприятие человеком реальности на основе умозрительной схемы (прототипа). В силу такого запрограммированного восприятия вся новая информация интерпретируется им уже на основе заранее сконструированного подхода. Поэтому, например, убедив себя в том, каким должен быть президент, он требует тем меньше информации о его деятельности, чем его облик соответствует прототипу, или же приписывает реально действующему лицу те черты, которыми тот не обладает. Столь схематическое мышление может существенно отличаться от реальности, игнорируя факты, не вписывающиеся в схему.
Американский ученый Р. Мертон попытался более систематизирование представить формы психологического влияния на политические процессы. По его мнению, доминирование эмоциональных установок над всеми иными соображениями может выражаться в следующем:
—в стремлении человека придавать своим ролевым и функционально безличным связям в политике сугубо персональный характер(например, выполняя функцию избирателя, человек может усмотреть в факте неизбрания президентом своего кандидата личную трагедию или личную заслугу);
—в отождествлении человеком своей личности с партией илипрофессией (когда, например, партийные цели начинают доминировать над жизненными целями человека);
—в проявлении чрезмерной солидарности с политическими ассоциациями (в результате чего такой корпоративизм подменяет у человека семейные или иные базовые для жизни ценности);
—в повышенном эмоциональном отношении к авторитету лидера, а также в ряде других случаев.
Показателем влияния политической психологии на политические процессы является и формирование в сфере власти особых психологических укладов (типов), предопределяющих характер выполнения людьми своих ролей и функций. Например, опыт показал, что по-разному осуществляют свои политические роли экстраверт (общительный и энергичный человек, чьи чувства устремлены к внешнему миру) и интроверт (замкнутый на себя человек), сенсорик (рационально мыслящая личность, знающая, чего она хочет, и стремящаяся к порядку) и интуит (ориентирующийся на спонтанные чувства и более склонный к анархии), романтик (творческая личность, склонная к меланхолии) и перфекционист (критически мыслящий и рационально действующий человек).
По-разному действуют в политике люди, склонные к насилию или человеколюбию, экзальтации или рационализму, конформисты и нонконформисты, те, кто стремится жестко (ригидно) придерживаться установленных правил или обладает подвижной (лабильной), пластично изменяющейся в соответствии с обстановкой системой чувств и другими психологическими свойствами. Классическим примером внутреннего соответствия психологических и властных структур в жестких режимах правления стала характеристика американским ученым Т. Адорно личности «авторитарного» типа, поддерживающей систему власти своим догматизмом, ригидностью, агрессивностью, некритическим восприятием групповых ценностей и шаблонным мышлением.
Как доказано многочисленными исследованиями, политический экстремизм базируется на гипертрофированных иррациональных мотивациях человека, которые в свою очередь чаще всего являются следствием некой психической ущербности человека, тормозящей его рациональный выбор и заставляющей обращаться к подобным видам деятельности. Так, по данным некоторых социологических исследований, у правых и левых экстремистов обнаружено, что, по сравнению со сторонниками других политических течений, они значительно чаще испытывают чувства социальной изолированности, одиночества, бессмысленности жизни, тревоги за свое будущее[99]. Такие психологические основания предопределяют главным образом прямое, непосредственное реагирование людей на политические события, заставляют их отвечать на вызов вызовом, стремиться достичь Цели любым способом.
В противоположность такому психотипу люди, способные «экранировать» (гасить) отрицательные и преобразовывать разрушительные эмоции в созидательные, демонстрирующие смешанный тип реагирования на вызовы среды и сочетающие при этом сильную волю с отзывчивостью, а импульсивность – с ответственностью, выражают противоположный, центристский тип личности, который способствует сбалансированию политических сил и снятию напряженности в обществе.
Особую роль играют типы лидеров, чьи психические доминанты стиля деятельности могут существенно повлиять на характер принимаемых в государстве решений и даже изменить некоторые параметрь политической системы в целом. Так, Г. Лассуэлл считал, что история политики – это история психопатологии личностей, занятых управлением обществом, а их действия в свою очередь определяются внутренней «борьбой мотивов». Не случайно, в современной науке большое распространение получило психобиографическое направление, т.е. исследование биографий выдающихся политиков XX в. – Лин- кольна, Мао-Цзедуна, Лютера, Ганди и др. «Сила психоистории, – писал Э. Эриксон, – состоит во внимательном исследовании смешения рационального и иррационального в политических событиях и в интригующем и тревожном сочетании устойчивого и неустойчивого, функционального и дисфункционального в политических лидерах...»[100]
Авторы исследовательской модели индивидуальной психопатологии рассматривают индивидуальные особенности лидерского поведения, заглядывая в детские переживания и фантазии, отыскивая примечательные факты, способные отражаться на протяжении всей| их жизни. Не удивительно, что многие исследователи связывали причины построения в Германии и СССР тоталитарных обществ с ря-| дом схожих признаков в психологических портретах двух тиранов (та-1 кие ученые считают, что в силу близости их «первичных групп» –I неполных семей, а также узурпаторских условий венских ночлежек и| тифлисской семинарии, оказавших решающее влияние на формирование характеров Гитлера и Сталина, оба приобрели предрасположенность к садизму и некрофилии).
Определенная склонность к редукционизму (сведению причин политических событий к мотивам индивидуальной деятельности лидеров или истории – к психоистории) не умаляет значимости такого рода подходов и исследований. Многочисленные современные исследования убедительно показывают зависимость политических процессов от характера деятельности лидеров, заданного их психологическим типажом. Например, лидеры компулъсивного типа устремлены к идеалам и, пытаясь все сделать наилучшим образом, не могут гибко подходить к использованию внештатных ситуаций, «актеры» видят смысл своей политической деятельности в том, чтобы привлечь внимание общественности к собственной персоне; политики депрессивного типа ориентируются на защищенность своего статуса и присоединение к более сильному действующему в политике лицу и т.д.
Отражая и интерпретируя политику в эмоционально-чувственной форме, политическая психология представляет собой «практический»тип политического сознания. Если, к примеру, идеология является продуктом специализированного сознания, плодом теоретической деятельности группы людей, то политическая психология формируется на основе практического взаимодействия людей друг с другом и с институтами власти. И в этом смысле она характеризует те ощущения и воззрения людей, которыми они пользуются в повседневной жизни. К их отличительным чертам относят прежде всего отображение людьми политических объектов сквозь призму своих непосредственных интересов и доступного им политического опыта. Повинуясь чувствам, люди подчиняют получаемую ими информацию собственным задачам, логике своих индивидуальных действий. Поэтому политическая психология тем больше влияет на ориентацию людей во власти, чем сильнее политика включается в круг их непосредственных интересов.
С чисто познавательной точки зрения политическая психология является ограниченной формой мышления, которая не в состоянии отразить скрытые от непосредственного наблюдения черты политических явлений. Используя выборочную, избирательную информацию о политических процессах, она отображает лишь те внешние формы и фрагменты действительности, которые доступны эмоционально-чувственному восприятию. Поэтому политическая психология по природе своей не приспособлена для анализа сложных причинно-следственных связей и отношений в политике, хотя в отдельных случаях может угадать суть каких-то политических взаимоотношений.
В силу «приземленности», «наивности» своего взгляда на действительность политическая психология демонстрирует и специфические способы интерпретации понятий, зачастую отождествляя последние с формой непосредственного восприятия действительности, например, понятие «государство» отождествляется с конкретным государством, в котором живет человек, «власть» – с реальными формами господства, «рынок» – с конкретными отношениями экономического обмена, которые он наблюдает, и т.д. Такое конкретизированное освоение действительности упрощает картину политики, лишает научные категории и понятия мотивационного значения и силы.
Познавательная ограниченность политической психологии проявляется и в приписывании непосредственно воспринимаемым ею явлениям разнообразных причин, устраняя таким образом имеющийся У нее дефицит информации. В науке такое явление получило название «каузальной атрибуции» (Ф. Хайдер), отражающей свойство политической психологии умозрительно достраивать политическую реальность, домысливать, искусственно конструировать мир, придумывать недостающие ему звенья. В массовых формах такая черта политической психологии стимулирует возникновение разнообразных слухов и мифов, которые охватывают целые слои населения. Особенно часто это касается принимаемых в государстве решений, кадровые перемещений, отношений в правящей элите и других наиболее закрытых от общественности вопросов.
Политическая психология – внутренне противоречивое явление. В отличие от идеологии, стремящейся подвести политические взгляды людей под некий общий знаменатель, политическая психология отражает политическую реальность во всем ее многообразии, допуская одновременное сосуществование самых разноречивых и даже противоположных эмоций. Поэтому в психологии всегда присутствук различные и подчас противоречивые чувства: долга и желания освободиться от обязательств, потребность в самоуважении и жажда подчинения более сильному, общительность и чувство одиночества, осуждение власти и желание быть к ней поближе и т.д.
Сосуществование разнонаправленных чувств и эмоций обусловливает неравномерный и даже скачкообразный характер развития реальных политических процессов. Благодаря этому свойству политической психологии в политику привносится элемент стихийности, непрогнозируемости событий. Способность же психологии побуждать человека в кратчайшие сроки менять свои оценки придает особую силу ее воздействию на его поведение.
Еще одной причиной, обусловливающей внутреннюю противоречивость, а равным образом и особенность политической психологии, является сочетание в ней социальных и физиологических механизмов воспроизводства чувств и эмоций. В самом общем виде можно! сказать, что политическая психология включает в себя:
социально-психологические чувства и эмоции, характеризующие специфику отображения человеком своих интересов и формирования мотивов политической деятельности в группе (обществе);
индивидуально-психические элементы, отражающие личностно-персональные черты психики – волю, память, характер, способности к мышлению и др.;
функционально-физиологические элементы сознания, характеризующие психически врожденные черты и задатки человека, регулирующие адаптацию человеческого организма к внешней среде;
психофизические свойства, регулирующие наследственность и темперамент, демографические и половозрастные черты, здоровье и прочие аналогичные характеристики.
Таким образом, в политической психологии содержатся как осознанно-рациональные, так и бессознательно-иррациональные духовные элементы. Благодаря этому психология соединяет в себе импульсы социального взаимодействия с логикой инстинктов, сплавляет воедино рефлексивность и рефлекторность, осмысленность и бессознательность мышления. Такой симбиоз показывает, что политическая психология синтезирует инстинкты с рационально-смысловыми подходами к жизни, в результате чего в политической жизни человек может адаптироваться к действительности и исполнять там специфические функции, используя не только приобретенные социально-психологические свойства, но и первичные чувственные механизмы (отличающиеся алогизмом, слабой подверженностью контролю и рядом других черт).
Роль иррациональных механизмов тем больше, чем меньше человек понимает суть и причины политических событий. Более того, в определенных условиях физиологические чувства способны вообще вытеснить все другие формы оценки и регуляции поведения. Например, голод или страх могут стать такими психологическими доминантами, которые способны вызвать мятежи, бунты или революции. Но в ряде случаев социальные чувства способны преодолеть влияние иррациональных влечений. Так, актуализированная потребность в порядке, дисциплине, сплочении в жестко управляемую общность может помочь преодолеть людям неуверенность в себе и разочарование во власти.
Из истории известно, что многие правители специально возбуждали в людях иррациональные чувства, используя их для усиления приверженности властям и идеологическим доктринам. Нацисты, в частности, использовали для этих целей разнообразные театрализованные сборища, ночные факельные шествия, сложную политическую символику – все это своей таинственностью и величием должно было помочь им сформировать безотчетное поклонение обывателей фюреру и рейху. Целям активизации подсознательных чувств и эмоций может служить и чрезмерное насаждение в обществе монументальный скульптуры, приоритет величественной архитектуры государственных учреждений, устройство пышных политических церемоний и ритуалов, а также другие действия властей, добивающихся такими методами повышения политической лояльности граждан.
Важнейшей особенностью политической психологии является и ее способность формировать различные политические субъекты, прежде всего «массы» и «толпы», осуществляющие такие акции, как бунты, революции, митинги, шествия, восстания, захват зданий и т.д. Так, известный ученый Э. Канетти связывает возникновение массы с растущими у людей чувствами солидарности и страха, «втягивающими в себя вся и всех»[101]. Сугубо психическими основами обладает и толпа, в которую превращается группа людей в силу совместно испытываемого ими какого-то эмоционального, резко переживаемого фактора (вызывающего массовое состояние гнева, радости, агрессии и т.д.). И это внутреннее единство толпы, которую Г. Тард называл самой «старинной» социальной группой после семьи, постоянно укрепляется за счет многократного взаимного усиления коллективных чувств и эмоций. Известный русский ученый В.М. Бехтерев подчеркивал, что взаимовнушение и самовозбуждение людей гораздо в большей; степени движут поведением толпы, нежели какие-либо провозглашаемые ею идеи.
Толпы не возникают для уравновешивающих действий, они импульсивны, изменчивы и раздражительны, нетерпимы к сторонним воззрениям, управляются бессознательным началом, податливы внушению и легковерны, односторонни и склонны к преувеличению оценок событий. Постоянно поддерживаемый наплыв эмоций, как правило, обусловливает одномерность мышления и действий толпы. Если в жизни человек может принадлежать к разным группам, то к толпе – только к одной, поскольку в ней человек не имеет противовесов, он увлечен силой объединения. Поэтому в толпе люди не воспринимают иных позиций или точек зрения, демонстрируя единый волевой настрой.
Толпа не терпит ни размышлений, ни возражений. Нормальное состояние толпы, наткнувшейся на препятствие, – это ярость. Не случайно Г. Лебон в работе «Психологии народов и масс» писал, что толпа никогда не дорожит своей жизнью во время возмущения. Потому-то в ней всегда можно найти преступников и героев, людей, способных устраивать мятежи и погромы или требовать от тиранов прав и свобод. В то же время тот или иной фактор (внезапное событие, выступление яркого оратора на митинге) способен изменить состояние толпы новым внушением, заразить ее свежими эмоциями, вновь придающими ей горячность и импульсивность. Предоставленная же сама себе, она быстро утомляется, сникает и стремится к подчинению любым призывам.
Пусть кратковременное, но мощное доминирование коллективных чувств и настроений приводит индивидов к потере критичности политических воззрений и утрате контроля за своими поступками. Заразительность массовых настроений заставляет людей испытывать сильную потребность в подчинении, поступаться личными интересами и оценками. В толпе человек понимает лишь «волевой язык коллективной воли» и подчиняется ее приказам, «следуя архаичным правилам... воли толпы»[102]. В толпе и массе индивид приобретает сознание непреодолимой силы, которая «дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, так как толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности»[103].
Как показали специалисты, эволюция толпы имеет двоякий характер: она осуществляется через развитие духовных связей между людьми и путем возникновения внутренних структур на основе иерархичности. Наполнение человеческих отношений в толпе различными идеями делает ее то «выжидающей, внимающей, манифестирующей», то «действующей» (Г. Тард), то агрессивной (обладающей целью и реализующей ее на основании порыва), то «танцующей» (превращающейся в бесцельное собрание) (Г. Блумер). В то же время организация и иерархиизация толпы, выстраивание в ней определенных внутренних связей превращает ее в разновидность корпорации (например, группу добровольцев, самоорганизующихся для отпора захватчикам, партизанское движение, мафию, террористическую структуру и т.д.).