Постоянные трансформации международных отношений, изменение соотношений и углубление связей между внешней и внутренней политикой являются важнейшей характеристикой современного мира.
Коренным образом меняются стратегии деятельности государств, оказывающихся в новых условиях функционирования. Происходящие глобальные процессы приводят к таким последствиям, как:
· фактическое, а частично и нормативное закрепление в качестве легитимных субъектов мировой политики негосударственных и надгосударственных акторов со своими специфическими интересами – от ТНК, неправительственных организаций до общественно-политических движений, террористических организаций и т.д.;
· формирование и развитие самостоятельной сферы активных транснациональных взаимосвязей. В этом смысле рассмотрение мировых процессов с позиций государственно-центристской модели неприемлемо. Подобные взаимодействия происходят в экономической, политической, культурной, информационной сферах, а также включают в себя сферу «глобального гражданского общества», т.е. транснациональную деятельность различного рода неправительственных и международных неправительственных организаций;
· становление и разнообразие транснациональной повестки дня, отличающейся от традиционной проблематики национального и межгосударственного взаимодействия;
· появление новых каналов и инструментов транснационального взаимодействия (новые информационные и коммуникативные технологии, сверхсовременные сетевые каналы; внешнее воздействие нетрадиционных акторов мировой политики на деятельность отдельных государств; выход внутренних регионов стран на международный уровень…)
Эти транснациональные потоки развиваются поверх наций-государств и относительно автономно от последних. В этом смысле Дж. Розенау указывает на общую тенденцию к «постинтернационализации политики», подразумевая существование наряду с политикой в традиционном понимании (межгосударственная политика) новой транснациональной политической среды.
Спецификой новой мировой системы является усиление рисковости и конфликтности, причем доминируют именно внутригосударственные конфликты различного рода. В то же время на глобальном и региональном уровнях ведутся асимметричные войны крупных государств против государств-изгоев или транснациональных угроз.
За последнюю треть XX века понятие «конфликт» постепенно подменило понятие «война». Это было связано с тем, что при изучении войн яснее становились их сущностные характеристики. По мере усложнения мирополитических процессов война стала определяться как частный случай более широкого феномена – конфликта. Это дало возможность разграничивать различные стадии и виды конфликтов, а соответственно, и позволило находить новые формы их предотвращения и разрешения.
По оценкам Гейдельбергского института по изучению международных конфликтов, в период с 1945 по 2000 г. к типу «классических» войн относилось всего лишь около 15% (в 2001 г. – 6,5%). Причем к самым опасным очагам напряженности между государствами можно отнести конфликт между Индией и Пакистаном, чреватый, в случае эскалации, применением ядерного оружия.
В прошлом претензии государств на монополию применения военной силы приводили к войнам, а соблюдение всеобщего запрета на ее использование оказывало стабилизирующее воздействие на международные отношения. Анализ современных конфликтов показывает, что войны в понимании Карла фон Клаузевица уходят в прошлое. Вооруженный конфликт связывается с социальным (или асоциальным) окружением, которое подразумевает государственных и негосударственных акторов. Ослабление или подрыв государства может быть результатом влияния окружения, которое в условиях глобализации размывает возможности государства и его властные полномочия. При этом возникает тенденция применения насилия частными – чаще всего криминальными – силами. Возникает вакуум государственной власти, зачастую связанный с этническим сепаратизмом и схватками за контроль над природными ресурсами или бизнесом.
Деградация ситуации происходит в связи c изменением функций государства, его неспособностью в большинстве случаев гарантировать безопасность личности. Растет неопределенность, конфликты становятся более затяжными. Социальная трансформация, вызванная глобализацией и либеральными экономическими силами, ведет к тому, что нерегулярные военизированные формирования получают правовые, политические и иные возможности, которых они ранее не имели. Так, в ходе балканских войн 1991-2001 годов монополия государства на власть разрушалась: субгосударственные акторы присваивали права на использование силы, а политические лидеры поощряли к применению силы полукриминальные вооруженные группы.
Ослабление государства происходит ввиду уменьшения количества доступных правительствам ресурсов, необходимых для отправления властных полномочий. Усложнению ситуации способствуют международные финансовые акторы с их упором на бедные и поэтому уступчивые правительства (особенно с учетом коррупции элит).
Продолжая отаваться ключевым субъектом в урегулировании конфликтов, государства вынуждены считаться и с другими акторами налаживания мирного процесса, так как государственные и межгосударственные механизмы далеко не всегда приносят эффективный результат. Часто наблюдается сотрудничество государств и новых транснациональных акторов. Например, при урегулировании внутриполитических конфликтов привлекаются международные неправительственные организации, бизнес-структуры. Здесь интересы многих участников нередко совпадают. Так, государства могут быть заинтересованы в снижении напряженности в какой-то точке планеты, поскольку конфликт угрожает перекинуться и на их территорию. В свою очередь, для бизнеса конфликтная область — препятствие для ведения дел, зона нарушения транспортных коммуникаций, повышение политических рисков на близлежащих землях. Для ряда неправительственных организаций урегулирование конфликта отвечает их уставным документам.
Разумеется, одновременно могут существовать бизнес-структуры, группы интересов в государстве и т. д., для которых развитие конфликта, напротив, выгодно. Тем не менее при доминировании заинтересованных в урегулировании спора участников сотрудничество во многом строится на том, что многообразные акторы обладают различными преимуществами. Например, неправительственные организации в ряде случаев оказываются более гибкими и менее бюрократизированными структурами, чем государственные. В отличие от официальных посредников, неправительственные организации в большей степени ориентированы на работу с массами и порой получают информацию, которой нет даже у официальных посредников, представляющих государства и межправительственные организации. Одновременно к их слабым сторонам относится то обстоятельство, что при действиях на уровне отдельных общин неправительственных организаций нередко с трудом видят целостную картину конфликта. Кроме того, вовлечение в конфликтное урегулирование слишком большого количества НПО порождает сложности, связанные с их сотрудничеством, выработкой единой программы. Здесь официальная дипломатия государств и межправительственных организаций оказывается эффективнее. В результате происходит развитие не только многосторонней дипломатии (multilateral diplomacy), подразумевающей включение более двух государств в решение проблемы, но и многоуровневой дипломатии (multilevel diplomacy), когда вопрос решается при взаимодействии различных государственных и негосударственных акторов.
При взаимодействии на мировой сцене государства используют новые ТНА для получения информации, дополнительных финансовых средств (например, через «гибридные образования») и т. п. В свою очередь, ТНА через государственные структуры лоббируют свои интересы.
Информационный этап развития современного общества также серьезно влияет на возможности государства управлять политическими конфликтами любого уровня.
Правительства как субъекты не способны вырабатывать новшества в Интернете, они создают «климат», препятствующий или способствующий появлению и развитию подобных технологий. Изобретения используются, прежде всего, не государствами, а обществом. Государства же, как более инертные институты, только реагируют на социальные, правовые и политические последствия подобных новшеств.
В качестве негативных последствий подобной информационной революции для государства как властно-управленческой системы является снижение контроля за различными сегментами общества. Государство вынуждено применять несвойственные его преимущественно иерархической природе методы управления, по-новому выстаривать отношения как с внутренними контрагентами, так и с внешними структурами.
Изменение современной политической структуры мира не ограничивается лишь передачей государствами части своих функций другим акторам. Одновременно увеличиваются возможности государств воздействовать на своих граждан с помощью электронных средств (пластиковых карт, мобильных телефонов и т. п.), а также биотехнологий.
Само перераспределение функций идет далеко не безболезненно. Государства, хотя и по-разному, но обычно негативно реагируют на размывание национального суверенитета, пытаясь отвечать на новые вызовы, искать нетрадиционные средства и методы для сохранения своих властных полномочий. Порой возникает и старое искушение посредством диктатуры воспротивиться ослаблению суверенитета. В результате подобных действий возможно возникновение очень коррумпированных режимов и квазигосударств, которые, используя правовые гарантии, предоставляемые им суверенитетом, стремятся к поддержанию власти любым путем, создавая тем самым очаги терроризма и нестабильности.
Таким образом, государства продолжают оставаться активными субъектами политических конфликтов. Например, политика ряда стран (США, Китай, Северная Корея, Тайвань) по развязыванию информационных войн служит источником усиления политической напряженности в отдельных мировых регионах.
Важной особенностью современности является тот факт, что в отношениях государств и нетрадиционных участников мировой политики государства все чаще становятся объектом конфликта.
Иногда для решения отдельных задач государства создают или участвуют в образовании тех или иных ТНА. Возможно, что сначала неправительственная организация формируется при поддержке своего или внешнего государства без намерений сделать ее транснациональным актором. При этом ее создатели исходят из того, что она непременно будет «ручной». Однако впоследствии они порой сталкиваются с тем, что образованная при их поддержке организация не только выходит из-под контроля, но и направляет усилия против своих же «родителей». Один из случаев — «Аль-Каида». В менее драматичном варианте государство, например, выходит из межправительственной организации, учредителем которой было изначально.
Не менее очевидны и различные варианты конфронтации государств и новых ТНА, столкновение их интересов, а также противоречия в интересах между различными ТНА. Пример деятельности антитеррористической коалиции, состоящей из группы государств, против террористической организации «Аль-Каиды» — один из наиболее явных. Однако существуют и другие случаи без применения силы. Так, «Гринпис» неоднократно выступал против проведения ядерных испытаний, строительства гидроэлектростанций и т. п. ТНК может быть заинтересована в строительстве того или иного производства, в то время как экологические НПО яростно выступают против. Кстати, экология — это сфера, на примере которой особенно четко прослеживается переплетение интересов различных акторов, — тех или иных государств (в том числе групп интересов внутри них), разных корпораций, НПО и т. п.
ТНК, способствуя модернизации стран базирования, развитию их народного хозяйства, распространению ценностей и традиций экономической свободы и политического либерализма, одновременно несут с собой и социальные потрясения, связанные со структурной перестройкой, интенсификацией труда и производства; новые формы господства и зависимости — экономической, технологической, а нередко и политической. В ряде случаев последствия их деятельности ведут к дальнейшему обострению уже имеющихся и возникновению новых экологических проблем, к разрушению национальных традиций, конфликту культур.
Наиболее серьезную угрозу для государств представляет глобальный терроризм, и в данном случае у государств крайне немного возможностей противостоять данному вызову.
Практика показывает, что в даже традиционные акторы мировой политики, сами государства, развязывают конфликты по отношению друг к другу, причем эти конфликты могут принимать как виртуальное, так и реальное противостояние. Причем на межгосударственном уровне для легитимации своих действий некоторые страны предпринимают усилия по ихменению постулатов международного права.
Если говорить о новых элементах в правилах поведения между государствами, то их характеризуют два постулата – право гуманитарной интервенции и нелегитимность авторитарных режимов. Во второй половине 1990-ых гг. в ходе конфликтов на территории бывшей федеративной Югославии (Босния в 1996 г. и сербский край в 1999 г.) США и страны НАТО стали упорно добиваться легализации практики гуманитарной интервенции. Под этим подразумевалось создание цепи прецедентов, санкционированных международными организациями, закрепляющих новую универсальную норму международной жизни. В полной мере этого достигнуть к настоящему моменту не удалось.
В разгар боевых действий НАТО в Косове против Сербии весной 1999 г. руководители альянса стали добиваться делегитимизации правительства Сербии во главе с С. Милошевичем. В 1993 г. по решению СБ ООН (резолюция № 827) в Гааге был сформирован Международный трибунал по бывшей Югославии для расследования военных преступлений. 22 мая 1999 г. С. Милошевичу было предъявлено обвинение в совершении преступлений против человечности в Косове. Этот прецедент идет вразрез с принципом невмешательства – основной принцип Вестфальской системы. Сегодня этот принцип оспаривается, в основном США и странами Западной Европы.
В 2001-2003 гг. мотивации интервенций расширились. Помимо вмешательств по гуманитарным мотивам США стали практиковать «интервенции возмездия» («пенитенциарные интервенции») и «превентивные вмешательства». Предпринимая первые, США заявили о тремлении «наказать» и одновременно побудить «исправиться»страны, против которых была направлена акция.Начиная вторые, они ссылалмсь на секретные данные спецслужб, по которым государства – объекты вторжения занимались деятельностью, угрожающей безопасности других стран (свержение режима талибов в Афганистане 2001-2002, Ираке 2003 г.) на базе подготовки и проведения интервенций в 2002 г. была разработана новая внешнеполитическая доктрина США – «стратегия смены режимов», предусматривающая выделение «неблагонадежных государств» (например, Иран, Ирак, Северная Корея).
Итак, в современных условиях роль государств как субъектов политических конфликтов сводится к нескольким направлениям. Во-первых, они продолжают оставаться одним из основных регуляторов разнообразных конфликтов и гарантом национальной и региональной стабильности, при этом возрастает межгосударственная зависимость в деле противоборства основным вызовам современности.
Далее, сохраняется и усиливается роль некоторых стран в развязывании и эскалации конфликтов как в региональном масштабе, так и на национальном уровне.
В качестве объекта государства все чаще начинают быть «жертвами» нападений со стороны разнообразных сил - других государств и их блоков, нетрадиционных акторов мировой политики.
Внутриполитические, социальные и экономические потрясения, усиления националистических настроений, фрустрация и «конфликт идентичности» являются интернальными факторами усиления напряженности в рамках отдельного государства.
Объективные мировые процессы также повышают конфликтогенность института государства. «Устаревание» классической войны связано с процессами глобализации. Ранее международно-политический лексикон конфликта подразумевал межгосударственные войны; теперь глобализация сделала такие выражения, как «безопасность личности» и «глобальное насилие», чрезвычайно употребительными. Сражения происходят между нерегулярными субгосударственными отрядами этнической милиции, паравоенными формированиями партизан, культовыми и религиозными организациями, преступными и террористическими группировками. Целью уничтожения становятся не вооруженные силы или города противника, а группировки местного масштаба или отдельные личности. Государство в современных условиях менее важно. Оно остается центральным фактором, но более не является главным воплощением угрозы. Именно поэтому вызовы безопасности сложнее идентифицировать, а им – сложнее противостоять.
Контрольные вопросы.