Билет 49. Левые в лат Америке.

Материал по 2 статьям с elearn и по статье, рекомендованной мне в Боинге лично Байковым из последнего номера intertrends . Маша Ч. цитируем трех авторов- Людмилу Окуневу, Мартынова и Кудеярову.

План:

- краткая история до 2000-х

- описание явления: что, где, когда, почему

На сегодняшний день в четырнадцати странах Латинской Америки у власти находятся политики левой ориентации Пример Латинской Америки весьма показателен, в особенности на фоне специфики демократизации, выявившейся, скажем, в странах Восточной Европы. Демократические трансформации в восточноевропейском регионе практически не оставили места для «левого спектра»: левые партии, конечно, присутствуют в политике, но не являются определяющими. Даже в тех случаях, когда социал-демократы приходили к власти, их политический курс четко вписывался в умеренную западноевропейскую социал-демократическую парадигму. Сначала – о самом «левом повороте», необходимо разобраться, в чем причины сегодняшних процессов, в чем их отличия от прежних этапов деятельности левых движений. История: ясно просматривается тенденция, характерная для латиноамериканской модели развития в целом, – традиция мощных левых движений, борьбы за социальные преобразования. После Второй мировой войны этот континент стал ареной борьбы различных альтернатив – прежде всего революционной, радикальной, с одной стороны, и реформистской – с другой. Первым их крупнейшим столкновением явился конец 1950-х годов, когда охваченный глубоким структурным кризисом континент вступил в длительную полосу борьбы против диктатур, местных олигархий, иностранного капитала. Первым серьезным проявлением альтернативности стало развитие двух стран – Кубы с ее радикальной революцией, через два года приобретшей социалистический характер, и Венесуэлы, избравшей траекторию, противоположную кубинской: формирование основанной на паритете двух партий системы «представительной демократии», просуществовавшей три с половиной десятилетия. В 1970 г. на авансцене – чилийская революция с ее попыткой (поначалу удачной) привести к власти левые силы конституционным, демократическим путем. Однако трехлетие Народного единства с его драматическими перипетиями борьбы, немалыми ошибками внутри самого лагеря левых окончилось поражением – и это была не просто неудача, а стратегическое поражение левых сил. В Бразилии, Чили, Уругвае, Аргентине, Боливии, Парагвае, ряде стран Центральной Америки восторжествовали военные диктатуры, демократические правительства можно было пересчитать по пальцам. Военные режимы и апробация ими неолиберальных схем, «потерянное десятилетие» 1980-х, новые поиски путей преодоления кризисов, затем уход военных с политической арены, начало демократизации, новый виток неолиберализма, волна приватизации начала 1990-х годов, попытки вырваться из отсталости на этом новом витке на основе применения новой экономической политики – Латинская Америка примерила на себя все возможные политические «одежды» и стала испытательной лабораторией всех известных в мире схем экономического и социального развития. Левый поворот: далее за одиннадцать лет – с 1998-го – по 2009-й годы в четырнадцати странах Латинской Америки (в Венесуэле – трижды, Бразилии – дважды, Чили – дважды, Аргентине – дважды, Уругвае, Боливии, Эквадоре, Никарагуа, Перу, Коста-Рике, Панаме, Гватемале, Парагвае, Сальвадоре) к власти приходят левые правительства, причем демократическим, конституционным путем. В принципиально новых условиях, на ином витке мирового развития произошло своеобразное возрождение левых. Почему?идет процесс «интериоризации глобальных проблем». В новых формах и в отличных от прежних условиях левые движения и их лидеры отразили реакцию латиноамериканских обществ на колоссальные социальные издержки неолиберализма, свертывание социальных программ. Это, в свою очередь, повлекло за собой не новые, но такие обострившиеся в нынешних условиях процессы, как рост маргинализации и пауперизации масс, их выталкивание за пределы гражданского общества («социальная исключенность»). В Латинской Америке велики и традиции левой политической культуры, левой политологии, занимающей не просто сильные, а ведущие позиции в общественной мысли стран континента. Представляется, что объяснение этих особенностей политической культуры Латинской Америки кроется в специфике социальной конфигурации, в глубоких социальных диспропорциях, в наличии бедности и нищеты, сопровождающих практически весь исторический путь латиноамериканских обществ, которые пока не удалось победить и которые оказывают давление на общество, превратившись в особую разновидность политической культуры. Важно, однако, разобраться, о каких левых идет речь? это «современные левые», смотрящие вперед, а не назад. Латиноамериканские и другие зарубежные политологи группируют левых в три условные категории. Во-первых, это так называемые «левые фундаменталисты» (ассоциирующие глобализацию с империализмом, выдвигающие лозунги «фронтального столкновения»). Во-вторых, это «левые популисты», для которых важны клиентелистские отношения с электоратом и «неопатримониалистская» роль завоеванной ими верховной власти. Примерами являются режимы «радикально-националистического популизма» (часто это могут быть персоналистские режимы с перспективной вырождения в авторитаризм) У. Чавеса в Венесуэле, Э. Моралеса в Боливии и скоротечный режим Л. Гутьерреса в Эквадоре Третья группа представлена «левыми реформаторами» (или умеренными левыми), которые не идут на «фронтальный разрыв» с правыми консерваторами, принимают экономический неолиберализм, хотя и признают его ограниченность в социальной сфере, но одновременно делают шаги на пути искоренения бедности и «социальной исключенности»- правящую в Бразилии Партия трудящихся, правящий в Чили межпартийный блок «Консертасьон», правительства с 2007 г. – К.Ф. де Киршнер в Аргентине и Т. Васкеса в Уругвае. «Латиноамериканские левые у власти» во многом едины, но во многом и различны. Общим знаменателем для всех них являются, во-первых, причины их появления на политической арене: социальная дезинтеграция, пауперизация масс в целом и среднего класса в частности, рост числа «исключенных», нарастание социального недовольства на фоне как финансовых кризисов, так и отсутствия ощутимых социальных результатов неолиберальных реформ. Все это обусловило и характерную для всех данных режимов антиамериканскую риторику, хотя и в разной степени. Во-вторых, их роднят единые, но отнюдь не «традиционные» цели: так, стремление к социальной справедливости не порождает ностальгию по прежним идеологическим «идолам», симпатии к Кубе обращены в большей степени на «романтический» период ее революции и не выражаются в прямых попытках воспроизвести «кубинский путь» (даже наиболее радикальный из нынешних левых лидеров президент Венесуэлы У. Чавес говорит о новом «социализме XXI века», но не о возврате к советской или кубинской модели). Однако важнейшей, определяющей чертой сходства является то, что современные левые абсолютно прагматичны, четко осознают реалии современного мира, никто из них не отвергает рыночную экономику и рыночные механизмы. Другое дело, что они стремятся к балансу между рынком и социальной справедливостью и провозглашают «государственный интервенционизм» Главным направлением своей политики левые провозглашают борьбу с бедностью Однако Левые режимы можно четко разделить на два «крайних» полюса и «промежуточную группу». На одном полюсе – Венесуэла, Боливия, возможно, Эквадор как олицетворение радикальных режимов (с незримым присутствием и влиянием Кубы), на другом – Чили как воплощение социал-демократического режима европейского типа с не опротестовываемой рыночной экономикой, опорой на средний класс, отсутствием официального антиамериканизма. Между ними (естественно, с известной долей условности) располагаются Бразилия (ее некоторые аналитики включают в одну группу с Чили), Аргентина, Уругвай. По разным показателям к ним можно отнести Коста-Рику, Панаму, Перу и Никарагуа. Стремясь – в разной степени – реформировать социальную сферу, в экономической области эти режимы проводят рыночную, фактически неолиберальную политику.