Глава 26. Гэрехем ронал абено 19 страница

- Предания старцев говорят, что сотни лет назад в небе была лишь одна Луна и одно Солнце. Затем Солнце разругалось с Луной и у него появилась еще одна супруга – вторая Луна. Она нечасто выходит ночью, меньше первой и синеватого цвета. Чаще вторую Луну можно увидеть на рассвете, когда сияет утренняя Звезда – сын Солнца.

- Поэтому Веллоэнс осуждает многоженство – заметил Андор. – Мы чтим традиции, более древние, чем нынешние порядки. Хотя, может быть, пришло время пересмотреть правила?

Ксо оставался недвижим:

- Река течёт всегда. Нам кажется, что русло реки неизменно. Но время идёт и реки поворачиваются вспять.

Царь сел рядом. Шум воды успокаивал, приглушал звучащие внутри голоса:

- Моим воинам не нравится, что ты зовёшь себя лучшим охотником.

- Я лишь говорю то, что знаю.

- Понимаю, - Андор кивнул. – Охотился ли ты на людей?

Ангриец дрогнул:

- Человек это тоже зверь. Двуногие все очень хитрые. В моей стране приходилось вылавливать людоедов, великанов, песчанников, каменных троллей. Иногда и аггов.

- Ловил ли ты кровавых альпиров?

Ксо покачал головой:

- Чародей сказал, что не пришло еще время. Ксо был в огненных топях, на приступах к Черным горам, граничащим с Третьей землей – обителью проклятых. Когда-нибудь я отправлюсь туда.

- Мне нужен учитель - такой, как ты, – Андор вспомнил видение и ощутил холодный липкий страх. – Я должен научиться охотиться. Тот, кого мне предстоит поймать, очень и очень хитер.

Ангриец повернулся к царю – тот заметил в черных глазах азартный блеск.

- На кого ты собираешься охотиться?

- На серого демона из своих видений.

Глава 26. Гэрехем ронал абено

Они смотрели друг на друга - один с животной яростью, другой – с животным страхом. Молчание длилось минуту, но каждому оно показалось вечностью.

Авенир, сжав зубы, процедил:

- Я не убью тебя лишь потому, что закон запрещает вредить беззащитному.

Марх хлопнул волхва по плечу:

- Это правильно. Не затем мы его спасали. Раз ты подобрел, сможешь найти повозку? И одежды бы раздобыть не мешало. Ради приличия.

Чачар и Керайи с удивлением смотрели то на чаровника, то на Марха. Сабельщик беспечно пожал плечами:

- Он у меня припадошный. То любую дворнягу приласкает, то за черствую краюху задушит.

Авенир опустил жезл, уверенно направился в рощицу.

Керайи отер блестящую лысину:

- Страшен твой друг во гневе. Хоть и щупл. Часто у него припадки?

- Изредка. Но как припадёт, так последнее зелье готов отдать. Смирнее овечки, благодушнее домашнего хряка.

Повозку нашли быстро – прихвостни наспех прикрыли её ветками. Сундуки с тканями и пряностями не пострадали, а вот съестного не осталось – рабы унесли в подземелье.

- Приятно почувствовать себя одетым, - Марх с наслаждением натянул шаровары, чалму и халат, – хоть и труд предстоит немалый.

- О чём ты? – Авенир приложился к меху с водой.

Чачар с надеждой протянул:

- Может чародей сделать лошадь, или направить повозку магией?

- Да ты что! – сабельщик оскалился. – Маги в простых делах бесполезны. Им лишь о вечности мыслить, о богах да безграничной мудрости. А то, что смертные могут сами сделать – в это они не лезут.

Волхв пропустил шутку мимо ушей. Он схватился за оглоблю, окинул взглядом стоящих:

- Вытащим на тракт, по нему катить легко. До ближайшего селения добредем, там животину прикупим.

Чачарбато и Керайи впряглись в обоз, Марх и назвавшийся Савелом светловолосый мужичина подталкивали с боков. Прилично попыхтев, повозку вытащили на тракт. Поверхность блестела отполированной бронзой. Через пару часов пути солнце скатилось к неровному горизонту. Авенир, успокоившись и поразмыслив, коротко бросил:

- Когда доберемся до раджи, как вызволять Пармена?

- Сначала добраться надо, - Марх жевал листья виттина, рот окрасился коричневым.

- Говорят, он обезумел, – Чачарбато впился в оглоблю, покатые мышцы бугрились. - Однажды, во время охоты, властитель набрёл на тайную пещеру. Огромный питон перегрыз всех, удалось спастись лишь ему. Яд отравил сознание, кровь змея перемешалась с кровью человека.

- Теперь днем он правит страной, а ночью предается истязанию животных и людей, – Керайи пристально всматривался в линию горизонта. – Он содержит бестиарий с уродцами всех мастей. Страшные снаружи, внутри они еще ужаснее. Это существа иного мира, жуткие демоны. Они охраняют своего господина, исполняют каждое его желание, убивая неугодных, высасывая души и жизненные силы. Проклятого властителя не берет ни яд, ни железо, ни старость – когда-нибудь он станет демоном и страна погрузится во мрак.

Савела передернуло. Авенир помрачнел:

- Я уже видел подобное. Темные времена. Торговля прекратится, начнется голод. Где голод, там и бунты. Правителю будут нужны головорезы, а народ уподобится скотине на живодерне. Да, Савел?

Русоволосый схватился за голову, из глаз покатились крупные слезы:

- Я слишком боялся. Малодушие толкает на предательство. Многие изуверы теряли разум, становились чудовищами. Как не обезуметь? Те, кто оставался в здравом уме, не могли долго сдерживать совесть и убивали себя. Я… я не успел.

- Да, юный волхв подыскал тебе новую службу у не менее безумного раджи, – Марх сменил Керайи, впрягся в оглобли. - Умница наш Авенир. Если бы так со всеми делал, Чаши бы процветали.

- Но черный демон…

- А что демон? – Марх повеселел, виттин бодрил. – Последнего, которого мы утоптали, почти всю Турмагу в камень и железо обратил. И ничего, одолели.

- Только Пармена изломало, Корво между небом и землей, что с Унтц-Гаки произошло – никто не знает. А в остальном, конечно, даже царапин не осталось.

- В Элхои отличные целители-монахи, – обоз остановился на привал и Марх с удовольствием поглощал припасенные Дипаком сушеные грибы. – Они как-то даже глаз мне вырастили. Авенира с того света подняли. Да и Корво замариновать успели, нам только до озерца его донести.

- А потом? – Керайи и Чачарбато навели в котелке овсянку с бананами.

От аромата у волхва свело желудок и он снял оборону:

- Потом я отправлюсь в Веллоэнс. Говорят, там живут лучшие мудрецы, а народ поклоняется древнему богу, от которого произошло всё. Я хочу видеть, как исполнится пророчество о Втором Мессии.

Марх сгреб в охапку неуверенного Савела, подсел в круг:

- А что, был еще и первый?

Авенир с ехидцей отвесил:

- Да. Он до сих пор среди нас ходит. Некоторым даже является.

Тарсянин забил трубку:

- Такой… в монашеской робе, руки пробитые… и вместо головы черепушка?

Волхв кивнул.

- Не, не видывал.

Одними только стенами престольный город Бангхилла уже разительно отличался от тех городов, которые повидал Авенир. Гладкие, отполированные камни блестят на солнце, будто светясь изнутри. Обмазка плотна, на вид как обсидиан, но чувствуется, что такую ни разбить, ни даже поцарапать. «Какое же благолепие должно быть внутри?» - Авенир поежился. Остальные не выказывали ни тени удивления, словно таким камнем все дороги вымощены.

«Вот так всегда. Ума палата, а жизни не видал, нигде не бывал, ничего не сумел».

Подножие стен ощетинилось длинными острыми кольями - чтобы добраться до них, нужно ещё преодолеть насыпной вал и глубокий ров. Главные ворота надежно заперты изнутри. В узких бойницах опасно блестят наконечники заряженных в арбалеты стрел.

Обоз подкатил к гонгу. После первого же удара на стене появилась широкоплечая фигура, в кожаной безрукавке и с белоснежной чалмой на голове.

«А в Глинтлее пришлось бы орать целый час».

- До открытия рынков еще два дня, - хотя охранник говорил спокойно, его зычный глубокий голос был слышен, будто он стоял в двух шагах от повозки. – По нашим законам иноземные торговцы могут зайти в седьмой день и выйти в девятый.

- Мы не торговцы. У нас важное дело к радже, – Авенир собрался с мыслями. – По поводу уродцев. И посылка от Дипака.

Повязки сняли уже у дворцовых ворот. Башни сверкали золотыми куполами. В палисаднике весело били фонтаны. Деревца у дороги переливались желтыми, зелеными, красными, фиолетовыми листьями, в них перекликались беззаботными трелями соловьи и кречеты, дятлы и вьюрки. Внутри царила прохлада и тишина. Угрюмый бородач у входа взял топор на перевес.

- Отступи, Гаруд, – их проводник, высокий смуглый юноша, сделал знак. – По прямому распоряжению правителя.

В первом зале пятерых пришедших отмыли. В горячих ваннах плавали лепестки цветов, девушки в красных сари подавали мыло и соль, стригли волосы и брили бороды, подмышки, пах.

Во втором зале их усадили в удобные кресла. Девушки, уже в оранжевых одеяниях, подстригали ногти, мазали стопы и руки душистым маслом, обрабатывали царапины и ушибы.

В третьем зале им дали просторные светлые балахоны.

- Раджа примет вас вечером, - проводник учтиво поклонился. – Сейчас вас накормят. После этого можете погулять в саду, поиграть в шахматы, или отправиться на покой.

- Мы польщены любезностью правителя к незнакомцам – Авенир поклонился в ответ. – И рады принимать его блага, но есть ли причина столь радушного приёма?

Проводник поклонился:

- Если дело касается любимцев раджи, то эта учтивость – меньшее, что он может сделать. Если же вы обманули правителя, то перед казнью преступникам, как уходящим из мира сего, следует оказать надлежащую заботу. Это меньшее, что он может сделать.

- Чем-то их гостеприимство похоже на прием джунгар. Накормят, напоят, спать уложат. И голову снесут, как заснешь. – Авенир разглядывал статуэтку пузатого божка. Змееподобное существо с необъятным животом, раскрашенное в бронзовый и лиловый, довольно улыбалось, огоньки сфер играли на полированной лысине, на руках и ногах умещалось по восемь пальцев.

- Джунгары мне нравятся больше, – Марх, не теряя времени даром, опустил в суму шелковый платок и серебряную чашку.

- Ребята грубые, но со всей душой к гостям. А банги – народ хитрющий. Не знаешь, за какой улыбкой кинжал прячут. Кинь мне эту фигурку, - сабельщик взвесил изваяние на ладони. – Слоновая кость. На базаре дадут пару золотых. Может быть даже роял выторгуем.

Марх застегнул ремни, задвинул суму под стол:

- Банги – не джунгары. Джунгары любят силу, банги – хитрость и ум. Джунгары любят крепкие напитки, борьбу и плотские утехи, банги – музыку, созерцание и загадки. Они это зовут – «эстетические наслаждения», – Марх скривил мину, будто перед ним верблюд сделал лепешку. - Так что девушек для услады здесь не дождёмся. Можешь глазеть и велеречить, но лишь тронь – руку отсекут. Пойдем прогуляемся, а то подумают, что мы урнинги.

Стоял великолепный летний вечер. Авенир ощутил легкую печаль, перемежающуюся счастьем. Он был в безопасности (по крайней мере, сейчас), чист, сыт и здоров. Суетные дни не оставляли времени на размышление и вот, наконец, он мог предаться думам. Было тепло и сухо, в воздухе разливались цветочные ароматы. Инжирные деревья образовали лабиринт, в рядах через каждые сто шагов были устроены уютные альковы – можно бродить в саду весь день, наслаждаясь вкусом плодов и отдыхая в мягких ложах.

У раскидистого, похожего на кипарис, дерева служанка собирала ярко-желтые с коричневыми точками плоды. Невысокая и хрупкая, в зеленом с золотой каймой сари и тугой черной косой, доходящей до лодыжек. Руки и шея расписаны хной. Девушка увидела мужчин и улыбнулась:

- Приветствую новых гостей Бангхилла. А вы пробовали руэго – это драгоценное дерево с приятными плодами? Оно достается редким гостям, многие цари их жаждут, но тщетно.

Марх учтиво поклонился:

- О, благодарю! Я слышал о руэго от многих, пробовал лишь однажды и пряность его до сих пор со мной. Желал бы и еще раз вкусить его, ведь остальные фрукты – лишь слабая его тень.

Служанка едва заметно улыбнулась и, не спеша, скрылась в фруктовой чаще. Авенир поднял один из плодов, попробовал и зажмурился:

- Какая гадость!

- Зачем ты ешь мыльное дерево? – Марх закатил глаза, театрально заломил руки. – Ну почему у всех чародеев такие странные пристрастия в еде?

- Но вы же говорили о руэго!

За поворотом они наткнулись на высокого широкоплечего охранника. Меднокожий банг, коротко бритый, с густой белой бородой, внимательно смотрел на сабельщика. Он был одет не так, как все придворные стражи – в красное с зеленым. На бедре красовался черный кинжал с эбеновой рукоятью. Под рубахой колыхалась тонкая кольчужка.

- Гэрехем ронал абено.

Марх поклонился:

- Гэрехем ронал абено.

Авенир поклонился молча. Сабельщик дал знак, что пора уходить. В саду время пролетело незаметно. Солнце почти скрылось за окоём, расцветив небосвод огнем и кровью. Юноша вскинул бровь:

- Ты вывел нас в тренировочный лагерь?

Перед ними раскинулось плато из цветных плит. На трибунах молча сидели воины, охранники, служанки. Четыре трона по углам площади пустовали. На самой площади готовились к бою. Двое мужчин в одежде охранников заматывали кисти лоскутами. Женщина в штанах и безрукавке то растягивалась, то скручивалась в замысловатые узлы.

- Банги – странный народ, – Марх заговорил неожиданно, погрузившись в мысли. – Если все люди хотят быть свободными, то эти почитают высшим достоинством служить радже. При этом даже бедный крестьянин живет лучше нашего купца. Бедность для них – это выбор. Выбор духовного пути, отречения от мирских благ. Они болезнь считают наградой – ведь плоть умирает, а дух обретает силу. Отрёкшихся мирских благ зовут дервишами, перед ними трепещут, с ними советуются и почитают за великих пророков.

- Если их народ столь духовен и не принимает развлечений и простых радостей, то к чему устраивать турнир?

Сабельщик указал на низенького тощего старика с длинной тонкой бородой и алмазными глазами, в белых портках и такой же белой косоворотке:

- По традиции на турнире из оружия можно выбрать лишь бамбуковый шест или две бамбуковых палки. Орудие этого дервиша – его тело, полностью подчиненное духу. Никто не знает, сколько точно лет этому мастеру. Шифу. Он мало говорит, никого не берёт в ученики, его видят только на турнире.

- Но как же болезни ради духа? Ты противоречишь сам себе! – Авенир с Мархом заняли места ближе к полю, на другой стороне увидели Чачара, Керайи и Савела.

- Из какой, говоришь, академии ты сбежал? – сабельщик помрачнел. – Болезнь – это один путь. Воинствование – другой. Сколько людей, столько путей к духовному просветлению. Один ученый насчитал сто тридцать два направления для совершенствования, другой – двести шестьдесят четыре. И мне кажется, что они не приблизились и к десятой доле.

Авенир обиженно надулся:

- На академию наложены чары. Беглецы теряют память, а зачастую и разум. Мне повезло, что я помнил свое имя. И я не глупец. Смотри, – волхв указал на площадь. На неё вышел рослый мужчина в зеленых шароварах. - Я знаю язык, на котором ты говорил с тем охранником. Гэрехем ронал абено. С древнего ланглата это означает – «сорванный цветок увядает».

Марх улыбнувшись, скинул рубаху и перепрыгнул через ограждение:

- Знать язык ещё не значит понимать смысл. А у каждого смысла всегда есть скрытый смысл - второе дно. Хочешь разговаривать с бангами – научись доставать до четвертого.

Бои походили на танцы. Двое охранников кружили, размахивая шестами, то и дело звучали гулкие удары. Противники не кричали, не бросались друг на друга и только громко выдыхали при ударах. Наконец, один из них стремительно ударил наотмашь и упал, попавшись на подножку. Раздался густое негромкое звучание медной тарелки.

Девушка выбрала палки и обрушила на старика град ударов. Седовласый мужчина легко отражал каждый удар, двигаясь плавно, не делая лишних жестов. Атакующая замедлила выпады, раздался глухой звук – бамбук попал старцу по лодыжке. Авенир недоумевал – как ей удалось задеть мастера? Воины продолжали схватку. Вот второй удар по запястью – гонга не слышно. Может, судья не видит? Девушка сделала двойной выпад – волхв знал, что отразить этот удар невозможно – противника должно парализовать в лучшем случае. Но палки взлетели в воздух, а сама она оказалась лежащей на лопатках. Старец аккуратно дотронулся мизинцем до её щеки, ребра и колена. Раздался гонг.

Марх с громилой стояли неподвижно, оценивая друг друга. Сабельщик держал в руках палки, банг – шест. Бой был коротким. После двух кругов, Марх легонько повел руками. Банг принял это за ложный выпад и отступил. Марх же неожиданно продолжил движение и резко подшагнув легко коснулся локтем шеи. Банг покачнулся – этого хватило, чтобы подернуть его за ногу и опрокинуть на спину. Тарсянин легонько ткнул палкой в плечо и в область сердца. Раздался гонг.

По трибунам прошли служки, раздали пиалы с ароматной жидкостью.

- Это можно пить, Марх? – Авенир подозрительно изучал содержимое чаши.

- И это меня спрашивает человек, умявший кусок мыла? Пей, это бульон с печенью и овощной вытяжкой. Зрителям нужны силы, чтобы следить за воинами и размышлять над их тактикой.

- И что теперь? – волхв облегченно припал к пиале. – Не понимаю второго боя, почему девушка ударила старика два раза, но не было гонга?

- Ты пытаешься смотреть на эти бои по привычке, не вникая в культуру и не изучив правила. – Марх опрокинул пиалу. – Бой идет на очки. Для разного оружия разные условия. Шест может нанести удар четыре раза. Палкам дается три. Частям тела достаточно одного. Поражение считается десятью способами, но одно верно – если противник на лопатках, он не может сопротивляться. Победивший показывает, куда бы он его поразил в настоящем бою.

- Это я вроде бы уяснил.

- Хорошо, - как-то неопределенно протянул Марх. – В следующем турнире я танцую со старцем, а ты – с девушкой.

- Но… - Авенир замотал головой. – Я не хочу биться, это не мое дело!

- Слушай! – сабельщик схватил юношу за плечо – будто сжал стальными клещами, жарко зашептал. – Выберешь шест. Постарайся не получить ударов в первые пять секунд. После этого переходи в наступление. Примени «летучую мышь», «перышко» и, чтобы посмешить публику - «молот Йорна». Не вздумай применить марлийский крест – убьют обоих. А теперь – на арену!

Волхв остался в одних шароварах. Бамбуковый шест приятно лежал в ладони, Авенир ощутил умиротворение. Ничего позорного на ристалище не произойдет – в конце концов, они уже немало прошли и это не первый его бой. Из головы не уходили слова Марха о скрытых смыслах. Сабельщик как-то сильно обеспокоен для обычного показательного поединка. А значит, надо выложиться на полную. Волхв вдохнул и сосредоточился на ладони, прикасавшейся к шесту. Мысли унесли его в Элхои, когда старик Калит учил его пользоваться кистью, когда, по редкому озарению юноша вырастил кедр, управлял огнем и водой. Монах твердил: «Кисть – лишь инструмент. Подлинная сила – в концентрации. Мысль может порезать, обжечь или исцелить. Но для этого нужно очистить сознание от других мыслей. И видеть всю картину».

Ладонь зажгло, окружающий мир потускнел и исчез. Авенир ощутил тяжесть собственного тела, настолько великую, что показался себе сделанным из камня. Силы же, наоборот, стали ничтожными, недостаточными даже для того, чтобы моргнуть, шевельнуть пальцем, вздохнуть полной грудью. Картина сменилась и он узрел себя со стороны. Аккуратная ровная площадка, он – высокий, сильный (даже и не думал, что так возмужал), непоколебимый и девушка, вышедшая на поединок с палками – гибка и стремительна, опасна, как молодая тигрица на охоте. Она не знает о его превосходстве, не знает, что он видит всю картину, примечает напряжение каждой её мышцы, предугадывает каждое движение. Но Марх сказал…

Первые пять секунд. Спросите опытного воина, что такое пять секунд. Для алой ярости этого достаточно, чтобы убить десятерых. Пять секунд – непозволительно долго для имперского снайпера, горного мага или тёмного духа. Тренировочный или показательный бой – другое дело. Как и поединок двух мастеров. Первые две секунды тратятся на изучение противника. Еще секунда – на сближение. Еще одна – на бой. Последняя секунда нужна, чтобы убедиться в повержении противника. Так что здесь пять секунд – это позволительная роскошь.

Авенир выждал целых шесть секунд - и все же ему пришлось два раза уворачиваться и один раз отразить удар.

«Летучая мышь» – хороший прием для боя на ножах. Нетопыри разрезают кожу жертвы и слизывают выступающую кровь. Кровь не сворачивается, ведь в слюне ночных хищников есть особый компонент. Суть приема – проскользнуть мимо противника, нанеся ему легкий, но не закрывающийся порез. Для этого нужен кинжал с особым лезвием. Или очень гибкое запястье. Волхв легко проскользнул под рукой противницы, легонько ткнул в ребро и чуть ниже спины. Два удара из четырех. В то же время он позволил задеть себя по плечу. Один из трех.

«Перышко» акудник помнил прекрасно. Главный принцип – не противиться ударам, обтекать их. Когда ловишь перо или пух, любое резкое движение отталкивает их. Чем сильнее ты стараешься, тем быстрее оно уклоняется от тебя. Второй принцип, не присущий перьям, но присущий бою – уклоняясь, нападай. Пока одно плечо уходит от удара, другое должно бить. Девушка мгновенно поняла его намерения и тоже применила эту технику. Разошлись с двумя ударами. Авенир получил удар в грудь, противница – в живот. Три – два. Осталось по одному удару.

«Молот Йорна». Круговой поворот с прямым ударом сверху. Простой прием, эффективный для полевой битвы с плохо обученным противником. Годится для потасовки, излюбленный удар трегонадцев, аггов и некоторых северных племен. Зачем Марх сказал про него? Ясно ведь – в бою один на один это верный проигрыш. Авенир слегка изменил движения. Вместо полного круга он сделал три четверти, ударил не сверху, а вкось, прибавив к этому поворот шеста. Получилось неплохо. В последний миг девушка увернулась и провела двойную атаку. От тычка в шею получилось уклониться, но второй удар пришелся по руке. Раздался гонг.

Обескураженный юноша почувствовал три касания – лодыжка, кисть, ухо. Не поднимая взгляда, он коротко поклонился и вернулся на трибуну.

Вышли Марх и старец. Оба были вооружены палками. Оба двигались плавно, не торопясь переходить атаку. В движениях Авенир узнавал изученные когда-то давно приемы. «Пчела садится на цветок», «цапля ловит лягушку», «солнце заходит за горизонт», «ветер закручивает мельницу». Других движений он даже смутно не припоминал. Раздался гонг и противники, поклонившись, отправились на места.

- После вечернего омовения вас примет раджа – служка, кареглазый бритый мальчик, поставил кувшины на низенький плетёный столик.

- Четвёртый смысл найти не так сложно, вопрос в том – совпадёт ли твоя «находка» с мыслью собеседника, - Марх с удовольствием обтирался бодрящей, пахнущей мятой и лимоном, водой. Вот, например, гэрехем ронал абено.

- Сорванный цветок увядает.

- Да. Что это может значить?

Авенир насухо отерся и облачился в ярко оранжевый балахон:

- Что угодно.

Тарсянин довольно кивнул:

- Точно. Из уст охранника это может значить: ушедший от нас потерял силу. Это первый смысл. Но ты не знаешь, был ли я у них. И что значит – ушедший от нас? Ушедший из охраны, из боевой школы, из братства, или из страны? Везде разные законы и правила. Допустим, ты понимаешь, о чем речь. Я отвечаю: гэрехем ронал абено. Что это может значить?

Волхв уверенно кивнул:

- Согласие. Ты согласился с ним, что это так.

- И да, и нет. Если я согласился с ним – то лишь подтвердил первый смысл. Но, может быть, я лишь взвесил его слова? Дал понять, что это общее правило, но не догма? Что многие теряют силу, уходя, но не все? Отделил частное от общего и утвердил, что я-то силен как прежде?

Авенир замотал головой:

- Но не было никакой интонации – ни отрицательной, ни вопросительной!!!

- Интонируя слова, ты открываешь собеседнику планы. Конечно, можно попытаться ввести в заблуждение, но не банга. Банги читают лицо и голос лучше, чем ты читаешь буквы. Второй смысл скрывается в значении, придаваемым словам.

Во дворе зажглись сферы, вокруг них мельтешили мотыльки. Они шли за служанками по желтому кирпичному пути, а Марх продолжал:

- Третий смысл – это как раз общая интонация предложения. Вопросительная, отрицательная, утвердительная? В бытовых вопросах это маловажно, но помни, что Бангхилл – родитель политики, хитрости и лжи. Здесь немало чтецов по губам и лицам – им не надо даже слышать тебя. Поэтому многие прикрывают рот. Что мы получаем, сколько возможных выходов?

- Первый смысл – один выход, - Авенир задумался. – Второй смысл – общий или частный, который отрицает общий – два выхода. Третий смысл – три интонации. Это уже шесть выходов.

- Хорошо, - похвалил Марх. Ворота отворились и их проводили в восьмиугольный тронный зал. Его заполнили люди разных сословий и возрастов. Люди сидели на ковриках, пили чай и весело болтали о несущественных делах. Авенир заметил, что пол разделен на восемь треугольников разных цветов. Их ворота были лишь одними из восьми других. В центре возвышался широченный круглый столб.

- Так вот, шесть выходов. Это третий смысл. Подумай, о, умнейший, в чем заключается четвертый смысл?

- Если идти по тому же пути, - волхв нахмурился, - то кроме общей интонации фразы должна быть частная интонация каждого слова. Три слова – три интонации. Комбинаций может быть двадцать семь. Двадцать семь комбинаций на шесть выходов – Авенир закатил глаза - о, Высший!

- Именно! – Тарсянин достал мех с душистым зельем. – И это если ты правильно понял первый смысл – значение «гэрехем ронал абено». Но ведь, кроме древнего ланглата, есть старый и новый ланглат, которые отличаются придыханием и жестами. А еще ланглат похож на диккетский и иоппийский. Но переводы немного разные. И это только четвертый смысл.

- На что же похож пятый? – Авенир, поняв безысходность смыслопознания, пригубил зелье и принялся грызть медовую палочку.

- Если я сделал интонационное ударение на слово, например, гэрехем – сорванный, то возможно, я не согласился с воином и имею в виду противоположное слово. Тогда получится, что не «сорванный цветок умирает», а «оставшийся в саду цветок умирает». То есть, я будто сказал тому воину – «оставшись в пределах дворца, ты закрылся для нового опыта, закоснел в своем боевом стиле и стал слишком предсказуемым. Я же, побывав в разных землях, напитался разными умениями и стал намного искуснее тебя».

- Так что же ты сказал на самом деле? – взмолился волхв.

- Вас ждет раджа. – Долговязый чернокожий ангриец в синей робе указал на центр зала, - я провожу.

- Не принимай близко к голове, чародей! – Марх по-дружески хлопнул Авенира по плечу. – Многие банги про такую науку и не слыхали. Они интуитивно так разговаривают. Те же, кто корпит над смыслами и путями мыслей зачастую даже разговаривать разучился. Мудрецы настолько увязли в искусстве словоплетения, что слова для них пусты и ненадежны, как веревка из пепла.

Глава 27. Охотник

- Солдат думает только так, как сказал его генерал. Он привязан к армии уставом, скован муштрой. – Ксо обстругивал ветку. – Сила армии – в единстве душ. Если солдат убегает – его казнят. Если солдат не подчинился приказу – пусть даже его неподчинение принесло победу – он подлежит суду. Разведчик – тот же солдат. Его шаги легко предугадать.

- А как же герои, бродячие воины? – Андор подхватил брошенный негром колышек. Подле лежало еще с десяток заточенных кольев. Теперь их было достаточно, чтобы смастерить ловушку.

- Бродячие воины, наёмники, бандиты. Они умеют драться, но делают это ради денег. Герои дерутся ради чести, ради смысла, торжества добра над злом. Или зла над добром. Они пытаются перековать мир под свою заготовку. Проходит две сотни лет – от героев остаются легенды, а мир возвращается на свой путь.

- Ты ставишь охотников особо?

- Охотник всегда стоит особо. Истинный охотник. Мы не воюем ради цели, у нас нет врагов. Солдат учиться убивать всех одним оружием. Мы же создаем одно оружие для одного зверя. Охотник выслеживает зверя и для этого изучает его повадки, его тропы. Герой скован понятием чести, охотник живет по звериным законам – убивай, или будешь убит.

- Десять солдат легко победят охотника – язвительно заметил Андор.

- Да, - согласился ангриец. – Если выследят, выведут на чистое место, окружат и закидают копьями. Но как только охотник попадает в свою стихию – лес, пустыню, болото, горы - даже сотне солдат не поймать его. Он скроется на дереве, зароется в песок, погрузится в пучину, станет камнем – и перебьет их поодиночке. Мы настолько тщательно познаем жизнь зверя, что становимся с ним единым. Мы верим, что получаем часть души поверженного. А значит – часть его мудрости, силы и ловкости.

- Я вижу в этом смысл, - царь первого Веллоэнса перетянул колья и смазал бечеву дёгтем. – Но если учиться ловить каждого зверя – на это жизни не хватит!

Ксо беззвучно расхохотался:

- Юный охотник может учиться сам. И тогда он постигает законы охоты, убивая раз за разом. Это долго. Юный охотник может учиться ремеслу у старого. Тогда ему нет нужды убивать. Но надо уметь слушать. Ты знаешь, на кого мы сейчас охотимся, царь?

- На медведя, разоряющего селенья, убивающего людей и пожирающего скот. – Андор скрипнул зубами.

- Почему же никто не может его поймать? Только не говори, что это особый, умный медведь, который научился исчезать днем и ходить, не оставлять следов и ломать капканы, как сухой хворост.