Крепкие позиции и укрепленные лагери 10 страница
б) Встречается особенно пригодная для этого местность. Свойства, определяющие ее пригодность, относятся к тактике; здесь мы лишь отметим, что они заключаются преимущественно в легкой доступности местности па стороне обороняющегося и во всякого рода местных препятствиях на стороне неприятеля.
3. Основания, чтобы занять позицию, на которой действительно будет иметь место выжидание наступления противника.
а) Когда несоразмерность сил принуждает нас стремиться к использованию местных препятствий и укреплений.
б) Когда местность представляет собою исключительно хорошую позицию.
Оба вида сопротивления, второй и третий, будут в особенности заслуживать внимания, если мы сами не стремимся добиваться решения, довольствуемся негативным успехом и имеем основание рассчитывать, что противник будет медлить, проявлять нерешительность и, наконец, застрянет, не осуществив своих планов.
4. Укрепленный неприступный лагерь выполнит свою задачу лишь тогда:
а) Когда он расположен в особо важном стратегическом пункте.
Характер такой позиции заключается в том, что на ней сопротивление обороняющегося не может быть сломлено; поэтому неприятель оказывается вынужденным прибегнуть к другим средствам, т.е. или преследовать свою цель, не считаясь с позицией, или окружить и попытаться сломить ее голодом; если он не в силах осуществить последнее, то это свидетельствует о чрезвычайно высоких стратегических качествах избранной позиции.
б) Когда обстановка позволяет рассчитывать на помощь извне.
Именно в таком положении находилась саксонская армия, занявшая позицию под Пирной. Что бы ни говорили против этого мероприятия после гибельного его исхода, все же остается несомненным, что никаким другим способом 17000 саксонцев не могли бы нейтрализовать 40000 пруссаков. Если австрийская армия под Ловозицем не сумела использовать полученного ею вследствие этого превосходства, то это лишь доказывает, как плохо было все ведение войны австрийцами и их военное устройство; нет никакого сомнения, что если бы саксонцы, вместо того чтобы отойти в лагерь под Пирной, отступили в Богемию, Фридрих Великий в ту же кампанию прогнал бы австрийцев и саксонцев за Прагу и захватил бы этот город. Тот, кто не хочет оценить этой выгоды и думает только о пленении всей армии, тот вообще не способен к стратегическому подсчету, а без подсчета не может быть и верных итогов.
Но так как случаи "а" и "б" встречаются крайне редко, то пет сомнения, что занятие укрепленного лагеря является мероприятием, требующим зрелого размышления и лишь в редких случаях удачно применяемым. Надежда импонировать противнику таким лагерем и тем парализовать всю его деятельность сопряжена с чрезмерным риском, а именно с риском быть вынужденным сражаться, не имея пути отступления. Если Фридрих Великий достиг своей цели в Бунцельвицском лагере, то приходится удивляться верности его суждения о своих противниках; правда, в этом случае, скорее чем в других, можно было надеяться, что в последние минуты Фридрих Великий нашел бы способ пробиться с обломками своей армии; следует также помнить о безответственности короля.
5. Если вблизи границы расположены одна или несколько крепостей, то возникает основной вопрос: должен ли обороняющийся искать решения впереди этих крепостей или позади них? Это последнее мотивируется:
а) превосходством противника, вынуждающим нас раздробить его силы раньше вступления в бой с ними;
б) близостью к этим крепостям, чтобы мы не несли излишние жертвы территорией;
в) их обороноспособностью.
Главная задача крепостей заключается или должна заключаться в том, чтобы раздробить неприятельские силы при их продвижении и значительно ослабить ту их часть, у которой нам предстоит оспаривать решение. Если нам так редко приходится встречаться с подобным применением крепостей, то зависит это от того, что редко бывает, чтобы та или другая сторона добивалась решения. Здесь же мы имеем в виду исключительно этот случай. Поэтому для пас является совершенно простым, по крайне важным принципом, чтобы во всех случаях, когда обороняющийся обладает одной или несколькими крепостями вблизи границы, он держался, имея их впереди себя, и дал решительное сражение позади них. Мы готовы согласиться, что проигранное нами сражение, данное нами по сю сторону наших крепостей, отбросит нас несколько дальше в глубь нашей страны, чем если бы мы его с такими же тактическими результатами проиграли по ту их сторону; впрочем, причины этого различия обосновываются скорее в воображении, чем материальными данными. Не мешает также вспомнить, что по ту сторону крепостей можно предложить сражение на хорошо выбранной позиции, в то время как сражение позади них во многих случаях должно явиться сражением наступательным, а именно - когда неприятель осаждает крепость и грозит захватить ее. Но что значат эти тонкие нюансы по сравнению с преимуществом иметь в момент решительного сражения неприятеля ослабленным на четверть или треть его сил или пожалуй, на целую их половину, если он имеет дело с несколькими нашими крепостями?
Итак, мы полагаем, что во всех случаях, когда решение неизбежно, ищет ли его наступающий или обороняющийся, и когда последний не слишком уверен в своей победе над неприятельскими силами и притом местность не предъявляет настойчивого требования - дать сражение более впереди, во всех этих случаях, говорим мы, близлежащая и обороноспособная крепость должна служить для обороняющегося решительным мотивом, чтобы с самого начала отойти за нее и дать состояться решению по сю сторону ее, т.е. пользуясь содействием крепости. Если при этом позиция, которую займет обороняющийся, будет расположена настолько близко к крепости, что наступающий не будет иметь возможности ни осадить ее, ни блокировать, не прогнав предварительно армию обороняющегося, то последний вместе с тем поставит противника в необходимость атаковать его позицию. Поэтому из всех оборонительных мероприятий в опасном положении ни одно не представляется нам столь простым и действительным, как выбор хорошей позиции на небольшом удалении позади значительной крепости.
Конечно, вопрос сложился бы несколько иначе, если бы крепость находилась на значительном удалении, в глубине страны. В этом случае такое мероприятие было бы связано с очищением значительной части своего театра войны; к этой жертве, как мы знаем, прибегают лишь при крайней необходимости. При таких условиях подобное мероприятие скорее приближается к отступлению внутрь страны.
Другим условием является обороноспособность данной крепости. Как известно, существуют такие укрепленные пункты и в особенности крупные города, соприкосновение которых с неприятельской армией недопустимо, так как они не в состоянии выдержать открытой атаки значительных сил. В подобном случае по меньшей мере наша позиция должна находиться так близко к крепости, чтобы имелась возможность прийти на помощь гарнизону.
Наконец, отступление внутрь страны явится естественным мероприятием лишь в следующих случаях:
а) когда соотношение наших физических и моральных сил и сил противника исключает всякую мысль об успешном сопротивлении на границе или вблизи нее;
б) когда главное - это выиграть время;
в) когда этому благоприятствуют условия страны, о чем мы уже говорили в XXV главе.
На этом мы заканчиваем главу об обороне театра войны в тех случаях, когда та или другая сторона добивается решения и последнее, таким образом, является неизбежным. При этом, однако, мы должны напомнить, что на войне обстановка не представляется в столь определенном виде; следовательно, если перенести наши положения и рассуждения из области мышления в обстановку действительной войны, то придется иметь в виду еще XXX главу; в большинстве случаев должно мыслить полководца находящимся между обоими направлениями и приближающимся то к одному, то к другому из них, смотря по обстоятельствам.
Глава двадцать девятая.
Оборона театра войны (Продолжение)
Последовательное сопротивление
В XII и XIII главах 3-й части мы показали, что в стратегии последовательное сопротивление противоречит природе вещей и что все наличные силы должны быть использованы одновременно.
Для движимых средств борьбы это положение не требует дальнейших разъяснений; но если мы будем рассматривать как некоторое средство борьбы самый район военных действий с его крепостями, местными рубежами и даже просто размеры его площади, то такое средство борьбы оказывается недвижимым, и, следовательно, мы можем лишь постепенно ввести его в дело или же должны сразу настолько отступить назад, чтобы все те части, воздействие которых является необходимым, оказались впереди нас. Тогда все, чем занятая неприятелем страна может способствовать ослаблению его мощи, тотчас начинает оказывать свое влияние: наступающий должен по меньшей мере блокировать неприятельские крепости, обеспечить за собою оккупированную территорию посредством гарнизонов и других отрядов; он должен совершить большие переходы, доставлять все на большое расстояние и т.д. Все это оказывает воздействие на наступающего, продвигается ли он вперед до решения или после него, с той только разницей, что в первом случае сказывается несколько сильнее, чем во втором. Отсюда следует, что если обороняющийся захочет несколько отнести решение в глубь страны, то этим он, конечно, приобретет возможность ввести в игру все эти недвижимые средства борьбы.
С другой стороны, ясно, что такое отнесение в глубь страны решения не окажет никакого влияния на сферу воздействия победы, которую одержит наступающий. С этой сферой воздействия победы мы ближе познакомимся при рассмотрении наступления; здесь мы отметим лишь, что эта сфера простирается до тех пор, пока не окажется исчерпанным превосходство (продукт моральных и физических соотношений) победителя. А это превосходство исчерпывается, во-первых, растратой вооруженных сил, поглощаемых театром войны, и, во-вторых, потерями в боях. Оба вида ослабления не могут существенно измениться от того, имели ли место бои в начале или в конце, впереди или позади. Мы, например, полагаем, что в 1812 г. победа, которую одержал бы Бонапарт над русскими под Вильно, повела бы его так же далеко, как и его победа под Бородино, предполагая, что силы его были бы такими же, и что победа под Москвой не привела бы его дальше. Москва в любом случае являлась пределом сферы его победы. Конечно, ни одной минуты не может быть сомнения, что решительное сражение близ границы (по иным причинам) дало бы гораздо большие победные результаты и поэтому, может быть, дало бы и большую сферу победы. Таким образом, отнесение обороняющимся решения назад не встречает препятствий с этой стороны дела.
В главе о видах сопротивления[243]мы познакомились с отсрочкой решения, которое можно рассматривать как предельное; мы его назвали отступлением внутрь страны, это особый вид сопротивления, рассчитанный скорее на самоистощение наступающего собственными усилиями, чем на истребление его силой оружия в сражении. Но лишь при преобладании такого намерения можно смотреть па отсрочку решения, как на особый вид сопротивления, ибо в противном случае, конечно, можно представить себе бесчисленное множество градаций, и последние могут связываться со всевозможными средствами обороны. Таким образом, в большей или меньшей степени содействия театра войны мы видим не особый вид сопротивления, но лишь произвольный добавок недвижимых средств сопротивления сообразно с потребностью сложившихся отношений и обстоятельств.
Если обороняющийся считает, что он вовсе не нуждается для обеспечения решения в этих недвижимых средствах борьбы, или если сопряженные с их использованием дальнейшие жертвы кажутся ему чрезмерными, то они остаются в запасе для будущего и являются для него в известной степени постепенными подкреплениями, которые, может быть, обеспечат ему возможность сохранить мощь его подвижных вооруженных сил, дабы после первого решения разыграть еще второе, а затем, пожалуй, и третье, т.е. таким путем становятся возможным последовательное применение сил.
Если обороняющийся на границе проиграл сражение, но, однако, еще не поражен, то можно легко допустить, что уже позади своей ближайшей крепости он окажется в состоянии принять второе сражение; более того, если он имеет дело с не слишком решительным противником, то, пожалуй, достаточно будет значительного местного рубежа, чтобы остановить последнего.
Таким образом, при использовании театра войны, как и всего прочего, стратегия стоит перед задачей экономии сил: чем меньшим обходятся, тем лучше, по хватить должно; здесь, конечно, как и в торговле, дело заключается вовсе не в одном голом скряжничестве.
Однако, во избежание крупного недоразумения, мы должны подчеркнуть, что предметом нашего рассмотрения в данном случае вовсе не является вопрос о том, какое сопротивление может быть оказано и что может быть предпринято после проигранного сражения; мы лишь разбирали, на какой успех мы можем заранее рассчитывать при этом вторичном сопротивлении и, следовательно, как высоко можем мы его расценивать в нашем плане. Обороняющемуся здесь надлежит почти исключительно обращать внимание только на один пункт: на своего противника - па его характер и на условия, в которых он находится. Противник слабохарактерный, неуверенный в себе, без большого честолюбия или находящийся в крайне стесненных обстоятельствах будет счастлив удовлетвориться в случае успеха умеренной выгодой и робко задержится перед всяким новым решением, которое отважится предложить ему обороняющийся. В подобном случае обороняющийся может рассчитывать, что ему удастся постепенно использовать средства сопротивления, предоставляемые ему театром войны; слабые в своем существе боевые действия будут постоянно возобновляться, и перед обороняющимся всегда с новой силой будут развертываться шансы повернуть конечное решение в свою пользу.
Но кто же не чувствует, что здесь мы уже начинаем приближаться к кампаниям, в которых не ищут решения и которые в гораздо большей степени являются ареной последовательного применения сил? О них мы и будем говорить в следующей главе.
Глава тридцатая.
Оборона театра войны (Продолжение)
Когда не ищут решения
Могут ли быть, и если могут, то в какой форме бывают такие войны, в которых ни та, ни другая сторона не является наступающей и где, следовательно, ни у кого нет стремления к чему-нибудь позитивному, об этом мы подробнее будем говорить в последней части, здесь нам нет надобности заниматься этим противоречием, ибо на одном из нескольких театров войны мы легко можем предположить основание для подобной обоюдной обороны в тех отношениях, которые связывают этот театр с целым.
Однако имели место не только отдельные кампании, лишенные фокусов в виде являющегося необходимостью решения, но история нам свидетельствует, что было много таких войн, в которых хотя и имелась наступающая сторона, а следовательно, и позитивная воля, но последняя была столь слабой, что уже не стремилась во что бы то ни стало к своей цели и не добивалась необходимого для этого решения, а довольствовалась теми выгодами, которые в известной степени сами собой вытекали из обстоятельств. Или же бывали случаи, когда наступающий не преследовал никакой самостоятельно поставленной цели и ставил свои действия в зависимость от обстоятельств, чтобы при случае пожинать плоды, подвертывавшиеся ему время от времени.
Такое наступление, отказывающееся от строгой логической необходимости продвигаться к цели, бредущее в течение всей кампании, подобно праздношатающемуся, без определенной цели и обращающееся то вправо, то влево за случайной дешевой добычей, мало чем отличается от обороны, так же предоставляющей полководцу срывать подобные плоды, но ближайшее философское рассмотрение такого рода ведения войны мы отложим до части нашего сочинения, посвященной наступлению, здесь же будем придерживаться лишь вывода, что в подобной кампании ни наступающий, ни обороняющийся не строят всех своих расчетов на решении, и последнее, таким образом, уже не образует замочного камня свода, к которому направлены все линии стратегической арки.
Подобного рода кампании (как нас учит история войн всех времен и стран) не только многочисленны, но составляют столь подавляющее большинство, что остальные являются как бы исключениями. Если бы даже со временем это отношение и изменилось, все же не подлежит сомнению, что таких кампаний всегда будет очень много и что в учении об обороне театра войны мы должны принять их в расчет. Мы попытаемся указать на проявляющиеся в них особенности. Действительная война большей частью окажется посредине между этими двумя направлениями и будет приближаться то к тому, то к другому, поэтому мы можем усмотреть практическое воздействие этих особенностей лишь в тех изменениях, которые они вызывают в абсолютной форме войны. Уже в III главе этой части[244]мы говорили, что выжидание составляет величайшее преимущество, каким оборона пользуется по сравнению с наступлением. В жизни и особенно на войне редко происходит все то, что должно было бы произойти в соответствии с обстоятельствами. Несовершенство человеческого разумения, страх перед плохим исходом и случайности, постигающие развитие событий, приводят к тому, что из всех действий, выполнение которых по обстоятельствам возможно, весьма многие остаются неосуществленными. На войне, где неполнота осведомленности, опасность катастрофы и множество случайностей представлены несоизмеримо сильнее, чем во всякой другой человеческой деятельности, число упущений, если их так называть, оказывается гораздо большим. Это и является той богатой нивой, на которой оборона пожинает плоды, растущие для нее как бы сами собой. Если к этому выводу из опыта присоединить самостоятельное значение, которое имеет на войне обладание территорией, то в данном случае оправдается применяемое в боях мирного времени (юридических спорах) изречение "Beati simt possidentes"[245]. Последнее и заменяет собою решение, представляющее фокус всех войн, ориентированных на взаимное сокрушение. Это положение оказывается чрезвычайно плодовитым, - но не деятельностью, им вызванной, а мотивами для бездеятельности и для всей той деятельности, которая ведется в интересах бездеятельности. Там, где решение не ищется и не может ожидаться, там нет никаких оснований уступать во что бы то ни стало, такая уступка могла бы иметь место лишь для того, чтобы этой ценою купить себе известные преимущества к моменту решения. Следствием этого является стремление обороняющегося сохранить (т.е. прикрывать) столько, сколько представляется возможным, а наступающий стремится захватить все, что только можно, при отсутствии решения (т.е. распространяется возможно шире). Здесь нас интересует только оборона.
Повсюду, где пет вооруженных сил обороняющегося, наступающий может вступить в обладание территорией, и тогда преимущество выжидания перейдет на его сторону; отсюда возникает стремление повсюду непосредственно прикрывать страну, все дело сводится к тому, будет ли наступающий атаковать части, выставленные для прикрытия.
Раньше чем приступить к ближайшему рассмотрению особенностей обороны, мы должны заимствовать из части, посвященной наступлению, те объекты, к которым стремится наступающий, когда нет тяготения к решению. Эти объекты таковы:
1. Занятие значительного участка территории, поскольку этого можно достигнуть без решительного сражения.
2. Захват значительного склада при том же условии.
3. Взятие неприкрытой крепости. Хотя осада представляет собою более или менее крупное предприятие, которое часто требует значительных усилий, но все же она не связана с риском катастрофы. На худой конец от нее можно отказаться, не понеся притом значительных позитивных потерь[246].
4. Наконец, удачный, имеющий некоторое значение бой, в котором, однако, большого риска не допускается, а потому ничего крупного и не может быть достигнуто; бой, не являющийся узлом целой стратегической операции, чреватый последствиями, по существующий сам по себе, ради трофеев, ради чести оружия. Для такой цели, понятно, бой не станут давать во чтобы то ни стало, но будут выжидать выгодного случая или же постараются искусными действиями создать такой случай.
Эти четыре объекта наступления вызывают у обороняющегося следующие стремления:
1. Прикрывать крепости, оставляя их позади себя.
2. Прикрывать страну, распространяясь по ней.
3. Если растяжка фронта оказывается недостаточной, предупреждать противника быстрыми фланговыми маршами.
4. Остерегаться невыгодных боев.
Первые три стремления, конечно, отвечают намерению навязать наступающему инициативу и извлечь возможно большую пользу от выжидания; это намерение настолько глубоко коренится в природе дела, что было бы неразумно осуждать его без разбора. Оно должно иметь место постольку, поскольку не приходится ожидать решения; оно лежит в глубочайшей основе всех
подобных кампаний, хотя на поверхности военных действий часто и царит довольно живая деятельность, проявляющаяся, однако, в мелких, не ведущих к решению предприятиях.
Ганнибал, Фабий[247]и Фридрих Великий, а равно и Даун свидетельствовали свое уважение этому принципу всякий раз, когда не искали решения и не считали его вероятным. Четвертое стремление служит коррективом для предыдущих и является для них conditio sine quanon[248].
Теперь мы хотим несколько ближе рассмотреть эти объекты.
Расположение армии впереди крепостей для защиты их от наступления противника представляется на первый взгляд чем-то нелепым, каким-то плеоназмом[249], ибо крепостные сооружения для того и строятся, чтобы самостоятельно противостоять атакам неприятеля. Тем не менее мы видим тысячи и тысячи повторений этого мероприятия. Но так уже привилось, что в вопросах ведения войны самые обычные вещи часто представляются самыми непонятными. У кого хватит мужества на основании этого кажущегося противоречия признать тысячи и тысячи случаев такого расположения за тысячи и тысячи ошибок? Вечное повторение этой формы доказывает, что для нее должно иметься глубокое основание. Об этом основании мы уже говорили выше; оно гнездится в моральной инерции.
Если обороняющийся располагается впереди своей крепости, то наступающий не может ее атаковать, не разбив предварительно находящуюся перед ней армию. Но сражение является решением; если неприятель не стремится к последнему, то он сражения не даст, и обороняющийся, не обнажая меча, сохранит свою крепость. Поэтому всякий раз, как мы не предполагаем у наступающего намерения добиться решения, мы должны испытать, отважится ли он на пего, так как весьма вероятно, что он на это не пойдет. Если вопреки нашим ожиданиям неприятель приблизится, чтобы атаковать, то в нашем распоряжении в этот момент в большинстве случаев остается средство отступить за свою крепость; благодаря этому расположение впереди крепости делается безопасным, а возможность сохранить без всяких жертв status quo[250]в таком случае уже не сопровождается хотя бы отдаленной опасностью.
Если обороняющийся располагается позади крепости, то он предоставляет противнику объект для действий, как будто нарочно для пего созданный. Если крепость не очень значительна и сам наступающий не оказывается совершенно неподготовленным, то он предпримет осаду, дабы она не закончилась взятием крепости, обороняющийся должен двинуться па выручку. Отсюда позитивная деятельность, инициатива ляжет на его плечи, а противник, осадные действия которого надо рассматривать как продвижение к цели, окажется в блаженном положении владельца, который может выжидать. Дело всегда принимает такой оборот, отвечающий его свойствам; этому учит пас опыт. Осада, как мы уже отметили, не сопряжена с риском какой-либо катастрофы. Полководец, совершенно лишенный предприимчивости и энергии, который никогда не решился бы дать сражение, не задумываясь приступает к осаде, если он может приблизиться к крепости, не подвергаясь опасности; его даже не отпугивает наличие одной лишь полевой артиллерии. На худой конец он может отказаться от своего предприятия, не неся позитивных потерь. Приходится учитывать еще и опасность, всегда в большей или меньшей мере грозящую крепостям, - быть захваченными штурмом или каким-нибудь неузаконенным способом. Это обстоятельство обороняющийся при оценке обстановки не должен упускать из виду.
Взвешивая различные возможности, обороняющийся, естественно, должен предпочесть сражение в лучших условиях всякому другому; весьма вероятно, что он и совсем не будет сражаться. Таким образом, обычай располагать армию впереди своих крепостей представляется нам вполне естественным и простым. Фридрих Великий почтя всегда применял этот прием, например, под Глогау против русских, под Швейдницем, Нейссе и Дрезденом против австрийцев. Между тем, герцогу Бевернскому под Бреславлем не поздоровилось от такого приема. Если бы он расположился позади Бреславля, на него было бы невозможно напасть. Превосходство в силах австрийской армии, имевшее место в период отсутствия короля, с приближением последнего должно было прекратиться; таким образом, благодаря расположению позади Бреславля, сражение до прибытия короля могло быть избегнуто. Герцог Бевернский также несомненно предпочел бы расположиться позади Бреславля, если бы он при этом не давал австрийцам возможности подвергнуть этот важный город с его огромными запасами бомбардировке, за которую герцогу несомненно досталось бы от короля, который в подобных случаях не всегда бывал сговорчив. То, что герцог сделал попытку обеспечить Бреславль, заняв впереди него укрепленную позицию, в конечном счете осуждать нельзя, ибо легко могло случиться, что принц Карл Лотарингский[251], удовлетворившись взятием Швейдница и находясь под угрозой приближения короля, воздержался бы от дальнейшего наступления. Самое лучшее было бы не доводить дело до сражения и в момент приближения австрийцев для атаки отступить через Бреславль; таким путем герцог Бевернский извлек бы из выжидания все выгоды, не поплатившись за них серьезным риском.
Мы обосновали и оправдали расположение обороняющегося впереди крепостей глубокими соображениями общего характера, но надо заметить, что к этому может быть добавлен и второстепенный довод, имеющий
более непосредственное, но недостаточно объемлющее значение; поэтому было бы невозможно основываться только на нем. Он заключается в том, что армия пользуется ближайшей крепостью как складом запасов; это представляет столько удобств и выгод, что командование неохотно пойдет на то, чтобы подвозить все необходимое для своей армии из более отдаленных крепостей или же устроить свои склады в неукрепленном пункте. А раз крепость служит магазином для армии, то во многих случаях расположение армии впереди нее представляется совершенно необходимым, а в большинстве - вполне естественным. Тем не менее ясно, что это ближайшее основание легко может быть переоценено теми, кто вообще не очень заботится о более глубоких основаниях, так как оно недостаточно для объяснения всех имевших место случаев и вообще не является столь веским по сравнению о другими данными, чтобы ему можно было отвести решающее значение в этом вопросе.
Взять одну или несколько крепостей, не дерзнув при этом дать сражение, это столь естественная задача всех наступлений, не задающихся достижением крупных решений, что обороняющийся ставит своей главной задачей воспрепятствовать этому намерению. Отсюда мы видим, что на театрах войны, включающих много крепостей, почти все движения ориентируются на то, что наступающий пытается неожиданно подступить к одной из них, для чего прибегает к разнообразным уловкам, обороняющийся же искусно подготовленными движениями старается успеть преградить к ним дорогу. Таков основной характер почти всех нидерландских походов Людовика XIV, вплоть до маршала Саксонского[252].
На этом покончим с вопросом о прикрытии крепостей. Прикрытие страны посредством растянутого расположения вооруженных сил можно мыслить лишь в связи со значительными местными преградами. Крупные и мелкие отряды, которые при этом приходится образовывать, могут приобрести известную способность к сопротивлению лишь благодаря сильным позициям, а так как естественные препятствия редко оказываются достаточными, то на помощь к ним является искусство фортификации. Однако следует заметить, что этим способом можно достигнуть в каждом отдельном пункте лишь относительного сопротивления (см. главу о значении боя) [253], его нельзя рассматривать как сопротивление абсолютное. Правда, может случиться, что противнику не удастся осилить такой отряд и что в отдельном случае получится абсолютный результат. Но ввиду большого числа таких отрядов каждый из них по сравнению с целым является слабым и подвержен атаке значительно превосходящих сил; поэтому было бы неблагоразумным строить весь свой расчет на успехе сопротивления каждого отдельного отряда.
Таким образом, при растянутой группировке можно рассчитывать лишь на более или менее продолжительное сопротивление, но не на подлинную победу. Между тем, этой способности отдельных отрядов к сопротивлению может оказаться достаточно для общей цели и для расчетов в целом. В кампаниях, в которых не приходится опасаться крупных решений и безостановочного продвижения вперед для одоления всех сил обороны, бои отдельного отряда, если даже они окончатся очищением его позиции, не так опасны. Редко это влечет за собою что-либо более серьезное, чем утрату этой позиции и некоторого количества трофеев: победа не оказывает более глубокого влияния на все положение; она не опрокидывает фундамента, разрушение которого вызвало бы крупный обвал. На худой конец, если вся система обороны окажется нарушенной с падением нескольких отдельных позиций, у обороняющегося всегда останется время, чтобы собрать воедино все отряды и, имея свои силы сосредоточенными, предложить решение, к которому наступающий, согласно нашему предположению, не стремится. Поэтому обычно бывает, что вместе с сосредоточением сил размах этой операции приходит к концу и дальнейшее продвижение наступающего приостанавливается. Небольшое пространство земли, несколько человек и пушек - вот и все потери обороняющегося; наступающий же вполне удовлетворяется этим успехом.