Социальные взрывы в россии после петра i
Тяжелый хронический финансовый кризис, усиление эксплуатации крестьян, жесточайшее угнетение работных людей, приписных и посессионных крестьян на мануфактурах — все это не могло не отразиться на положении народных масс. Оппозиционно настроенные современники отмечали, что в 30-х гг. XVIII в. «непрерывные брани, алчное и ничем не обузданное лихоимство Бироново, неурожаи хлебные в большей части России привели народ в крайнюю нищету. Для понуждения к платежу недоимок употребляли ужаснейшие бесчеловечия, приводящие в содрогание и помышляющих об оных, уныние, стон, слезы, вопль распространились по всей империи». Разумеется, крестьяне боролись против угнетения и лихоимства, боролись как умели и как могли. Крестьяне бежали на юг и на север, бежали за рубеж и «к башкирцам», бежали и от помещиков и от монастырей, бежали дворовые люди и солдаты, бежали работные с заводов и мануфактур, бежали мобилизованные на строительные работы. Число беглых росло, несмотря на свирепые законы и наказания, несмотря на устройство застав и кордонов. Ингерманландия, остзейские губернии, Украина, низовья Дона, Яик, Урал, Башкирия, Сибирь — вот районы оседания масс беглого крестьянства. С 1719 по 1727 г., только по официальным данным, было зарегистрировано около 200 тыс. беглых. Крестьяне бежали порою целыми деревнями. В 1735 г. в дворцовых селах Морозовской волости Можайского уезда ушло более половины всего населения. В 1742 г. только в одном Пере-славль-Залесском уезде остались пустыми 68 помещичьих деревень. В 20—30-х гг. из 16 вотчин князя А. М. Черкасского бежало свыше 11 тыс. человек, т. е. почти каждый пятый из крестьян этого владельца. Официальные указы признавали, что «из дворцовых, архиерейских, монастырских, ясачных, так и из помещиковых крестьян в бегах великое множество». Кары за укрытие беглых становились все более суровыми. В 1726–1728 гг. за укрывательство беглогомужика был предписан штраф в 100–200 руб. (за женщину 50—100 руб.), но уже в 1731 г. за сокрытие беглецов и «разбойников» полагалась «смертная казнь, без всякой пощады». За поимку беглого платили по 10 руб. награды. Волна побегов постепенно затухает лишь в конце 40 — начале 50-х гг. XVIII в. Если с 1725 по 1745 г. о борьбе с бегством издано 84 указа, то в следующие 10 лет лишь 23. С 40-х гг. штраф за удержание беглых уже снижается.
Самих же беглых неизменно подвергали жесточайшим наказаниям: били кнутом, вырезали ноздри, клеймили, отдавали в рекруты, на галеры, на строительство крепостей и т. д.
Наивность крестьянского мировоззрения была своего рода предпосылкой для другой формы протеста — подачи жалоб, в изобилии поступавших в Сенат и Синод. Искать правды у правительства царской России было делом очень нелегким и всегда бесполезным. Даже тогда, когда под напором жалоб высший государственный исполнительный орган Сенат назначил в 1758 г. комиссию для разбора челобитий крестьян целого ряда монастырей, то комиссия, просуществовав 4 года, оставила все жалобы без последствий. Крестьяне, пришедшие в отчаяние от произвола и эксплуатации помещиков, вступали и на путь активной борьбы. Они уходили в леса и образовывали «разбойничьи» отряды. Активные действия подобных отрядов были повсеместны. Во второй четверти XVIII столетия это движение охватило 54 уезда в 10 губерниях Центральной России. «Разбойные» отряды наводили ужас на окрестных помещиков. В 1732 г. большое число помещиков подало в Сенат коллективное прошение, в котором сообщалось, что в Тульском, Алек-синском, Серпуховском, Тарусском, Каширском и Калужском уездах «воры и разбойники… разбивали дома… И ныне оные воры и разбойники в тех городах и провинциях являются и ходят многим собранием человек по 70 и более, и чинят великое разорение и приходят в деревни и в дома помещиковы, берут в неволю хлеб и всякий харч и грозят… смертным убийством. Многие помещики, оставя свои дома и деревни… живут с женами и с детьми в Москве». В Шацкой, Тамбовской, Переславской, Рязанской и Владимирской провинциях картина была такой же.
Волнения монастырских крестьян. В 40—50-х гг. XVIII в. и особенно в конце 50-х гг. по всей стране прокатывается могучая волна выступлений монастырских крестьян. Эта категория крестьянства, насчитывающая к середине века около 1 млн душ муж. пола, принадлежала монастырям, церквам, церковным иерархам (архиереям и т. д.). Положение монастырских крестьян в этот период отличается особой тяжестью. С крестьян требовали и исполнения барщинных работ, и поставки продуктов сельского хозяйства, промыслов, и денежных поборов. Так, в челобитной крестьян Савво-Сторожевского монастыря названо до 30 денежных и натуральных поборов. Крестьяне Волосова монастыря Владимирского уезда должны были платить до восьми разновидностей денежных поборов, обрабатывать свыше 80 десятин пашен и поставлять в монастырь продуктовый оброк (скот, птицу и т. п.). Подобное положение было в сотнях монастырских вотчин. Резко возросли во второй четверти XVIII в. различного рода работы крестьян по заготовке строительного материала для монастырских построек, работы по заготовке дров, ремонту церквей и хозяйственных помещений.
Просвещенная монастырская братия наряду с традиционным хлебом в зерне и печеным хлебом, наряду с мясом, салом, медом, крупами, куриными и гусиными яйцами, солеными и сушеными грибами требовала с крестьян и таких оригинальных поборов, как ягоды шиповника или живые муравьи по полуфунту с души мужского пола.
Монастырская система управления вотчинами имела множество мелких, но отвратительных кровососов и пиявок в лице приказчиков, сотских, различного рода посыльных от монастырской братии и т. д. Пожалуй, нигде в это время так не расцвело взяточничество и лихоимство, как в монастырских деревнях. Произвол и угнетение монастырских крестьян в 50-е гг. XVIII в. достигли своей высшей точки. В это время резко увеличивается и число крестьянских волнений. В 50-х гг. их втрое больше, чем в 30-х гг. XVIII в. (свыше 60 восстаний).
Крестьянские выступления в качестве главного «программного пункта» обычно выдвигали отказ от выполнения повинностей. Так, крестьяне Боровенского монастыря в сентябре 1730 г. отказались от выполнения всех своих повинностей в пользу монастыря. В 1734 г. крестьяне огромной Присекинской вотчины Троице-Сергиевой лавры также отказались подчиняться монастырским властям. В 1742 г. крестьяне Боголюб-ского Владимирского монастыря начали волнения с отказа от работ и т. д. В 30-х гг. крестьянские выступления были направлены главным образом против разорительных отработков на барщине и натуральных поборов. Однако в 40-х гг. в крестьянских требованиях уже проявляется и стремление перейти на положение государственных крестьян. Этот мотив был, в частности, одним из основных в напряженной и долгой борьбе 11 тыс. крестьян Вятского Успенского Трифонова монастыря, начавшейся в 1749 г. В 40-е гг. наиболее упорная борьба крестьян характерна для вотчин Чудова Московского, Спасо-Ярослав-ского, Пафнутьева-Боровского монастырей и др.
В 50-х гг. основным требованием почти всех крестьянских выступлений был уже переход на положение государственных крестьян (волнения крестьян Ново-Спасского, Иосифо-Волоколамского, Троице-Калязинского, Спасо-Преображенского, Хутынского Новгородского и других монастырей).
Во всех этих волнениях крестьянский отказ от работ обычно завершался жестокими порками и экзекуциями присланных воинских команд. Однако в некоторых случаях возникали острые схватки и с солдатами. Крестьяне Шацкого уезда Ново-Спасского монастыря, взяли, например, в плен всю воинскую команду и сумели удержаться с августа 1756 по февраль 1757 г., когда восстание было жестоко подавлено.
Массовые волнения монастырских крестьян привели в конце концов к обсуждению вопроса о них в правительственных кругах. С 1757 г. снова появились проекты секуляризации церзации, практическое осуществление которого задержалось на два с лишним года.
Активные крестьянские выступления характерны не только для монастырских крестьян. Восставали и помещичьи крестьяне. В вотчине Бестужева в Псковском уезде двухтысячная толпа устроила настоящее сражение с карателями. Одних убитых крестьян было свыше полусотни. После подавления движения свыше четырех сотен крестьян были жестоко биты плетьми и кнутом.
Волнения были и среди народов Поволжья и др. Так, в 1743 г. вспыхнули волнения мордвы в Терюшевской волости Нижегородской губернии. Поводом к выступлению был приказ разрушить мордовские молельни и сжечь «священные рощи». Едва в селе Сарлей было разрушено мордовское кладбище, как вспыхнуло восстание. Начавшись как выступление мордовских крестьян против религиозного гнета, восстание быстро переросло в антикрепостническое движение, охватив соседние районы. Среди восставших было и мордовское население, и русское население дворцового ведомства, и, наконец, помещичьи крестьяне. Число участников достигло 6 тыс.; из Терюшевской волости восстание быстро перекинулось в соседние Арзамасский и Ар-датовский уезды. Затем вспыхнули волнения в Керенском и Верхнеломовском уездах Воронежской губернии, в Царевокок-шайском и Цивильском уездах Казанской губернии. С оружием в руках крестьяне боролись за свою свободу и сумели продержаться около двух лет. Вождями восстания были Несмеян Кривой, Шатрес Плакидин и др. Царизм жестоко подавил восстание, а Несмеяна сожгли на костре.
Волнения работных людей. Против гнета крепостников боролись и посессионные крестьяне. В 20-х гг. XVIII в. вспыхнуло, например, восстание крестьян заводчика Милякова в Темниковском уезде. Наиболее крупным было движение крестьян Ромодановской волости, купленных Н. Н. Демидовым к строящемуся «железному» заводу в Калужском уезде.
Бурное сопротивление среди работных людей вызвал указ 1736 г. о «вечноотданных» к фабрикам и заводам. Еще вчера свободные, а теперь низведенные до положения крепостных, работные люди долгое время стремились вернуть себе былую свободу. В 1748 г. вспыхнуло волнение работных людей на па-русно-полотняной мануфактуре А. А. Гончарова в Малояросла-вецком уезде Калужской провинции. Они объявили акт 1736 г. незаконным. Во второй четверти XVIII столетия (начиная с 1722 г.) почти непрерывно продолжались волнения работных людей на Московском суконном дворе — большой суконной мануфактуре. Они боролись уже не за возвращение в былое состояние, а за улучшение условий труда. В 1749 г. около 800 человек бросили работу на мануфактуре. Работные люди в силу той же наивности и «царистских» иллюзий подавали челобития и жалобы в Сенат. Однако все было бесполезно. Жестокими наказаниями плетью, батогом, заключением в тюрьму власти подавили сопротивление восставших. Тем же кончились волнения на казанской суконной мануфактуре Дряблова, происходившие в конце 30—40-х гг. XVIII в., и волнения приписных крестьян уральских горных заводов, особенно широко развернувшиеся в конце 50 — начале 60-х гг. XVIII столетия.
Непременным элементом в разнообразных формах крестьянской борьбы с феодальным гнетом было самозванчество, питавшееся «царистскими» иллюзиями российского крестьянства. Крестьянин как мелкий собственник веками мечтал о равенстве прав на землю и в мифе о «добром царе» видел для себя возможность осуществить эту мечту. В этот период самозванцами часто становились не только крестьяне, но и выходцы из армии. Из шести самозванцев 20—40-х гг. XVIII в. трое были солдатами. В самой армии волнения, а особенно бегство солдат не были редкостью.
Таковы разнообразные формы борьбы народных масс за лучшую долю. Все они были выражением того безысходного горя, нужды и отчаяния, в котором находилось российское крестьянство.