Эволюция финансовой политики. социальные итоги
Крестьянство встретило подушную подать Петра I упорным сопротивлением, которое обнаружило себя уже при проведении первой ревизии. Жители той или иной местности при прибытии переписчиков либо убегали, либо утаивали часть населения.
Правительство вело жестокую борьбу с укрывавшимися от переписи. В связи с усилением бегства крестьян в Польшу на западных пограничных территориях были установлены специальные заставы для их поимки. Так, на территории только лишь Смоленской губернии и Великолуцкой провинции таких застав насчитывалось свыше 100. Беглые крестьяне подвергались жестоким наказаниям.
Однако к утайке душ прибегали и сами помещики, стремясь тем самым увеличить свои собственные поборы. В начале 20-х гг. систематически издавались указы, санкционировавшие различного рода наказания помещикам, вплоть до наказания кнутом и ссылки на каторгу. Поскольку все эти меры были малоэффективны, то вскоре от них отказались.
Неурожаи, голод, недоимки. Как уже упоминалось, в 1723–1726 гг. перед началом сбора подушных денег обширные территории России постиг неурожай, что резко ухудшило положение крестьян. Уже первый сбор подушного налога дал огромную недоимку (30 %) всей суммы налога.
На 1725 г. правительство вынуждено было понизить подушный оклад до 70 коп., но это не спасало положения. Недобор всей суммы налога вновь составил 30 %. В 1731 г. было жесткое указание собрать недоимки за 3 месяца. В 1732–1733 гг. был запрет переселять крестьян без санкции Камер-коллегии. Из-за страшного неурожая 1733 г. огромные массы крестьян пошли по миру. К 1734 г. недоимка достигла в итоге огромной суммы в 850 тыс. руб. В 1734–1736 гг. Россию вновь потрясли сильные неурожаи. Власти предпринимали немалые усилия по ликвидации голода, но усилия эти были несравнимы с размахом страшной беды. Не было семян, замерла торговля, сникла активность Макарьевской ярмарки. Ростовщики, по словам С. М. Соловьева, взимали чудовищные проценты (12 %, 15 % и даже 20 %). В результате за одну только первую половину 1734 г. недоимка достигла 720 тыс. руб. По данным Военной коллегии, к 1739 г. общая задолженность по подушной подати достигла фантастической цифры — около 5 млн руб., что служит сильнейшим показателем явного разорения крестьянства. В 1739–1740 гг., как уже упоминалось, вновь погибли все озимые. В такой обстановке правительство должно было неоднократно прощать недоимки. Так, треть сборов была отменена на 1727 г., на 1728 г., на 1730 г. В 1735 г. отменили сбор за целых полгода. Наконец, в 1740 г. ежегодный сбор был уменьшен на 17 коп. с души, а в 1742–1743 гг. — на 10 коп. (что составило около 1 млн руб.). После серии тяжелых неурожаев конца 40-х гг. в 1752 г. правительство вынуждено было «простить» всю старую недоимку с 1724 по 1746 г. (что составило около 2,5 млн руб.). К тому же еще в 1741 г. правительство ликвидирует злосчастную Доимочную канцелярию. Вместе с тем в 50-х гг. намечается тенденция к постепенному понижению подушного оклада. В 1751 г. оклад был понижен на 3 коп. с души, такое же понижение было в 1752 г. На 5 коп. понизили оклад 1753 г. и т. д. Впрочем, у этого щедрого жеста царского правительства была довольно мрачная закулисная сторона, но об этом чуть позже.
Нестабильность порядка сбора подушной подати. Важно подчеркнуть, что крайне разорителен был и сам порядок сбора подушной подати. Стремясь сломить сопротивление крестьянства, царское правительство поначалу передало функции сбора подати в руки армии. Стало быть, помимо местных учреждений, подчинявшихся Камер-коллегии, к этому делу были привлечены офицеры полков, расквартированных в той или иной местности. Это повлекло за собой огромные злоупотребления солдат и офицеров.
В записке императрице Екатерине I, составленной осенью 1726 г., озабоченные высшие сановники (А. Д. Меншиков, А. И. Остерман, А. В. Макаров, Д. В. Волков) приоткрывали завесу над действительным состоянием дел. В частности, имея в виду сбор налогов, они писали, что «мужикам бедным страшен один въезд и проезд офицеров и солдат, комиссаров и прочих командиров, тем страшнее правеж и экзекуция». Впрочем, занимались хищениями не только они, но и чиновники местных учреждений, лихоимство которых достигло, казалось бы, предела. Высшие сановники прекрасно отдавали себе отчет в том, как могло управлять страной чиновничество. В той же записке, составленной осенью 1726 г., подчеркивалось изобилие различных инстанций, всякого рода фискалов, комиссаров, вальдмейстеров и прочих, вплоть до воевод, из которых «иные не пастырями, но волками, в стадо ворвавшимися называться могут».
Ликвидация системы петровских учреждений, разумеется, не решила всех острых вопросов, хотя в итоге административных реформ расходы на госаппарат сократились более чем вдвое. По-прежнему огромные средства требовались на содержание армии и флота, грандиозными темпами росли расходы императорского двора. По-прежнему росли недоимки по подушной подати. Правительство лихорадочно шарахалось от одной меры к другой. Как мы видели, армия в 1727 г. от сбора подушных денег была отстранена. При воеводе был лишь один штаб— или обер-офицер для помощи. Основная роль в сборе денег возложена на земских комиссаров. Причем задолженность стали взыскивать не с самих крестьян, а с помещиков или со старост и приказчиков. Однако в 1730 г. сбор подушных был снова передан в руки армии — полковников и прочих офицеров, расквартированных в данном районе. И это вновь не помогло. Даже самые страшные экзекуции не могли выжать деньги у истощенного и разоренного населения.
В 1733 г. вдруг снова меняется система сбора подушного налога. Теперь сбор недоимок и самой подати возлагается на самих помещиков, что неумолимо приводило к усилению власти помещиков над крестьянами, к росту произвола и злоупотреблений. В сущности, и эта мера не дала эффекта, так как среди «недоимщиков» фигурировали и сенаторы, и президенты коллегий, и генералитет, и даже обер-прокурор Сената. В 1736 г. было снова объявлено, что сбор подушных денег передается отставным офицерам.
Долголетний «анализ» причин финансового кризиса наконец-то привел высших сановников к справедливому заключению. Так, в предложениях обер-прокурора Сената Анисима Масло-ва, поданных Анне Ивановне в 1734 г., была весьма трезвая догадка, что причиной недоимок по государственным налогам был рост эксплуатации крестьян самими помещиками. А. Мас-лов предлагал ограничить эту эксплуатацию. В обстановке жестокого финансового кризиса и беспощадной череды неурожаев и голода рост эксплуатации, помимо субъективных устремлений землевладельцев, имел и объективную основу в необходимости увеличения в интересах государства объема совокупного прибавочного продукта российского социума. Во властных структурах понимание ситуации в целом присутствовало. Поэтому на поданном доношении Анна Ивановна поставила робкую и туманную резолюцию: «обождать». Тем дело и кончилось.
Манипуляции с косвенными налогами. Общую ситуацию осложнял и процесс обесценивания монеты. Ведь курс рубля к середине XVIII в. упал в несколько раз. Подушный сбор и в 70 коп., и в 60 коп. был обесценен. В конце концов в 40–50 гг. XVIII в. в области финансовой политики наметился существенный поворот. Царское правительство берет курс на повышение роли косвенных налогов, считая, что этот путь должен быть наиболее «безболезненным» для повышения реальных доходов казны. Зачинателем такой политики был известнейший деятель елизаветинской поры П. И. Шувалов. Уже в 1742 г. были повышены цены при продаже вина на 10 коп. с ведра. В России издавна существовала монополия государства на продажу вина, поэтому повышение цен на вино увеличивало поступление денежных средств в казну. В конце 40-х гг. XVIII в. цены на вино были еще раз повышены. При этом на всей территории была установлена на него единая цена. Уже первый год после введения новых цен дал казне около полумиллиона рублей прибыли (примерно 30 % от всего дохода с вина). В 1756 г. в связи с ростом расходов на войну цены на вино были еще раз повышены: теперь уже повышение равнялось 35 коп. на ведро вина. В 1763 г. цены были вновь повышены на 30 коп. с ведра (цена ведра вина стала таким образом равной 2 руб. 53 коп.).
Со времен Петра I была введена другая казенная монополия — на продажу соли. В 1728 г. соляная монополия была отменена, что привело к падению доходов казны. В 1731 г. монополия на продажу соли была вновь восстановлена. В 1749 г. по проекту П. И. Шувалова продажная цена на соль была резко повышена (до 35 коп. за пуд), что сразу же дало повышение дохода казны до 0,5 млн руб. в год. Расчет прожектера был трезв и циничен. Ведь соль купят по любой цене, так как она «в употребление человеческое к содержанию к жизни необходимая».
В 1756 г. состоялось вторичное повышение цены до 50 коп. за пуд. Разумеется, столь стремительное повышение цен вело к обнищанию населения, к сокращению потребления соли. И действительно, вскоре в 1762 г. правительство вынуждено было снизить цены до 40 коп. за пуд.
В 40-х гг. XVIII в. был введен еще ряд монополии вплоть до монополии на продажу табака, хотя существенной роли в бюджете они не играли.
Изменения в торговой политике и таможенная реформа. Существенные изменения претерпела политика царизма в области торговли (как внутренней, так и внешней). При Петре I в области внешней торговли проводилась ярко выраженная политика защиты внутреннего рынка от заграничных товаров. Тариф 1724 г. утвердил высокие пошлины на привозимые в Россию товары, поощряя тем самым развитие их производства в стране. Однако в 1731 г. этот тариф был отменен, а пошлины на ввозимые товары значительно снижены. Это не могло способствовать быстрому развитию как промышленности, так и торговли внутри страны. Кроме того, внутренний рынок России был изборожден целой сетью условных границ, пересечение которых торговцами сопровождалось уплатой пошлин за провозимый товар. Это давало значительную прибыль государству от таможенных сборов, но вместе с тем этот порядок препятствовал развитию торговли и промышленности внутри страны.
Тем временем в России развивалось производство огромной массы предметов народного потребления, причем в это производство вовлекалось крестьянство. В стране постепенно росло число деревень и сел, жители которых получали доход не столько от земледелия, сколько от промышленных занятий (так называемых промыслов). Помещики, ориентируясь на изменения характера крестьянского хозяйства, стали приспосабливаться к эксплуатации крестьянских промысловых занятий. Вместо традиционного натурального оброка, вместо работы крестьян на барских полях все большую роль начинает играть денежный оброк. Дворяне тем самым становились все более заинтересованными в предоставлении своим крестьянам благоприятных условий для торговли и промышленности.
И вот под давлением этих обстоятельств в 1752–1753 гг. П. И. Шувалов предлагает проект таможенной реформы. Многочисленные таможенные перегородки внутри страны, сильно затруднявшие широкое развитие торговли, указом 13 декабря 1753 г. были отменены. Вместе с тем, чтобы государственная казна не претерпела убытки, соответственно были повышены пошлины на ввоз и вывоз товаров из страны за границу. Уже в первый же год повышение внешней пошлины с 5 коп. до 13 коп. дало казне 1,5 млн руб., а в 1761 г., к концу правления Елизаветы, — 2,7 млн руб. Эта реформа имела весьма существенное значение в развитии всероссийского рынка. Однако казна по-прежнему оберегала интересы верхушки дворянства. В 1756 г. тот же П. И. Шувалов подал проект создания Медного банка с целью предоставления крупных денежных ссуд дворянам, заводчикам и купцам. Проект был реализован за счет прибыли от перечеканки медной монеты. Только в 1759–1761 гг. огромные ссуды получили С. П. Ягужинский, С. К. Нарышкин (по 150 тыс. руб.), по 100 тыс. руб. получили П. И. Репнин, И. Г. Чернышев и др. Сам же П. И. Шувалов имел ссуду на 473 тыс. руб.
Вообще-то активнейший радетель казны не обижал себя и в других делах. В 1748–1751 гг. в его руках оказались сальные промыслы у Архангельска и на Кольском полуострове, китобойный промысел у берегов Гренландии и тюлений промысел на Каспии. На Урале им захвачены были Горноблагодатские заводы (П. И. Шувалов, как и его брат А. И. Шувалов, а также М. И. Воронцов, С. П. Ягужинский за полученные от казны заводы так и не расплатились). А богатства горы Благодатной были несметными («руды в оной горе не токмо наружной, которая из гор вверх столбами торчат», но и «всюдулежит сливная, одним камнем в глубину»). Таланты изобретателя П. И. Шувалова были многогранны (вспомним хотя бы шуваловские гаубицы-единороги), но богатство его было буквально сказочным. Французский дипломат Ж. Л. Фавье отметил поистине азиатскую роскошь его дома. Сам же Петр Иванович «всегда был покрыт бриллиантами, как Могол, и окружен свитой из конюхов, адъютантов и ординарцев».
Расстройство денежной системы. Стремясь выбраться из крепких тенет финансового кризиса, правительство в 1727–1731 гг. стало энергично портить медную монету, уменьшая ее действительную стоимость. Эта практика, как мы видели, началась еще с Петра I. При цене пуда меди в 6–8 руб. из него стали чеканить медных пятаков в 5 с лишним раз больше, чем следовало, т. е. на 40 руб. В итоге внутренний рынок стал наводняться легковесными пятаками, что вызвало немедленный рост цен на предметы торговли и в конечном счете ухудшило положение крестьянства и горожан. Правительство же увеличило массу денег и получило «из ничего» 2 млн руб. прибыли.
Вторично к этому же маневру прибегли в начале 60-х гг. XVIII в., при Петре III, когда начеканили около 4 млн медной монеты по норме 32 руб. из пуда меди. Эта мера окончательно привела в расстройство денежное хозяйство страны.
Ужесточение крепостного гнета. В заключение следует отметить, что во второй четверти XVIII в. неизбежно развивается процесс усиления крепостной зависимости частновладельческих крестьян от помещиков. Как уже отмечалось, в 20-е гг. помещики стали ответственны за сбор со своих крестьян подушной подати, а в 1731 г. дворянам был, хотя и временно, передан и сам сбор подушных денег. В том же году крестьян лишили права приносить присягу на верность императору, иначе говоря, крепостные крестьяне перестали считаться гражданами своей страны. За них это стали делать их помещики и даже приказчики помещиков. В итоге власть дворян над крестьянами стала безраздельной. Они стали для крестьян и судом и полицией. Вскоре после проведения первой переписи (первой ревизии 1718–1727 гг.) все шире практикуется продажа крестьян без земли. Теперь помещики свободно торговали уже не только деревнями и семьями, но и крепостными поодиночке. К середине столетия эта практика стала настолько обычной, что объявления опродаже крепостных стали публиковаться в газетах на тех же страницах, где были объявления о продаже борзых собак и т. п. Наконец, в 1747 г. помещикам разрешили продавать крестьян в рекруты. Крестьяне же, наоборот, были лишены права добровольного поступления в рекруты без согласия помещика, что иногда было неким средством избавления от невыносимых притеснений. В итоге крепостные крестьяне стали мало чем отличны от рабов.
Ужесточение режима коснулось и других категорий населения. Многовековой процесс поглощения земледелием практически всего населения был, как уже указывалось, серьезнейшим препятствием для развития промышленности. Рынок свободной рабочей силы в стране практически отсутствовал, и еще в 1721 г. законом была разрешена покупка «к фабрикам» заводо-владельцами крестьян для работы на этих фабриках. Тяжкий труд и невыносимые условия труда в промышленности приводили к текучести рабочей силы, к побегам наемных работников уже очень большого количества разного рода казенных предприятий. Государство решило эту проблему, закрепив в 1736 г. всех вольнонаемных навечно к тем заводам и фабрикам, где они в тот момент трудились. Так появилась категория «вечноотдан-ных», которые много десятилетий позже стали называться «посессионными» крестьянами, как и когда-то купленные к фабрикам и приписные крестьяне. В 1762 г. покупка к фабрикам работников была запрещена, однако в 1798 г. запрет был отменен и вновь стал действовать лишь с 1816 г. Все это были поистине страшные, хотя и вынужденные для общества с низким объемом совокупного прибавочного продукта, меры.
Финансовая служба купцов. Типологически схожа и практика, идущая еще с XVII в., по привлечению посадских людей к выполнению функций низшего звена финансового госаппарата. Даже в первой половине XVIII в. в Российской империи по-прежнему на купцов второй гильдии во множестве мелких и крупных городов с уездами была возложена обязанность сбора таможенных, кабацких, торговых пошлин, вплоть до поручений по созданию необходимых предприятий за счет самого купца. Как выявили недавние изыскания ученых, введена была практика «планирования» сумм таких сборов с соответствующими взысканиями «недоимок». Наконец, следует вновь отметить и сохранение традиционной практики выделения государством ряда товаров в разряд государственной монопольной торговли. Эта традиция в середине века была дополнена введением персональных монопольных прав, распределяемых в узком кругу фаворитов, на ряд промысловых отраслей экономики. Последнее обстоятельство объективно связано с втягиванием представителей дворянства в активную хозяйственную деятельность.
Поворот дворян к хозяйству. Этот процесс на более низком уровне экономики затрагивал широкие круги помещичьего сословия, и законодательная практика активно этому содействовала. Крупные изменения в экономике страны, рост промышленности и торговли, увеличение неземледельческого населения — все это создавало предпосылки для роста интереса дворянина-помещика к своему собственному хозяйству, к увеличению его дохода. Ведь до сих пор он в нем бывал лишь наездом, в перерывах от службы. Уже при Екатерине I в стремлении удешевить государственную машину было разрешено двум третям офицерского состава армии по желанию получать отпуск (без сохранения жалованья) для наведения порядка в имениях. Таким же правом стали обладать и государственные чиновники, половина штата которых могла пользоваться отпуском. Но дворяне продолжали тяготиться бессрочной службой, и это, как мы видели, нашло отражение в дворянских проектах 1730 г. При Анне Ивановне в 1736 г. срок службы дворян был сокращен до 25 лет, а один из сыновей мог вообще остаться при имении. Таким образом, дворянин уже в 35–45 лет теперь мог целиком сосредоточиться на хозяйственной деятельности в своих имениях (с гражданской службы отставка была лишь с 55 лет). Указом не замедлили воспользоваться, и после русско-турецкой войны, в 1739 г. около половины офицерского состава сразу же ушло в отставку.
С важнейшими льготами сочетается и ряд других мер, усиливающих положение дворянства как господствующего класса.
В 1730 г. был отменен Указ о единонаследии 1714 г. С этого момента перераспределение земельной собственности активизируется, сопровождаясь заметной концентрацией земель в руках крупнейших владельцев-латифундистов, ибо земля по-прежнему была источником и хозяйственного и политического могущества. Первая ревизия увеличила количество крепостных за дворянами, так как включала в число крепостных кабальных холопов. В 1739 г. подтверждено монопольное право дворян на владение «крещеной собственностью», т. е. крестьянами. Наконец, чисто хозяйственные привилегии. В 1726 г. за дворянством закреплено право продажи продукции собственных хозяйств. В 1755 г. им было передано монопольное право на винокурение. Наконец, в 1762 г. дворянам разрешен свободный вывоз хлеба за границу. В итоге этих мер у помещиков появился хозяйственный интерес и они устремились в свои владения. Уже в 1750 г. один из современников, А. Т. Болотов, заметил эту необычную по сравнению в недавним прошлым перемену: «Тогдашние времена были не таковы, как нынешние. Такого великого множества дворянских домов повсюду с живущими в них хозяевами, как ныне, тогда нигде не было. Все дворянство находилось тогда в военной службе, и в деревнях живали одни только престарелые старики, не могущие более нести службу… и всех таких было немного». Налицо, таким образом, резкое возрастание интереса дворян к своему хозяйству, стремление к повышению доходов своего имения.