По докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии 2 страница

Еще более убеждаешься в этом, когда рассматриваешь, как замечательно «истолко­вал» Каутский «словечко» Маркса о диктатуре пролетариата. Слушайте:

«Маркс, к сожалению, упустил указать подробнее, как он представляет себе эту диктатуру...» (На­сквозь лживая фраза ренегата, ибо Маркс и Энгельс дали именно ряд подробнейших указаний, которые умышленно обходит начетчик в марксизме Каутский.) «... Буквально слово диктатура означает уничто­жение демократии. Но, разумеется, взятое буквально это слово означает также единовластие одного от­дельного лица, не связанного никакими законами. Единовластие, которое отличается от дес-

ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ________________ 243

потизма тем, что оно мыслится не как постоянное государственное учреждение, а как преходящая мера крайности.

Выражение «диктатура пролетариата», следовательно, не диктатура одного лица, а одного класса, уже исключает, что Маркс имел в виду при этом диктатуру в буквальном смысле слова.

Он говорил здесь не о форме правления, а о состоянии, которое по необходимости должно наступить повсюду там, где пролетариат завоевал политическую власть. Что Маркс здесь не имел в виду формы правления, это доказывается уже тем, что он держался взгляда, что в Англии и в Америке переход может совершиться мирно, следовательно, путем демократическим» (стр. 20).

Мы нарочно привели полностью все это рассуждение, чтобы читатель мог ясно ви­деть, какими приемами оперирует «теоретик» Каутский.

Каутский пожелал подойти к вопросу таким образом, чтобы начать с определения «слова» диктатура.

Прекрасно. Подойти любым образом к вопросу — священное право всякого. Надо только отличать серьезный и честный подход к вопросу от нечестного. Кто хотел бы серьезно отнестись к делу при данном способе подхода к вопросу, тот должен бы дать свое определение «слова». Тогда вопрос был бы поставлен ясно и прямо. Каутский это­го не делает. «Буквально, — пишет он, — слово диктатура означает уничтожение демо­кратии».

Во-первых, это не определение. Если Каутскому угодно уклоняться от дачи опреде­ления понятию диктатура, к чему было выбирать данный подход к вопросу?

Во-вторых, это явно неверно. Либералу естественно говорить о «демократии» вооб­ще. Марксист никогда не забудет поставить вопрос: «для какого класса?». Всякий зна­ет, например, — и «историк» Каутский знает это тоже, — что восстания или даже сильные брожения рабов в древности сразу обнаруживали сущность античного госу­дарства, как диктатуры рабовладельцев. Уничтожала ли эта диктатура демократию среди рабовладельцев, для них? Всем известно, что нет.

«Марксист» Каутский сказал чудовищный вздор и неправду, ибо «забыл» о классо­вой борьбе...

Чтобы из либерального и лживого утверждения, данного Каутским, сделать маркси­стское и истинное,

244__________________________ В. И. ЛЕНИН

надо сказать: диктатура не обязательно означает уничтожение демократии для того класса, который осуществляет эту диктатуру над другими классами, но она обязательно означает уничтожение (или существеннейшее ограничение, что тоже есть один из ви­дов уничтожения) демократии для того класса, над которым или против которого осу­ществляется диктатура.

Но, как ни истинно это утверждение, а определения диктатуры оно не дает.

Рассмотрим следующую фразу Каутского:

«... Но, разумеется, взятое буквально, это слово означает также единовластие одного отдельного лица, не связанного никакими законами...»

Подобно слепому щенку, который случайно тычет носом то в одну, то в другую сто­рону, Каутский нечаянно наткнулся здесь на одну верную мысль (именно, что диктату­ра есть власть, не связанная никакими законами), но определения диктатуры все же не дал и сказал, кроме того, явную историческую неправду, будто диктатура означает власть одного лица. Это и грамматически неверно, ибо диктаторствовать может и кучка лиц, и олигархия, и один класс, и т. д.

Дальше Каутский указывает отличие диктатуры от деспотизма, но, хотя его указание явно неверно, останавливаться на нем мы не будем, ибо это совершенно не относится к интересующему нас вопросу. Известна склонность Каутского от XX века поворачи­ваться к XVIII, а от XVIII к античной древности, и мы надеемся, что, добившись дикта­туры, немецкий пролетариат учтет эту склонность, посадив, скажем, Каутского гимна­зическим учителем древней истории. От определения диктатуры пролетариата отлыни­вать посредством умствований о деспотизме есть либо крайняя глупость, либо весьма неискусное мошенничество.

В итоге мы получаем, что, взявшись говорить о диктатуре, Каутский наговорил мно­го заведомой неправды, но никакого определения не дал! Он мог бы, не полагаясь на свои умственные способности, прибегнуть к своей памяти и выложить из «ящичков» все случаи, когда Маркс говорит о диктатуре. Он получил бы,

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 245

наверное, либо следующее, либо по существу совпадающее с ним, определение:

Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная ни­какими законами.

Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами.

И вот эту-то простую истину, истину, ясную как божий день для всякого сознатель­ного рабочего (представителя массы, а не верхушечного слоя подкупленной капитали­стами мещанской сволочи, каковой являются социал-империалисты всех стран), эту очевидную для всякого представителя эксплуатируемых, борющихся за свое освобож­дение, эту бесспорную для всякого марксиста истину приходится «войной отвоевы­вать» у ученейшего господина Каутского! Чем объяснить это? Тем духом лакейства, которым пропитались вожди II Интернационала, ставшие презренными сикофантами на службе у буржуазии.

Сначала Каутский совершил подтасовку, заявив явный вздор, будто буквальный смысл слова диктатура означает единоличного диктатора, а потом он — на основании этой подтасовки! — заявляет, что у Маркса, «значит», слова о диктатуре класса имеют не буквальный смысл (а такой, при котором диктатура не означает революционного на­силия, а «мирное» завоевание большинства при буржуазной, — это заметьте, — «демо­кратии»).

Надо отличать, видите ли, «состояние» от «формы правления». Удивительно глубо­комысленное различие, совсем вроде того, как если бы мы отличали «состояние» глу­пости у человека, рассуждающего неумно, от «формы» его глупостей.

Каутскому нужно истолковать диктатуру, как «состояние господства» (это выраже­ние буквально употреблено у него на следующей же, 21-ой, странице), ибо тогда исче­зает революционное насилие, исчезает насильственная революция. «Состояние господ­ства» есть состояние, в котором бывает любое большинство при...

246__________________________ В. И. ЛЕНИН

«демократии»! Таким мошенническим фокусом революция благополучно исчезает!

Но мошенничество слишком грубое, и Каутского оно не спасет. Что диктатура пред­полагает и означает «состояние» неприятного для ренегатов революционного насилия одного класса над другим, этого «шила в мешке не утаишь». Вздорность различения «состояния» и «формы правления» всплывает наружу. О форме правления говорить здесь втройне глупо, ибо всякий мальчик знает, что монархия и республика разные формы правления. Господину Каутскому нужно доказывать, что обе эти формы прав­ления, как и все переходные «формы правления» при капитализме, суть лишь разно­видности буржуазного государства, т. е. диктатуры буржуазии.

Говорить о формах правления, наконец, есть не только глупая, но и аляповатая фаль­сификация Маркса, который яснее ясного говорит здесь о форме или типе государства, а не о форме правления.

Пролетарская революция невозможна без насильственного разрушения буржуазной государственной машины и замены ее новою, которая, по словам Энгельса, «не являет­ся уже в собственном смысле государством»

Каутскому все это надо замазать и изолгать — этого требует его ренегатская пози­ция.

Посмотрите, к каким жалким уверткам он прибегает.

Увертка первая. «... Что Маркс не имел тут в виду формы правления, доказывается тем, что он считал возможным в Англии и Америке мирный переворот, т. е. демократи­ческим путем...»

Форма правления тут решительно не при чем, ибо бывают монархии, не типичные для буржуазного государства, например, отличающиеся отсутствием военщины, и бы­вают республики, вполне в этом отношении типичные, например, с военщиной и с бю­рократией. Это общеизвестный исторический и политический факт, и Каутскому не удастся его фальсифицировать.

Если бы Каутский хотел серьезно и честно рассуждать, он бы спросил себя: бывают ли исторические законы, касающиеся революции и не знающие исклю-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ________________ 247

чения? Ответ был бы: нет, таких законов нет. Такие законы имеют в виду лишь типич­ное, то, что Маркс однажды назвал «идеальным» в смысле среднего, нормального, ти­пичного капитализма.

Далее. Было ли в 70-х годах нечто такое, что делало из Англии и Америки исключе­ние в рассматриваемом отношении? Всякому, сколько-нибудь знакомому с требова­нием науки в области исторических вопросов, очевидно, что этот вопрос необходимо поставить. Не поставить его — значит фальсифицировать науку, значит играть в со­физмы. А поставив этот вопрос, нельзя сомневаться в ответе: революционная диктатура пролетариата есть насилие против буржуазии; необходимость же этого насилия в осо­бенности вызывается, как подробнейшим образом и многократно объясняли Маркс и Энгельс (особенно в «Гражданской войне во Франции» и в предисловии к ней), — тем, что существует военщина и бюрократия. Как раз этих учреждений, как раз в Англии и в Америке, как раз в 70-х годах XIX века, когда Маркс делал свое замечание, не бы-л о! (А теперь они и в Англии и в Америке есть.)

Каутскому приходится буквально мошенничать на каждом шагу, чтобы прикрывать свое ренегатство!

И заметьте, как он показал здесь нечаянно свои ослиные уши: он написал: «мирно, т. е. демократическим путем»!!

При определении диктатуры Каутский изо всех сил старался спрятать от читателя основной признак этого понятия, именно: революционное насилие. А теперь правда вы­лезла наружу: речь идет о противоположности мирного и насильственного переворо­тов.

Здесь зарыта собака. Все увертки, софизмы, мошеннические фальсификации для то­го и нужны Каутскому, чтобы отговориться от насильственной революции, чтобы прикрыть свое отречение от нее, свой переход на сторону либеральной рабочей полити­ки, т. е. на сторону буржуазии. Здесь зарыта собака.

«Историк» Каутский так бесстыдно фальсифицирует историю, что «забывает» ос­новное: домонополисти-

248__________________________ В. И. ЛЕНИН

ческий капитализм — а апогеем его были именно 70-ые годы XIX века — отличался, в силу экономических его коренных свойств, которые в Англии и Америке проявились особенно типично, наибольшим сравнительно миролюбием и свободолюбием. А импе­риализм, т. е. монополистический капитализм, окончательно созревший лишь в XX ве­ке, по экономическим его коренным свойствам, отличается наименьшим миролюбием и свободолюбием, наибольшим и повсеместным развитием военщины. «Не заметить» этого, при рассуждении о том, насколько типичен или вероятен мирный или насильст­венный переворот, значит опуститься до самого дюжинного лакея буржуазии.

Увертка вторая. Парижская Коммуна была диктатурой пролетариата, а выбрана она была всеобщим голосованием, т. е. без лишения буржуазии ее избирательных прав, т. е. «демократически». И Каутский торжествует: «... Диктатура пролетариата была, для Маркса» (или: по Марксу), «состоянием, которое с необходимостью вытекает из чистой демократии, если пролетариат составляет большинство» (bei überwiegendem Proletariat, S. 21).

Этот довод Каутского настолько забавен, что, поистине, испытываешь настоящее embarras de richesses (затруднение от обилия... возражений). Во-первых, известно, что цвет, штаб, верхи буржуазии бежали из Парижа в Версаль. В Версале был «социалист» Луи Блан, что, между прочим, показывает лживость утверждения Каутского, будто в Коммуне участвовали «все направления» социализма. Не смешно ли изображать «чис­той демократией» с «всеобщим голосованием» разделение жителей Парижа на два воюющих лагеря, один из которых сконцентрировал всю боевую, политически актив­ную буржуазию?

Во-вторых, Коммуна боролась с Версалем, как рабочее правительство Франции про­тив буржуазного. Причем же тут «чистая демократия» и «всеобщее голосование», когда Париж решал судьбу Франции? Когда Маркс находил, что Коммуна сделала ошибку, не взяв банка, который принадлежал всей Франции¹⁰², то

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 249

не исходил ли Маркс из принципов и практики «чистой демократии»??

Право же, видно, что Каутский пишет в такой стране, в которой полиция запрещает людям «скопом» смеяться, иначе Каутский был бы убит смехом.

В-третьих. Позволю себе почтительно напомнить наизусть знающему Маркса и Эн­гельса господину Каутскому следующую оценку Коммуны Энгельсом с точки зрения... «чистой демократии» :

«Видали ли когда-нибудь революцию эти господа» (антиавторитаристы)? «Револю­ция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, т. е. средств чрезвычайно авторитарных. И победившая партия по необходимости бывает вынуждена удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооруженного народа против буржуазии, то разве бы она про­держалась дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?»

Вот вам и «чистая демократия»! Как бы осмеял Энгельс того пошлого мещанина, «социал-демократа» (в французском смысле — 40-х годов и в общеевропейском — 1914—1918 годов), который вздумал бы вообще говорить о «чистой демократии» в об­ществе, разделенном на классы!

Но довольно. Перечислить все отдельные нелепости, до которых договаривается Ка­утский, вещь невозможная, ибо у него в каждой фразе бездонная пропасть ренегатства.

Маркс и Энгельс подробнейшим образом анализировали Парижскую Коммуну, по­казали, что ее заслугой была попытка разбить, сломать «готовую государственную машину» . Маркс и Энгельс этот вывод считали столь важным, что только эту по­правку внесли в 1872 году к «устарелой» (частями) программе «Коммунистического Манифеста»¹⁰⁵. Маркс и Энгельс

250__________________________ В. И. ЛЕНИН

показали, что Коммуна уничтожала армию и чиновничество, уничтожала парламента­ризм, разрушала «паразитический нарост — государство» и т. д., а премудрый Каут­ский, надев ночной колпак, повторяет то, что тысячу раз говорили либеральные про­фессора, — сказки про «чистую демократию».

Недаром сказала Роза Люксембург 4 августа 1914 г., что немецкая социал-демократия теперь есть смердящий труп.

Увертка третья. «Если мы говорим о диктатуре, как форме правления, то мы не мо­жем говорить о диктатуре класса. Ибо класс, как мы уже заметили, может только гос­подствовать, но не управлять...» Управляют же «организации» или «партии».

Путаете, безбожно путаете, господин «путаницы советник»! Диктатура не есть «форма правления», это смешной вздор. И Маркс говорит не о «форме правления», а о форме или типе государства. Это совсем не то, совсем не то. Совершенно неверно так­же, что не может управлять класс: такой вздор мог сказать только «парламентский кре­тин», ничего не видящий, кроме буржуазного парламента, ничего не замечающий, кро­ме «правящих партий». Любая европейская страна покажет Каутскому примеры управ­ления ее господствующим классом, например, помещиками в средние века, несмотря на их недостаточную организованность.

Итог: Каутский извратил самым неслыханным образом понятие диктатуры пролета­риата, превратив Маркса в дюжинного либерала, т. е. докатился сам до уровня либера­ла, который болтает пошлые фразы о «чистой демократии», прикрашивая и затушевы­вая классовое содержание буржуазной демократии, чураясь всего более революционно­го насилия со стороны угнетенного класса. Когда Каутский «истолковал» понятие «ре­волюционной диктатуры пролетариата» таким образом, что исчезло революционное насилие со стороны угнетенного класса над угнетателями, то в деле либерального ис­кажения Маркса был побит всемирный рекорд. Ренегат Бернштейн оказался щенком по сравнению с ренегатом Каутским.

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 251

БУРЖУАЗНАЯ И ПРОЛЕТАРСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Вопрос, безбожно запутанный Каутским, представляется на деле в таком виде.

Если не издеваться над здравым смыслом и над историей, то ясно, что нельзя гово­рить о «чистой демократии», пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии. (В скобках сказать, «чистая демократия» есть не только невежественная фраза, обнаруживающая непонимание как борьбы классов, так и сущ­ности государства, но и трижды пустая фраза, ибо в коммунистическом обществе де­мократия будет, перерождаясь и превращаясь в привычку, отмирать, но никогда не будет «чистой» демократией.)

«Чистая демократия» есть лживая фраза либерала, одурачивающего рабочих. Исто­рия знает буржуазную демократию, которая идет на смену феодализму, и пролетарскую демократию, которая идет на смену буржуазной.

Если Каутский чуть не десятки страниц посвящает «доказательству» той истины, что буржуазная демократия прогрессивна по сравнению с средневековьем и что ее обяза­тельно должен использовать пролетариат в своей борьбе против буржуазии, то это именно либеральная болтовня, одурачивающая рабочих. Не только в образованной Германии, но и в необразованной России это — труизм. Каутский просто пускает «уче­ный» песок в глаза рабочим, рассказывая с важным видом и о Вейтлинге и об иезуитах в Парагвае, и о многом прочем, чтобы обойти буржуазную сущность современной, т. е. капиталистической, демократии.

Каутский берет из марксизма то, что приемлемо для либералов, для буржуазии (кри­тика средневековья, прогрессивная историческая роль капитализма вообще и капитали­стической демократии в частности), и выкидывает, замалчивает, затушевывает в мар­ксизме то, что неприемлемо для буржуазии (революционное насилие пролетариата про­тив буржуазии для ее

252__________________________ В. И. ЛЕНИН

уничтожения). Вот почему Каутский и оказывается неизбежно, в силу его объективного положения и какова бы ни была его субъективная убежденность, лакеем буржуазии.

Буржуазная демократия, будучи великим историческим прогрессом по сравнению с средневековьем, всегда остается — и при капитализме не может не оставаться — узкой, урезанной, фальшивой, лицемерной, раем для богатых, ловушкой и обманом для экс­плуатируемых, для бедных. Вот этой истины, составляющей существеннейшую состав­ную часть марксистского учения, «марксист» Каутский не понял. Вот в этом — корен­ном — вопросе Каутский преподносит «приятности» для буржуазии вместо научной критики тех условий, которые делают всякую буржуазную демократию демократией для богатых.

Напомним сначала ученейшему господину Каутскому те теоретические заявления Маркса и Энгельса, которые наш начетчик позорно «забыл» (в угоду буржуазии), а по­том поясним дело наиболее популярно.

Не только древнее и феодальное, но и «современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом» (Энгельс в его сочинении о госу­дарстве) . «Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым прихо­дится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих про­тивников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать» (Энгельс в письме к Бебелю от 28. III. 1875) . «Государство есть не что иное, как машина для по­давления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии» (Энгельс в предисловии к «Гражданской войне» Маркса) . Всеобщее избирательное право есть «показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем госу-

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 253

дарстве» (Энгельс в его сочинении о государстве . Господин Каутский разжевывает необычайно скучно первую часть этого положения, приемлемую для буржуазии. Вто­рую же, которую мы подчеркнули и которая для буржуазии не приемлема, ренегат Ка­утский замалчивает!). «Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы... Вместо того, чтобы один раз в три или шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять (ver- und zertreten) народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того, чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщи­ков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели вся­кому работодателю» (Маркс в сочинении о Парижской Коммуне «Гражданская война во Франции»)¹¹⁰.

Каждое из этих положений, прекрасно известных ученейшему господину Каутскому, бьет ему в лицо, изобличает все его ренегатство. Во всей брошюре Каутского нет ни капли понимания этих истин. Все содержание его брошюры есть издевательство над марксизмом!

Возьмите основные законы современных государств, возьмите управление ими, возьмите свободу собраний или печати, возьмите «равенство граждан перед законом», — и вы увидите на каждом шагу хорошо знакомое всякому честному и сознательному рабочему лицемерие буржуазной демократии. Нет ни одного, хотя бы самого демокра­тического государства, где бы не было лазеек или оговорок в конституциях, обеспечи­вающих буржуазии возможность двинуть войска против рабочих, ввести военное по­ложение и т. п. «в случае нарушения порядка», — на деле, в случае «нарушения» экс­плуатируемым классом своего рабского положения и попыток вести себя не по-рабски. Каутский бесстыдно прикрашивает буржуазную демократию, замалчивая, например, то, что делают наиболее демокра-

254__________________________ В. И. ЛЕНИН

тические и республиканские буржуа в Америке или Швейцарии против бастующих ра­бочих.

О, мудрый и ученый Каутский об этом молчит! Он не понимает, этот ученый поли­тический деятель, что молчание об этом есть подлость. Он предпочитает рассказывать рабочим детские сказки вроде того, что демократия означает «охрану меньшинства». Невероятно, но факт! В лето 1918-ое от рождества христова, на пятом году всемирной империалистской бойни и удушения интернационалистских (т. е. не предавших подло социализма, как Ренодели и Лонге, как Шейдеманы и Каутские, как Гендерсоны и Веб-бы и т. п.) меньшинств во всех «демократиях» мира, господин ученый Каутский сла­деньким, сладеньким голосом воспевает «охрану меньшинства». Кто желает, может прочесть это на стр. 15 брошюры Каутского. А на странице 16 сей ученый... индивид расскажет вам о вигах и тори¹¹¹ в XVIII веке в Англии!

О, ученость! О, утонченное лакейство перед буржуазией! О, цивилизованная манера ползать на брюхе перед капиталистами и лизать их сапоги! Если бы я был Круппом или Шейдеманом, или Клемансо, или Реноделем, я бы стал платить господину Каутскому миллионы, награждать его поцелуями Иуды, расхваливать его перед рабочими, реко­мендовать «единство социализма» со столь «почтенными» людьми, как Каутский. Пи­сать брошюры против диктатуры пролетариата, рассказывать о вигах и тори в XVIII веке в Англии, уверять, что демократия означает «охрану меньшинства», и умалчивать о погромах против интернационалистов в «демократической» республике Америке, — разве это не лакейские услуги буржуазии?

Ученый господин Каутский «забыл» — вероятно, случайно забыл... — «мелочь», именно: что охрану меньшинства господствующая партия буржуазной демократии дает только другой буржуазной партии, пролетариату же при всяком серьезном, глубоком, коренном вопросе вместо «охраны меньшинства» достаются военные положения или погромы. Чем больше развита

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 255

демократия, тем ближе бывает при всяком глубоком политическом расхождении, опасном для буржуазии, к погрому или к гражданской войне. Этот «закон» буржуазной демократии ученый господин Каутский мог бы наблюдать на деле Дрейфуса¹¹² в рес­публиканской Франции, на линчевании негров и интернационалистов в демократиче­ской республике Америке, на примере Ирландии и Ульстера в демократической Анг­лии¹¹³, на травле большевиков и организации погромов против них в апреле 1917 года в демократической республике Российской. Я нарочно беру примеры не только из време­ни войны, но также из довоенного, мирного времени. Слащавому господину Каутскому угодно закрыть глаза на эти факты XX века и зато рассказать рабочим удивительно но­вые, замечательно интересные, необыкновенно поучительные, невероятно важные ве­щи про вигов и тори в XVIII веке.

Возьмите буржуазный парламент. Можно ли допустить, что ученый Каутский нико­гда не слыхал о том, как биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия? Из этого не следует, что не надо исполь­зовать буржуазный парламентаризм (и большевики так успешно использовали его, как едва ли другая партия в мире, ибо в 1912—1914 годах мы завоевали всю рабочую ку­рию в IV Думе). Но из этого следует, что только либерал может забывать историческую ограниченность и условность буржуазного парламентаризма, как забывает об этом Ка­утский. На каждом шагу в самом демократическом буржуазном государстве встречают угнетенные массы вопиющее противоречие между формальным равенством, которое «демократия» капиталистов провозглашает, и тысячами фактических ограничений и ухищрений, делающих пролетариев наемными рабами. Именно это противоречие рас­крывает глаза массам на гнилость, лживость, лицемерие капитализма. Именно это про­тиворечие разоблачают постоянно агитаторы и пропагандисты социализма перед мас­сами, чтобы приготовить их к революции! А когда началась эра революций, тогда Ка­утский повернулся

256__________________________ В. И. ЛЕНИН

задом к ней и стал воспевать прелести умирающей буржуазной демократии.

Пролетарская демократия, одной из форм которой является Советская власть, дала невиданное в мире развитие и расширение демократии именно для гигантского боль­шинства населения, для эксплуатируемых и трудящихся. Написать целую книжку о де­мократии, как это сделал Каутский, говорящий на двух страничках о диктатуре и на де­сятках страниц о «чистой демократии», — ж не заметить этого, это значит по-либеральному извратить дело совершенно.

Возьмите внешнюю политику. Ни в одной, самой демократической, буржуазной стране она не делается открыто. Везде обман масс, в демократической Франции, Швей­царии, Америке и Англии во сто раз шире и утонченнее, чем в других странах. Совет­ская власть революционно сорвала покров тайны с внешней политики. Каутский этого не заметил, он об этом молчит, хотя в эпоху грабительских войн и тайных договоров о «разделе сфер влияния» (т. е. о разделе мира разбойниками капиталистами) это имеет кардинальное значение, ибо от этого зависит вопрос о мире, вопрос о жизни и смерти десятков миллионов людей.

Возьмите устройство государства. Каутский хватается за «мелочи» вплоть до того, что выборы «непрямые» (в Советской конституции), но сути дела не видит. Классовой сущности государственного аппарата, государственной машины, он не замечает. В буржуазной демократии капиталисты тысячами проделок — тем более искусных и вер­но действующих, чем развитее «чистая» демократия, — отталкивают массы от уча­стия в управлении, от свободы собраний и печати и т. д. Советская власть первая в ми­ре (строго говоря, вторая, ибо то же самое начала делать Парижская Коммуна) привле­кает массы, именно эксплуатируемые массы, к управлению. Участие в буржуазном парламенте (который никогда не решает серьезнейших вопросов в буржуазной демо­кратии: их решает биржа, банки) загорожено от трудящихся масс тысячами загородок, и рабочие великолепно знают и чувствуют, видят

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ________________ 257

и осязают, что буржуазный парламент чужое учреждение, орудие угнетения пролета­риев буржуазией, учреждение враждебного класса, эксплуататорского меньшинства.