Увертюра для оркестра мировых держав. 5 страница
Дивизии по численности примерно соответствовали германским, в пехотной 17 тыс., в кавалерийской 4 тыс. Но орудий в пехотной дивизии было всего 36. А корпусная артиллерия составляла 48 стволов. В сумме на корпус приходилось 120 орудий – все легкие. Связь осуществлялась через посыльных. Такую новинку как радио не принимали в расчет. А телефоны предусматривались разве что для старшего начальства – ведь телефонные провода в ротах и батареях “привяжут” их к месту, помешают стремительному продвижению. Не было даже полевых кухонь. Тоже из “наполеоновских традиций”. Солдат в походе должен был получать еду сухим пайком и готовить на кострах, каждый для себя.
Немцы, русские и англичане уже давно переодели войска в защитную форму, но французы начинали войну в красных штанах, красных кепи (у офицеров с белыми плюмажами), в синих мундирах и шинелях. Кавалерия красовалась в сверкающих кирасах, в касках с хвостами из конского волоса, султанами из перьев. Когда военный министр Мессими предложил ввести защитное обмундирование, сочли, что это подорвет воинский дух, и бывший военный министр Этьен восклицал в парламенте: “Ле панталон руж се ля Франс!” – “Красные штаны – это Франция!”
Подготовка войск велась только на плацу – чтобы не портить крестьянских полей. Стрельбой занимались мало (для кавалерии курс составлял всего 3 дня). Основными должны были стать штыковые и сабельные удары. Пехоту тренировали в “наполеоновских” маршах по 40 км. Отрабатывали нормативы штыкового броска – 50 м следовало преодолеть за 20 секунд. Считалось, что врагу нужно 20 с., чтобы перезарядить винтовку, прицелиться и выстрелить. Лишь одна из крепостей, Мобеж, была оборудована железобетонными укреплениями. Остальные были кирпичными, давно устарели. Их не совершенствовали – зачем, если все решится в наступлении? Крепость Лилль на бельгийской границе упразднили совсем, там немцев не ждали.
Верховным главнокомандующим стал начальник генштаба 62-летний маршал Жозеф Жак Сезар Жоффр. Герой войн на Мадагаскаре, человек волевой, крайне консервативный и самоуверенный. По французским законам, с начала войны главнокомандующему передавалась полная власть в военных вопросах, и ни президент, ни правительство не имели права вмешиваться в его распоряжения. А командующим армиями не предоставлялось ни малейшей самостоятельности, каждый шаг они должны были согласовывать с верховным.
Прохождение службы во Франции подразделялось на действительную и службу в запасе. Но на подготовку резерва внимания не обращалось. Французы были убеждены, что войну должна вести только кадровая армия. У резервистов не может быть нужного “порыва”, и разбавлять ими регулярные части нельзя, чтобы не ослабить “дух”. Тем, кого призовут из запаса, оставляли охрану тыловых объектов, патрулирование. Мало того, французское командование переносило собственные взгляды и на противника. Пребывало в полной уверенности, что немцы тоже не станут использовать резервистов. У немцев почти все корпуса существовали “в двух экземплярах”, полевые и резервные, причем с таким же номером. Но французы считали их за один. Разведка многократно докладывала, что это не так, однако начальство ее информацию отметало. Дескать, такого не может быть.
В результате силы противника преуменьшались чуть ли не вдвое! Французские шпионы за огромную сумму купили у германского генштабиста план Шлиффена, но его признали фальшивкой! Прикинули по собственным оценкам численность немцев (получалось 26 корпусов), и выходило, что на всю протяженность фронта, на обход через Бельгию, этого не хватит. Заместитель председателя военного совета Мишель поверил, что план Шлиффена истинный, настаивал на усилении обороны, но Жоффр заявил: “Нет смысла обсуждать это предложение. Генерал Мишель не в своем уме”. Для французской армии был разработан План-17. Вдоль границ с Германией развертывались 5 армий. Главный удар наносился на правом фланге, в Лотарингии, второй удар – в Арденнах. Предполагалось прорвать неприятельскую оборону и двигаться за Рейн, на Берлин. А левый фланг на границе с Бельгией оставался вообще неприкрытым. Именно тот участок, куда нацеливались стрелы немецкого генштаба.
В Берлине о недостатках французской армии знали, более опасным противником считали англичан. Но британцы, наращивая флот, начали экономить на сухопутных войсках. Ассигнования на них за 10 лет сократились втрое. Тех мощных армий, которые Англия выставляла в начале века против буров, уже не существовало. В самой Англии располагались лишь 6 пехотных и 1 кавалерийская дивизии. Это были прекрасные профессиональные соединения, они состояли почти из одних сержантов. Но развернуть их за счет призыва пополнений было невозможно. У англичан не было воинской повинности, армия формировалась по принципу добровольного найма – соответственно, не было обученных резервистов. Правда, имелись многочисленные колониальные войска, но они были разбросаны по всему миру и привыкли нести, в основном, полицейскую службу.
У англичан тоже хватало анахронизмов. Например, наставлениями предусматривалось, что на третий день мобилизации должна производиться заточка офицерских сабель. Некоторые высшие офицеры пренебрегали даже пулеметами, считая их “пустой игрушкой”. А войны в колониях, легкие победы над “дикарями” выработали у британцев весьма легкомысленное отношениение к войне. Когда Англия вступила в мировую схватку, военным министром был назначен покоритель Судана и буров фельдмаршал Китченер. Главнокомандующим экспедиционными силами стал Джон Френч. Четких планов у англичан не было. Одни политики и военачальники полагали, что армия должна быть придатком флота и использоваться для десантов. Другие думали воевать на континенте вместе с французами.
Вторжение немцев толкнуло в лагерь Антанты и Бельгию. Ее армия состояла из 6 пехотных и 1 кавалерийской дивизий и насчитывала 175 тыс. человек (вместе с жандармами). Главнокомандующим был король Альберт. Но Бельгия долго прожила мирной и нейтральной. Бельгийцы считали собственную армию лишней, сборищем дармоедов. Служили те, кто не нашел другую работу. Только в 1913 г. ввели воинскую повинность, народу это очень не нравилось. Части были расхлябанными, солдаты даже не умели ходить в ногу. Стрельбы проводилась изредка, по выстрелу на человека. Границы прикрывали две сильных крепости, Льеж и Намюр, но у полевой армии было мало артиллерии, пулеметов.
А в Сербии была милиционная система комплектования армии. Она являлась общенародным ополчением и насчитывала 12 пехотных, 1 кавалерийскую дивизии и отдельные отряды (250-300 тыс. чел.) Армия была плохо организована, слабо вооружена. Но она приобрела немалый боевой опыт в Балканских войнах. Очень высоким был воинский дух, войска горячо поддерживало все население. Главнокомандующим или “воеводой” в Сербии являлся генерал Радомир Путник.
Русская армия достигала 1,5 млн человек. По уровню подготовки она значительно превосходила другие державы, а по технической оснащенности уступала лишь германской и австрийской – но ведь они целенаправленно готовились к войне. В России солдаты 3 года служили на действительной, 7 лет числились в запасе I разряда, 8 – в запасе II разряда. Те, кто не служил, но был пригоден к строевой, входили в состав ополчения двух разрядов и назывались ратниками. Пехотный корпус по численности примерно соответствовал германскому, но дивизия была больше – 21 тыс. Она состояла из 2 бригад, бригады из 2 полков, полк из 4 батальонов (по 1 тыс.), а батальон – из 4 рот. Кавалерийская дивизия состояла из 4 полков по 6 эскадронов (один полк драгунский, один уланский, один гусарский и один казачий). Она насчитывала 4 тыс. шашек, но, в отличие от германской и французской, русская кавдивизия включала еще пулеметную команду и дивизион из 12 орудий.
Оружие было лучше или, по крайней мере, не хуже зарубежных аналогов: трехлинейная винтовка Мосина, револьвер Нагана, пулемет Максима, усовершенствованный тульскими оружейниками. Пулеметов было по 8 в полку – так же, как у немцев и французов. Одними из лучших в мире были скорострельные трехдюймовые (76 мм) орудия Барановского. В дивизии имелось 48 пушек (у немцев – 72, у французов – 36). А всего в русской армии было 7030 орудий (из них 240 тяжелых). Для сравнения: в Германии – 9398 орудий (1300 тяжелых и 996 осадных), в Австро-Венгрии 4083 (960 тяжелых и 338 осадных), во Франции – 4800 (легких).
Первые полевые радиостанции, созданные А.С. Поповым и капитаном Троицким, были введены еще в 1900 г., и к началу мировой войны во всех корпусах существовали “искровые роты”. Широко использовалась телефонная и телеграфная связь. В войсках насчитывалось более 3000 автомобилей (у немцев лишь 83 штуки, они недооценивали автотранспорт, предназначали его только для передовых отрядов). Воздушные силы составляли 263 самолета и 14 дирижаблей. Опять же, для сравнения – в Германии 232 самолета и 15 дирижаблей (их еще называли цепеллинами), во Франции – 156 самолетов и 5 дирижаблей (когда Жоффру доказывали пользу авиации, он отмахнулся: “Ну, это для спорта!”).
Впрочем, авиация была совершенно новым видом техники, самолеты сильно различались по своим качествам. В русском флоте были великолепные гидропланы М-5 и М-9, сконструированные Д.П. Григоровичем, они считались лучшими в мире. В 1913 г. на Русско-Балтийском заводе был создан многомоторный самолет Сикорского “Русский витязь”, а на его базе – бомбардировщик “Илья Муромец”, на нем уже имелись специальные подвески для бомб, сбрасыватели и прицелы. Для летчиков на этом самолете применялся парашют Котельникова. Но большинство аэропланов в сухопутных войсках были иностранного производства и устаревших моделей, ненадежные и невооруженные.
Русские конструкторы Федоров, Токарев, Рощепей уже создали первые образцы автоматических винтовок. В 1904 г. мичман Власов и капитан Гобято изобрели миномет. Появились образцы ручных пулеметов, “противосамолетных” орудий. Они оставались еще на уровне разработок, но к началу войны их не было и в других странах. Кстати, в европейских армиях не было и ручных гранат, их считали сложным и опасным оружием. У немцев гранаты изготовлялись не на заводах, а саперами, и ими же применялись. У русских гранаты уже производились, начали поступать в войска. Новое Наставление для пехоты предусматривало забрасывать противника гранатами перед штыковым ударом. Но на практике войска этому еще не обучали.
Русская стратегия и тактика были передовыми для того времени, учитывали опыт японской войны. Главным видом боевых действий признавалось наступление, но должное внимание уделялось и обороне. Атаковали в более редких порядках, чем на Западе (интервалы до 5 шагов). Применялось переползание, движение перебежками, выдвижение отделениями или одиночными солдатами под прикрытием огня тех, кто остается на месте. Не только в обороне, но и в наступлении от солдат требовалось окапываться. Армию обучали встречному бою, действиям в ночных условиях, вместо штыковой вводилась огневая тактика. Пехота показывала очень высокие результаты в стрельбе, а артиллеристы не знали себе равных – в их среде считалось делом чести не просто метко стрелять, но и досконально, вплоть до винтиков, знать свое орудие. Русская артиллерия в японской войне впервые применила стрельбу с закрытых позиций с помощью угломера и панорамы, а для корректировки огня использовала аэростаты. Прекрасно была подготовлена и кавалерия, ее учили действовать как конных, так и в пеших порядках.
Важная роль отводилась индивидуальному обучению солдат и командиров. Русские офицеры и унтер-офицеры были настоящими мастерами военного дела. Классик военной педагогики М.И. Драгомиров в своих работах требовал: “Близко общаться с подчиненными”; “ставить службу выше личных дел”; “не бояться самостоятельности”. Кадровая русская армия превосходила германскую и по качеству бойцов. Солдаты в ней служили в прямом смысле слова отборные. Россия содержала гораздо меньшие вооруженные силы, чем позволяли ее человеческие ресурсы. Из призывников медицинские комиссии отбирали лишь 52 %! Самых здоровых и сильных. (В Германии отсеивали всего 3 %, явных инвалидов).
Слабые стороны, к сожалению, имелись и у русских. Со времен Петра I сохранялась практика назначать офицеров и генералов на гражданские административные посты. Чины и выслуга при этом шли, и потом их, забывших о строевой службе, могли вернуть в армию. Плохо была поставлена подготовка резерва. Сборы и учения запасников проводились только у казаков. А 48 % призывников, которые не попадали на действительную службу и числились в ополчении, оставались вообще необученными. С офицерским резервом дело обстояло еще хуже. Это были выпускники вузов, получавшие с дипломом чин прапорщика запаса, но о службе не имевшие понятия, или офицеры, уволенные по возрасту, состоянию здоровья, за проступки.
В военной области негативно сказывалось и западничество. Французы, несмотря на грубейшие недостатки в собственной армии, были уверены, что она подготовлена лучше всех. Самоуверенно поучали коллег из Петербурга, и русские генштабисты развешивали уши, перенимали глупые теории “борьбы воль”, “порыва”. Под влиянием французов недооценивали тяжелую артиллерию. Позже, правда, спохватились, по новой военной программе артиллерию предполагалось значительно усилить. На корпус должно было приходиться 156 орудий, из них 24 тяжелых. Но реализация этих планов только начиналась, и в августе 1914 г. на корпус приходилось 108 пушек, из них 12 тяжелых (122 или 152 мм).
Военное министерство возглавлял генерал от кавалерии Сухомлинов. Он был толковым администратором, много сделал для подготовки к войне. Но чрезмерным рвением не отличался. На январь 1914 г. из ассигнований, выделенных военному ведомству, накопилась огромная сумма в 250 млн руб., их просто не удосужились использовать. Министерство почти не следило за сроками выполнения заказов, графики поставок срывались. Вместо того, чтобы развивать отечественную промышленную базу, Сухомлинов размещал заказы в Англии, Франции, даже в Германии. За рубежом изготовлялись тяжелые орудия, самолеты, часть боеприпасов. Иностранцы совершенно окрутили министра. Сделать это было не трудно. Сухомлинов, вдобавок ко всему, был человеком легкомысленным, в 60 лет женился на 28-летней красавице. Она была ветреной и расточительной особой, муж всячески ублажал ее и постоянно нуждался в деньгах. Представители зарубежных фирм подмазывали его взятками, получая заказы. А среди тех, кто наставлял ему рога с супругой, был резидент австрийской разведки Альтшиллер.
Русский План-19 предусматривал два варианта действий. Вариант “А” – если первый удар немцев обрушится на Францию, и вариант “Г” – на Россию. По первому варианту, который и начал осуществляться, 4 армии Юго-Западного фронта (52% всех сил) сосредотачивались против Австро-Венгрии. Встречными ударами из Польши и с Украины они должны были уничтожить неприятельские силы в Галиции и развивать наступление на Вену и Будапешт. Против Германии действовали 2 армии Северо-Западного фронта (33 % сил). Сходящимися ударами с востока, из Литвы, и с юга, из Польши, предусматривалось разгромить немцев в Восточной Пруссии и тем самым оттянуть на себя войска из Франции. Кроме того, развертывались две отдельные армии (15 % сил) – 6-я, для прикрытия Петрограда и побережья Балтики, и 7-я – для защиты румынской границы и берегов Черного моря.
Сперва считалось, что Верховным Главнокомандующим будет царь, но его уговорили не принимать на себя руководство войсками. Этот пост занял 58-летний генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич. Он был опытным и мужественным военачальником, отличился в русско-турецкой войне, одним из первых под огнем форсировал на понтоне Дунай. Достойно сражался на Шипке и был награжден орденом Св. Георгия IV степени. С 1905 г. он командовал Петербургским военным округом, возглавлял военный совет по реорганизации армии после японской войны. Знал и помнил всех офицеров, с которыми когда-либо встречался, и многих солдат.
Брусилов вспоминал: “По моему мнению, в это время лучшего Верховного Главнокомандующего найти было нельзя… Это – человек, несомненно всецело преданный военному делу, и теоретически, и практически знавший и любивший военное ремесло… Назначение его Верховным Главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него…”. Немцы тоже высоко оценивали великого князя, считали “жестким и умелым противником, обладающим железными нервами”. А некоторые его стратегические идеи Людендорф называл “в высшей степени смелыми и блестящими”.
Начальником штаба Ставки автоматически становился начальник генштаба. На эту должность в 1914 г. прочили талантливого стратега М.В. Алексеева. Но Сухомлинов придрался, что он, будучи выходцем из низов, не знает языков – как же он будет общаться с союзниками? В результате был назначен Янушкевич, прежде возглавлявший Академию генштаба, а должность генерал-квартирмейстера, отвечавшего за оперативную работу, занял генерал Данилов. Они звезд с неба не хватали, но были вполне грамотными специалистами, по уровню подготовки не уступали зарубежным коллегам.
Ставка Верховного Главнокомандующего разместилась в Барановичах. Здесь все было устроено без какой-либо роскоши, даже без “лишних” бытовых удобств, только для дела. Сперва Николаю Николаевичу выдели лучший дом в городе, но он находился далеко от станции, где имелись линии связи и обосновались оперативный и разведывательный отделы. Великий князь предпочел жить в вагоне. Большинство служб также располагались в вагонах на запасных путях. Хотя не обошлось без казусов – Николай Николаевич был очень высокого роста и, задумавшись, несколько раз набивал себе шишки в низких вагонных дверях. Тогда его сотрудники догадались наклеивать бумажки на верхние притолоки, чтобы обратить внимание великого князя и заставить вовремя нагибаться.
Всего к началу войны в странах Антанты имелось 6,2 млн солдат и офицеров и 13 тыс. орудий, у Центральных держав, Германии и Австро-Венгрии – 4,4 млн штыков и 15 тыс. орудий. Но английские и французские войска были рассредоточены по колониям, русские – по просторам своей страны. Если же брать те силы, которые готовы были вступить в сражение, то на Западе французским, английским и бельгийским частям численностью 1,6 млн при 4640 орудиях противостояли германские армии тоже в 1,6 млн бойцов при 5 тыс. орудий. На восточном театре действовало более 1 млн германских и австро-венгерских солдат при 2,7 тыс. стволов артиллерии, русских – 850 тыс. при 3,2 тыс. орудий. Наши армии уступали неприятелю в живой силе, но превосходили его по технике.
ПЕРВЫЕ БОИ.
Русский народ встретил войну с единодушным патриотическом подъемом. Санкт-Петербург был переименован в Петроград – символически открещиваясь от всего “немецкого”, даже в названиях. В стране на время войны объявлялся сухой закон, и люди восприняли его с полным пониманием. А сама война не называлась тогда Мировой (и уж конечно – не Первой мировой). Этот термин утвердился значительно позже. В народе ее называли германской, а официально – Великой войной. А поскольку опасность нависла над самим Отечеством, и война началась при общей народной поддержке, то привилось и другое наименование – Вторая Отечественная. Или Великая Отечественная.
Политические партии прекратили свою обычную грызню, либералы “заключили мир” с правительством. В Думе левый Милюков и правый Пуришкевич публично обменялись рукопожатием. А национальные фракции – поляки, латыши, литовцы, татары, евреи и т.п., приняли общую декларацию, выражали “неколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России объединены единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по призву своего государя готовы стать на защиту Родины, ее чести и достоинства”. Но далеко не все были искренними. Либералы и демократы уже в те дни рассуждали, что союз с Англией и Францией – это замечательно. Строились прогнозы, что в подобном альянсе наша страна должна будет реформироваться, ориентируясь на союзников. В кулуарах выдвигался лозунг, что победа в войне, должна стать “победой не царизма, а демократии”.
А пока в Петрограде и других городах произносились речи и устраивались манифестации, моряки Балтфлота уже начали боевые операции. Командовал им вице-адмирал Николай Оттович Эссен. Это был замечательный флотоводец, отличившийся в японской войне, сподвижник и друг адмирала Макарова. На Балтике у русских было 4 старых линкора, 10 крейсеров и 49 эсминцев. Германский флот имел колоссальное численное превосходство, мог нанести удар и по Кронштадту, и по столице. Чтобы предотвратить угрозу, самая узкая часть Финского залива от Ревеля (Таллина) до Поркала-Удд перекрывалась 8 линиями минных заграждений. А корабли Балтфлота и береговые батареи прикрывали их и должны были дать бой, если враг попытается протралить проходы.
Авторами плана были сам Эссен и капитан I ранга Александр Васильевич Колчак – известный ученый-полярник, совершивший несколько смелых экспедиций, герой Порт-Артура. Еще в Японскую он зарекомендовал себя непревзойденным мастером минного дела. Когда стало ясно, что назревает война, Эссен несколько раз просил разрешения ставить мины, но царь запрещал это делать, пока остается надежда на мир. 31 июля поступили агентурные данные, что германский флот двинулся на Балтику. Нападение могло грянуть внезапно, как в Порт-Артуре. Эссен доложил: “Считаю необходимым тотчас же поставить заграждения, боюсь опоздать. Если не получу ответа сегодня ночью, утром поставлю заграждения”.
Он решился действовать на свой страх и риск, готов был пожертвовать карьерой. Вывел в море корабли, но как раз в эту ночь Россия получила германский ультиматум. В 4.15 Эссен получил радиограмму: “Разрешаю поставить главные заграждения. Николай”. Позже стало известно, что Вильгельм действительно намеревался начать войну массированным ударом с моря. Но в это время британский флот по команде Черчилля перемещался в Скапа-Флоу. Кайзера обеспокоили эти маневры. Он счел, что англичане могут атаковать побережье Германии, и приказа о рейде на Петроград не отдал.
На период развертывания главных сил обе стороны выставляли по границе завесу из кавалерийских частей. 4 – 5 августа у городка Кибарт в Восточной Пруссии произошли первые стычки между русской и германской конницей. А 12 августа возле литовского местечка Торжок пост из 5 казаков 3-го Донского им. Ермака Тимофеевича полка заметил разъезд вражеских драгун, заехавший на русскую территорию. Немцев было 27, но казаки их атаковали с гиком и посвистом, хотели загнать под огонь другого поста. Однако соседи уже отошли, а противник разобрался, что казаков мало, завязалась схватка. Особенно отличился приказной (ефрейтор) Кузьма Крючков. Отстреливался, рубился, а когда враги насели и выбили шашку, желая взять в плен, выхватил у немца пику и отмахивался, как оглоблей. Сразил 11 неприятелей, получив 16 ран. Уцелевшие драгуны удрали.
Крючков первым в этой войне был награжден Георгиевским крестом. Во избежание путаницы стоит пояснить, что в России существовал орден Св. Георгия для офицеров – очень престижный, им награждали только на фронте за исключитальные заслуги. Для нижних чинов предгазначались Знак отличия ордена Св. Георгия и Георгиевская медаль. Полный бант состоял из 8 наград, 4 крестов и 4 медалей. Тех, кого награждали Георгиевским крестом, одновременно повышали в чине. За IV степень – до ефрейтора, за III – до унтер офицера, за II – до подпрапорщика, а за I – производили в офицерский чин прапорщика, но при условии, если награжденный имеет среднее образование.
Тем временем по стране началась мобилизация. Современники отмечали, что на Японскую призывники шли неохотно, не понимая, зачем нужно ехать в какую-то Маньчжурию. Но войну с Германией сразу восприняли как справедливую. Крестьяне осеняли себя крестным знамением и шагали на призывные пункты, не дожидаясь повесток. Было много добровольцев. Записывались в армию рабочие, даже те, кто имел броню. Вставали в строй студенты, интеллигенция. В числе добровольцев были писатель Александр Куприн, поэт Николай Гумилев, стал медбратом Сергей Есенин. Перешел из студентов на курсы гардемаринов Иван Исаков – будущий адмирал. Группа учеников Костромской духовной семинарии попросила сдать экзамены экстерном, чтобы идти воевать – среди них был будущий маршал Василевский. Под Одессой, тайком забравшись в воинский эшелон, сбежал на фронт 16-летний мальчишка Родион Малиновский – тоже будущий маршал. Уговорил, чтобы его приняли, как сироту.
По русским планам, западную часть Польши оборонять не предполагалось. Она глубоко вклинилась между Австрией и Германией, и войска тут было легко окружить. Развертывание главных сил велось по линии р. Неман – Брест – Ровно – Проскуров (Хмельницкий). А “Завислянский край” с началом войны эвакуировался, сюда сразу вошли германские части ландверного корпуса ген. Войрша. Заняли Калиш, Ченстохов. С ходу отметились жестокостью. Брали и казнили заложников, накладывали контрибуции, а мужчин, не успевших или не захотевших уехать, объявили пленными и отправляли в лагеря.
Навстречу немцам выдвигалась наша конница. Большинство поляков симпатизировало русским, и добровольцев здесь тоже хватало. Когда 5-й Каргопольский драгунский полк сделал привал в селе Гроец, к командиру явились два парня с просьбой принять на службу – Вацлав Странкевич и Константин Рокоссовский, еще один будущий маршал. Ему было лишь 17, и он добавил себе 2 года, чтобы взяли. Полковник Шмидт зачислил их в часть, а через несколько дней обнаружили немцев селе Ново-Място. Рокоссовский вызвался в разведку. Переоделся в штатское, сходил в село и узнал, что там расположились кавалерийский полк и рота велосипедистов. На переправе через р. Пилицу их встретили огнем и разгромили. Рокоссовского наградили Георгиевским крестом IV степени.
А на австрийской границе сперва было тихо. Дипломатическая ситуация сложилась вообще парадоксальная. Германия объявила русским войну, якобы защищая Австро-Венгрию, но сама Австро-Венгрия войны России не объявляла! В Берлине, кстати, серьезно нервничали – а что если вообще не объявит? Николай II тоже на австрийцев не нападал, выжидал, как они себя поведут. Но Вена лишь тянула время, пока не подтянет достаточно войск, и только 6 августа объявила русским войну. А Франция и Англия объявили о войне с Австро-Венгрией лишь 12 августа, крайне неохотно, после категорических требований России.
Русско-австрийскую границу первым нарушил все же противник. В полосе 8-й армии генерала Брусилова, возле местечка Городок (ныне в Хмельницкой обл.) разместилась 2-я сводная казачья дивизия. Переправившись через пограничную р. Збруч, на нее внезапно налетела австрийская кавалерийская дивизия. Казаки от неожиданности побежали, начальник их дивизии растерялся. Но командир бригады Павлов приказал четырем приданным ротам пехоты занять оборону, выдвинул пулеметы и артдивизион, а свою бригаду укрыл в сторонке. Австрийская конница сомкнутым строем, без разведки, неслась на Городок. Первые ряды скосили шквалом огня, разогнавшиеся задние налезали на них и сами падали под пулями и снарядами. А во фланг ударили казаки, и враг, спасаясь, покатился обратно. Брусилов отстранил от должности прежнего начдива, назначил на его место Павлова.
А на юге пришлось принимать меры предосторожности пока еще “мирному” Черноморскому флоту. 2 августа его командующий Эбергард доложил в столицу о перехваченных радиограммах – между Портой и Германией заключен союз, стало известно о мобилизации в Турции. Вскоре добавилась еще одна угроза. В Средиземном море находились два новейших германских корабля, линейный крейсер “Гебен” (махина в 23 тыс.т водоизмещения, с экипажем из 1013 человек и мощным вооружением – 10 орудий по 280 мм, 12 – по 152 мм и 12 – по 88 мм) и легкий крейсер “Бреслау” (4,5 тыс.т водоизмещения, 373 чел. команды, 12 орудий по 105 мм). При угрозе войны от них требовалось идти на Сицилию, соединиться с флотами Австро-Венгрии и Италии. Но Италия объявила нейтралитет, немецкие крейсера оказались одни против французской и английской эскадр.
Тирпиц радировал командиру отряда контр-адмиралу Сушону: “2 августа заключен союз с Турцией. “Гебену” и “Бреслау” идти немедленно в Константинополь”. В Средиземном море действовал флот Франции – 11 линкоров, 14 крейсеров и 24 эсминца. Но адмирал де Лаперер не рискнул сразиться с немцами. “Гебен” и “Бреслау” безнаказанно обстреляли французские африканские порты и двинулись на восток. Английский адмирал Милн тоже имел подавляющее превосходство, но от решительного боя уклонился. После стычки с британскими кораблями немцы благополучно оторвались от них и 10 августа вошли в Дарданеллы.
А в Стамбуле в эти же дни происходили весьма странные дипломатические маневры. 5 августа Энвер-паша вдруг пожелал увидеться с русским военным агентом Леонтьевым и предложил… заключить союз. Уверял, будто Порта еще ни с кем не связана никакими соглашениями, обещал отвести войска от границ, в удобное время спровадить немецких офицеров, разворачивал перспективы – создать блок против Австро-Венгрии и прогерманских балканских стран. А за это просил, чтобы Турции пообещали вернуть Эгейские острова, Западную Фракию и отменили “капитуляции” (торговые привилегии иностранцам).
Разумеется, это было провокацией. “Режим капитуляций” касался интересов Англии и Франции, а территории, которые просили турки, принадлежали Греции и Болгарии. Выманив нужные обещания, Энвер пытался вбить клин между союзниками по Антанте, поссорить Россию с греками и болгарами и обеспечить себе тыл для удара на Кавказ. Российский МИД на столь дешевую наживку не клюнул. Но переговоры были нужны Энверу еще и для того, чтобы поторговаться с немцами – одновременно он обсуждал с германским послом Вангенгеймом, что получит Турция за участие в войне.
Он добился своего, Германия пообещала ему “исправление восточной границы, которое даст Турции возможность соприкосновения с мусульманскими элементами в России”. При этом посол поощрял Энвера: “Отдавая вам Кавказ, мы хотим открыть дорогу на Туран”. Кроме того, Германия предоставила туркам заем в 100 млн франков золотом. А тут и корабли Сушона пожаловали. Энвер на заседении правительства с улыбкой объявил: “У нас родился сын” – имея в виду приход “Гебена”. По международным законам, нейтральное государство обязано интернировать корабли воюющей страны, оказавшиеся в его порту. Но с немцами договорились о фиктивной сделке, Турция как бы “купила” крейсера.