Лхасская знать и дворянство
В Тибете существовало 150-200 светских знатных фамилий. Так, представители лхасской знати занимали 175 постов в центральной администрации, но поскольку из некоторых семей происходили два чиновника, то общее число знатных семей составляло примерно около 150. Один из источников приводит более точную цифру — 164 семьи светской аристократии Лхасы [Саrrasсо, 1972, р. 127-128]. К высшей знати принадлежали, во-первых, семьи, в которых имела место реинкарнация Далай-ламы. После смерти Далай-ламы его семья получала новое имя, под которым она и становилась известна в дальнейшем. К таким фамилиям следует отнести Самдуб Побран (происходившую от брата Далай-ламы VII); Лхалу (от брака потомков родственников Далай-лам VIII и XII); Пункан (по одним сведениям, от брата Далай-ламы X; по иным данным — от брата Далай-ламы XI); Юток (от потомков одного из членов семьи Далай-ламы X) и Ландун (от семьи Далай-ламы XIII) [ibid., р. 128, 258-259].
К высшей знати принадлежали потомки древних цэнпо Тибета либо крупных местных правителей (дэпёны). Две фамилии вели свою родословную от древних владетелей, правивших еще до правления Сонцэн Гампо (629-649). Это были семейства Ракашаг и Лха Гьяри. Владение фамилии Лха Гьяри и в XIX в, являлось своего рода полунезависимым владением. Всего же к высшей знати этой группы принадлежало пять аристократических семей.
К дэпёнам относились и семьи, которые вели свой род от выдающихся сановников или министров. Например, семья Тонпа {176} происходила от Тонми Самбхота, министра Сонцэн Гампо, с именем которого связано создание тибетской письменности. Семья Дорин вела свой род от Падмасамбхавы. Семья Палха происходила от семьи бутанского монаха, поступившего на службу в администрацию Лхасы в XVII в.
Все перечисленные семьи составляли высшую светскую знать Лхасы. Как правило, браки у них совершались только в своем аристократическом кругу. Всего таких семей было 15-20 [Саrrasсо, 1972, р. 129,132]. Остальные знатные семьи Лхасы были, если можно так выразиться, обычной знатью, дворянством. Только в редких случаях простолюдин мог подняться в круг этой знати. Для этого он должен был иметь достаточное богатство, личные способности, быть усыновленным или жениться на девушке из знатной семьи.
Карьера регента Шэтра в XIX в. может служить одним из редких примеров такого выдвижения на высшие посты человека из низов тибетского общества. Простолюдин по имени Пишипа стал первоначально монахом в Ташилунпо и достиг здесь высокого ранга. В возрасте 30 лет он стал монахом-чиновником в Лхасе и был взят секретарем к кaлону Шэтра. Тот усыновил талантливого секретаря и выдал за него свою дочь. После смерти своего приемного отца Пишипа унаследовал его должность и стал кaлоном Шэтра. Впоследствии он вновь стал ламой, выдвинулся в Кашаге и стал первым министром, а после событий 1844 г. — регентом [ibid., р. 129]. Именно об этом человеке писал Гюк: «Регент был человек очень даровитый и только своими необыкновенными способностями из самой низкой среды достиг высокой степени калона» [Гюк и Габэ, 1866, с. 261].
Другой пример — Дзэсар — служитель дома Далай-ламы, благодаря активности которого удалось задержать китайский отряд, преследовавший Далай-ламу в 1910 г. во время его бегства в Индию. После возвращения Далай-ламы в Лхасу в 1913 г. глава семьи Царон и его сын были казнены за их связи с китайцами, и семья Царон осталась без главы — мужчины. С разрешения Далай-ламы простолюдин Дзэсар женился на вдове Царона, на дочери Царона и на вдове сына Царона и стал главой фамилии Царон. Новый Царон стал кaлоном, главнокомандующим и начальником монетного двора.
Каждая знатная фамилия занимала один или два поста в администрации в зависимости от количества имений и условий, на которых эти имения ей предоставлялись. Главе фамилии наследовал сын, обычно старший, но не обязательно. Сын наследовал и {177} имение, и обязанность служить. Младшие (другие) сыновья могли либо стать ламами, либо быть найдены в качестве перерожденцев так называемых живых будд, либо в дальнейшем стать ламами-чиновниками. Они имели возможность в будущем, в зависимости от обстоятельств в их семье, выйти из монашества и стать главой семьи и светским чиновником. Младшие «дворянские» сыновья могли быть усыновлены другой знатной семьей, в которой не имелось сыновей.
Если сыновья из знатных семей не наследовали своим отцам, не становились монахами и не были усыновлены другими семьями, то они рассматривались как простолюдины. Их могли использовать для управления имениями семьи. Большинство младших сыновей все-таки становились монахами и лишь некоторые — простолюдинами.
Знатные семьи могли разделяться; в этом случае член семьи, получивший свою долю фамильного владения, становился основателем новой фамилии. Число знатных фамилий пополнялось и в случае иммиграции в Лхасу представителей аристократии из соседних государств и княжеств. Так, например, член королевской семьи Сиккима бежал в Тибет, вступил во владение сиккимскими королевскими имениями на территории Тибета и основал фамилию Тэрин. Первый министр Сиккима в аналогичной ситуации стал родоначальником фамилии Тэлин. Принц Дэргэ, когда его княжество заняли китайские войска, бежал в Лхасу и вошел в ряды лхасской знати. После бегства Панчен-ламы в Китай в 1923 г. контролируемые им прежде районы перешли под прямое управление Лхасы, и «дворяне» этих районов (41 знатная семья) влились в ряды лхасской знати [Саrrascо, 1972, р. 130-131,260].
Наконец, в ежегодно составляемых Кашагом списках чиновников находились имена представителей трех богатых тибетских купеческих фамилий: Помда Цан, Саду Цан и Цатул Цан. Молодые люди из этих трех семей вступали в брачные отношения с представителями знатных фамилий. Семья Помда Цан происходила из Восточного Тибета и сохраняла там большое влияние. Она породнилась с семьей Самдуб Побран из высшей лхасской знати. Саду Цан были самыми богатыми тибетскими торговцами в Калимпонге.
Молодой дворянин начинал учиться в финансовом управлении и готовился к занятию какой-либо должности. Уже в это время ему присваивался седьмой ранг. Трижды в год Управление финансов представляло в Кашаг имена подготовленных для правительственной службы студентов. Окончательное решение принимали Далай-{178} лама или регент. Чиновника назначали на какую-либо должность на три года с соответствующим этой должности рангом. Затем следовало назначение уже на другую должность, что определялось его успехами, способностями, связями семьи и т.п. Помимо системы рангов имелась система почетных титулов. Отцы и братья Далай-ламы получали китайский титул гун[11]. Присваивались также монгольские титулы дзасак и тайджи[12]. Держатели этих титулов, вне зависимости от их административных должностей, получали третий ранг, причем имевшие титул гун рассматривались как стоящие выше калонов, а дзасаки и тайджи — ниже. Специальные привилегии имели и дети дворян из семей, предки которых занимали должность калонов. В частности, в период обучения в Управлении финансов они уже имели четвертый ранг, а не седьмой, и, разумеется, быстрее продвигались по административной лестнице, обычно сами становясь кaлонами. Чиновники высших рангов (четвертого и выше) и имевшие почетные титулы участвовали в Национальной ассамблее вместе с настоятелями трех великих монастырей.
Земельные владения дворянских семей были наследственными, но их административные должности и политические позиции наследственными не являлись. В кругах высшей лхасской знати можно было возвыситься до самых вершин власти, стать колоном или регентом, но можно было и пасть с этих вершин, несмотря на все привилегии рождения. Последнее особенно относилось к регентам. За этот пост среди лхасской элиты постоянно шла борьба, и каждая смена регента сопровождалась конфискацией имущества того, кто потерял власть.
Местное дворянство
Помимо лхасских знатных семей существовали и местные дворяне. Под этим названием объединены разные прослойки и группы привилегированных. Это и наследники древних фамилий в зависимых княжествах, и местные чиновники при цзонпёнах, и чиновники низшего ранга в армии, почтовой службе и т.д. Все {179} они также владели имениями. В центральных провинциях имелось относительно мало представителей подобного местного дворянства. Крестьяне были прикреплены к имениям церковных иерархов, монастырей, знати либо управлялись чиновниками, назначенными центральным правительством. Например, в районе Пари два цзонпёна с двумя казначеями, одним сборщиком налогов и одним секретарем имели дело непосредственно со старостами деревень, которых выбирали крестьяне. Но здесь же, в Пари, наравне с наследственными деревенскими старостами управляли несколько местных вождей, владельцев имений, которые не входили в лхасское «бюрократическое» дворянство [Саrrasсо, 1972, р. 134]. В Конпо местные вожди управляли большими земельными владениями. Они формально подчинялись администрации района, но практически имели больше власти в своих владениях, чем местные чиновники. В Цаюле несколько деревень не платили налоги, но находились в зависимости от чиновников округа. Жители этих деревень были переселены из Центрального Тибета и получили на новом месте землю на льготных условиях. Но одна из этих деревень уже была пожалована тибетским правительством за службу местному чиновнику. Вдова смещенного правителя Поюла после смерти своего мужа получила от правительства Лхасы земельное владение [ibid].
Более ясную картину системы местного управления можно увидеть в Западном Тибете. Провинцией Нгари управляли два светских губернатора, назначаемых Лхасой на три года. Резиденцией губернаторов служил город Гарток. Губернаторам подчинялись четыре чиновника — правители округов Рутог, Цапаран, Даба и Пуран, их также назначали из Лхасы на три года. На всей территории провинции почтой заведовал один почтовый чиновник. В провинции находилось много монастырских имений, при этом все монастыри являлись «дочерними» по отношению к монастырям Центрального Тибета, и, соответственно, всеми монастырями управляли настоятели и казначеи, которых присылали на три года из Лхасы.
Большое владение с центром в Тарчэне принадлежало бутан-ской церкви, им управляли чиновники из Бутана.
Чиновники администрации в большинстве случаев не имели дела непосредственно с крестьянами. В Нгари 13 территорий находились под управлением наследственных вождей пён — некоторые территории в земледельческих районах, таких, как Пуран или Цугэ, другие — в скотоводческих. Так, например, в округе Пуран все{180} деревни, не принадлежавшие монастырям, объединялись в три «территории». Наследственные вожди отвечали за поддержание порядка и сбор налогов и подчинялись районному чиновнику в г. Таклакот.
Провинцией Накцзан управляли два цзонпёна, которых назначала Лхаса. Цзонпёны находились в Сэнцза. Провинция делилась на районы, управляемые наследственными вождями, собиравшими налоги и передававшими часть их цзонпёнам.
В Намру также имелись местные вожди (дэпа), подчинявшиеся чиновникам из Лхасы. Еще севернее, в Хорпа было пять даннических владений, причем главное из них — Цзэмар — возглавлял вождь с титулом дэпён, считавшийся старшим среди всех пяти. Вожди округа Хор посылали дань непосредственно императорскому двору один раз в четыре года [ibid., р. 135-136].
Наследственные старосты деревень и наследственные местные вожди составляли низшее звено управления в тибетском обществе. Строго говоря, они не входили в административный аппарат государства. Как правило, в источниках эти люди лишь упоминаются и нет подробного описания их прав и обязанностей, их функций и т.п.; часто даже трудно отнести конкретное лицо к той или другой категории. Но существование обеих категорий низших управленцев в целом не вызывает сомнений.
Княжества
На тибетской территории также существовали небольшие княжества, или владения, подчинявшиеся непосредственно правительству в Лхасе. Над ними не было власти цзонпёнов или местных чиновников. В этих княжествах имелись свои чиновники и мелкие вожди либо наследственные деревенские старосты.
Крупнейшим полунезависимым владением являлось владение Панчен-ламы с центром в Ташилунпо. Панчен-лама управлял тремя районами: Лхацзэ, Пунцок Намгьяллин и Гамрин. Некоторое время под его контролем находилась также территория Камба-цзона. Это были густонаселенные земледельческие районы в долине р. Цанпо и часть скотоводческих территорий к северу в районе Чантан. Система управления в Ташилунпо в общем копировала лхасскую.
Существовало местное дворянство, из представителей которого назначались чиновники (дункор), получавшие земельные владения {181} [ibid, р. 139]. Из 28 семей брались светские чиновники, а из 13 семей — религиозные. Две фамилии (из 41) являлись боковой ветвью двух лхасских знатных фамилий.
Казначейство Панчен-ламы предоставляло монастырям в Таши-лунпо и их «филиалам» в других районах земельные владения и продовольственные выдачи (ячмень и т.п.).
В Центральном Тибете единственным полунезависимым владением, о котором сохранились сведения, являлось владение одной из знатных лхасских фамилий, Лха Гьяри. Около 1912 г. эту фамилию возглавляли три брата. Старший из семейства владел большой территорией от перевала Пу до пров. Дагпо, в рамках которой ему принадлежали весь административный район Рончакар, а также район золотодобычи около перевала Пу. Семья Лха Гьяри стала наследственно владеть этой территорией в XIII в.
По этим же сведениям, около 1912 г. второй брат служил офицером в тибетской армии и погиб в бою с китайцами, а младший — являлся «живым буддой» в районе Таван.
Полунезависимым княжеством на юго-западе от Лхасы был Поюл. Здесь находился наследственный правитель Каннам-дэпа, плативший дань Лхасе. В то же время правительство Тибета периодически назначало в это владение районных чиновников. Около 1910 г. в столице княжества Поюл Това при дэпа имелся совещательный совет из восьми человек. Княжество состояло из пяти владений: Танма, Ката, Гонцза, Като и Ньило во главе с местными вождями — данниками дэпа. В Поюле имелись три владения, принадлежавшие непосредственно лхасскому правительству, и для управления ими Лхаса назначала трех цзонпёнов. Цзонпёны обычно сами не приезжали в эти владения, а присылали управляющих. Владение Падмако в излучине р. Цанпо принадлежало лично правителю Поюла. Правитель назначал туда трех чиновников, одним из которых всегда был лама.
В Западном Цзане полунезависимым княжеством являлись владения Сакья. Они включали около 60 деревень и около 20 монастырей, расположенных в этом районе. У сакьяского иерарха имелись первый министр и штат чиновников. В Амдо и в других районах существовали «дочерние» монастыри Сакья, настоятели которых назначались, или, лучше сказать, определялись, сакьяскими иерархами и которые посылали своих послушников и монахов на обучение в Сакья.
В Каме действовали крупные монастыри секты Гэлугпа. Монастырь в Чамдо возглавлял «живой будда» Пагпа Лха. Управленческий {182} штат монастыря составляли три главных ламы (ламы-министры) и 24 светских чиновника. Монастырь контролировал территорию, на которой проживало более 80 тыс. семей. Непосредственно в монастырских имениях находилось более 10 тыс. семей крестьян. К юго-востоку от Чамдо монастырь Дагьяб также возглавлял «живой будда». Монастырь Чамдо являлся филиалом монастыря Сэра, а монастырь Дагьяб — филиалом монастыря Дэггун. Настоятели упомянутых камских монастырей должны были пройти обучение в соответствующих лхасских монастырях, титулы им присваивались Лхасой, тибетское правительство также могло определять назначения внутри монастырской администрации. К западу от Чамдо и Дагьяба находился район Пагшод, владение «живого будды» монастыря Кунделин в Лхасе. Территория Пагшод делилась на 6-8 небольших областей, которыми управляли чиновники, назначаемые на три года из Лхасы [ibid., р. 139].
Таким образом, внутри правящего класса тибетского теократического государства можно определить четыре основные группы: 1) высшая лхасская знать, 2) местные наследственные правители, 3) светские чиновники-дворяне, 4) чиновники-монахи.
Ко второй группе должны быть отнесены вожди полунезависимых владений Лха Гьяри и Поюл, правители небольших княжеств Кама, наследственный настоятель монастыря Сакья (являвшийся одновременно правителем полунезависимого владения Сакья), «живые будды» монастырей секты Гэлугпа и др.
В третьем случае мы имеем дело с «дворянскими» семьями, члены которых наделены наследственными семейными поместьями. Внутри своих имений они исполняли определенные судебные и административные функции. Они владели имениями на правах несения государственной службы в качестве чиновников. Как чиновники они к тому же получали жалованье. Чиновничьи должности не являлись наследственными, и каждый дворянин обычно в течение своей жизни занимал разные должности.
Монахи-чиновники, разумеется, тоже не передавали свои должности по наследству. Им не предоставляли земельные владения, но они получали жалованье. Правда, колоны и чиновники на местах (главы районов) получали временно земельное владение в соответствии с их должностью. Во всех случаях для всех представителей правящего класса права на владение землей были связаны с выполнением политико-административных функций, и наоборот. Чиновники получали свою часть доходов с земли в той или иной форме. Не существовало собственников земли (имений), не занятых {183} на государственной службе, не занятых управлением государства в широком смысле этого слова. С другой стороны, не существовало и чиновника, который не имел бы экономических привилегии. Те же сотни семей и лиц, которые владели землей, контролировали также и государственный аппарат, говоря иначе, они-то и представляли собой государственный аппарат.
Земельные отношения
Вся земля в Тибете считалась принадлежащей верховному правителю, т.е. Далай-ламе. От имени Далай-ламы производилось наделение крестьян землей для ее обработки в обмен на уплату налогов и выполнение повинностей.
Другая часть земли находилась под непосредственным контролем правительства Далай-ламы или его представителей, эту землю обрабатывали мобилизованные с этой целью крестьяне либо нанимаемые работники, и все доходы с нее поступали государству.
Доходы с обоих видов земель могли поступать прямо в государственные хранилища, а могли быть пожалованы Далай-ламой монастырям и знатным семьям (дворянам). Если Далай-лама жаловал землю местному правителю, монастырю или чиновнику за службу, то доход с этой земли шел полностью или частично тому, кому земля была пожалована.
Ч. Белл приводит общие суммы доходов по трем типам землевладения за 1917г. Доходы с монастырских земель составили 800 тыс. фунтов (42% всех доходов). К тому же с этих земель никаких налогов в казну не поступало. Государственное казначейство собрало с государственных земель доходов на 720 тыс. фунтов (37%). В руки знатных семей от их имений попало доходов на 400 тыс. фунтов (21% всех доходов). Доходы правительства в денежном выражении составили 60 тыс. фунтов, тогда как поставки продукции в натуральном виде — зерне, масле, чае, бумаге, ячьем навозе, сукне, дереве (строевом лесе), мясе — были оценены в 300 тыс. фунтов. Стоимость выполнения повинностей, главным образом транспортной (улд), составила 200 тыс. фунтов. Различные иные доходы правительства от земли оценивались в 160 тыс. фунтов ([Веll, 1946, р. 165-166]; цит. по [Саrrasсо, 1972, р. 86]).
Таким образом, основными являлись натуральные налоги, а налоги в денежной форме играли второстепенную роль.
Тибетская система взимания налогов требовала детального и тщательного учета. Постоянно проводились переписи населения {184} и земельные кадастры в каждом районе. Записи о земле и населении имелись также в каждом имении. Финансовое управление в Лхасе, возглавляемое четырьмя цзипёнами, сохраняло документы о всех имениях, принадлежавших государству и знатным семьям. Материалы об имениях, принадлежавших монастырям, хранились в Великом секретариате.
Государство взимало следующие налоги:
1. Подушный налог с каждого человека либо с каждой семьи соответственно ее составу; обычно взимался в денежной форме.
2. Налог на имущество крестьянской семьи, т.е. земельный налог и налог на животных; взимался либо натурой, либо деньгами.
3. Специальный налог на крестьянина натурой или в виде отработок за право владения землей.
4. Таможенная пошлина и налоги на провоз товаров деньгами или натурой.
Тибетское правительство получало также доходы от оплаты судебных дел, штрафов, от предоставления взаймы зерна и от торговли.
Следует добавить, что земельный налог (пункт 2) и специальный налог (пункт 3) государственное казначейство получало лишь с тех крестьян, которые владели участками государственной земли.
Земельный налог
Крестьяне платили земельный налог в зависимости от размеров земельного участка. Как уже говорилось выше, в Тибете земельный участок измерялся в канах, на одном кане можно было посеять от 10 до 60 кхалов зерна в зависимости от почвы, поэтому кан по-разному исчислялся для разных категорий земли. С каждого кана земли требовали уплаты денежного налога, определенное количество зерна и выполнения в тех или иных размерах транспортной повинности (улы).
По сведениям С.Ч. Даса, государственный земельный налог с каждого кана земли составлял от 50 до 55 унций[13] серебра в год, что равнялось 125 рупиям. Точная сумма налога, уплачиваемая в данном конкретном году, исчислялась в зависимости от урожая этого года. {185}
В каждом районе хранились записи об урожаях прошлых лет и качестве всех земельных участков. Сборщики налога оценивали урожай текущего года, качество земли на сегодняшний день и в соответствии с налогом за последние пять лет устанавливали сумму налога на этот год. В благоприятные урожайные годы государство забирало в качестве земельного налога до 2/5 урожая [Саrrasсо, 1972, р. 88].
На землях, впервые введенных в сельскохозяйственный оборот, сборщик обмерял размеры поля и оценивал урожай, причем должен был делать это лично, после чего устанавливалась сумма налога, который должно получить государство.
Земельный налог можно было уплатить тремя взносами — в ноябре, декабре и январе; в январе районный чиновник посылал всю сумму в Лхасу.
Налоги на домашний скот
Налоги на домашний скот взимались по числу голов. По сведениям 1850 г., один раз в три года из каждых десяти овец следовало отдать одну. В конце XVIII в. один раз в не определенное точно количество лет, от 13 до 20, брали одну лошадь из каждых десяти. Полную картину о взимании этого налога составить трудно.
Крестьяне Тибета страдали от большого числа реквизиций и отработок, количество и величина которых не были строго определены, а также не были одинаковыми в различных районах. Самой тяжелой и наиболее широко распространенной из отработок была транспортная повинность — ула. Размеры ее зависели от участка земли, которым владела семья. Лицо, имевшее от правительства право на проезд, обеспечиваемый улой, снабжалось подорожной — ламиг. По этой подорожной местные власти должны были предоставить проезжающему транспортных животных, продовольствие и людей для сопровождения. От транспортной повинности освобождались только владения монастырей. Светские землевладельцы и крестьяне обязаны были нести эту повинность. Но прежде всего все, что требовал проезжающий, брали из крестьянских хозяйств. Крестьянин к тому же вынужден был лично сопровождать владельца ламиг, на время пути кормить себя и своих животных и предоставлять проезжающему любое продовольствие по первому его требованию. Транспортная повинность наносила большой ущерб хозяйству крестьян, зачастую просто разоряя его. {186}
Из хозяйства крестьян государство путем взимания специального налога и различных реквизиций получало самую разнообразную продукцию. Виды и количество этой продукции в разных районах были различными. Здесь можно назвать масло, сыр, баранину, кожи, шкуры, шерсть, а также ткани (сукно), соль, золото, порох, боеприпасы, бумагу, железо, ящики, палатки и т.д. Получали и курительные палочки, топливо, бамбук, лесной материал (строевой лес), краску.
Отработки также были различными. Крестьяне должны были косить траву и носить воду, ткать сукно, заниматься строительными и горнорудными работами, ремонтом каменных дамб и т.д. Крестьяне обрабатывали земли имений и пасли стада их владельцев. Наконец, все крестьяне должны были нести воинскую повинность.
Вся система сбора налогов и выполнения повинностей была достаточно сложной. Так, например, отдельные районы или деревни могли выплачивать только один вид натурального налога либо выполнять только один вид повинности, и их освобождали от всех остальных видов. Например, в одной деревне вблизи Лхасы ткали одежду для Далай-ламы, и эта деревня не платила никаких иных налогов. Чиновники почтовых станций, офицеры низших рангов и, по всей видимости, старосты деревень и управляющие имений получали участки земли, свободные от уплаты налогов.
В XIX в. сборщики налогов и цзонпёны могли уменьшать сумму земельного налога в случае неурожая или в иных чрезвычайных обстоятельствах. Цзонпёны должны были обращаться с соответствующей просьбой в государственное казначейство.