Универсальные закономерности международных отношений
Универсальные, или наиболее общие закономерности, в отличие от закономерностей меньшей степени общности, должны отвечать критериям пространственно-временного и структурно-функционального характера. Это значит, что, во-первых, их действие должно касаться не только тех или иных регионов (скажем, наиболее развитых в социально-экономическом отношении например, Западной Европы, Северной Америки и т.п.), а мира в целом. Во-вторых, они должны наблюдаться и в исторической ретроспективе, и в переживаемый период, а также не исключаться в будущем. В-третьих, они должны охватывать не тех или иных пусть даже самых значимых сегодня и/или самых перспективных», с точки зрения обозримого будущего, а всех участников международных отношений, как и все сферы общественных отношений: экономику, социальную жизнь, идеологию, политику, культуру, даже религию, хотя проявление таких закономерностей в различных сферах может быть (и чаще всего является) отнюдь не «симметричным».
С учетом сказанного могут быть выделены две основных закономерности, а точнее говоря, две ведущих тенденции в эволюции взаимодействия социальных общностей на мировой арене. К ним относятся глобализация и фрагментация международных отношений, становление единого, целостного мира и все новые формы его раскола. В определенном смысле можно сказать, что они являются диалектически противоположными сторонами одной и той же внутренне противоречивой тенденции роста взаимозависимости современного мира и ее проявлений в сфере международных отношений.
Указанные закономерности проявляются, с одной стороны, в интернационализации экономической, социальной, политической и всей общественной жизни, а, с другой, в создании и укреплении суверенных государств, развитии национальных общностей и национальных движений, стремящихся к реализации своих интересов вне национально-государственных границ 11 . Вместе с тем их содержание гораздо шире, поскольку они активно вторгаются в частную жизнь, изменение характера которой, с точки зрения ее «выхода» в сферу международных отношений, является, по-видимому, одной из наиболее отличительных черт происходящих глобальных изменений. Поэтому их действие касается не только социальных общностей и политических движений, но и конкретных личностей, расширения поля взаимного (и весьма существенного) влияния индивида и международных отношений.
Действие основных закономерностей наблюдается уже в период образования и крушения древних империй, зарождения и распространения мировых религий, формирования национальной государственности в Европе и распространения этого процесса на другие регионы мира, распада государственных империй на самостоятельные политические единицы в преддверии XX века (Австро-Венгрия, Османская империя и т.п.), бурного процесса институализации международных отношений в нашем столетии и т.д. Одновременно шел процесс расширения обменов между различными общностями, государствами и частными участниками международных отношений (коммерсантами, религиозными организациями, деятелями искусства и культуры), ускоряющийся по мере научно-технического развития.
Новые импульсы указанные процессы получают в точках научно-технических революций, в особенности таких, как промышленная революция на рубеже XVIII-XIX веков, НТР, ведущая свое начало с 50-х годов нашего столетия, и ее современный этап, характеризующийся бурным развитием микроэлектронных технологий. В результате осуществляющегося сегодня в масштабах планеты перехода от индустриального (а в ряде регионов от доиндустриального) общества к постиндустриальному («программируемому», по терминологии А. Турена) происходят коренные изменения в средствах связи и транспорта, информационных технологиях и коммуникациях, формах социальной организации и механизмах управления, экономических и политических структурах и видах вооружений. Все это не может не оказывать влияния на проявление основных закономерностей международных отношений.
Среди наиболее очевидных проявлений этих закономерностей следует выделить феномены экономической, социальной и политической интеграции и дезинтеграции, наблюдаемые сегодня практически во всех регионах мира. При этом, несмотря на нередко встречающиеся эйфорию по поводу первой и ламетации по поводу второй, и та, и другая являются объективными процессами, отражающими «бифуркационность» современного состояния мировой цивилизации, стохастический, непредопределенный характер ее развития.
Так, подкрепляемые экономической, технологической, экологической взаимозависимостью, процессы интеграции испытывают и разрушающее их давление со стороны тенденции к возрастанию национальной и культурной самобытности, возврата к истокам, даже поиска социализации в идеалах архаических отношений и реакционных идейно-политических течений.
Представители социологии международных отношений с полным основанием привлекают внимание к тому обстоятельству, что формирование целостного мира не только сопровождается интеграционными процессами, но и создает условия для исключения, отбрасывая на периферию всех, не способных включиться в сеть международной взаимосвязи и оказывать влияние на ее направленность (см. прим. 6, с.204-213). Указанное исключение имеет сложный характер и отличается многообразием форм, его механизмы действуют как внутри того или иного общества, так и на мировой арене. В слаборазвитых странах оно отражает углубляющийся разрыв между сельским и городским населением, между новой буржуазией и широкими слоями люмпен-пролетариата. В развитых странах оно ускоряет формирование так называемого «четвертого мира», состоящего из иммигрантов и «новых бедных». Поэтому среди последствий усиления целостности мира немалое место занимают процессы депривации, возрастающей зависимости, клиентизации, распространения насилия и т.п. Развитие новейших средств коммуникации, спутниковой связи, видеотехники и т.п. способствует широкому распространению (в известном смысле универсализации) западных идеалов качества жизни, стандартов потребления, индивидуальных ценностей, демократических норм и т.п. В свою очередь, это ведет к возрастанию миграционных потоков в направлении более развитых стран, которые нередко поощряются руководством слаборазвитых государств, как определенное средство хотя бы частичного решения проблем занятости и валютного голода». Массовая иммиграция ведет к дестабилизации социальных и политических отношений как в принимающих, так и в покидаемых иммигрантами странах, а нередко и к обострению отношений между ними. Одновременно растет разрыв в уровнях развития между богатыми и бедными странами, с одной стороны, а с другой внутри «третьего мира», мира бедных стран. Окраины разрастающихся мегаполисов «третъего мира» все более заметно превращаются в средоточие растущей нестабильности, благоприятную среду кристаллизации радикальных религиозных и популистских движений (исламского фундаментализма в арабских странах, радикального индуизма в Индии, анимистского мессианизма в Тропической Африке и т.п.). Указанные движения чаще всего принимают явно выраженный антизападный характер, порождая такой не известный ранее феномен, как «дикая дипломатия», которая все более ощутимо затрудняет деятельность официальной дипломатии (см. прим.11, C .210).
В свете описанных процессов не столь уж неожиданнымивыглядат утверждения, согласно которым «время интеграции прошло, в мире начались дезинтеграционные процессы» 12 .
Действительно, дезинтеграция характерна не только для бывшего СССР или происходящего под влиянием его кризиса и распада мирного раздела Чехословакии и кровавого Югославии. Еще раньше тенденции к «суверенизации» начались и продолжают наблюдаться сегодня в таких странах, как Турция (курдская проблема), Франция (проблема Корсики), Англия (проблема Северной Ирландии), Испания (проблема баскского сепаратизма). Вылившиеся в погромы этнические волнения в Южной Калифорнии в мае 1992 г . также стали одним из выражений развития процессов обретения различными национальными и расовыми группами собственной идентичности (и, соответственно, противопоставления себя «другим»). Несмотря на решительные меры, предпринимаемые во всех описанных случаях правительствами соответствующих стран, включая применение военной силы, указанные процессы в лучшем случае «загоняются вглубь», адекватного же решения им до сих пор не найдено.
Было бы однако неверным абсолютизировать ту или другую из указанных закономерностей. Как показал опыт «перестройки» и «нового мышления», политика, которая делает ставку на одну из них указывая, например, на тенденцию к возрастающей целостности, взаимозависимости современного мира при фактически полном игнорировании второй, противоположной ей тенденции, оборачивается тяжелыми ошибками и в конечном итоге поражением. Вот почему совершенно неуместными выглядят как возмущенное удавление по поводу развала СССР, процессов «суверенизации» субъектов Российской федерации («Весь мир движется в направлении к интеграции, а мы пытаемся идти против течения»), так и попытки трактовать их в терминах «общественного прогресса» («Развал империи следует рассматривать как позитивное явление, как освобождение народов и реализацию ими естественного права самостоятельно решать собственную судьбу»). Суждения подобного рода грешат упрощением ситуации, ее примитивизацией, а потому вместо прояснения проблемы уводят в сторону, лишают возможности осмыслить всю ее сложность и полноту. Поэтому не менее серьезной ошибкой, чем игнорирование тенденции к дезинтеграции, была бы односторонняя ориентация только на нее при попытке осмысления современных международных реалии, а тем более при выработке и проведении в жизнь политических решений. Так, уже сегодня видно, что процессы дезинтеграции бывшего СССР в ряде случаев достигли определенного «предела насыщения». Наблюдается взаимная заинтересованность различных стран СНГ к сотрудничеству, в том числе и в столь решительно отвергавшихся еще недавно институциональных формах. При этом следует подчеркнуть, что существенную роль в интеграционных процессах играют социокультурные факторы. Мы можем и должны объяснять необходимость интеграции потребностями экономического, экологического или любого иного характера. Но мы рискуем ничего не понять в происходящем, если упустим из виду, что, не будучи «освящены» культурой, совокупностью общих ценностей, которым привержены «рядовые» люди, их, коллективной исторической памятью, общностью ряда традиций, обычаев, элементов образа жизни и т.п., указанные факторы не могли бы играть той роли, которую они, безусловно, играют в международно-политических процессах.
***
Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наименее разработанных и дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой спецификой данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, стохастический, преходящий характер. Как частные, так и наиболее общие, универсальные закономерности существуют здесь в виде тенденций, характер проявления которых зависит от множества условий и факторов. В то же время одно из глобальных направлении указанных тенденций, просматривающееся из глубины веков и ведущее к нарастанию взаимозависимости мира, дает основание представить международные отношения в виде целостной системы, функционирование которой зависит как от законов общесистемного характера, так и от особенностей данного типа систем.
12. Ключевые теоретические подходы в изучении м\ународ. Отношений: реализм\неореализм
Реализм
Идеалы и утопическое сознание уступили место политическомуреализму в XX в. По многим причинам. Вот некоторые из них:1) Большую роль сыграло развязывание Второй мировой войны,которое приписывалось идеалистическому обществу. Холодная войнаокончательно разрешила отношение к иллюзорным попыткам привестимеждународные отношения в порядок. Универсальные нормы и ценностныеприоритеты перестают быть эффективными, социально-политическая средачувствует острую потребность в изменении политического подхода к резкоменяющейся реальности.2) Политический реализм находит большую поддержку вправительстве США – именно в этот момент определяется важная рольгосударства в межгосударственных отношениях.Соединённые Штаты занялилидирующую позицию в установлении мира и урегулировании конфликтов вцелях всемирной безопасности.3) Также важно отметить, что представление о всемирном порядкеСША совпадало с основными постулатами политического реализма. В этомслучае национальным интересом Америки было утверждение её либеральныхидеалов на международной арене (для достижения этой цели, США готовыбыли опираться на экономическую и военную силу).4) Успех реализма также был обусловлен стремлением квосстановлению национальных вопросов в рамках государства. Важно, чтоправительство в этом случае является выразителем этой национальной идеив глазах других стран. Таким образом, новое политическое направлениестановится помощником власти в обеспечении поддержки со стороныобщества.
Политический реализм, шедший за идеалистическим видениемреальности, являл собой некую альтернативу утопическим иллюзиям, такдолго занимавшим умы множества людей. Для того чтобы определитьреализм, необходимо выявить основные его стороны и принципы. Вотнекоторые ключевые черты изучаемого политического направления:1. Международные отношения при политическом реализмеосуществляются между государствами, обладающими суверенитетом. В этомслучае их можно определить как унитарные образования. Важно понимать,что только они обладают законными основаниями и имеют возможностизаключать договоры, объявлять войны и т.д. Всегда есть ряд стран, взаимодействие которых, в первую очередь,определяет суть международных отношений на данный момент. ГансМоргентау (основатель школы прагматизма и политического реализма) имелтакое мнение: «не все государства одинаково вовлечены в международнуюполитику... отношение государства к международной политике являетсядинамическим качеством. Оно изменяется вместе с изменением силыгосударства, которая может выдвинуть его на передний край вмеждународной политике, а может лишить его возможности активнодействовать на международной арене».Иными словами, немногочисленные, но крепко стоящие на ногахдержавы располагают ресурсами для проведения войн, вступления вкоалиции, при этом, зачастую процветающие государства в своихконфликтах используют, даже приносят в жертву интересы малых стран. И вэтом случае, сторонники политического реализма не принимают во вниманиеиерархию нравственных идеалов, выстраивавшуюся веками. Этообъясняется тем, что по их мнению, общая мировая политическая ситуациязависит от ведущих держав, поэтому обеспечение этих держав стабильнымсостоянием становится главной целью политического реализма.2. Другой составляющей этого направления является«политический эгоизм». Поскольку национальные интересы в международных отношенияхзанимают лидирующую позицию, каждое государство руководствуется собственным планом действий. Подобное отношение к реальнойполитической обстановке можно назвать анархичным. Таким образом,международный конфликт становится естественным, и обуславливаетбольшинство процессов на международной арене, а основная форма, вкоторую этот конфликт выливается – война. Р. Арон назвал эту отличительную черту реализма «развёртываниемтени войны». Несмотря на то, что сторонники рассматриваемойполитической мысли межгосударственную конфронтацию не ставят напервый план, они утверждают, что взаимопомощь и сотрудничество уступаютконфликту в ценности и эффективности в рамках международныхотношений. Главной же формой сотрудничества называют коалиции иальянсы, которые создаются в целях совместной обороны. Мир дляреалистов является пережитком идеалистического сознания, т.к.стабилизация отношений между странами носит исключительно временный,переходный характер.3. Следующую черту политического реализма в историимеждународных отношений назвали «дилеммой безопасности», котораясостоит в том, что если одно государство (несмотря на стабильные рост ипроцветание) постоянно находится в процессе наращивания оборонительнойсистемы, то другое государство автоматически теряет в этой самойоборонительнойсистеме.В таком случае позиция победителя одной страны означаетнесомненный проигрыш другой. Власть играет очень важную роль: онасоставляет экономическую, финансовую и военную мощь государства. Онаопределяет духовный потенциал народа, проживающего на территории этогогосударства, поддерживает его репутацию и престиж на международнойарене. Но самое главное состоит в том, что власть способна держать подконтролем поведение других стран. Моргентау утверждает, что«международная политика, как и политика в целом, является борьбой завласть». Власть также является инструментов для достижения политическойцели: «Каковы бы ни были материальные цели внешней политики, например,приобретение источников сырья, контроль за морскими трассами или территориальные изменения, они всегда подразумевают контроль заповедением других посредством воздействия на их волю».4. «В обществе, где власть не поддается обсуждению, —подчеркивал Г. Шварценбергер, — первостепенная функция права состоит втом, чтобы помогать в поддержании превосходства силы и иерархии,установленной на основе властных отношений». Очевидно, что достижениесобственных целей государством осуществляется посредством военнойполитики. Это определяет фактор насилия в международных отношениях.Для того, чтобы уйти от анархического восприятия реальности, однойунификации морально-этических норм не достаточно, что в очередной раздоказывает необходимость военного состояния международных отношений врамках политического реализма. «Угроза физического насилия, — писалМоргентау, — является органическим элементом политики... Вмеждународной политике военная сила, как угроза или потенциал, являетсяважнейшим материальным фактором, обеспечивающим политическую мощьгосударства».5. Главную мысль следующей черты необходимо выразить вследующем вопросе: возможно ли изменить известные основымеждународныхотношений?Именно такой вопрос является главным для сторонников реализма.Моргентау думал так: «реалисты убеждены, что подобная трансформацияможет быть осуществлена только путем искусной манипуляции теми силами,которые влияют и будут влиять на политику...». Ясно, что саму природу международных отношений изменить никак нельзя, но в силах суверенных политических единиц обходить острыеуглы и смягчать последствия конфликтов, что, безусловно, обеспечит некуюстабильность и уменьшит вероятность войны как таковой.Популярность политического реализма определило то, что данноенаправление основывается на знании закономерного развития общества,строго объективном взгляде на происходящее. Казалось, что бесплодные иабстрактные идеалы только вредят социально-политической жизни.
Однако, виделись и недостатки. Например, факт естественногорешения проблемы засчёт силового конфликта приравнивал международныеотношения к межгосударственным, что в большой степени упрощало иобедняло политическую среду. Также, терялась связь между внутренней ивнешней политикой, что ставило государства в позицию взаимозаменяемых,имеющих одну общую реакцию на внешние обстоятельства. Измененияпришедшие вместе с политическим реализмом требовали новый подход кизучению и анализу международных отношений, которого, к сожалению, непоследовало. НеореализмАмериканский неореализм, который стал продолжением«классической» версии политического реализма, унаследовал отношение ксуверенитету как объективному и главному политическому свойствугосударства. Сами неореалисты практически не изучают суверенитет в связис теорией государства. Объясняется это с тем, что их внимание привлечено ксистемной теории, которая как бы охватила международную политику вцелом. Государства — лишь элементы системы, которые берутся вотвлечении от внутренних особенностей и суверенитет которыхпредполагается как очевидное качество. Для неореалистов принципсуверенитета лежит в основе международных отношений. Представителиэтого направления политической теории, в отличие от других парадигм,традиционно не склонны сомневаться в сохранении системообразующей ролисуверенитета. В то же время неореалисты не могут игнорировать новыетрактовки этой концепции и динамику современных политическихпроцессов, ведущую к эрозии суверенитета.Возникновение и становление учения о неореализме принятосвязывать с трудом Кеннета Уолца «Теория международной политики» (1979г.). Важным аспектом книги является осознание того, что международныеотношения и мировая политика – разные теоретические знания. Неореализм впервую очередь отличается от реализма уходом от обобщённого видениямирового порядка, основанного сугубо на внешней политике. Отделение политической сферы жизни от любой другой можно назвать главной чертойнеореализма (именно такой подход предлагает наиболее тщательный анализкаждой из сфер, её закономерностей и основ).Уолц отстаивает основные положения политического реализма(«естественное состояние» международных отношений, рациональность вдействиях основных «акторов», национальный интерес как их основноймотив, дилемма безопасности, стремление к обладанию силой), но в то жевремя подвергает своих предшественников критике за провал попыток всоздании теории международной политики как автономной дисциплины.ГансаМоргентау он критикует за отождествление внешней политики смеждународной, а Реймона Арона — за скептицизм относительновозможности создания автономной теории международных отношений.В то же время неореалисты стремятся сохранить и развить с учетом новойреальности все те положения канонической парадигмы, которые, на ихвзгляд, доказали свою эффективность и практичность в изучениимеждународныхотношений.Уолц говорит о необходимости более строгой методологии в изучениимеждународных отношений и предлагает системный подход, который побольшей части заключается в определении структуры как распределениивозможностей, данным каждому политическому элементу (государству) вотдельности. Эти идеи (как и ряд других: о природе абсолютных иотносительных выгод международных акторов, о напряженности между ихкоординацией и распределением в международной системе и др.) Уолцвысказал в своей фундаментальной работе “Теория международнойполитики”, которая по своей популярности превзошла все известные доэтого труды в данной области. Она и сегодня, спустя почти 20 лет послевыхода, привлекает внимание специалистов, вызывая все новыеинтерпретации и споры.Разумеется, многие положения и выводы, сформулированные Уолцем,как и неореалистская теория в целом, не окончательны и не бесспорны.Однако плодотворность выдвинутого им подхода к исследованиюмеждународной системы не вызывает сомнений, а положив начало новой дискуссии в науке о международных отношениях между неореалистами инеолибералами (транснационалистами), он способствовал дальнейшемупродвижению данной науки в познании одной из сложнейших и наиболееважных из сфер человеческого взаимодействия.Структурные свойства системы международных отношений, согласнонеореализму, являются результатом взаимодействия процветающих стран. Вэтомслучае, именно им свойственно «естественное состояние» этойсистемы. Один из последователей структурализма Бэрри Бузан развил егоосновные положения применительно к региональным системам, которые онрассматривает как промежуточные между глобальной международной игосударственной системами. Наиболее важной особенностью региональныхсистем является, с его точки зрения, комплекс безопасности. Речь идет отом, что государства-соседи оказываются столь тесно связанными друг сдругом в вопросах безопасности, что национальная безопасность одного изних не может быть отделена от национальной безопасности других. Основуструктуры всякой региональной подсистемы составляют два фактора,подробно рассматриваемые автором: распределение возможностей между«акторами» и отношения дружественности или враждебности между ними. В свете сказанного становится понятным, почему неореализм исегодня продолжает оставаться одной из самых распространенных парадигмсреди исследователей и одним из наиболее популярных подходов в средеэкспертов и практиков международной политики. Последние вовсе неперестали мыслить и действовать в зависимости и на основе соотношениясил и принимать во внимание силу при планировании своей международнойполитики.Вместе с тем неореализму присущи и многие слабости. Среди нихможно назвать положения о вечности и неизменности «естественногосостояния», баланса сил как способа стабилизации международной системы,приписываемой ей статичности. Действительно, как подчеркивают другиеавторы, возрождение реализма как теоретического направления вобновленном варианте объясняется не столько его собственными преимуществами, сколько разнородностью и слабостью любой другойтеории. А стремление к сохранению максимальной преемственности склассической школой означает, что уделом неореализма остается ибольшинство свойственных ей недостатков. Неореализм не тольковоспроизвел недостатки канонического реализма, но в ряде случаев усилилих, примитивизировав тем самым классическую традицию. Неореализм«первой волны» стал «теорией двух государств» (Уолц подчеркивал, что длянего существуют только две супердержавы). Даже после окончания холоднойвойны для неореалистов единственным признаком взаимозависимостиостается наличие ядерного оружия. Этой точки зрения неореалисты неизменили и после окончания холодной войны.Поскольку неореалисты склонны рассматривать международнуюполитику независимо от внутренней, то в основном используются значениямеждународно-правового и вестфальского суверенитета. В целом неореализмзанимает консервативную и критическую позицию в отношениипоявляющихся трактовок суверенитета, связанных с новейшимиполитическими процессами. Многие неореалисты считаютдифференцирование значений суверенитета деструктивным, потому что этоведет к размыванию принципа суверенитета в практической политике и темсамым работает на снижение международной и национальной безопасности.Кстати, на концептуальном уровне сам факт дробления значенийсуверенитета оппоненты неореализма нередко используют длядоказательства несостоятельности этой категории.Например, одним из вызовов легитимности государства как институтанеореалисты считают концепцию прав человека, ориентированную наиндивидуальную защиту граждан от произвола собственного государства.Все чаще в научном сообществе высказывается мнение, что государстваболее не обладают той неограниченной свободой действий, как это имелось ввиду в «Левиафане» Т. Гоббса. На этом фоне интеллектуальнымвызовомсуверенитету стала концепция личностной безопасности. Она вовсе неозначает жесткой привязки к индивидууму. Ее сторонники на самом деле имеют в виду глобальную перспективу. Рассуждения сводятся кследующему. Угрозы личности формируются в рамах данного государстваили региона, но могут распространяться и дальше, порождая конфликтныеситуации между группами людей и государствами. Это касается проблемыраспространения наркотиков, терроризма, болезней, голода и т. д. Тогдаугроза безопасности личности выступает уже как тождественнаямеждународной и глобальной безопасности. Таким образом, личностнаябезопасность претендует на замену понятия национальной безопасности.Однако международная обстановка существенно изменилась.Фактически угроза мировой войны сегодня минимальна, не столь великаугроза и полномасштабной, большой войны между крупными государствами.И наоборот, чрезвычайно возросла роль угроз и вызовов невоенногохарактера. Значительные события происходят в мировой экономике, гдевзаимозависимость все в большей мере оказывает воздействие на политику.Меняется соотношение между внутренней и внешней политикой. Все это имногое другое не вписывается в неоре-алистскую парадигму и требует иныханалитических подходов, иных теоретических ответов.
Критика и опровержение
Важность неореализма широко признана, и он подвергнут внимательной критике с различных ракурсов и с меняющейся степенью концентрации на работе Уолтца. Из статей, которые напечатаны здесь, только одна (Джона ДжерардаРагги) действительно представляет собой обзорное эссе Теории международной политики. У всех других – более широкие цели; но каждый автор делает неореализм (термин введен, насколько я знаю, Робертом В. Коксом) центральным вопросом дискуссий, и в каждом случае работа Уолтца представляется в качестве основного изложения доктрины неореализма. Так как эти статьи являют собой широкое разнообразие публикаций (три различных журнала и одно собрание работ по политической науке как дисциплине), они зачастую не рассматривались вместе, как общий вклад в продолжительные, чётко сфокусированные на предмете дебаты. Таким образом, главная цель этой книги – собрать споры о неореализме под одной обложкой так, чтобы учёные и прочие исследователи мировой политики могли синхронно рассмотреть проблемы, которые были подняты.
До публикации этой книги Уолтц не отвечал в печати на критику, выражаемую Рагги, Коксом, Ричардом К. Эшли и мной. Вторая цель Неореализма и его критиков, таким образом – обеспечить соответствующую площадку для Уолтца сделать это, что даст читателям возможность оценить адекватность его теории не только в свете аргументов его критиков, но учитывая и его ответ на критику и переоценку его взглядов. Ответ Уолтца проясняет его аргументы, в одних случаях сокращая разницу между ним и его критиками, в других – делая сущность и значимость этих разногласий более явно видной. Интеллектуально честный и конструктивный характер его ответа как развивает спор, так и показывает, как должен вестись истинно научный дискурс.
Эта книга начинается с принципиальных в теоретическом смысле глав Теории международной политики, перепечатанных с незначительной редакционной правкой, так что каждый читатель может иметь возможность оценить для себя теорию Уолтца и разнообразную её критику. Первый комментарий содержится в обзорном эссе Рагги; статьи Кохэна, Кокса и Эшли представлены в порядке возрастания их расхождений с предпосылками Уолтца. Следуя за эссе Эшли, книгу продолжает ответ Роберта Г. Гилпина на критику Эшли неореализма и заключительное эссе Уолтца8.
Джон ДжерардРагги выразил в своей критике Уолтца большую признательность этой работе, назвав Теорию международной политики «одним из величайших вкладов в теорию международных отношений» с момента появления последней работы Уолтца по данному вопросу, Человека, государства и войны (1959). Однако Рагги также делает вывод, что Уолтц не вполне следует своим собственным терминам. Сокращая своё понятие структуры, Уолтц (по Рагги) делает невозможным для своей теории объяснение важнейших изменений в мировой политике, таких как между средневековьем и современным периодом. Чтобы продемонстрировать это, Рагги акцентирует внимание на концепции суверенитета, утверждая, что средневековые системы отличались от современных систем «базовыми принципами, которые постулировали субъекты как независимые друг от друга» (р. 142). После корректировки того, что он считает ошибочным определением дифференциации у Уолтца, Рагги использует это понятие для описания «институциональной трансформации» от средневековой системы упорядочивания пространства до современной концепции суверенитета. Он доказывает, что дифференциация субъектов не выпадает из структурной теории мировой политики, но, напротив, предлагает способ осмысления изменений – от средневековой к современной системе и, возможно, к будущей международной системе.
Также Рагги критикует Уолтца за игнорирование понятия Дюркгейма «динамическая плотность» - величина, скорость и многообразие взаимодействий – как детерминанты изменения в мировой политике. Подобное изменение модели взаимозависимости может, по мнению Рагги, повлиять на мировую политику даже без изменения четко определенной структуры системы. В конечном счёте, по Рагги, структурное изменение не имеет другой причины, кроме субъектно-уровневых процессов. Исключение Уолтцем некоторых процессов помешало ему развить теорию изменения в форме «генеративной» модели, которая показывает, как изменения во взаимозависимости, или «динамической плотности», влияют на отношения между структурой международной системы и уровнем порядка внутри нее.
Роберт О. Кохэн фокусируется на том, что он называет «исследовательской программой» структурного реализма – представленного в остальных частях книги как неореализм. Кохэн соглашается с акцентом Уолтца на системно-уровневой теории и его признанием предпосылки рациональности за точку отсчёта для теории международных отношений. Кохэн доказывает, что системная теория необходима, так как мы можем понять контекст действий государств до того, как оценивать сами эти действия; и потому, что хорошая структурная теория может быть проще (более экономно) и более быстро тестируема, чем теории, которые основываются на изменениях во внутренних атрибутах государства.
Однако Кохэн не удовлетворен теорией Уолтца. Он пытается показать, что теория Уолтца о балансе сил противоречит его предположению о том, что государства стремятся к «максимизации мощи». Он видит основные трудности в сильной опоре на двусмысленное толкование понятия силы, особенно когда контексты, в рамках которых используется сила, точно не определены и не отличаются друг от друга. Он указывает, что Уолтц потерпел неудачу в тестировании своей теории в соответствии со стандартами, которые он установил в первой главе. Он доказывает, что теория Уолтца хорошо не объясняет изменения и соглашается с Рагги, что больше внимания должно быть уделено связям между внутренними атрибутами государства с одной стороны, и международной системой с другой.
Кохэн обозначает необходимость в исправленной теории, которая будет заключать в себе представление Уолтца о структуре, но будет серьезно концентрироваться, как на объяснительном факторе, на элементах международной системы, которые не включены в ограниченную структурную концепцию Уолтца. Подобная теория продолжает ранние работы Кохэна и Ная (1977), которые придавали особое значение экономическим процессам и международным политическим институтам. Кохэн призывает к «системным теориям, которые сохраняют некоторую экономность структурного реализма, но которые способны лучше рассмотреть различия между проблемными областями, институты и изменения» (р. 197). Предвосхищая свою последнюю работу (Keohane 1984), он также требует более серьезного внимания к путям, с помощью которых международная система может облегчать или сдерживать потоки информации, таким образом влияя на поведение субъектов и их возможности сотрудничества друг с другом.
Роберт В. Кокстакже концентрируется на предполагаемой неспособности неореализма осмысливать изменения в мировой политике. С точки зрения Кокса, Моргентау и Уолтц неудачно трансформировали реализм из исторической категории, базировавшейся на критической теории, в то, что он называет «теорией решения проблем» («problem-solvingtheory»), которая рассматривает современные институты и силовые отношения как постоянные. Данная теория грешит тем, что она «приняла форму мысли, выводимую из чётко определённых исторических фаз (а значит, и из чётко определённых структур социальных отношений), и посчитала её универсальным образом адекватной реальности» (р. 214). Критическая теория должна понять изменения: исследователь должен встать над господствующ<