Полемика о национальном рынке: критика народничества
В.П. Воронцов, Н.Ф. Даниельсон и другие экономисты-народники главным препятствием для русского капитализма считали отсутствие рынков: внутреннего - из-за сокращения спроса вследствие бедности и дальнейшего разорения мелких производителей; внешних, разделенных между странами, ушедшими вперед в капиталистическом развитии — из-за недоступности для отсталой страны.
В противовес этому Струве указал, что российская крупная промышленность новее не лишена перспектив проникновения на внешние рынки (Балканы, Передняя Азия), но главное — территориальная громадность страны при условии постройки сибирских железных дорог создает предпосылки развития обрабатывающей промышленности за счет обширного внутреннего рынка — подобно тому, как развилась промышленность США. Не отрицая, что «процесс нашего капиталистического развития будет, конечно, в силу нашей экономической и культурной отсталости идти медленнее, чем в Америке, и носить очень болезненный характер», Струве настаивал, что «если вообще Россия способна развиваться в экономическом отношении, то это развитие будет состоять именно в приближении к тому народнохозяйственному типу, представительницей которого является Американская республика»4.
На примере США Струве говорил также о «культурно-исторической связи экономического прогресса с институтом частной собст-
4 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С.
венности, принципами экономической свободы и чувством индивидуализма» и о том, что капитализм наследует экономическое неравенство от предшествующих хозяйственных форм и со временем будет смягчать его, поскольку капиталистическое крупное рациональное производство может расширяться лишь при условии роста потребления народных масс. В американском опыте Струве видел и убедительное подтверждение учения Ф. Листа о национальной ассоциации производительных сил и протекционизме. Лист и Маркс «прекрасно дополняют друг друга»5. «Национальная система политической экономии» Листа, изданная в 1891 г. в русском переводе, и монография профессора А.И. Скворцова «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» (Варшава, 1890) стали базой противонародниче-ских утверждений о создании железнодорожной сетью условий для «почти безграничной возможности сбыта» и преобразовании народного хозяйства России в национальный рынок. Струве саркастически замечал, что в России уже обнаружилось «превосходство железных дорог как фактора экономической эволюции над критически мыслящей интеллигенцией и даже — увы! - над общиной»; «идиллия земледельческого государства и «народного производства» разрушается под свист локомотива»6.
В противоположность народникам, Струве фиксировал и положительно оценивал расслоение, «распадение» крестьянства на две части — «представителей новой силы, капитала во всех его формах» и «полусамостоятельных земледельцев и настоящих батраков» — закономерность движения к «вершинам товарного хозяйства»7. Намечая как желательный ориентир американскую хуторскую систему, Струве подчеркивал, что для России «единственно разумной и прогрессивной» будет экономическая политика, направленная на «создание экономически крепкого, приспособленного к товарному производству крестьянства», идущая навстречу потребностям национальной промышленности в рынке сбыта.
Последняя фраза в книге Струве была нарочито вызывающей: «Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму».
Тему «выучки у капитализма» продолжил Туган-Барановский в своей докторской диссертации «Русская фабрика», обобщившей обильный фактический материал о взаимоотношении крупной и мелкой промышленности в истории России.
5 'Там же. С. 183. 6 Там же. С. 114, 180. 7 Там же. С. 240.
Народники возлагали надежды на то, что кустарные промыслы, возникшие на основе крестьянской домашней промышленности, могут быть альтернативой крупному фабричному производству. Но Туган-Барановский выяснил, что большее значение для русской кустарной промышленности имели не старинные промыслы, возникшие из домашнего производства, а новые промыслы, развившиеся благодаря насаждению государством со времен Петра I фабрик и крупных мастерских, ставших школами промышленной культуры. Набираясь опыта на крупных предприятиях, мастеровитые люди с даром предпринимательства заводили у себя в селах промышленные станы; «фабрики раздробились в кустарную промышленность». Но так было, лишь пока крупная промышленность была основана на ручном и крепостном труде. С возникновением машинного фабричного производства набрал силу процесс утраты кустарной продукцией конкурентоспособности относительно фабричных изделий, потери кустарями прежней промысловой самостоятельности и превращении их в наемных рабочих на дому.
Струве использовал материал «Русской фабрики» для резюме культурно-исторической «генетики» российского капитализма: «В тот момент, когда мы столкнулись с интенсивной, несущейся с Запада капиталистической культурой, мы менее, чем какой-либо другой народ... располагали антикапиталистическими традициями в области промышленности». Корпоративное западноевропейское ремесло, технически подготовляя капитализм, в то же время отлагало со-противное ему своеобразное кустарное право: статуты навязывали справедливую оплату кустарей, ограничивали свободу предпринимательства (не разрешая без прохождения ремесленного ученичества заниматься купеческой деятельностью). В России, ввиду ее естественно-географических и политико-исторических особенностей, сложилось децентрализованное товарное производство — экономически более близкое развитому капитализму, чем высококультурное западное ремесло. В России при бедности основной массы населения, господстве натурального хозяйства, слабом развитии городов и промышленной техники не могли сложиться развитые местные рынки, но громадная территория и оптовые ремесла в придорожных деревнях обеспечили развитие внушительного рынка с простором для деятельности торгового капитала. Среда, в которую вторгался торговый капитал, была перед ним юридически и культурно безоружна. Никакого «кустарного права» не было, «царила идеальная манчестерская свобода, при крепостном праве полное laissez faire...смягченное высоким помещичьим оброком и чиновничьими
взятками». Но такое децентрализованное товарное производство8, выигрышное в «чисто экономическом» приближении к капитализму, накладывалось на техническую и культурную отсталость; поэтому отрицательные стороны капитализма сказались в России с особой остротой9.
Другой аспект критики народничества Туган-Барановским — интерпретацию Марксовой теории воспроизводства — подхватили Булгаков и Ульянов, доказывавшие в своих работах, что капитализм может развиваться на основе внутреннего, им самим создаваемого рынка.
Ульянов — Вл. Ильин в монографии «Развитие капитализма в России» охарактеризовал «историческую миссию капитализма» как «развитие общественных производительных сил» через ряд «неравномер-ностей и непропорциональностей» и с той особенностью, что «рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления»10; и именно за счет расширяющегося спроса на средства производства в первую очередь создается внутренний рынок. Процесс создания внутреннего рынка двояким образом связан с отделением непосредственного производителя от средств производства: 1) эти средства производства превращаются в постоянный капитал для нового владельца, а 2) лишившийся их разоренный мелкий производитель вынужден покупать на рынке средства существования, которые становятся вещественными элементами переменного капитала.
Ульянов с помощью материалов земской статистики доказывал, что проникновение товарных отношений в сельское хозяйство, с одной стороны, разделяет земледельцев на классы, превращает «общинную деревню в деревню мелких аграриев»; с другой стороны, выделяет один за другим виды переработки сырья из натурального хозяйства в особые отрасли промышленности, увеличивая число мелких промыслов и в то же время расслаивая кустарей на высшие и низшие разряды". Ошибкой народников Ульянов считал взгляд на кулака-пере-
8 Концепция «децентрализованного товарного производства» Струве отчасти предвосхищает методологический подход современных неоинституционалистов к экономической истории Запада: рост специализированных ремесленных навыков благодаря расширению территории поселений и развитие торговли ремесленными изделиями более за счет отдаленных областей, чем за счет местной округи (North D, Thomas S. The Rise of the Western World. Cambrige, 1973. P. 22-26).
9Струве П.Б. На разные темы. СПб., 1902. С. 443.
10 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 598.
11 Там же. С. 322, 341,345.
купшика как на внешнюю фигуру по отношению к общинному крестьянству-кустарничеству. «Народники не хотят исследовать того процесса разложения мелких производителей, который высачивает из крестьян предпринимателей и «кулаков». Между тем, «что такое кулак, как не кустарь с капиталом»? Кулачество - тенденция мужика в его хозяйственной деятельности, а ростовщик-«мироед» — преуспевший «хозяйственный мужичок» .
Констатировав «интересный закон параллельного разложения мелких производителей в промышленности и в земледелии» - выделение в обеих сферах мелкой буржуазии и наемных рабочих, Ульянов пришел к выводу о принципиальной тождественности хозяйственной эволюции сельской России Марксовой схеме развития капитализма от патриархального хозяйства к мануфактуре и крупному производству, основанному на употреблении машин и широкой кооперации рабочих. В кустарной промышленности Ульянов отмечал тот же процесс «уродования частичного рабочего», который был описан Марксом при анализе мануфактуры - появление детальщиков-кустарей, «виртуозов и калек разделения труда»; в кустарях и мужичках видел не особый тип производителя, а мелкого буржуа с теми же приобретательскими инстинктами, что и у крупного. «Если крупный промышленник не останавливается ни перед какими средствами, чтобы обеспечить себе монополию, то кустарь-«крестьянин» в этом отношении родной брат его; мелкий буржуа своими мелкими средствами стремится отстоять в сущности те же самые классовые интересы, для защиты которых крупный фабрикант жаждет протекционизма, премий, привилегий и пр.»'4. Сгущая классовые краски в стремлении доказать иллюзорность «народного производства», «преобладание» капитализма в сельском хозяйстве России и расслоение деревни на местную буржуазию и пролетариат, Ульянов писал в рецензии на книгу журналиста-экономиста Р.Э. Гвоздева «Кулачество-ростовщичество» (1899): «Немногочисленные зажиточные крестьяне, находясь среди массы «маломощных» крестьян, ведущих полуголодное существование на их ничтожных наделах, неизбежно превращаются в эксплуататоров худшего вида, закабаляя бедноту раздачей денег в долг, зимней наемкой и т.д.»'5.
Свою критику Ульянов заключил выводом, что встретить развивающийся в России капитализм можно двояко: либо оценивать его с
12 Там же. Т. 3. С. 365. Т. 2. С. 523.
13 Там же. Т. 3. С. 546.
14 Там же. С. 335.
15 Там же. Т. 4. С. 56.
точки зрения класса мелких производителей, разрушаемого капитализмом, либо с точки зрения класса бесхозяйных производителей, создаваемого капитализмом. Вторую позицию — свою (пролетарского социалиста) — Ульянов считал единственно правильной; первую -народническую - назвал «экономическим романтизмом» и «мелкобуржуазным утопизмом».
Марксисты сочли себя победителями в идейной борьбе с народничеством. Действительно, разговоры о «невозможности» в России капитализма были оставлены. Однако это не исключило, с одной стороны, поисков новым поколением народничества условий некапиталистических форм развития в русской деревне. С другой стороны, быстро разошедшееся с революционером Ульяновым-Лениным трио «легальных марксистов» задним числом признало резонность народнических позиций в «вопросе о рынках». Туган-Барановский признал, что борьба за помещение избыточного продукта на внешнем рынке составляет «характернейшую черту капиталистической хозяйственной системы» ', Булгаков — что внешние рынки имеют главное значение на ранней стадии капитализма17, а Струве попросту стал идеологом империалистической экспансии России для выхода на внешние рынки'". Но это было позже, а в конце 1890-х гг., еще не доспорив с народниками, марксисты стали выяснять отношения между собой. Масла в полемический огонь добавили новые переводы «Капитала», с одной стороны, и книг, критикующих учение Маркса, - с другой.