Место Государственной Думы в системе органов государственной власти в послереволюционной России.

С принятием 20 февраля 1906 года «Учреждения Государственной Думы» в России 27 апреля 1906 года появляется первый представительный орган, обладавший не только совещательной, но и законодательной компетенцией. Устанавливалось «как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных властей».⁶ Кроме того, определенные элементы представительности и законодательной компетенции появились и у Государственного совета, так что многие специалисты высказывают мнение, что «они являлись как бы палатами двухпалатного парламента».¹ Вершиной развития законодательства о Государственной Думе, учрежденной под давлением первой русской революции 1905-1907 гг., стали утвержденные Указом Николая II «Основные государственные законы Российской империи» от 23 апреля 1906 года.
Основные законы 1906 года не определяли предметов ведения Государственной думы и Государственного совета, отсылая в ст. 109 к их учреждениям. «Ведению Государственной Думы подлежали, согласно ст. 31 Учреждения Государственной Думы, предметы, требующие издания законов и штатов, а также их изменения, дополнения, приостановления действия и отмены; государственная роспись доходов и расходов вместе с финансовыми сметами министерств и главных управлений, равно как денежные из казны ассигнования, росписью не предусмотренные. Отчет государственного контроля по исполнению государственной росписи, дела об отчуждении части государственных доходов или имуществ, требующем Высочайшего соизволения. Дела о постройке железных дорог непосредственным распоряжением казны и за ее счет; дела об учреждении компаний на акциях, когда при этом испрашиваются изъятия из действующих законов; дела, вносимые на рассмотрение Думы по особым высочайшим повелениям»². «Кроме того, ведению Думы подлежали также сметы и раскладки земских повинностей в местностях, в которых не введены земские учреждения, а также дела о повышении земского или городского обложения против размера, определенного Земскими Собраниями и Городскими Думами».² При этом Дума была прямо лишена права «возбудить вопрос об изменении Основных государственных законов»². Император же, напротив, хоть и осуществлял согласно ст. 7 Законов законодательную власть «в единении с Государственным советом, Государственной думой»¹, все же обладал «верховной самодержавной власти, принадлежащей императору нераздельно».¹ Кроме того, компетенция первого российского представительного органа была ограничена еще и тем, что «в отдельных случаях монарх мог издавать нормативные акты (указы) и по вопросам, отнесенным к компетенции парламентского регулирования, хотя они и подлежали в дальнейшем одобрению Госдумой».² Следует отметить, что, несмотря на достаточно объемный перечень предметов ведения, представительные органы практически были лишены полномочий в части контроля и регулирования исполнительной власти. «Дума не имела права участвовать в решении целого ряда вопросов государственного управления, а также была лишена возможности влиять на исполнительную власть, безраздельно осуществляемую императором, и на правительство, формируемое монархом».⁵ Члены Государственного совета и депутаты Государственной Думы лишь имели право обращаться с запросом к министрам и «главноуправляющий отдельными частями»¹. Министры должны были отчитываться в своих действиях перед законодательными учреждениями. В дополнение к указанным ограничениям также была максимально усложнена реализация предоставленного Госдуме права законодательной инициативы. Учреждения Государственной думы и Государственного совета требовали подписи 30 членов палаты под законодательным предположением, которое выражалось в форме письменного заявления, подававшегося председателю палаты. Палата, в которой был возбужден вопрос об издании нового или изменении действующего закона, должна была предварительно обсудить "желательность" такого мероприятия. В случае признания "желательности" выработка и внесение в палату законопроекта возлагались на "подлежащего" министра. «Чтобы Дума и Совет могли реализовать свое право законодательной инициативы, т.е. имели возможность сами разработать законопроект, необходимо было, чтобы министр отказался от составления законопроекта. При этом министр не был связан каким-либо сроком, давая свое согласие на разработку законопроекта».⁶