Русский социализм против рынка
Сегодня почти все выступают за рынок. Даже Коммунистическая партия Российской Федерации не акцентирует внимание на том, что произойдет с рыночными отношениями после "второго пришествия" социализма. В программе партии социалистическое будущее рисуется следующим образом: "Будут доминировать общественные формы собственности на средства производства. По мере возрастания уровня реального обобществления труда постепенно утвердится их господство в экономике. Полный, по выражению В.И. Ленина, социализм мы определяем как свободное от эксплуатации человека человеком бесклассовое общество, распределяющее жизненные блага по количеству, качеству и результатам труда. Это общество высокой производительности труда и эффективности производства, достигаемой на основе научного планирования и управления, применения трудо– и ресурсосберегающих постиндустриальных технологий. Это общество подлинной демократии и развитой духовной культуры, стимулирующее творческую активность личности и самоуправление трудящихся. При социализме закладываются и развиваются необходимые предпосылки будущей коммунистической ассоциации, где свободное развитие каждого является условием свободного развития всех".
О рынке и о товарно-денежных отношениях здесь не сказано ни слова. Они, как видно, останутся – по крайней мере, до наступления коммунизма. Впрочем, сам коммунизм описан как-то невнятно. Вроде бы "коммунистическая ассоциация", где рынку не место, но ведь это никак не прописано, что может вызывать широкие толкования. Да и сам коммунизм выглядит очень отдаленным будущим, о котором рассуждать как-то не время и не место.
То ли дело социализм. При нем мы жили еще недавно. Конечно, можно сказать, что никакой это не социализм, а искажение и извращение, что под социалистической фразеологией скрывалось нечто ужасное и тираническое. Но как бы там ни было, а социалистические цели перед обществом тогда ставились, гигантская работа по социализации проводилась. Правящие элиты вполне искренне считали, что шли по пути социализма, а уж куда они пришли – это вопрос практики, которая неизбежно "искажает" любую теорию. Западные элиты вон тоже построил строй, который не назовешь чистым капитализмом.
При этом всегда упускают из виду, что рынок-то в СССР был. Товарно-денежные отношения там существовали на протяжении всей его истории, а в 60-80-е годы даже укреплялись. Поэтому говорить об отрицании рынка в советское время не очень-то корректно. Его принижали – да, безусловно, но не ликвидировали. И это было одной из причин обвала социализма.
Помните, как говорил Остап Бендер в "Золотом теленке": "Если в стране есть деньги, то это значит, что есть люди, у которых их много"? А это означает, что есть и буржуазия. И что рано или поздно, но она воспользуется имеющимися рыночными рычагами. Так оно и произошло. Уже во времена Брежнева в стране образовался мощнейший класс теневиков-капиталистов. А оборот теневой экономики, по некоторым подсчетам, составлял половину бюджета СССР. Это, кстати, к вопросу о наличии рынка.
Могут возразить, что возникновение теневого капитализма было ответом экономики на диктатуру плана. Дескать, государство не могло учесть всего и всем руководить, поэтому многие хозяйственники стали действовать сами – на свой страх и риск. Да, это факт – государство не могло руководить экономикой в полной мере. Но не потому, что плана было слишком много. Напротив, его всегда и во всем не хватало. Много было бюрократии. Но разветвленная и многочисленная бюрократия как раз и не может обеспечивать по-настоящему эффективного управления. Много людей в коллективе – это ведь и много ошибок, много субъективного, много эгоистического. Для организации множества людей требуются огромные усилия, которые было бы лучше затратить на организацию творчества. Поэтому разветвленные структуры лишь отчасти оптимизируют управление – тем, что складывают усилия. Но в другой своей части (не в большей ли?) они вносят в это управление известный хаос.
В полноценной рыночной экономике это не страшно. Здесь открыто уповают на скрытую (невидимую) руку рынка. И то, чего не сделали люди со своей разумной волей, сделает за них эта самая рука, умело манипулирующая хозяйственной конъюнктурой. То есть – хаос, которому принадлежит главенство в любой рыночной экономике.
Кстати говоря, это обстоятельство должно внушать опасение любому нормальному правому консерватору. Правый консерватор, традиционалист всегда ставит порядок выше хаоса. А рынок все делает наоборот, он отодвигает на задний план разум и волю, включая какие-то невидимые, и в силу этого, подозрительные механизмы. И ныне мы видим, что эти механизмы двигают мир в сторону глобализации, ломая национально-государственные границы. Поэтому невольно задумаешься о природе этой "невидимости". Уж не идет ли речь о попытке вернуть мир и все бытие к состоянию единовидного, изначального хаоса первоматерии, из которого был сотворен оформленный мир?
Традиционное общество тоже надеялось на сверхчеловеческое – волю Божию, на Промысел. Но эти понятия не указывают на какую-то анонимность, здесь все "прозрачно". Есть личностный Бог, и есть Его избранник – монарх. Власть последнего не зависит от "многомятежного человеческого хотения" (Иван Грозный), она передается по наследству. И тут имеет место быть более чем прозрачный механизм – рождение, указывающее на волю Божию.
В случае же с рынком мы имеем дело с какой-то анонимностью, с вроде бы абстрактными экономическими закономерностями, которые используют волю и разум. Причем эти закономерности переходят из сферы экономики в сферу политики, делая ее такой же анонимной. В условиях западной демократии правитель является всего лишь марионеткой разнообразных структур, многие из которых имеют совершенно закрытый характер. Судя по всему, именно эти структуры провоцируют разного рода войны и революции, которые усиливают хаотичность мира. Делается это для того, чтобы создать "новый мировой порядок", но что-то непохоже на то, что в мире становится больше порядка. Скорее, наоборот.
Итак, рынок – это воплощение хаоса. И даже в СССР, с его культом рациональной планомерности, он занимал важное место. Но это место не было почетным. Рыночный хаос хотели загнать на обочину жизни, сделать одной сплошной периферией сверкающего круга социалистической империи. Но для этого не было достаточно эффективных механизмов. Гигантская бюрократия смогла лишь потеснить хаос, а не победить его. В результате советская экономика лишилась рыночной гибкости, но так и не стала по-настоящему плановой, социалистической.
А можно ли было создать настоящую плановую экономику? Адепты рынка отвечают отрицательно, ссылаясь на опыт советского бюрократизма. Однако в Советском Союзе была не только бюрократия, там была еще и наука. Причем наука очень даже неплохая. И некоторые ее представители выдвигали весьма интересные проекты, целью которых было достичь настоящей планомерности и осуществить прорыв страны в постиндустриальное (информационное) общество.
В 1963 г. вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором намечалось создание Единой системы планирования и управления (ЕСПУ) и Государственной сети вычислительных центров. Потом было принято другое название – Общегосударственная автоматизированная система планирования и управления в народном хозяйстве (ОГАС). Правительство было готово реализовать крупномасштабный проект директора Института кибернетики АН УССР Виктора Глушкова, который предлагал перевести управление народным хозяйством на электронно-кибернетическую основу. Помимо автоматизированных систем управления Глушков разрабатывал системы математических моделей экономики и безналичного расчета физических лиц. По сути, речь шла о том, как сделать планирование не просто директивным, но и по-настоящему научным.
При этом Глушков опирался на отличное знание экономической жизни страны. Только в 1963 году он посетил около ста предприятий, лично отслеживая цепочки прохождения статистических данных.
Академик выдвинул крайне интересную теорию "информационных барьеров". Согласно ему человечество пережило за всю свою историю два кризиса управления. Первый произошел в период разложения так называемого "родового" строя. Тогда усложнение общественных отношений и увеличение потоков информации привело к возникновению товарно-денежных отношений и иерархии. Но в XX веке наступил второй кризис, когда отношения усложнились настолько, что человек уже просто стал неспособен выполнять все необходимые функции управления.
Глушков отмечал: "Отныне только "безмашинных" усилий для управления мало. Первый информационный барьер, или порог, человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника – вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог. Происходит исторический поворот по знаменитой спирали развития. Когда появится государственная автоматизированная система управления, мы будем легко охватывать единым взглядом всю экономику. На новом историческом этапе, с новой техникой, на новом возросшем уровне мы как бы "проплываем" над той точкой диалектической спирали, ниже которой… остался лежать период, когда свое натуральное хозяйство человек без труда обозревал невооруженным глазом".
К слову, глушковская диалектика вполне соответствует философии традиционализма. Он сравнивает общество будущего с натуральным хозяйством, которое, как известно, достигло вершины своего развития именно при феодализме. Действительно, натуральное хозяйство эпохи феодализма было весьма управляемо и обозримо. Таким же (только в гораздо большей степени) станет и "натуральное" (настоящее!) хозяйство будущего постиндустриального феодализма – за счет мощных систем автоматизированного управления. При этом, как представляется, сама система планирования, основанного на точном "математическом" знании, должно быть именно государственной системой. Ведь не кто иной, как государство, сможет подняться над всеми групповыми и корпоративным интересами, оглядывая всю картину жизни страны.
Увы, план Глушкова был отвергнут, а премьер-реформатор Косыгин взял на вооружение идеи таких экономистов-рыночников, как Либерман. Последние предлагали ориентировать экономику на прибыль от себестоимости. В сталинские времена, напротив, ориентировались на снижение себестоимости (отсюда – знаменитые понижения цен), не связывая жестко ее и прибыль. В результате роль стоимостных показателей снижалась.
Советскую экономику заставили работать по чуждым ей схемам, что и породило пресловутый застой. Теперь прибыль жестко привязывалась к себестоимости выпускаемой продукции. Снижать себестоимость стало невыгодно, ибо это снижение уменьшало прибыль. В результате невыгодным стало и усовершенствование производства.
Показательно, что против Глушкова выступали не только дуболомы из ЦК, соблазненные либеральными экономистами. На Западе также подливали масла в огонь, в открытую стуча советским вождям: "Глушков собирается заменить кремлевских шефов вычислительными машинами!".
(В 1971–1973 годах в Чили, при Альенде, группой ученых, возглавляемых английским кибернетиком Стаффордом Биром также была сделана попытка создания кибернетической системы управления экономикой страны. Но проамериканская хунта Пиночета после прихода к власти этот эксперимент немедленно свернула, проявив трогательное единодушие с советским руководством.)
Но почему был сорван проект Глушкова и другие, подобные проекты? Благодаря косности бюрократизма? Бесспорно. Но ведь должны же были найтись в КПСС силы, способные этот бюрократизм преодолеть? Не все же там были косными чиновниками! И тут надо копать уже глубже, находить корешки в официальной идеологии СССР – марксизме. Эту идеологию, понятное дело, очень сильно исказили, но основу все-таки сохранили. И этой основой был экономический детерминизм. Вспомним – "политика есть концентрированная экономика" (Ленин) и т. д.
Между прочим, в этой своей глубинной основе марксизм был сущностно, мировоззренчески един с либерализмом, который он вроде бы отрицал. Однако это было отрицание некоторых проявлений капитализма, но вовсе не его сущности. Сущность оставалась той же самой: экономика преобладает над политикой. А, следовательно, общество доминирует над государством. Ведь классы общества завязаны на производстве-распределении, тогда как государственная организация сосредотачивается на подчинении-управлении. В мире традиции общество подчинялось государству, но при капитализме все перевернулось с ног на голову – отсюда и экономический детерминизм.
Так вот марксизм, даже и в его революционной, большевистско-ленинской версии, ничем принципиальным от либерализма не отличался. Его адепты точно так же выступали за преобладание экономики над политикой, общества над государством. Только если при капитализме авангардом этого самого доминирующего (гражданского) общества выступила монополистическая буржуазия, то при "коммунизме" в центр всего встала партийная бюрократия. Партия – она ведь часть общества, а ее бюрократия – нервная система партии.
В сущности, советизм есть тот же самый капитализм, только партийный, здесь роль буржуазии играет номенклатура. Только это более примитивный и менее гибкий капитализм ("четвертькапитализм", который в 1991 году сменился "полукапитализмом"). В условиях нормального капитализма все решает буржуазия, которая овладевает государственными рычагами посредством партийных структур. При советизме буржуазии нет (точнее, она находится в тени, подполье), а на ее месте находятся те, кому этого не полагается. Но модель они выстраивают такую же, в сущности, как буржуазия.
Правильнее, конечно же, было бы говорить о частично феодализме и частично капитализме. Выше уже отмечалось, что советский строй, образованный в результате крестьянско-рабочей революции очень сильно напоминал феодализм (вождизм, новый аристократизм и т. д.). Но это – одна сторона. С другой же стороны имела место разветвленная партийно-бюрократическая олигархия, которая в 1953–1956 годах покончила с вождизмом. Правда, был еще период хрущевского волюнтаризма, но он не имел уже ничего общего со сталинизмом. Потом пришло время откровенно олигархического правления, при котором была проведена рыночная реформа Косыгина, а теневая экономика превратилась в мощнейший фактор. Капиталистический уклад в СССР взял верх над феодальным. Перестройка только легализировала этот процесс, привела его к логическому завершению.
Этот историко-социологический экскурс был сделан для того, чтобы обозначить одну важнейшую вещь. В СССР (за исключением сталинской эпохи) государство подчинялось обществу, вернее его авангарду – партийной бюрократии. И такое подчиненное государство не могло в полной мере реализовать все свои огромнейшие возможности.
А они, эти возможности, и в самом деле, грандиозны. Государство создано для того, чтобы возвышаться над различными группами, выполняя роль этакого наднационального регулятора. И эту роль оно выполняет даже тогда, когда подчинено буржуазии или номенклатуре. Поэтому-то ни буржуазия, ни номенклатура не распускают государство – оно им попросту необходимо. Оно приходит на помощь тогда, когда эгоизм общественных групп создает серьезные проблемы, для которых требуется властный арбитр. Конечно, этому арбитру не особо дают разгуляться, ограничивая его руководящую роль всякими парламентами и центральными комитетами. Но его надклассовая роль, несомненно, признается.
Именно эта надклассовая природа государства и дает ему возможность осуществлять планомерное руководство экономикой, возвышаясь над любым местничеством, превосходя любой эгоизм, одолевая любую групповщину. Но для того, чтобы это руководство было по-настоящему эффективным, оно должно быть полностью свободным от любого подчинения обществу и, что не менее важно, бюрократии. Ведь бюрократы, как ни крути, но представляют собой нечто вроде общественной группы, класса. Они, безусловно, теснее связаны с государственным управлением, чем с производством-распределением-потреблением. Поэтому, кстати, бюрократическое правление в условиях России предпочтительнее буржуазного. Однако править страной все-таки должен один Глава, Верховный правитель, при котором передача власти осуществляется по наследству, а не ставится в зависимость от различных институтов (всегда имеющих общественно-классовую природу).
Только такому правителю и станет под силу осуществить настоящую постиндустриальную революцию, выводящую общество на новый (и он же старый – традиционный) уровень. Он сможет избавиться от всех олигархических кланов – и буржуазных, и бюрократических. Это будет достигнуто путем радикального сокращения бюрократического аппарата и национализации крупного капитала.
Опираясь на команду советников и немногочисленных операторов, при помощи автоматизированных систем управления, такой правитель придаст экономическому развитию настоящую планомерность. И тогда производительные силы достигнут высочайшего, невиданного уровня развития. Возникнет то самое пресловутое изобилие, которое покончит с напряженной борьбой за существование. Человек станет получать по потребностям, а все необходимое (еда, одежда, жилье, личное транспортное средство и т. д.) станет бесплатным. Деньги же сохранятся как некий чек, необходимый для приобретения чего-то уж совсем экзотического. Автоматизация высвободит огромное количество рабочих рук, и большинство людей получат возможность заняться подходящим непроизводительным трудом, характер которого будет зависеть от их склонностей.
Рынок окажется разбитым наголову, частная собственность – отомрет. И все это произойдет без массовых экспроприаций (вплоть до мельчайших частных торговцев), которыми так увлекались коммунисты. Последние слишком много внимания уделяли отношениям распределения, тогда как в центр всего необходимо ставить отношения производства. А здесь уже достаточно только экспроприировать олигархию – с тем, чтобы отнять у нее гигантские ресурсы, которые она использует для завоевания (точнее – отвоевания) государства. Остальное уже сделает технократия, опирающаяся на науку и автоматизацию. Безусловно, для "отмирания" частного капитала необходим будет некий переходный период, в течение которого государство станет сотрудничать с мелким и средним частником. Отменять частную собственность не следует, она будет "снята", переформатирована. В условиях изобилия продукции "частники" превратятся в креативных специалистов, чей опыт организации будет востребован с радостью и уважением.
Но, необходимо подчеркнуть еще раз – это можно сделать только в условиях сильного, самодержавного государства, стоящего над всеми общественными и бюрократическими структурами. Такое грандиозное преобразование под силу только национально-государственному социализму, которым и является социализм с русским лицом – правый социализм, социализм по Леонтьеву и Сталину.
И, напротив, все попытки порыва в постиндустриальный социализм провалятся в условиях демократизации (хоть национальной, хоть социальной, хоть буржуазной). И, судя по всему, левые мыслители этого так и не понимают, хотя они уже и стали задумываться о природе нового постиндустриального социализма. Так, С. Черняховский в своей работе "Завтра социализма" рисует такой политический идеал: "…Основным политическим и представительным органом становятся профессиональные и корпоративные Советы специалистов, в своей единой системе обладающие безусловным приоритетом над исполнительными структурами, точнее – сами исполнительные структуры из особой ветви власти превращаются в рабочие органы представительных органов. Система организации представительной власти дополняется и ограничивается организацией форм прямой демократии, основанной на безусловном допуске всех граждан ко всему объему управленческой, политической, экономической и профессиональной информации и системе профессиональных, местных и общегосударственных референдумов через единую информационную национальную электронную сеть".
Эта конструкция выглядит очень красиво, но она сохраняет весь утопизм марксизма, предполагающего отмирание государственности. Без сильной единоличной власти, стоящей над группами, "социализм по Черняховскому" окажется приватизирован наиболее амбициозными и эгоистическими представителями общественных и профессиональных групп. Они неизбежно составят протоолигархию, которая использует прямую демократию в своих, корыстных целях.
Все это, конечно, не значит, что государственный социализм откажется от представительства и свобод. Ни в коем случае! Только речь пойдет уже о свободе и представительстве с постиндустриальной спецификой.
Заметим, что человеку ни к чему свобода смещать или назначать власть. Большинство все равно некомпетентно в политических вопросах, и в условиях "демократии" им манипулирует олигархия и нанятые ею политиканы.
Но любому человеку нужно защищать интересы своей профессиональной группы и своей территориальной общины. Вот именно от этих групп и необходимо формировать представительство (на местном и общенациональном) уровне, как это и было в эпоху традиции.
Причем в условиях постиндустриализма возможностей для такого корпоративного представительства станет гораздо больше. Ведь роль информации значительно усилится, следовательно, значительно повысится и вес мнения, высказываемого в представительствах и СМИ. Впрочем, можно ожидать, что последние две реальности в информационном обществе соединяться в одно целое. Ведь уже и сейчас у любой серьезной структуры есть свой сайт, то есть – СМИ. А завтра пресса как таковая исчезнет, и каждое издание будет реальным предприятием.
В аграрном обществе средневековья роль совещательных корпоративных и общинных структур тоже была велика, но велика она была недостаточно. Теперь же, при лавинообразном развитии информационных технологий необходимый уровень окажется достигнутым. Причем без всяких жульнических "демократий".
Как же будут называться новые органы представительства? Разумеется, Советами! Это хорошее, корневое русское слово. И оно великолепно характеризует основную задачу представительства – советовать, снабжать власть добротным и полезным информационным материалом. И критиковать, само собой. Ведь советы могут быть очень и очень критическими.
В заключение зададимся вопросом – а как же капитал, а как же рынок? Исчезнут ли они после победы национально-государственного социализма? Нет, конечно же, не исчезнут. Противоречия неустранимы, идеального общества быть не может. В том-то и была величайшая ошибка марксизма, что он грезил о социальном устройстве, лишенном антагонизмов. И будучи погружен в эти грезы он, в лице советских лидеров, объявил об устранении этих антагонизмов тогда, когда они еще были очень сильны. Выше уже говорилось о том, что рынок оказался отогнан от центра к периферии, но он так и не стал периферией. Отсюда – и его великий триумф 1991 года.
При настоящем социализме рынок станет периферией. Он уйдет в идеальную сферу мечтаний. Всегда будут и индивидуумы и группы индивидуумов, мечтающие усложнить процесс обмена. Сам обмен, как очевидно, останется – пусть и в очень ограниченном объеме. Следовательно, сохранится и некоторая база для реставрации рынка в области экономики и политики. И попытки этой реставрации будут осуществляться неоднократно.
Вообще, нам довольно трудно представить себе противоречия постиндустриального общества, которое еще только рождается на свет. Но то, что они будут, – это очевидно. И пугаться этого не стоит. История всегда требовала от людей борьбы и свершений. Ей не нужны гармоничные миры, завороженно созерцающие идиллические картинки "прекрасного далека". И пока есть борьба – продолжается история, продолжается жизнь.
Литература
Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1982.
Айвазов И.Г. Христианская церковь и современный социализм. – М., 1906.
Антонов М. Капитализму в России не бывать. М., 2005.
Бартенев Ю.П. Помраченный идеал. М., 1907.
Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны XX века. // "Вопросы литературы", № 1, 3–7, 1990.
Беспалов Ю.Г., Беспалова Н. Ю., Носов К. В. Революционеры Романовы и консерватор Ульянов. М., 2004.
Бородкин М. М. Современные беседы. СПб., 1907.
Булацель П. Ф. Введение. Борьба за правду. СПб., 1908.
Бутаков Я.А. Белое движение на юге России: концепция и практика государственного строительства. М., 2000.
Бутми Г.В. Золотая валюта. СПб., 1904.
Валянский С., Калюжный Д. Русские горки. Возвращение и начало. М., 2004.
Васильевский Е.Г. Идейная борьба вокруг столыпинской аграрной реформы. М., 1961.
Винберг Ф. Крестный путь. СПб., 1997.
Виппер Р.Ю. История Средних веков. СПб., 2000.
Владимир (Богоявленский), митрополит. О рабочем вопросе. М., 1907.
Владимир (Богоявленский), митрополит. Слово, произнесенное на молебне перед началом нравственно-религиозных чтений для рабочих г. Москвы. М., 1902.
Власть и реформы. От самодержавия к советской власти. М., 2006.
Володимеров С. Крестьяне и земля. СПб., 1908.
Восторгов И. И. О социализме. СПб., 1906. – Ч. II.
Галин В. Тенденции. Война и революция. М., 2004.
Генц А. Социализм. М., 1908.
Голдин В. Интервенты или союзники? Мурманский "узел" в марте – июне 1918 года // "Отечественная история", № 1, 1994.
Головин К.Ф. Мужик без прогресса или прогресс без мужика. СПб., 1896.
Гофштеттер И. Запросы земли и государственный строй. М., 1906.
Гурко В.И. Наше государственное и народное хозяйство. СПб., 1909.
Журнал заседаний съезда Всероссийского союза землевладельцев. 12–16 февраля 1906 года. М., 1906.
Дейчер И. Троцкий в изгнании. М., 1990.
Драма российской истории: большевики и революция. М., 2002.
Дубровский С.М. Столыпинская земельная реформа. М., 1963.
Емельянов Ю.Н. Сталин. На вершине власти. М., 2002.
Емельянов. Ю.Н. Троцкий. Мифы и личность. М., 2003.
Жуков Ю.Н. Иной Сталин. М., 1993.
Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996.
Зворыкин Н.Н. Крестьянское землеустройство и необходимая аграрная реформа в России. СПб., 1905.
Зырянов П.Н. Православная церковь в борьбе с революцией 1905–1907 годов. М., 1984.
Иванов А.М. Логика кошмара. М., 1993.
Идейное наследие Троцкого. История и современность. М., 1996.
Избирательная программа Русского народнического всесословного союза. – СПб., 1905.
История русской экономической мысли. М.-Л., 1965.
Кандидов Б.В. Церковь и 1905 год. (Очерки и материалы). М., б.г..
Кара-Мурза С. Советская цивилизация. М., 2002. Кн. 1–2.
Катков Г.М. Февральская революция. М., 2006.
Киприан (Керн), архимандрит. Антропология Св. Григория Паламы. М., 1996.
Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911–1917. М., 2001.
Кобылин В. Анатомия измены: Император Николай II и генерал-адъютант М.В. Алексеев. СПб., 1998.
Коняев Н. Гибель красных Моисеев. Начало террора. М., 2004.
Ладомирский Н.Н. Разрешение земельного вопроса. СПб., 1910.
Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале ХХ века. СПб., 1914. т. 3. Кн. 5.
Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1996.
Липранди А.П. Нужен ли России парламентаризм? Харьков, 1910.
Лубков В.А. Война. Революция. Кооперация. М., 1997.
Лодыгин А. Националисты и другие партии. СПб., 1912.
Марков Н. Е. Войны темных сил. //"Кубань". – Март – апрель 1993 года.
Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII – начало XX века). СПб., 1999.
Миронов С.С. Гражданская война в России. М., 2006.
Нарский И.В. Революционеры "справа": черносотенцы на Урале (Материалы к исследованию "русскости"). Екатеринбург, 1994.
Националисты в Третьей Государственной Думе. СПб., 1912.
Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984.
Новгородский А. К вопросу о крестьянской идеологии. Новая Россия. СПб., 1911.
Носков Н.Д. Охранительные и реакционные партии в России. СПб., 1908.
Ольденбург С.С. Царствование Николая II. М., 1992. Т. 1–3.
Основы и задачи Имперской народной партии. СПб., 1914.
Ососов А. "Земельный вопрос в 3-й Государственной Думе". СПб., 1913.
Павлюченков С. Военный коммунизм в России. Власть и массы. М., 1997.
Пасхалов К.Н Сборник статей, воззваний, записок, речей, писем и проч. М., 1909. Кн. I.
Перовский М.М. Независимые консерваторы. Опыт партийной программы. Диалоги. СПб., 1912.
Пихно Д.И. В осаде. Киев, 1906.
По материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М., 1928.
Платонов О.А. История русского народа в XX веке. М., 1997.
Правые в 1915 – феврале 1917 г. По перлюстрированным Департаментом полиции письмам. // "Минувшее" – М.-СПб., 1993. – Вып. 14.
Праздник русского самосознания. Открытие Харьковского отдела Русского собрания. Харьков, 1903.
Самарин Ф.Д. Каким образом можно было бы ослабить вредные последствия указа 9 ноября 1906 года? М., 1906.
Самарин Ф.Д. К чему приведет Указ 9 ноября 1906 года. М., 1909.
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция. М., 1997.
Сахарнов Л.А. Заработная плата и участие рабочих в прибылях. М., 1906.
Сборник программ политических партий России. СПб., 1906.
Сборник съезда русских людей в Москве. М., 1910.
Семанов С. Кронштадский мятеж. М., 2003.
Семенов П.Н., Салтыков А.А. Крестьянский банк и будущность русского народа. СПб., 1907.
Сироткин В. Почему проиграл Троцкий? М., 2005.
Слассер Р. Сталин в 1917 году. М., 1989.
Совещание монархистов 21–23 ноября 1915 года. Постановления и краткий отчет. М., 1915.
Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 1992.
Стеллецкий Н. Новейший социализм и христианство. Харьков, 1912.
Степанов С.А. Черная сотня в России. М., 1992.
Страницы истории Урала. Пермь, 1993. Вып. 1.
Родной М. Смута и русский народ. Б.м.
Тихомиров Л.А. Вопросы экономической политики. М., 1900.
Тихомиров Л.А. Заслуги и ошибки социализма. М., 1907.
Тихомиров Л.А. Земля и фабрика. М., 1902.
Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1992.
Тихомиров Л.А. Рабочий вопрос и русские идеалы. М., 1902.
Труды II съезда уполномоченных дворянских обществ 31 губернии. 14–15 ноября 1906 г. СПб., 1907.
Труды VI съезда уполномоченных дворянских обществ 30 губерний. СПб., 1912.
Труды VII съезда уполномоченных дворянских обществ 37 губерний. 5-11 марта 1912 года.
Труды IX съезда уполномоченных дворянских обществ 39 губерний. 3–9 марта 1913 года. СПб. 1913.
Труды XI съезда уполномоченных дворянских обществ 39 губерний. 10–14 марта 1915 года. Пг., 1915. С. 118–119.
Фельштинский Ю.Г. Вожди в законе. М., 2000.
Хотяинцев Д.И. Письма к дворянству. М., 1908. – Вып. 3–4.
Хюбнер К. Нация. От забвения к возрождению. М., 2001.
Череп-Спиридович А.И. Как нам избавить Россию от экономического и политического рабства. М., 1912.
Шамбаров В. Белогвардейщина. М., 2004.
Шарапов С.Ф. Собрание сочинений. М., 1902. т. 7. Вып. 19.
Шарапов С.Ф. По поводу закона 9 ноября 1906 года. М., 1909.
Шарапов С.Ф. Социализм как религия ненависти. М., 1907.
Шарапов С.Ф. Сущность аграрного кризиса. М., 1906.
Шарапов С.Ф. Экономика в самодержавном государстве // Экономика русской цивилизации. – М., 1995.
Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории. Париж, 1982.
Щербатов А.Г. Государственно-народное хозяйство России в ближайшем будущем. М., 1910.
Щербатов А.Г. Денежные вопросы. М., 1907.
Щербатов А.Г. Записка председателя Императорского Московского общества сельского хозяйства о государственном значении крупного земледелия. М., 1903.
Щербатов А.Г. Земельный вопрос. М., 1906.
Щербатов А.Г. Обновленная Россия.
Шестак-Устинов Н.А. Почему беднеет трудящийся люд. М., 1910.
Шиманов Г.М. Записки из Красного дома. М., 2006.
Шипов Н. Н. Власть Самодержавного Царя как основа финансового благополучия России. СПб., 1913.
Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. Постреволюционная Россия (1917–1928). СПб., 1997.
А. Эткинд. Хлыст (Секты, литература и революция). М., 1998.
Юрский Г. Правые в Третьей Государственной Думе. Харьков, 1912.
Неестественная страсть – извращенное направление воли, ее "болезнь". Она выражается в сильном желании, властвующем над разумом человека, и обусловлена в отличие от т. н. естественных страстей – голода, жажды и т. д. – порочным выбором личности.