Упрочнение территориальной целостности России.

Кардинальные перемены, связанные с формированием и становлением единого государства, затронули все сферы общества. Происходили изменения в социальной и политической сферах, характере взаимоотношений московского государя с подданными, появлялись новые органы власти, были заметны важные сдвиги в хозяйственной жизни. Источники упоминают разнообразные типы поселений земледельцев — села, слободы, деревни, починки, что косвенно свидетельствует о достаточно интенсивном процессе колонизации. Бесстрашная крестьянская деревушка перешагнула Оку, объявилась в Приуралье.

Поселения не отличались дворностью: та же деревушка имела в среднем 3—7 дворов, починок (от глагола «почать», т. е. начать — лингвистическое свидетельство процесса колонизации, подъема нови) — 1—3 двора. Однако плотность расселения была выше в сравнении с последующим временем. Характерно и то, что средний крестьянский надел, колебавшийся в зависимости от районов, состава семьи земледельца и т. д., был также больше, чем в последующие века.

Иными словами, в распоряжении земледельца оказались большие пашни и покосы. Это создавало благоприятные условия для развития крестьянского хозяйства. В хозяйственный оборот включались пустующие земли, шло энергичное наступление пашни на лес, не прекращалась внешняя и внутренняя колонизация. В истории страны вторая половина XV — первая половина XVI в. стали временем «великих расчисток», что свидетельствовало о несомненном экономическом подъеме. В контексте политического и экономического развития видна связь первого со вторым: хозяйственные успехи — прямое следствие образования единого государства, достижения известной безопасности жизни.

Главная фигура на селе — земледелец, крестьянин. В XV—XVI вв. этот термин стал применяться к самым разным группам сельского населения.

Роднившими свойствами служили тесная связь крестьянина с землей и земледельческим трудом; принадлежность к общине; обладание наделом, что подразумевало, с одной стороны, закрепление за крестьянином целого круга неоспоримых владельческих прав, с другой — обязательное выполнение повинностей перед государством и феодалом. Документы подтверждают широкую правоспособность крестьянина. Не только в государственном, но и в сеньориальном суде он мог выступать как субъект права. В Судебнике 1497 г. крестьяне фигурируют в роли свидетелей, истцов, ответчиков, участвуют, особенно в черных волостях, в качестве судных мужей в суде представителей местной власти, наместников и волостелей.

Показатель статуса земледельца — его право и обязанность отвечать по гражданским и уголовным делам самому, своим имуществом. С созданием единого государства служба великому князю становится главной обязанностью бояр и вольных слуг. Служба обеспечивалась владением землей. Но земля, лишенная рабочих рук, представляла лишь потенциальную ценность. Привлечение крестьян приобретает общегосударственный характер.

Судебник 1497 г. разрешил крестьянские переходы только в Юрьев день. В советской исторической науке это ограничение традиционно рассматривалось как важный этап в развитии крепостного права. Однако подобная категоричность несколько упрощает полифонию социальных отношений и смыслов. Во-первых, ограничение крестьянского выхода — вовсе не новость Судебника. Оно существовало и прежде.

Судебник лишь установил в масштабах всей страны единый срок — за неделю до и неделю после осеннего Юрьева дня (26 ноября) и условия выхода. Подобная регламентация была равно необходима как для помещиков, так и для крестьян. Больше того, в строгом регулировании условий выхода был особенно заинтересован смерд, зависимость которого от землевладельца неуклонно возрастала. Во-вторых, законодальное установление сроков выхода еще не есть закрепощение. Судебник сохранял за земледельцами широкий спектр личных прав, в том числе и право выбора помещика.

Не случайно, в отличие от документов конца XVI—XVII столетий, крестьяне этой эпохи не «бегут», а «выходят», «сходят» от помещика. Таким образом, нет оснований утверждать, что в результате формирования единого Российского государства резко ухудшилось юридическое положение земледельцев. Закон, исходя прежде всего из государственных интересов, упрочил положение полноценных тяглонадельных крестьян, возлагая на них не только одни обязанности, но и целый комплекс личных и имущественных прав.

Обращение к изучению норм эксплуатации основной массы частновладельческих и черносошных крестьян не дает основания говорить о сколько-нибудь заметном ухудшении положения земледельца. Возросли лишь общегосударственные налоги и повинности, связанные с формированием центральных органов управления. Содержание на местах представителей великокняжеской власти также было сопряжено с выполнением целого ряда государственных повинностей — платежами, оброками, «кормами» и службами, которые шли в пользу кормленщиков. При неизменных нормах старых сборов вводились новые — от судебных пошлин и штрафов до разнообразных косвенных сборов.

Тем не менее и эти изменения не дают повода говорить о резком росте податного гнета: качественные перемены последуют во второй половине XVI столетия, как следствие реформ и особенно Ливонской войны. Нет оснований говорить и о резком росте феодальной ренты, в составе которой преобладали натуральные сборы. Отработочная рента не была обременительной.

Крупные землевладельцы по-прежнему предпочитали использовать на барской пашне труд страдников — пашенных холопов. Потребность в деньгах побуждала почти всех землевладельцев включать денежный оброк в структуру ренты, однако доля его была незначительна. Отчасти подобное положение — следствие неразвитости товарно-денежных отношений в условиях преобладания натурального хозяйства. По небесспорным подсчетам историков, крестьянское хозяйство отдавало около 20—30% своего совокупного продукта в виде налогов и ренты.

Это означало, что взаимоотношения земледельца с государством и феодалами не только оставляли простор для хозяйственной инициативы, но и ресурсы, необходимые для ведения устойчивого и даже расширенного воспроизводства. Данная тенденция была определяющей в экономическом развитии страны. Существенные перемены происходят внутри правящих слоев. Ликвидация удельных дворов влекла за собой перемещение элит ко Двору московского великого князя.

Шел процесс формирования государева двора, в границах которого происходит сословное самоопределение титулованной и нетитулованной знати. Она выстраивается в определенной иерархии, во многом зависимой от того, когда и с какого статуса те или иные члены двора или их предки перешли в разряд великокняжеских слуг. Ведущие позиции заняли потомки удельных князей. Несколько оттесненным, но по-прежнему влиятельным осталось старомосковское боярство, отмеченное многолетней и верной службой дому Калиты.

БИЛЕТ 14(2)

Важное место в выстраивании отношений внутри элиты и между элитой и московским государем начинает играть институт местничества. Принадлежность к государеву двору открывала возможность приобщения к кормлениям. Последние были одним из главных признаков элитарного слоя. Кормленщик получал доход от своей деятельности в качестве наместника, волостеля и т. д. помимо дохода, доступного каждому служилому человеку, владевшему вотчинами и поместьями.

Это был доход судьи (так называемый «присуд»), администратора («кормленичий доход»), представителя великокняжеской власти, а не сеньора. В глазах вольных слуг своеобразная корпоративная собственность членов великокняжеского двора на кормление была объектом особой зависти. Если к этому прибавить существенные различия в размерах и в характере земельных и денежных дач, то станет ясна глубина социальных трений внутри правящего сословия. Изменилось положение большинства вольных слуг. Если ранее они входили во двор того или иного суверена, то теперь, оказавшись вне двора московского государя, вольные слуги должны были искать иные формы объединения.

Возникали территориально-уездные служилые корпорации, которые стали основной формой существования провинциального дворянства до XVII в. включительно. Причем статус этих уездных корпораций был различен. Это тормозило процесс консолидации правящего сословия. В ответственный период формирования отношений между властью и провинциальным дворянством сословное давление последних было незначительно. Все это давало власти большие преимущества в общении с подданными-дворянами.

В тесной связи с социальными подвижками внутри господствующего сословия происходили изменения и в структуре феодальной собственности. В этой сфере складывались устойчивые социальные интересы различных слоев и групп, влиявшие на их политические устремления и взаимоотношения с властью. Прежде всего перемены коснулись землевладения князей.

Превратившись в подданных московского государя, они сохранили собственнические права на свои бывшие домениальные земли. По наблюдению историков-аграрников, именно здесь совокупность сеньориальных прав была наивысшая. Не случайно местное население длительное время продолжало воспринимать местных князей как государей, стоявших лишь рангом ниже московского государя. Потомки удельных князей, как слуги московского князя, получали на обычном вотчинном праве новые земли. Немало вотчин было куплено или получено в приданое.

Со временем представителям аристократии также жаловались поместья. Это сближало родовитую знать с основной массой феодалов. Расширялась география владений аристократии, которая имела земли не только на территории бывших доменов, но и в различных уездах. Отсюда заинтересованность титулованной знати в целостности государства. Качественно иные внешнеполитические задачи государства поставили вопрос о вооруженных силах.

Вотчинное землевладение, как способ содержания и организации войска, не отвечало в полной мере новым требованиям. В результате семейных разделов, купли-продажи, закладов, передачи вотчин в монастыри шел процесс измельчания и обезземеливания части вотчинников. Вотчина, как форма земельной собственности, в плане воздействия на феодала была не столь эффективна в сравнении с поместьем.

Образование единого государства позволило сосредоточить в руках великого князя огромный массив земель. Московский государь получил возможность распоряжаться черносошными и конфискованными частновладельческими землями. Земельные пожалования, необходимость в которых испытывает и власть, и служилые люди, все чаще осуществлялись на поместном праве. Испомещенный на новых землях (отсюда помещик) человек владел ими условно, пока служил.

Поместье давалось по поводу службы, за службу и при условии службы. Подобная форма землевладения с точки зрения организации службы оказывалась более удобной, учитывая, что первоначально поместьями наделяли преимущественно низы служилого сословия. Уже при Василии III поместья появились в большинстве уездов. Однако в глазах служилого люда вотчина, как более устойчивый тип землевладения, имела безусловное преимущество перед поместьем.

Отсюда стремление служилого сословия не только к новым земельным приобретениям, но и к изменению формы владения, к превращению поместья в вотчину. В свою очередь власть, эксплуатируя подобные стремления, получила в дальнейшем важный рычаг социального и правового воздействия на дворянство. Быстрота, с которой завершилось объединение земель, привела к тому, что черты старины удивительным образом уживались и переплетались с новыми явлениями. По определению историков, для России конца XV — первой половины XVI в. стало характерным сочетание политического единства страны и разнообразия укладов и социальных отношений, унаследованных от удельной эпохи.

Не случайно церковный писатель Иосиф Волоцкий называл Василия III «всея Русский земля государем государь». Под высокой рукой государя всея Руси продолжали властвовать над своими подданными «государи» рангом ниже. За годы правлений Ивана III и Василия III коренные изменения претерпела политическая карта Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Пестрая окраска, свойственная удельному периоду, сменилась на монохромную, соответствующую одному политическому образованию — Российскому государству.

По сути за одно-два поколения разительно изменилось международное положение Московского княжества. Орда, Литва, Литовский орден, Швеция, соседние русские княжества, Псковская и Новгородская республики — вот преимущественный круг общения, причем далеко неравноправный, московских князей. В правление Ивана III обозначились совсем другие дипломатические горизонты: удельные князья, как равноправные партнеры по переговорам, исчезли; в объекте внимания остались европейские и азиатские страны.

Такое изменение масштабов потребовало от московских правителей перемен в представлении о государстве и великокняжеской власти, ранге и статусе московского государя. Важным элементом государственной доктрины стала идея преемственности власти московского государя, восходящей к римским императорам. Даже сами символы власти в интерпретации книжников были унаследованы великими киевскими князьями от византийских императоров: Владимиром Мономахом, «прародителем» московских князей,— от императора Константина Мономаха, родного деда киевского князя.

Впрочем, официально выдаваемая за «шапку Мономаха» великокняжеская корона несет черты восточного происхождения, и, как полагают исследователи, была подарена ханом Узбеком Ивану Калите. Эта «подмена» имеет символический смысл: пытавшаяся облачиться в пышные византийские одеяния великокняжеская власть на самом деле переняла многие черты восточной деспотии, которая стала привычной на Руси за долгие десятилетия ордынского владычества. Возвышение власти московского князя нашло выражение и в такой новации, как венчание на великое княжение.

БИЛЕТ 14(3)

Оно произошло в 1498 г., когда наследником-соправителем Ивана III был объявлен его внук Дмитрий. Церемония венчания была наделена большим политическим смыслом: источником великокняжеской власти вновь становится происхождение, а не воля золотоордынского хана; утверждалась наследственная монархия. Формировалась, пока еще в самом общем виде, религиозно-политическая доктрина самодержавной и суверенной власти московского князя, закрепленная в гордой фразе Ивана III: «Мы Божьей милостью государи на своей земли изначала от Бога». В повседневность входит титулование московского князя «государем всея Руси», определение «самодержец». Постепенно складывается государственная эмблематика.

На государственной печати Ивана III, наряду с традиционным изображением всадника, поражающего копьем дракона (одна сторона печати), появился двуглавый орел, увенчанный двумя коронами. Традиционно двуглавого орла связывают с Византией. Однако в новейших работах это положение вызывает серьезные возражения: двуглавый орел не был государственной эмблемой Византийской империи, хотя широко использовался на монетах западноевропейских королей и восточных базилевсов (двуглавый орел был символом имперской власти, одноглавый орел — королевской). Показательна, однако, последующая трактовка современниками новой эмблемы. Она осмысливалась как право московских государей на имперское величие, свидетельствовала о преемственности Константинополя и Москвы.

Не просто складывались отношения Ивана III с церковью. С созданием Российского государства определение места и роли церкви приобретало общественную потребность. Прежние взаимоотношения, допускавшие известную независимость церковных иерархов, уже не отвечали реальности. На последнем этапе политического объединения московские князья многим были обязаны церкви.

Она санкционировала территориальные присоединения, поддержала выступление против Большой Орды. С обретением автокефалии границы зависимости русской церкви от московского князя нередко определялись личностью того или иного церковного деятеля. В конечном итоге назначение высших иерархов отныне находилось в компетенции московского правителя. Но даже Ивану III пришлось считаться с влиянием церкви на духовно-нравственную жизнь общества и отказаться от заманчивых планов секуляризации церковного землевладения.

Дмитрию-внуку не суждено было наследовать престол. Его соперником выступил сын Ивана III от второго брака с византийской принцессой Софьей Палеолог, Василий III. Конфликт в великокняжеской семье породил политический кризис, поскольку за противоборством придворных группировок стояли по сути разные политические варианты развития. Известно, что Дмитрий-внук и его мать, дочь молдавского господаря Елена Стефановна, были близки к нестяжателям, которые осуждали церковное «стяжание» земель и богатств. Иван III связывал с последними планы ограничения и даже секуляризации церковной земельной собственности.

Однако в последующем великий князь изменил свои политические симпатии. Немаловажную роль в этом, по-видимому, сыграли практические выводы, вытекавшие из религиозных учений нестяжателей и их противников стяжателей. Нестяжатели высоко ценили религиозно-нравственные ценности, внутреннюю свободу, что было малосовместимо с самодержавным идеалом безропотного подданного; стяжатели проповедовали христианское послушание Богоданному и благочестивому православному государю. Последнее оказалось привлекательнее для московского правителя. В результате Дмитрий-внук попал в опалу.

Возвращая Василию Ивановичу отцовское расположение, Иван III обосновывал свое решение словами: «Чи не волен яз, князь великий, в своих детех и в своем княжении? Кому хочу, тому дам княжение». Василий III в еще меньшей мере считался с традициями совещания с представителями знати.

Современники жаловались, что московский государь решал важнейшие государственные дела с ближайшими советниками «сам-третей у постели». Внимательный наблюдатель русской жизни, имперский посол Сигизмунд Гербер-штейн отмечал, что Василий III «отнял у всех князей и других владетелей все их города и укрепления. Даже своим родным братьям он не вверяет крепостей и не позволяет им в них жить». Властолюбие Ивана III и Василия III, несомненно, способствовало нарастанию авторитарных черт в политической жизни страны.

Уже во времена Ивана III в официальных документах закрепляется формула обращения к государю, которая распространяется на все категории служилых людей без исключения: «Се яз, холоп твой...» Свои властные амбиции великокняжеская власть могла реализовать, опираясь на мощь государственного аппарата. Прежние органы власти, выстроенные в удельный период, плохо справлялись с новыми задачами.

Билет 15 Становление российского самодержавия в правление Ивана IV.Избранная рада и опричнина.