Тибет — часть Цинской империи

В XIX — начале XX в. Тибет, как и ранее, являлся частью Цинской империи. Все путешественники, посетившие Тибет в XIX в., и исследователи, писавшие о Тибете, так или иначе отмечали за­висимость Тибета от Цинов. Эта зависимость могла усиливаться, могла ослабевать, но она существовала постоянно. Постоянно су­ществовали и атрибуты, выражавшие зависимое положение Тибета. Выбор Далай-лам и Панчен-лам по жребию из золотой урны, при­сутствие в Лхасе пинских амбаней, контроль со стороны амбаней над военными, финансовыми и некоторыми другими сферами жизни, постоянное присутствие китайских войск, указы цинских императоров, большинство из которых были обязательны к испол­нению, — все это были ясные показатели зависимости Тибета. В XIX в. Далай-лама регулярно направлял пинскому императору в Пекин посольство с «дарами»; до 1840 г. это делалось ежегодно, а позже — один раз в три года [Гюк и Габэ, 1866, с. 217; Анненская, 1899, с. 208].

Однако Тибет являлся особой частью Цинской империи. Его зависимость выражалась прежде всего в зависимости Далай-ламы от цинского императора. Тибет находился вне фискальной и адми­нистративной общеимперской системы. На тибетской земле не взималось никаких общеимперских налогов. Существовала своя, тибетская административная система. В Тибете отсутствовали цинские земельные владения (императорские земли, например пастби­ща, как в Монголии; земли амбаней; земли каких-либо китайских чиновников; земли лхасских, китайских солдат и т.п.). Цинский двор не мог, в силу ряда объективных причин (географические условия, дальность расстояния, ослабление самой империи), установить пря­мое военно-административное господство в Тибете и был вынуж­ден создать систему «косвенного управления», которая создавала определенный баланс сил между местной элитой и представителя­ми центра империи (амбанями) и включала помимо прочего поли­тику изоляции, символику императорской верховной власти и др.

Тибетская элита монопольно владела тибетской землей, но при­знавала зависимость от империи и регулярно посьшала посольст­ва с «данью». «Это единственная подать, какую тибетцы платят Китаю», — свидетельствовал Свен Гедин (цит. по [Анненская, 1899, с. 208]). «Дань» эта, опять же, иногда бывала весьма дорогой [Прже­вальский, 1883, с. 239], иногда — незначительной по ее стоимости [Анненская, 1899, с. 208]. Но так или иначе, она всегда отправлялась. {200}

Тибет являлся данником Цинской империи. В этом плане, на наш взгляд, нельзя согласиться с мнением Н.С. Кулешова, который пи­сал, что «в указанный период (с конца XVIII в. до Синьхайской ре­волюции) не существовало никакого „формального сюзеренитета Китая над Тибетом": нет ни одного документа, который свидетель­ствовал бы об оформлении такого сюзеренитета» [Кулешов, 1992, с. 17]. С точки зрения европейской международной практики — по форме — да, такого документа в XIX в. не существовало. Но зави­симость Тибета от Цинской империи была установлена много ра­нее XIX в., и не было никакой необходимости ее подтверждать вновь каким-либо официальным документом. Она подтверждалась фактически каждый раз при церемонии выбора по жребию из зо­лотой урны, при выполнении указов императора и распоряжений амбаней и т.д. Другое положение Н.С. Кулешова, на наш взгляд, более адекватно реалиям XIX — начала XX в. В Заключении книги «Россия и Тибет в начале XX в.» Н.С. Кулешов писал: «За амбанем, представителем Цинов в Тибете, стояла не просто империя, но древняя богатейшая китайская цивилизация, частью которой были ти­бетцы (курсив мой. — Б.М.). Порвать Тибету с этой цивилизацией было нелегко. Поэтому даже в период самых суровых и ожесто­ченных тибетско-китайских военных распрей 1906-1912 гг. китай­ский амбань в Лхасе при всей незначительности состоявшего при нем военного эскорта оставался неприкосновенным. Сложившая­ся на протяжении истории китайско-тибетская общность ограни­чила вооруженное сопротивление тибетцев цинским войскам, оно не стало общенациональным движением (курсив мой. — Б.М.). Китай­ско-тибетская война не воспринималась в Лхасе как война с Китай­ской империей, и цинскому представителю в Лхасе сохранялся его статус до тех пор, пока само китайское правительство в 1913 г. не упразднило института амбаней» [там же, с. 249].

Тибет в XIX в. оставался страной средневековья. По уровню раз­вития материального производства (низкие урожаи и примитивная техника сельскохозяйственного производства, «непроезжие» доро­ги, практическое неиспользование колеса и гончарного крута и др.) и социальных отношений (большая роль внеэкономического при­нуждения) Тибет отставал в своем развитии от большинства окру­жавших его территорий. Социально-политическая организация Тибета представляла собой явление, характеризуемое в востокове­дении как «государство-класс». Разумеется, имелись и важные ти­бетские особенности, первой из которых являлось то, что это было теократическое государство-класс. Тибет отставал в своем развитии {201}и от большинства регионов Цинской империи, в особенности от ее восточных, собственно китайских провинций. Контакты, связи и отношения с китайским обществом являлись фактором развития тибетского общества. Это были политические, религиозные, торго­вые и иные отношения.

Основная масса нетибетцев, ежегодно достигавших Лхасы и вступавших на территорию Центрального Тибета, состояла из под­данных Цинской империи. Это были паломники, торговцы, сол­даты, чиновники, курьеры — монголы и китайцы, в редких слу­чаях — маньчжуры. Единственной смешанной этнической группой, которая появилась в Тибете в XIX в., прежде всего в Лхасе, были сино-тибетцы — дети от китайских солдат и тибеток. Единствен­ные торговые пути для тибетских торговцев вели в глубь Китая, в Синин, Дацзяньлу и далее вплоть до Пекина с караванами, везу­щими тибетскую дань Цинам (в Ладаке торговый представитель Лхасы не выезжал далее ладакской столицы Лех).

Китайские товары, знания и навыки китайцев, постоянно или временно находившихся на тибетской территории, знания и впе­чатления тибетцев, посещавших внутренние районы Китая и его столицу, — все это оказывало влияние на тибетцев.

Китай являлся важнейшим торговым партнером Тибета на про­тяжении всей тибетской истории XIX в. Редкие исключения в этом отношении только подтверждают это общее правило. {202}

Часть III