Новая женитьба и новые проблемы

Екатерина, уверившаяся, что на сына надежды нет никакой, спешно искала возможности заиметь наследника. Она уже прозондировала почву, и в Пруссии, конечно, нашлась еще одна невеста для Павла. Впрочем, цесаревич, убиваясь по Наталье-Вильгельмине, ничего и слышать не хотел о повторной женитьбе. Но, зная его влюбчивость, Екатерина рассудила правильно: пусть съездит в Европу, впечатления развеют его, а там, глядишь, и забудет свою Наталью Алексеевну.

И Павел отправился в Берлин. Его принимал там сам Фридрих II Великий! А невеста София-Доротея-Августа-Луиза Вюртембергская была внучатой племянницей любимого Петром Третьим монарха. Заметим, все, что любил Петр, становилось любимым и Павлом… Тем более что прусский король прекрасно и тепло принял российского цесаревича, и тем более что он весьма благосклонно относился к предстоящему браку.

Фридрих II Великий

А как понравилась Павлу невеста! Вероятно, в один миг она заменила в его сердце Наталью. Впрочем, только живую, ибо мертвая, белолицая холодная Наталья Алексеевна продолжала в виде призрака общение с Павлом. И не только она: Петр Третий приходил и умолял отомстить за него. Предупреждал Павла, как помним, о бренности земного бытия и призрак Петра Великого…

На сей раз любовь наследника была не столь безрассудной. Зато, возможно, более глубокой и самоотреченной: он, полный заботы о душевном равновесии Софии-Доротеи, вынужден предупредить ее о том, что с его собственной душой не все в порядке, что он подвержен свойству принимать «гостей» – призраков из иного мира, что они беспокоят его, и что он не хотел бы, чтобы ей было это неприятно.

А Доротея, как ни странно, прониклась к нему еще большим чувством, причем с первого взгляда. Вот ее слова из письма подруге детства:

Великий князь, очаровательнейший из мужей, кланяется вам. Я очень рада, что вы его не знаете, вы не могли бы не полюбить его, и я стала бы его ревновать. Дорогой мой муж – ангел. Я люблю его до безумия.

Сам Фридрих Второй высказывается о Павле так:

Он показался гордым, высокомерным и резким (altier, haut et violent), что заставило тех, которые знают Россию, опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором, будучи призван управлять народом грубым и диким (dure et feroce), избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца.

Правда, здесь больше не о Павле, а о «дружественной» России и ее народе. Весьма, кстати, знаменательное высказывание. Между прочим, о немцах не позволял себе в таком тоне высказываться не только монарх, но и самый невыдержанный и наглый журналист. Разве что кто-то из героев Марка Твена позже скажет нечто про немца, как такового, да и то лишь с точки зрения того, каким он способом напивается – с другом или в одиночку. Но, возможно, я сужу несправедливо? Например, Г. Чулков высказывается об этих словах Фридриха так:

Холодный рационалист, но зоркий соглядатай душ и сердец, Фридрих II как будто угадал судьбу Павла. Это предвидение тем более замечательно, что цесаревич вовсе не на всех производил такое мрачное впечатление.

Как видите, слова о народе вовсе Г. Чулкова не оскорбили.

Интересно, что за шесть веков до этого точно так же и почти теми же словами предки Фридриха тевтонцы (рыцари Тевтонского ордена) высказывались о прусском народе, коего теперь много веков уже не существует. А между прочим, великий Михайло Ломоносов считал пруссов родственниками руссам… Германский «Дранг нах Остен», как видим, есть непосредственное продолжение давних и давних традиций покорения «диких» народов. Впрочем, теперь не о том речь.

Довольный и влюбленный, Павел покинул Пруссию. И между будущими супругами завязалась трогательная переписка, где каждый старается высказаться в отношении другого понежнее. Но по нежностям будущую Марию Федоровну Павлу, кажется, переплюнуть не удается. Вот ее слова в одном из писем:

Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам, вся моя жизнь будет служить Вам доказательством моих нежных чувств, да, дорогой, обожаемый, драгоценнейший князь, вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить Вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к Вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками (n'ayez pas des fantomes), но вспоминайте немного о той, которая обожает вас.

Кстати, не обязательно это писано издалека: в высших кругах подобные письма могли писать и из комнаты в комнату, и из угла в угол одного и того же помещения – тем более что услужливых письмоносцев у наследных принцев и принцесс вполне хватало.

В разлуке Павел и София-Доротея были очень недолго. В том же 1776 году они сочетались браком, а предварительно, как и заведено было, принцесса Доротея стала православной Марией Федоровной. Екатерина обласкала невестку, множество раз высказала ей свое ею восхищение, даже Павел «купился» на ласковость матери и стал думать о ней лучше, чем прежде. Но вскоре, как говорится, идиллия кончилась и начались будни. Екатерина подарила молодым Павловск и была очень рада, когда они оттуда не высовывались.

Весной молодая понесла, и Павел прожил в Павловске с Марией Федоровной достаточно приятное лето 1777-го, а осенью, оставив Павловский дворец, перевез семейство в Зимний, поближе к цивилизации.