Отеческая и господская власть
§ 275. Отеческая и господская власть не подверглись крупным переменам; второстепенные же перемены обнаруживают ту же наклонность к ослаблению этой власти, которую мы отметили в мужней власти. Эта наклонность проявляется, между прочим, в создании вышеописанных actiones institoria, exercitoria, de peculio (см. § 268). Благодаря этим искам за подвластными признается некоторая доля правоспособности: прежде в области гражданского права они не могли своими действиями обязывать домовладыку, а теперь получили эту возможность. Но в этой самой возможности уже заключается ослабление власти домовладыки, ибо прежде она совершенно поглощала личность подвластных, а теперь эта личность немножко выделилась, приобрела некоторую самостоятельность в области гражданского права*(964).
Благодаря преторскому эдикту увеличилось количество способов отпущения рабов на волю. В прежнее время отпущение, совершенное без соблюдения одной из трех раньше описанных форм (vindicta, testamento, censu; § 138), не имело никаких юридических последствий: отпущенный по-прежнему оставался рабом. В настоящее время претор стал охранять свободу таких вольноотпущенных: если господин в какой бы то ни было форме выразил желание даровать свободу своему рабу, то раб мог пользоваться этой свободой в личном отношении, т.е. претор, в силу своей административной власти, не позволил бы господину стеснять раба в пользовании этой свободой. Но она была чисто фактическая; юридически отпущенный считался рабом. Поэтому все его имущественные приобретения принадлежали господину*(965). Формы, в которых можно было даровать рабу такую свободу (in libertate esse, morari), не были предписаны; но наиболее употребительными были, вероятно, те, о которых упоминают наши источники*(966): manumissio inter amicos, когда господин среди друзей объявлял, что он дарует рабу свободу; per epistolam, когда это намерение он выражал в письме к рабу; per mensam, когда с той же целью сажал раба с собою за стол.
Родственный союз
§ 276. Перемена, происшедшая в родственном союзе, заключалась в том, что кровное родство, когнатство, начало приобретать большее юридическое значение, чем прежде, тогда как значение цивильного родства, агнатства, стало уменьшаться. Эту перемену можно объяснить влиянием того процесса индивидуализации, о котором было оговорено раньше (§ 167); личное чувство должно было относиться безразлично к чисто юридической связи между людьми, установленной агнатством; напротив, оно должно было отдавать предпочтение естественной, кровной, связи людей. Усиление юридического значения когнатства особенно ясно обнаружилось в наследственном праве. Поэтому там о нем и будет сказано подробнее.
Опека и попечительство
§ 277. Tutela impuberum: lex Atilia, lex Julia et Titia; actio tutelae. Cura minorum: lex Plaetoria; in integrum restitutio propter minorem aetatem. Важнейшая перемена в этой области заключается в том, что изменяется взгляд на самое положение опекунов. В древнем цивильном праве опекун имел власть (potestas) в своих собственных интересах*(967). В настоящем периоде начинает пробиваться взгляд на опеку как на обязанность (officium) и для опекуна, и для правительства*(968). В нравах этот взгляд, вероятно, существовал и раньше, по крайней мере, относительно опекуна. Но во второй половине республики он получает некоторое значение и в праве. Именно, он выражается в издании законов: Lex Atilia и Lex Julia et Titia, с одной стороны, и Lex Plaetoria, с другой. Lex Atilia, время издания которого точно не известно (в V или VI вв.), постановил, что если у малолетнего (или женщины) совсем не будет опекуна (ни legitimus, ни testamentarius), то в Риме городской претор, вместе с большинством плебейских трибунов, должен был сам назначить кого-нибудь в опекуны. Такой опекун назывался tutor Atilianus*(969). Та же обязанность в провинциях была возложена на начальников их в силу Lex Julia et Titia (время издания точно неизвестно)*(970). В этих законах ясно видна мысль, что общество в лице своего правительства должно заботиться об ограждении интересов лиц, неспособных собственными силами защищать их; а отсюда само собою вытекло, что опекун, назначаемый правительством, должен руководиться той же заботой, а не личными интересами.
Для защиты взаимных претензий опекаемого к опекуну и обратно в 3-м периоде вырабатывается новый иск, называвшийся actiotutelae*(971); для опекаемого это была actio tutelae directa, а для опекуна contraria. Этот иск во многом был удобнее старой actio rationibus distrahendis (см. § 141, с. 227, прим. 2). Этот последний иск давался только бывшему опекаемому, но не опекуну, и имел весьма ограниченную цель потребовать от опекуна отчета и взыскать с него двойную стоимость неправильно удержанных вещей. Actio tutelae, напротив, как actio bonae fidei, имел своим предметом удовлетворить всевозможные обоюдные притязания, которые по доброй совести можно было вывести из ведения опеки*(972).
Lex Plaetoria de cura minorum (в VI в., вероятно, в 550 г.) обратил свое внимание на т.н. minores, несовершеннолетних, т.е. лиц, перешедших 14 лет, но еще не достигших 25 лет (minores viginti quinque annis). До издания этого закона лица, достигшие 14 лет, считались совершеннолетними и вполне дееспособными, следовательно, могли самостоятельно совершать имущественные сделки, не исключая и таких, по которым они брали на себя обязанности и, следовательно, отчуждали свое имущество. В первой половине республики, при немногочисленности сделок, несложности экономических и юридических отношений и чистоте нравов, признание лиц вполне дееспособными с такого раннего возраста не имело вредных последствий для интересов этих последних. Но во второй половине республики, при многочисленности сделок, сложности отношений и испорченности нравов, дети 14, 15 и т.д. лет легко могли сделаться жертвой не только ловких профессиональных мошенников, но даже и просто не вполне добросовестных людей. Так как в то же время стало распространяться убеждение, что общественный интерес требует охраны лиц, которые по возрасту, болезни или иной причине не могут сами охранять себя, то надо было ожидать, что какой-нибудь из органов образования права выступит на защиту несовершеннолетних. Такими именно потребностями следует объяснять издание Плеториева закона.
Lex Plaetoria постановил, что если несовершеннолетний, minor, потерпит при совершении сделки ущерб вследствие обмана (circumscriptio adolescentium) контрагента, то, независимо от уголовного преследования, он может защищаться против иска своего контрагента посредством exceptio, которая поэтому и называлась exceptio legis Plaetoriae. Практически это значило, что контрагент не мог получить с несовершеннолетнего ничего, если последний не пожелал исполнить своего обязательства добровольно. Ввиду этого порядочные люди должны были совсем отказаться от сделок с несовершеннолетними. Чтобы избежать этого неудобства, несовершеннолетний должен был испросить себе у магистрата назначения попечителя, curator, если этот последний давал свое согласие на сделку, то она уже не подлежала оспариванию*(973). Таким образом, закон Плетория создал новый вид попечительства. По-видимому, во время республики попечители испрашивались отдельно для каждого случая, а не вообще на все время несовершеннолетия.
Закон Плетория не вполне оградил интересы несовершеннолетних, так как он не объявил ничтожными сделки, совершенные ими без попечителя. Этот недостаток восполнил претор, объявив в своем эдикте, что он даст несовершеннолетнему restitutioin in tegrum (§ 230), если найдет, что он понес ущерб от обмана; например, если несовершеннолетний принял наследство, обремененное долгами (damnosa hereditas), он будет считать его не принимавшим наследства; если он вступил в тяжбу и проиграл ее, он будет считать его совсем не вступавшим в процесс и т.п.*(974)
§ 278. Tutela mulieriim. Coemtio fiduciae causa. Опека над женщинами претерпела изменение в другом направлении. Стремление женщины освободиться от семейных властей отразилось и на опеке: римские юристы изобрели особого рода прием, с помощью которого женщина могла освободиться от опеки агната (tutor legitimus), заменив этого последнего опекуном по своему выбору, следовательно, более склонным одобрять все ее действия. Для этой цели юристы воспользовались старым институтом coemtio (§ 133). Прежде этот обряд употреблялся matrimoniicausa, т.е. для вступления в брак cum manu mariti; теперь юристы приспособили его для посторонних целей и стали называть его coemti ofiduciae causa. В числе этих посторонних целей одна была: tutelae evitandae causa. Женщина совершала обряд coemtio с каким-нибудь мужчиной, но не с тем, чтобы сделаться его женой, а с тем, чтобы он тотчас же реманципировал ее другому мужчине, которого она желала видеть своим опекуном. Вследствие remancipatio она становилась к этому последнему в отношение кабалы (in mancipium). Кабальный господин освобождал ее (манумиттировал, см. § 130), вследствие чего делался ее патроном и на основании этого ее законным опекуном (см. § 141)*(975). Разумеется, такое употребление coemtio для совершенно посторонней цели было возможно только потому, что настроение общества благоприятствовало этой цели.
Наследственное право
§ 279. Реформы, произведенные в настоящем периоде в наследственном праве, не менее, если не более, важны, чем реформы обязательственного права. Они произведены частью органами цивильного права, частью преторским эдиктом. Наиболее важная роль принадлежит последнему, ибо он положил основание целой новой наследственной системе (т н. bonoram possessio), которая сначала стояла рядом со старой, цивильной, наследственной системой, а потом постепенно или отодвигала ее на задний план, или прививала ей свои принципы.