Проблемы формирования «острова россия» и контуры

ЕГО ВНУТРЕННЕЙ ГЕОПОЛИТИКИ

Плодотворная во многих отношениях идея «острова Россия»1 нуж­дается в развитии и уточнении. В первую очередь речь идет о двух аспектах: историческом и внутреннем. Оправданное и необходимое под^а черкивание В. Л. Цымбурским островного характера отечественной геополитической ниши, противопоставление этого «острова», точнее, его ядра «проливным» краям, украинам и зарубежьям совершенно естест­венно высветило прежде всего внешнюю геополитику России. Внутрен­няя, за исключением тонкого 'замечания о рациональности поворота внутрь и на восток, фактически не рассматривалась.

Концентрация внимания на нынешней конфигурации, ее прототи­пах, а также на перспективах российской геополитики оставила вне поля зрения проблему формирования «острова». Это вызывает насто­ятельную необходимость учесть исторические и внутренние аспекты российской геополитики. И хотя это требует серьезных специальных исследований, некоторые соображения в предварительном плане мо­гут быть высказаны уже сейчас. Начати же этот очерк было бы вель-ми лепо не по замышлению В. Л. Цымбурского (с контуров России времен первых Романовых, совпадающих с былинами сего времени), а по заветам вещего Бояна" геополитики — британского географа и политика Халфорда Маккиндера2, который наметил и пространствен­ные, и исторические, точнее, внеисторические рамки для движения со­единяющей пространства и времена Руси.

Пространственно — это Сердцевина Земли (Heartland): огром­ное, практически равнинное протяжение Евразии между Карпатами и Алтаем, пересеченное широтными полосами тундры, тайги, леса, лесо­степи, степи и ограниченное с юга морями, горами и пустынями. Это-далекие от океанов земли внутриматёрикового стока или граничащих с ними бассейнов эпиконтинентальных морей. Протяженность и моно­тонность этих пространств не дают, кажется, возможности остановить­ся, закрепиться.

С точки зрения истории Русь — Россия — Евразия охарактеризова­на X. Маккиндером как ее географическая ось, неподвижная сердце­вина коловращения мировой истории (Pivot of History). На свой- лад, эту же идею выразил Н. В. Гоголь, когда нарисовал в посвященных Руси строках «Мертвых душ» эмблему застывшего вихря: «Спицы в колесах смешались в один гладкий круг». История летит навстречу, вокруг и мимо птицы-тройки. До Руси доносятся лишь ее порывы. Здесь история как бы и не начиналась вовсе. Чтобы приобщиться к ней, Русь снова и снова пытается «выйти из себя», устремиться на за-

пад или на юг. Не стремление ли обрести себя и свою историю застав­ляет птицу-тройку Русь нестись в наводящем ужас движении?

Подобных вопросов мы вслед за Гоголем и другими классиками нашей литературы можем поставить немало. Однако приступить к делу подобает с древнейшего русского вопроса: откуда есть пошла русская земля?

Русь изначальная

Оставим, в стороне надуманно-сенсационные проблемы, происхож­дения Руси, ее «прихода» из Скандинавии, с острова Рюген и из дру­гих экзотических мест. В конце концов истоки Руси там, где она об­рела, себя как социокультурное ядро восточного славянства и как гео­политическое начало России-Евразии. «Это сравнительно небольшая область (около 180 км по течению Днепра и 400 км в широтном на­правлении) располагалась на южном краю плодородной лесостепи»3. Речь идет о днепровском секторе лесостепной полосы, который явст­венно выделяется как одно из наиболее благоприятных месторазвитий Евразии.

При фокусировании ланорамного взгляда на бесконечные широт­ные полосы природных зон Евразии леса, степи и особенно срединная, лесостепная полоса четко делятся на сегменты речных бассейнов. Бо­лее пристальный взгляд позволяет увидеть также точечные «оазисы» еще более благоприятных малых месторазвитий около озер, излучин или слияний рек. Бескрайняя и монотонная равнина оказывается раз­деленной на горизонтальные и вертикальные последовательности ма­лых и больших, пространств, каждое из которых почти не отличаетсяот соседних, но которые в совокупности дают небывалое разнообразие ландшафтов. Череда пространств образует нечто подобное сети, где каждая ячейка словно бы утрачивает свою индивидуальность.

Днепровский сектор лесостепи с оазисным потенциалом мягких из­лучин и плёсов Днепра, Десны, Тетерева, Ипреня, Стугны, Роси, Трубежа, слияния этих и многих других рек и ручьев стал месторазвитием мощнейшего культурного очага уже в X в. до н. э., претерпевшего несколько больших и малых волн подъемов и угасаний, то порождавшего череду «царств» от Тясмина до Ворсклы, то подвергавшегося разрушительным набегам4. Сочетание климатических и бассейновых факторов привело к тому, что на крайнем западе Сердцевины Земли возникали две оси политической интеграции: вертикальная днепровская и горизонтальная лесостепная5. В результате Киев — «матерь городов русских», расположившийся как бы в перекрестье перевернутой Т-об­разной конструкции, по данным академика Б. А. Рыбакова, уже в , VI—VII вв. стал центром консолидации геополитической общности, получившей впоследствии название «Русь»6. Данные топонимии, созда­ние новых Киевов на дальних окраинах свидетельствуют о значении Киева как источника социокультурной и геополитической («радиации») исконной Руси: «Именно приднепровский Киев двинулся в путь и при­шел в незапамятные времена в Псковскую и Новгородскую земли, в

Верхнее Поволжье, чтобы раствориться там добрым десятком малых— безвестных и «неперспективных» Киевов»7.

Можно, конечно, обсуждать, не была ли на деле геополитическая конфигурация крестообразной — с южной корсунь-тьмутараканской осью. Существует, казалось бы, немало данных, способных подтвер­дить это. Наиболее интересен контраст геополитических стратегий Вла­димира Мономаха и Олега Гориславлича, которые по косвенным дан­ным можно попытаться реставрировать. Первый исходил из реальности Т-образной конструкции и делал ставку на то, что можно было бы на­звать «местническим державничеством» — упором на внутрирусское развитие, дифференциацию земель-отчин ради более прочной интегра­ции целого. Мономах был далеким предшественником идеи «острова Руси». Его оппонент стремился утвердить крестообразную модель и рассчитывал путем южной экспансии создать степной плацдарм для силовой централизации «выходящей из себя» Руси. Гориславлича мож­но, пожалуй, считать предшественником как идеи «броска на Юг», так и фантасмагорического создания морской заморской столицы (Тьму­таракань вместо Петербурга) для континентальной державы. Идущая от Олега традиция экспансии ради обратного завоевания В. В. Разу-ваевым концептуализируется как принцип «инкорпорации внешнего противоречия»8. Исследователь отмечает доминирование этого принци­па в отечественной политической истории, его связь с комплексом пе-риферийности9, о чем пойдет речь ниже.

Хотя неудача Олега сама по себе отнюдь не может служить при­знаком ущербности концепции как таковой, вся логика наших после­дующих рассуждений свидетельствует о том, что успех внутреннего за­воевания Руси с тьмутараканско-половецкого плацдарма мог бы ока­заться для Руси едва ли менее фатальным, чем татарское нашествие. Провоцирование Олегом экспансии, воспроизведенное в малых масшта­бах его внуком Игорем, обернулось «кованием крамолы», самозавое-ванием-деспотизацией10, когда «по Русской земле редко ратаеве ии-кахуте, но часто враги граяхнуте, трупия себе деляче, а галицы свою речь говоряхуте, хотяте полетете на уедение».

Оставляя, однако, в стороне чуждые науке мечтания в сослага­тельном наклонении, надо признать, что запорожский степной разрыв, контролировавшийся кочевниками Поля, нарушал непрерывность юж­ной оси и делал ее проблематичной. В силу этого Т-образная конст­рукция является безусловно надежной моделью геополитических пост­роений.