Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии
Социально-политическая структура средневековой Индии харак-теризовалась постоянной неустойчивостью власти на всей территории страны. Возникавшие здесь государства и династии были очень слабы-ми и быстро распадались на отдельные районы, знать которых вела борьбу за расширение сферы своего влияния. Проходившие политиче-ские изменения почти не затрагивали внутренней структуры индий-ского общества. Формально доминировало государство, распоряжав-шееся всеми ресурсами и осуществлявшее централизованный сбор на-логов. Основой же социально-экономической структуры была тради-ционная община. Внутри общины взаимоотношения регулировались кастовой системой, которая сглаживала противоречия и являлась зало-гом стабильности индийского социума. Общину составляло население нескольких близлежащих деревень, в каждой из которых избирался староста, отвечавший за своевременную уплату налогов, составляв-ших 1/6 часть от произведенной продукции. Выборные представители от каждой деревни входили в общинный совет, который руководил всем объединением. Аналогичная система существовала и в городах.
На территории Индии дважды образовывались мусульманские госу-дарства: Делийский султанат (1206-56 гг.) – правление мусульманских военачальников из среднеазиатских тюрок и Империя Великих Мого-лов (XVI-XVIII вв.). Ее основателем был наследник Тамерлана Бабур. Мусульманская государственность внесла некоторые изменения в жизнь общества: разрастался бюрократический аппарат, формирова-лась разветвленная система центральных и местных органов управле-ния, вдвое (с 1/6 до 1/3 от произведенной продукции) возрастали на-логи. Часть земли была отдана мсульманской знати. Проникновение ислама способствовало освоению коренным населением Индии, осо-бенно его элитой новых культурных ценностей, но этот процесс прак-тически не затронул глубинных цивилизационных первооснов – общинно-кастовой структуры общества. Самим мусульманам в Индии также пришлось приспосабливаться к местным реалиям и прежде всего к кастовой системе. Знаменитый Великий Могол Акбар (1556-1605 гг.) даже предпринял религиозную реформу, объявив религию частным делом человека, а все вероиспорведания – одинаково истинными. Но преемники Акбара отказались от политики веротерпимости, что в итоге привело к кризису и распаду Могольской державы.
Распад к началу XIX в. империи Великих Моголов совпал по време-ни с началом активной колонизации европейцами (португальцами, анг-личанами, французами) Индии и смежных с ней, находившихся под ее влиянием стран Юго-Восточной Азии – Бирмы (совр. Мьянма), Таиланда и Малайзии. Колониальная экспансия европейцев, имевшая своим следствием начало коренной ломки традиционной структуры индийского общества, завершила эпоху Средневековья в истории Индии.
Совершенно иные принзнаки цивилизационного развития характеризовали средневековыйКитай.Еще в древности в результате раннего перехода к земледелию китайцы (ханьцы) получили важное преиму-щество перед соседними кочевыми народами. А благодаря огромной территории и населению китайский этнос мог успешно бороться за сохранение или восстановление своей цивилизации как под ударами кочевников с севера и северо-запада (гунны, кидане, чжурчжени, мон-голы, маньчжуры и др.) так и при внутренних усобицах и конфликтах нередких среди политической элиты страны, частой смене император-ских династий, крестьянских восстаниях, вызванных чрезмерно вы-сокими налогами или арендной платой за землю и т.п. Среди оте-чественных историков принято считать, началом китайского Средне-вековья падение древней императорской династии Хань в 220 г. и утверждение в 420 г., после 60-летней смуты династии Цзинь. Но эта династия не была общекитайской. В стране более чем на 150 лет утвердился режим «троецарствия», т.е. существования одинаковых по назва-нию, но независимых друг от друга трех китайских государств, прави-тели которых нередко враждовали между собой. Всего в Китае с начала н. э. до середины XVII в. известно шесть императорских династий, смена которых сопровождалась многолетними смутами, а нередко и отражением иноземных вторжений.
Почему же при столь частых периодах внутренней и внешнепо-литической нестабильности средневековый Китай не канул в истори-ческоре небытие. Залогом экономической и внутриполитической ста-бильности, а иногда и процветания Китая была специфическая система землепользования. Вся земля считалась государственной собствен-ностью, т.е. собственностью императора и распределялась уравнитель-но: т.н. «система равных наделов» при одновременном ограничении и даже ликвидации т.н. «больших домов» - земельных наделов, значи-тельно превышавших средний уровень «равных наделов». Это обес-печивало стабильность общества, регулярное и гарантированное по-полнение госказны. С другой стороны, эта экономическая система сде-рживала развитие товарно-денежных отношений, торговли, предпри-нимательства, хозяйственной активности и инициативы населения в целом. Но именно эта система устраивала основную массу крестьян и ремесленников, т.е. абсолютно преобладающую часть населения страны, где доминировали мифические представления о всеобщем равенстве незабвенного «золотого века». В спокойные времена (а таковых все же было больше), когда не было внутренних смут и иноземных нашествий, землевладельцы и земледельцы, ремесленники и торговцы исправно и своевременно платили установленные налоги, выполняли различные трудовые повинности, демонстрируя таким образом свое равноправие и лояльность по отношеию к императорской власти и высшей чиновной бюрократии.
В эпоху Средневековья полностью были унаследованы из древно-сти и получили дальнейшее развитие специфические, свойственные то-лько китайцам (ханьцам) своеобразные представления об обществе, че-ловеке и власти. Эти представления, воплощенные в конфуцианстве, оформившемся еще во второй половине I-го тысячелетия до н.э., по-лучили дальнейшее развитие и стали отличительной чертой китайс-кого национального самосознания. Овладение конфуциансвом, превратившемся в официальную государственную идеологию, считалось в Китае высшим признаком цивилизованности и избраности среди других народов – «варваров», к которым китайцы XVI-XVIII вв., ничего не знавшие о жизни других стран и народов, причисляли и европейцев. Выросшие из патриархального общества с развитым культом предков, конфуцианские (применительно к Средневековью вполне уместно упо-треблять термин «неоконфуцианские») идеи представляли все китайское общество как единую семью, где «сын является сыном, государь – государем, чиновник – чиновником». Главная цель власти и всего общества – поддержание социального порядка и «великой гармонии», где каждый должен соответствовать, быть достойным своего социального положения и занимаемой должности.
Особые требования предъявлялись конфуцианством к высшей влас-ти. В массовом сознании средневековых китайцев неоспоримо счита-лось, что монарх, император, «ван» («сын Неба») получает именно от Неба (Небо с древнейших времен считалось высшим моральным регу-лятором всей жизни «Поднебесной империи», как традиционно по сей день именуется Китай) мандат на правление «Поднебесной». Импера-тор - «ван» обладает неограниченной властью и, опираясь на нее нена-сильственно направляет жизнь подвластного ему общества. Импера-тор не только несет ответственность за жизнь и развитие китайского общества, но и за правильное чередование времен года, нормальное со-стояние небесных светил и т.п.
Весьма плодотворной идеей конфуцианства была идея о том, что народ может влиять на государство в т.ч. на императорскую власть через своих представителей – чиновников – «мандаринов» (от кит. «ман дрин» - советник; чиновники отличались одеждой оранжевого цвета). Чиновник – советник в традиционных китайских представлениях – эталон достойного человека, гордость, опора и цвет общества. Для чиновника благо государства – это благо народа и наоборот: благо народа – высшая цель государства. Стать чиновником в средневековом Китае можно было исключительно через систему ступенчатых конкурсных экзаменов, проходивших от уездных городов до столицы. Нередко крестьянские и городские общины на свои средства помогали выходцам из народных низов стать чиновникими, т.е. пополнить элиту общества и радикально изменить свой социальный статус. Причем сын чиновника не наследовал должность отца, а должен был проходить этот отбор на общих основаниях. Таким образом древняя китайская родоплемен-ная аристокаратия постепенно оттеснялась от власти.
Духовный мир китайского средневекового общества приобрел свою главную особенность – религиозный синкретизм (т.е. слитность, соеди-нение, нерасчлененность), выраженный в своеобразном переплетении трех учений – конфуцианства (неоконфуцианства), буддизма и еще одной специфически китайской религии, сходной с буддизмом – дао-сизмом. Сосуществуя, взаимодействуя друг с другом эти три учения распределяли свои функции в китайском социуме и способствовали развитию в общественном сознании религиозного плюрализма, что полностью, вплоть до начала эпохи Реформации отсутствовало, например, в средневековой христианской Западной Европе. В Китае не было также ничего подобного западноевропейским религиозным войнам. Даже если некоторые императоры из династии Тан (618-907 гг.) не были конфуцианцами или в эпоху монгольского владычества империи Юань (монголы исповедывали ламаизм – разновидность буддизма), то государственный аппарат целиком продолжал оставаться конфуцианским с конфуцианскими принципами и целями власти и управления. Чуждая китайцам власть монголов была свергнута в после многолетней освободительной войны китайского народа, завершением которой стало восстание «Красных войск» 1351-66 гг.
В 1368 г. была основана новая династия Мин. Однако в правление этой династии с XV в. неуклонно нарастал внутренний кризис: импера-торская власть слабела; необратимо ухудшалось финансовое положе-ние страны; все большее количество земель концентрировалось в руках частных землевладельцев, вызывая возраставшее недовольство основ-ной массы земледельцев; назревавшие реформы, даже если проекты та-ковых и разрабатывались чиновниками, не проводились. Любопытная деталь: если императору не нравился проект реформы, то в дом автора такого проекта приходил специальный посланник императора с шелко-вым шнурком; это означало, что составитель отвергнутого проекта ре-формы обязан был удавиться. Кризис еще больше обострился и стал затяжным в XVI – первой половине XVII вв. Завершением истории Минского Китая стало мощное крестьянское восстание 1628-44 гг. во главе с Ли Цзыченом. В 1644 г. восставшие заняли Пекин, а их пред-водитель объявил себя императором.
Но в том же году Китай был завоеван маньчжурами. Еще в начале XVII в. несколько десятков разрозненных маньчжурских племен спло-тились в единое кочевое государство по типу монгольской державы Чингисхана начала XIII в. с хорошо организованной конницей и нача-ли войну с Китаем, закончившуюся взятием Пекина в 1644 г. Уста-новившаяся в Китае маньчжурская династия правила до 1911 г. Мань-чжурские императоры (как и вообще маньчжуры в Китае) быстро кита-изировались, не смотря на официальный запрет жениться на китаянках. Императоры из новой династии управляли страной, следуя устано-вившимся конфуцуианским канонам и советам китайских чиновников. Была сохранена и традиционная китайская административная система и устоявшийся механизм воспроизводства бюрократического апарата через конкурсные экзамены. Цинские императоры жили в Запретном городе в центре Пекина, вход к который китайцам был строжайше запрещен. Маньчжуры считали себя выше китайцев, которые не имели права занимать высшие должности, носить оружие и одежду желтого цвета. Символом покорности стали волосы, заплетенные в косу, кото-рую обязаны были носить все мужчины-китайцы. На запрет иметь оружие китайцы ответили массовым увлечением боевыми единобор-ствами, которые развивались за стенами буддийских монастырей типа хорошо ныне известного Шаолиньского.
Цинские правители провели некоторые реформы в экономике, что обеспечило стабильность доходов казны и повышение благосостояния населения, а стало быть и внутреннюю стабильность самой империи. Активно проводилась завоевательная политика: границы империи рас-ширялись на востоке и юго-востоке. В XIX в. Цинская империя всту-пила казалось бы могущественнейшим государством Восточной Азии со стабильной внутренней структурой и боеспособной армией.
На деле же все было не так просто. В XVI-XVII вв. в Китае поя-вились первые европейцы – португальцы, голландцы, англичане, а так-же католические миссионеры, познакомившие китайцев с неизвестны-ми им механизмами и инструментами: часами астрономическими при-борами, огнестрельным оружием. Но китайцы считали «варварами» всех кроме себя, в т.ч. европейцев. Даже зарубежных послов застав-ляли в Китае исполнять унизительные церемонии. Так в конце XVIII в. на корабле, идущем по р.Янцзы с английским посольством китайцами была вывешена надпись: «Носитель дани из английской страны». Опа-саясь чуждых иностранных влияний, способных изменить традицион-ный для Китая порядок вещей, император в 1757 г. полностью зап-ретил для европейцев въезд в страну, а торговлю разрешил только в одном порту Гуаньчжоу (Кантон). С этого времени китайские прави-тели встали на путь самоизоляции страны. В 1839 г. полностью была прекращена торговля с европейцами. В Кантоне были блокированы фактории английских купцов, активно и с огромной прибылью тор-говавших в Китае привезенным из Индии опиумом; обнаруженные запасы опиума были уничтожены китайцами. Сокрушительное пора-жение Цинской империи в «опиумной» войне 1840-42 гг. с Англией стало финалом китайского Средневековья и началом Нового времени в истории «Поднебесной».
Средневековая китайская цивилизация оказала огромное влияние на окружающие народы стран Юго-Восточной Азии - Вьетнам, Лаос, Камбоджа (совр. Кампучия) и Дальнего Востока - Корея и Япония. Это, однако, это не помешало Японии создать свою самобытную и самую молодую цивилизацию в Восточной Азии. Японский этнос оформился в результате миграций из Сибири, Сахалина, Китая и островов Тихого океана. Ядро японской народности сложилось к началу н.э., а в III-IV вв. в центре острова Хонсю образовалось первое государство. В это время Япония явно отставала в своем развитии от китайского цивилизационного региона и стала активно перенимать конфуцианско-буддистские ценности, сочетавшиеся с трансформировавшейся традиционной японской языческой религией – синтоизмом. В течение VII в. здесь по китайскому образцу сложились основы раннесредневековой государственности с разветвленным бюрократическим аппаратом в центре и на местах – в губерниях, с наделением крестьян государственными земельными наделами, с четко установленными налогами и повинностями. Под влиянием Китая и Кореи возникали в Японии и города - центры цивилизации.
Однако китайский опыт государственного строительства был внед-рен не полностью. Японская бюрократия в центре и на местах – гу-бернаторы формировались не через конкурсную систему, а исклю-чительно за счет наследников прежней родоплеменной знати, которые получали от государства служебные наделы. Губернаторы при этом не сменялись, а их должности становились наследственными. Это созда-вало благотворную почву для приватизации государственных земель и к росту частных, наследственных земельных владений. С IX-X вв. наделы крестьянских семей также фактически стали превращаться в наследственные. Савокупность нескольких деревень становилась владением (сёэн) знатного дома, господствовавшего в данном районе. Крестьяне с государственных земель часто бежали в сёэны, спасаясь от центральной власти или пополняли ряды разбойников.
Постепенно «живая жизнь» переместилась из столицы страны Кио-то с императором (ставшим декоративной, но особо почитаемой пер-соной – «божественным микадо») в провинции. Губернаторы провин-ций и владельцы сёэнов, опасаясь друг друга и для защиты своих вла-дений, создавали отряды дружинников – самураев. Самураи за свою службу получали от губернароров или владельцев сёэнов землю. Ос-новная масса самураев происходила из зажиточных крестьянских се-мей. Верхушка самурайского сословия пополнялась за счет родствен-ников губернаторов и владельцев сёэнов. Эти черты японского сред-невекового общества несколько сближали его с западноевропейским феодализмом. В основе жизни самурая лежали «Законы Бусидо» («Путь воина»), канонизировавшие основные нормы поведения самурая: верность господину, мужество, готовность к самопожертвованию. Отправляясь в поход, самурай давал клятву: забыть свой дом, жену, детей, забыть о собственной жизни. Стойким обычаем было самоубийство (харакири) самурая в случае бесчестного поступка с его стороны или после гибели господина, которого он не сумел уберечь.
Между группировками самураев вполоть до середины XIX в. шли беспрерывные медуусобные войны. В 1192 г. вождь одной из таких группировок присвоил себе звание сёгуна – главнокомандующего и стал фактическим правителем Японии, оттеснив «божественного Ми-кадо» от власти. Институт сёгуната просуществовал до 1860-х гг. Па-раллельно все это время в качестве объекта всеобщего почитания су-ществовала императорская власть, освященная идеями синтоизма. Причину этого феномена японской цивилизации, ставшего основой общественного сознания, можно усмотреть в известном по опыту Ки-тая религиозном синкретизме, а именно в переплетении синтоизма, буддизма и конфуцианства. Сложилось так, что поведенческие стерео-типы традиционных японцев одновременно определяли буддистская концепция воздаяния и конфуцианские принципы подчинения млад-ших старшим, подчиненных начальникам. В то же время мировос-приятие японцев основывалось на синтоистской мифологизации окру-жающео мира, а именно на обожествлении природы, на представле-ниях о прямой связи людей и божеств – «ками» (отсюда – «камикад-зе» - «божественный ветер»), которые наполняют собой весь окружа-ющий мир, ландшафт, населяют человеческие дома. Эти идеи синто-изма воспринимались в массовом сознании как божественная избран-ность японского народа и его императора. Идеи синтоизма, дополнен-ные конфуцианской концепцией государства и семьи, начиная с ран-него Средневековья обусловили систему японского монархизма, наци-онализма, патриотизма, верности долгу, беспрекословного послуша-ния старшему, подчинения господину и начальнику, постоянного мо-рального совершенствования.
Обобщая характеристику цивилизационного развития средневеко-вой Японии, подчеркнем уникальную способность ее общества к вос-приятию чужих традиций, новаций, к сочетанию нового с сохранением древнего культурного пласта. Островной характер цивилизации долгое время делал Японию менее уязвимой от внешних вторжений: еди-нственный раз в XIII в. японцы отразили попытку вторжения монголов с моря. В таких условиях можно было спокойно дозировать порции приходящего нового и вырабатывать механизм избирательного восприятия и присособления к жизни общества любых иноземных новаций. В середине XVI в. началось проникновение европейцев в Японию. Это были португальские купцы, католические миссионеры – иезуиты, В стране быстро распростарялась христианская религия (ее никто не преследовал и не запрещал), европейские товары, особенно огнестре-льное оружие, сначала привозное, потом японцы сами научились его производить. В XVIII в. Япония как и Китай не избежала «закрытия» Но в Новое время, наступившее в «стране восходящего солнца» в 1860-е годы, японское общество и власть сумели использовать собственные традиции, отличные от китайских и сделать мощный рывок на пути буржуазно-капиталистической модернизации.
[1] Среди историков и в общественном мнении России середины XIX в. оживленно обсуждался вопрос: какую из двух дат – 862 г. или 882 г. – следует считать началом Российского государства. Но в сентябре 1862 г. в Великом Новгороде торжественно, с участием Александра II был открыт монумент «Тысячелетие России» (авторы проекта - художники М.Микешин и И.Шредер, архитектор – В.Гартман) в честь юбилея призвания на Русь Рюрика и его братьев. Споры о дате начала Рссийского государства прекратились. Варяг Рюрик, как и Кий стали для начала Отечественной истории такими же легендарными фигурами как царь Эллин для Эллады, а братья-близнецы Ромул и Рем для Рима и Италии. В начале ХХ в. в составе ВМФ России находились, участвовали в русско-японской войне 1904-05 гг. и погибли бронепалубный крейсер «Варяг», крейсер «Рюрик» и эскадренный броненосец «Аскольд». До 2010 г. в состав Тихоокеанского флота России входил авианесущий крейсер «Варяг», но как морально устаревший он был продан Индии, где получил другое название. В наши дни в ТОФ РФ входит ракетный крейсер «Варяг». Присвоение имен многих русских князей эпохи Средневековья боевым кораблям различных классов и подводным лодкам, которые раньше имели только номера, возвращение названий русских кораблей XVIII – начала ХХ вв., а также названий первых в Русской армии гвардейских полков - Преобааженского и Семёновского - стало хорошей, патриотической традицией современной России.
[2] Эта полемика порождена тем, что русские летописцы XII-XVI вв., особенно новгородские и псковские, настолько запутали понятия «варяги-русы» и «норманны-викинги», т.е. скандинавы, что всех их стали называть «немцами», «немыми», «не владеющими словом», как это делали задолго до н.э. наши отдаленные предки – «владеющие словом» русы-праславяне. Впервые идею о происхождении варягов из Швеции выдвинул шведский король Юхан III в переписке с Иваном Грозным. Король указывал на родство киевских князей Ярослава, Владимира Мономаха и его сына Мстислава со шведской королевской династией. Возражая ему, Иван Грозный утверждал, что его предки, князья Рюриковичи состояли в родстве не со шведской династией, а с правящими династиями германских государств XI – начала XII вв. Первым западным антинорманнистом стал немецкий дипломат З.Герберштейн, дважды в начале XVI в. возглавлявший посольства Священной Римской империи в Россию. Изучив доступные ему источники, он высказал мысль о том, что восточные славяне в IX в. пригласили к себе на княжение не германцев и не скандинавов (которых он называл варягами), а западных славян – пруссов, цивилизация которых погибла в XIII в. под германским натиском. В начале XVII в., во время русской Смуты и после неё, шведские ученые и дипломаты выдвигали идеи о том, что вообще вся европейская культура, включая русскую, вышла из Скандинавии. В этом нет ничего удивительного: шведский король Карл-Филипп являлся тогда одним из претендентов на российский престол, наряду с польским королевичем Владиславом. Польская элита могла бы с тем же успехом заявить о Рюрике, как о славянине и прямом родственнике польских королей. Возразить ни шведам, ни полякам было некому. Российской исторической науки до Петра Великого, по сути дела, не существовало.
Летописные сведения о призвании в 862 г. для управления Русью князей-ва-рягов послужили основой для создания во второй четверти XVIII в. немецкими историками Г.З.Байером, Г.Ф.Миллером и А.Л.Шлёцером, работавшими в РАН, так называемой «норманнской теории» возникновения российской государственности. Они выдвинули гипотезу о том, что под варягами надо понимать скандинавов-норманнов. Отсюда следовали выводы о Руси как о крайне отсталой стране, о восточных славянах как о диком и необразованном народе, неспособном к самостоятельному историческому развитию, а о норманнах-скандинавах и германцах как о силе, призванной с самого начала русской истории руководить обществом, государством, экономикой и культурой России. Байер, Миллер и Шлёцер утверждали также, что норманны создали русское государство путем завоевания ими славян. «Норманнская теория» преследовала цель исторически оправдать засилье иностранцев в высшем эшелоне власти Российской империи в период царствования племянницы Петра Великого Анны Ивановны (1730-40 гг.), вошедшего в историю под названием «бироновщины». С приходом к власти императрицы Елизаветы Петровны среди российского дворянства усилилось стремление к возврату порядков, установлений и самого духа эпохи Петра, к избавлению от засилья иностранцев.
В такой ситуации произошло первое открытое столкновеие норманнистов и антинорманнистов. Г.Ф.Миллер выступил с «диссертацией» (исследованием) под названием «О происхождении и имени русского народа» и встретил решительный отпор со стороны М.В.Ломоносова. Первый русский академик до этого древней историей не интересовался (он был профессором химии) и в его возражениях Миллеру было больше эмоций, чем ссылок на исторические источники. В «диссертации» Миллера Ломоносов усмотрел голословные утверждения об отсталости славян и их неготовности к самостоятельному образованию государства. В итоге этого обсуждения РАН приняла решение об уничтожении тиража «диссертации» Миллера. Ученому-патриоту Ломоносову стало «за державу обидно» и в 1750-е гг. он развил свои взгляды в труде «Древняя Российская история» (изд. 1766 г.), где предложил иную, не германо-скандинавсую идентефикацию фактов. На уровне исторических знаний середины XVIII в. Ломоносов доказывал, что о завоевании Руси норманнами из-за их незначительного количества и из-за того, что они ограничивались торговыми путями по Волге и Днепру, не проникая глубоко внутрь страны, также не может быть речи; это подтверждается более поздними археологическими исследованиями. Тем более, утверждал Ломоносов, не было на Руси никакой «великой тьмы невежества», что Русь имела свою историю задолго до того, как она стала иметь «общих государей» и уводил ее начало к предкам русов – мифическим антам. Он был твердо убежден, что Русское государство и культура созданы не чужестранцами - норманнами, а самими славянами. Рюрик же был родом из полабских славян, имевших династические связи с князьями ильменских словен, что и обусловило его приглашение на княжение.
Исторической справедливости ради, надо отметить, что названные немецкие историки сделали немало полезного для становления и развития российской исторической науки в целом и источниковедения как её отрасли, предприняв издание сборников документов по истории России и первых научных исторических журналов. Миллер также скрупулёзно занимался изучением истории Сибири, а в 1768-84 гг. издал первый обобщающий труд В.Н.Татищева «История Российская с самых древнейших времен» Однако в полемике норманнистов и антинорманнистов голос Ломоносова так и не был услышан современниками. Его доводы еще не были достаточно аргуменированы, слабо подкреплены фактами и источниками. В историографии XVIII – начала XIX вв. воззрения норманнистов приобрели характер официальной версии происхождния Русского государства. Автор «Истории государства Российского» Н.М.Карамзин видел даже особые достоинства восточных славян, в том, что они сами добровольно избрали монархический обрах правления и призвали к себе чужеземных государей. В большей или меньшей степени эту точку зрения разделяло большинство отечественных историков XIX в. С.М.Соловьев, начавший с 1851 г. публикацию многотомной «Истории России с древнейших времен», не отрицая призвания норманнских князей на Русь, отказывался видеть в этом свидетельство неразвитости восточных славян и переносить на IX в. понятия о национальном достоинстве, свойственные эпохе Нового времени. Близкии к С.М.Соловьеву были взгляды М.П. Погодина и К.Д.Кавелина.
В 1840-е гг. оформилось и набирало силы религиозно-философское течение славянофилов, носившее ярко выраженный политический характер. Славянофилы (братья И.С. и К.С.Аксаковы, И.В. и П.В.Киреевские, Ю.Ф Самарин, А.С.Хомяков и др.) предложили чисто умозрительную, никак не обоснованную фактами и источниками концепцию особого, коренным образом отличного от Запада происхождения государствености и исторического пути России, много рассуждали о спасительной роли православия, неповторимости форм общественного развития русского народа в виде общины или артели, отрицали необходимость и пользу европеизазации страны, вплоть до запрета использовать в русском языке западноевропейских слов. Одновременно радикалы-западники, «властители дум» дореформенной и послереформенной эпохи А.И.Герцен, В.Г.Белинский, Н.Г.Чернышевский, Н.А.Добролюбов, всецело поглощенные проектами будущего переустройства страны на основах «общинного социализма», остались полностью равнодушными к проблемам происхождния отечественной государственности. В целом русское просвещенное общество настороженно, даже отрицательно отнеслось к славянофильским взглядам о происхождении Руси. Многие не могли согласиться с тем, что русский народ должен идти своей собственной дорогой, изолированной от передовых стран Запада.
Осенью 1862 г. в Великом Новгороде был открыт монумент «Тысячелетие России». Центр его южной стороны, ориентированной на Киев, занимала фигура Рюрика. Так норманнизм в России конца XIX – начала ХХ вв. стал официальной государственной концепцией. Но именно с конца 1850 - начала 1860-х гг. усилилилась критика антинорманнистами – славянофилами концепций норманнистов - западников. Ещё в 1859 г. В.И.Ламанский опубликовал труд «О славянах в Малой Азии, Африке и Испании», посвященный активному участию славян в истории Древнего мира. В 1876 г. директор Эрмитажа, историк-любитель С.А.Гедеонов в книге «Варяги и Русь» на основе обстоятельного изучения источников и литературы пришёл к выводу о том, что варяги являлись западными славянами, а русы - коренным восточнославянским народом. Но, вопрошал автор: «Кто же, какой Дарвин вдохнет жизнь в этого истукана с норманнской головой и со славянским туловищем?». В этих словах звучит протест против затыкания рта антинорманнистам. На деле же никакого «затыкания рта» не было. В ходе Великих реформ 1860-70-х гг. в России утвердилась гласность, была отменена предварительная цензура, а в исторической науке реально складывался плюрализм мнений, точек зрения, гипотез. Книга Гедеонова, например, была беспрепятственно издана, получила высокую оценку специалистов (в том числе – приверженцев норманнизма) и была даже удостоена Уваровской премии, хотя из-за малого тиража осталась недоступной широкой общественности. В 1871 г. в спор вступил Д.И.Иловайский. В ряде статей и докладов, собранных в 1876 г. в одну, неоднократно переиздававшуюся до 1902 г., книгу «Разыскания о начале Руси», он с завидным полемическим задором буквально обрушился на норманнскую теорию. Летописный рассказ о призвании варягов он считал полностью легендарным и отвеграл всё связанное с Рюриком. По его мнению, совершенно невозможно представить себе, чтобы восточные славяне добровольно отдали себя в подданство другому народу. Столь же категорически отрицалось им и норманнское завоевание Руси, которого не могла осуществить малонаселенная и слаборазвитая тогда Скандинавия. Во всех последующих событиях Русь выступала как достаточно организованное и имеющее опыт государство, что было бы невозможно, если представить, что завоевание произошло недавно. Но в итоге доводы Иловайского принесли скорее вред, чем пользу. Он отбросил славянскую теорию происхождения Руси и выдвинул свою – гунно-болгарскую теорию, которая скорее послужила дискредетации ранее существовавших антинорманнских концепций, нежели опровержению норманнизма. Но точка зрения Иловайского была изложена талантливо, популярно и нашла отклик в самых широких слоях русского общества.
Одновременно изменилась позиция правительства в этом вопросе. При Александре III (1881-93), когда преобладал курс на патриотизм и опору на исторические традиции русского и соседних славянских народов, сложилась ситуация, когда любое выступление против никем не отмененного официального норманнизма оказывалось в контексте государственной политики. В итоге к началу ХХ в. борьба норманнистов и антинорманнистов закончилась вничью, чему способствовала отстраненная от этой темы позиция ведущих историков В.О.Ключевского и С.Ф.Платонова. Они признавали «призвание варягов», но предпочитали не отвлекаться на эту, по их мнению, абсолютно бессмысленную в научном отношении полемику. Антинорманнистом можно назвать и М.С.Грушевского – историка и одного из лидеров украинского буржазно-националистического движения. В своих трудах по истории Украины он утверждал, что Киевская Русь сложилась уже в IV в. и никакого отношения не имела к «призванию варягов», не была общей колыбелью русского, украинского и белорусского народов, а принадлежит исключительно истории Украины. Более молодые историки – А.Е.Пресняков и Н.П.Павлов-Сильванский, писавшие в начале ХХ в. о российском Средневековье, вообще не касались этой темы. После революции 1905-07 гг. против норманнизма выступали лишь историки-любители, которым, как и Ломоносову в середине XVIII в., было «за державу обидно».
Но в 1914 г. началась Первая мировая война, в 1917-20 гг. в результате Октябрьской революции и гражданской войны у власти утвердились большевики, в конце 1920-х – начале 1930-х гг. последовал разгром «буржуазных» историков и отечественной исторической науки в целом. Вскоре, однако, большевистской элите стало ясно, что «первая в мире страна победившего социализма», внесшая к тому же рашающий вклад в победу антифашистских сил в годы Второй мировой войны, должна иметь достойную историю. С 1934 г. возобновилось преподавание истории в средней школе, госуниверситетах и педвузах. В 1936 г. был создан Институт истории АН СССР во главе с возвращенным из мест заключения известным с дореволюционных времен специалистом по истории отечественного Средневековья, академиком Б.Д.Грековым. Хорошо известна его книга «Киевская Русь», неоднократно переиздавашаяся с 1939 г. по конец ХХ в. Влияние норманнской теории в советской историографии было преодолено уже в 1930-40-е годы. Решающую роль в этой не столько научно-исследовательской, а сколько идеологической работе сыграли основанные на марксистско-ленинской методологии и жестко догматизированном «Кратким курсом истории ВКП (б) фомационном подходе к мировой и отечественной истории, труды Б.Д.Грекова, Б.А.Рыбакова, М.Н.Тихомирова, С.В.Юшкова, В.В.Мавродина и др. Советские историки, основываясь на данных археологии, установили, что восточнославянское общество достигло в VIII-IX вв. той степени зрелости родоплеменного строя, когда сложились внутренние предпосылки формирования государства. Однако в вопросе о княжеской династии, возглавившей Русь, советские историки однозначно признали династию Рюриковичей как династию норманнскую, а не славянскую. Наличие в раннесредневековой Руси князей норманнского происхождения и норманнов в княжеских дружинах по мнению Б.А.Рыбакова, В.В.Мавродина и др. историков никоим образом не помешало тому, что Русь сформировалась на собственной экономической, этнической, политической и социо-культурной основе. Норманны - пришельцы, управляя восточными славянами, почти не оставили следов в их богатой материальной и духовной культуре, уходившей своими корнями, в глубочайшую древность. Т. е. с середины ХХ в. советская историческая наука заняла позицию, которую можно назвать одновременно полуноманнистской и псевдоантинораманнистской. Считалось, что норманны, пришедшие на Русь, слились с коренным населением и впоследствии полностю ославянились.
Не обошлось в советском псавдоантиноманнизме без курьезов. Ранее уже говорилось о нелепой попытке Б.А.Рабакова выводить название «Русь» из скандинавского слова «ruotsi» - гребцы, норманнские дружины, посаженные на суда. Не менее курьезным выглядит его же попытка истолковать имена братьев Рюрика Синеуса и Трувора соответственно как «sine hus» - «свой род» и «thru waring» - «верная дружина». Складывалась по выражению современного исследователя древней и раннесредневековой Руси Ю.Д.Акашева явно абсурдная ситуация: сам Рюрик в одиночестве пребывал сначала в Ладоге, а затем в специально построенной для него близ Новгорода резиденции, известной как «Рюриково городище». Родственники Рюрика, призванные быть социальной базой и опорой князя на <