Пополнение рядов отечественных святых увеличивало доходы монастырей и соборов, укрепляло престиж русской церкви внутри страны и среди других право­славных церквей.

В первой половине 1551 г. в Москве состоялся церковно-земский собор, в ходе которого высшее ду­ховенство во главе с Макарием вынуждено было дать ответы на целый ряд вопросов, поставленных Иваном IV.

Царские вопросы и ответы собора были записаны и оформлены в виде обширного сборника, впоследст­вии получившего название «Стоглав» (т. е. «состоя­щий из 100 глав»). Как и полвека назад, глава феодального государства поставил перед церковным руководством вопрос о законности монастырского землевладения.

Столкновение с царем по вопросу о монастырских вотчинах не сказалось на положении Макария. На­против, царь вскоре выдает на расправу иосифлянам последних нестяжателей. В 1554 г. их предводитель, игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, был сослан в Соловки.

По кончине Макария его место занял «старец» Чудова монастыря Афанасий, в прошлом — царский духовник. В начале 50-х годов он был приближен ко двору. В 1554 г. Афанасий крестил царевича Ивана.

24 февраля 1564 г. высшие церковные иерархи избрали Афанасия митрополитом, а 5 марта состоялось его торжественное возведение на кафедру. Афанасий пытался влиять на выработку политической линии правительства, при­нимал участие в придворной борьбе.

В декабре 1564 г. Иван IV покидает Москву и поселяется в Александровой слободе. Одним из условий своего возвращения в Москву в январе 1565 г. Иван IV поставил отказ церковных иерархов и в первую очередь митрополита от традиционного права заступничества за опальных. Митрополит вынужден был покориться. 16 мая 1566 г. митрополит Афанасий под благо­видным предлогом, «за немощью», оставил кафедру и ушел обратно в Чудов монастырь. После ухода Афанасия Иван IV ока­зался перед необходимостью избрания нового митрополита.

Обычно кандидатов на митрополию выбирали из числа епископов или настоятелей крупнейших москов­ских монастырей. Иван IV нарушил эту традицию. Его избранником стал игумен далекого Соловецкого монастыря Филипп Колычев.

Будущий митрополит родился 15 февраля 1507 г. После казни Еленой Глинской нескольких родственников, поселился в Соловецком монастыре.

Основанный в первой половине XV в. монахами-отшельниками Савватием, Германом и Зосимой, Спасо-Преображенский монастырь располагался на Боль­шом Соловецком острове в Онежской губе Белого моря. На протяжении всей своей многовековой истории мо­настырь отличался «предпринимательской жилкой». Начало этой традиции было положено Филип­пом Колычевым. Став игуменом Соловецкого мона­стыря в 1548 г., он развернул кипучую деятельность, направленную на развитие монастырского хозяйства и улучшение условий жизни иноков.

В вопросах устройства монастырской жизни Фи­липп был близок к поздним нестяжателям.

Своей бурной деятельностью по благоустройству монастыря Филипп привлек к себе внимание Ивана IV. Богатые царские пожертвования пополнили монастырскую казну и позволили развер­нуть на острове большое каменное строительство.

В 1560 г. в Соловецкий монастырь был сослан московский протопоп Сильвестр, духовник Ивана IV, один из виднейших деятелей правительст­ва Избранной рады.

Летом 1566 г. Филипп был вызван в Москву. 25 июля 1566 г., Филипп был возведен на митрополичью ка­федру.

Первое время митрополит с молчаливым осуждением взирал на разгул оприч­нины. Но наконец он не выдержал и заговорил. 22 марта 1568 г. Филипп публично, в Успенском со­боре, пригрозил царю Страшным судом и адскими муками за тот «пожар лютости», которым была охва­чена Россия.

Филипп покинул митрополичий двор и пере­селился в московский Никольский монастырь.

Самый сильный приступ ярости вызвало у царя столкновение с Филиппом во время богослужения в соборе Новодевичьего монастыря 28 июля 1568 г. Возмущенный тем, что один из опричников не снял шапку во время чтения Евангелия, митрополит про­изнес гневную речь, требуя отмены опричнины. Иван IV и его опричная свита покинули богослужение.

Авторитет Филиппа среди духовенства, боярства и населения был весьма высок. В повседневной жизни он был безупречен с точки зрения христианской морали. Иван IV осенью 1568 г. направил в Соловец­кий монастырь своего рода «следственную комиссию» В начале ноября 1568 г. в Москве состоялся суд над Филиппом. Митрополит не унизился до оправда­ний и заявил, что готов немедленно сложить с себя сан и покинуть кафедру.

8 ноября 1568 г. опричники во главе с Алексеем Басмановым схватили Филиппа во время богослуже­ния и отвезли в московский Богоявленский монастырь.

Падение Филиппа повлекло за собой новую волну репрессий. Царь расправился со всей родней и близкими опального. Когда царский гнев несколько поостыл, он велел увезти Филиппа из Москвы и поместить в тверском Успенском Отроче монастыре. В конце 1569 г., когда опричное войско во главе с самим царем остановилось в Твери по дороге на Новгород, он приказал Малюте Скура­тову расправиться с бывшим митрополитом. 23 де­кабря 1569 г., выполняя царскую волю, Малюта «возглавием» (то есть подушкой) задушил Филиппа в его келье.

После расправы с Филиппом высшие иерархи по­чувствовали непреодолимый страх перед царем. Грозный, жестоко расправляясь с непокорными иерарха­ми, одновременно давал богатые вклады в крупные монастыри, избегал прямых посягательств на зе­мельные владения церкви. Политика «кнута и пряни­ка», которую проводил царь по отношению к высше­му духовенству, стала приносить свои плоды. Митрополиты: Кирилл (1568—1572 гг.), Антоний (1572—1581 гг.), бывший архиепископ полоцкий, и Дионисий (1581—1586 гг.),— из новгородского Хутынского монастыря, — ничем не проявили себя в отношении опричнины и всего «до­мового обихода» Ивана, покорно исполняя его волю и не протестуя против эксцессов. Пассивен был в массе и митрополичий совет, «Освя­щенный собор», состоявший из высших представите­лей черного духовенства».

Во времена Грозного уже не слышно было о про­светленных молчанием и «умной молитвой» лесных отшельниках— бесстрашных обличителях несправед­ливости и жестокостей мира. Царь превращает монастыри в своего рода тюрьмы, где постригаются опаль­ные бояре.

Подкупленные богатыми «милостынями» монастырские власти были снисходительны даже к самым кровавым царским опричникам. Так, например, в Иосифо-Волоцком монастыре молились «за упокой души» Малюты Скуратова и всей его родни.

В целом же церковь не нашла в себе сил для того, чтобы остановить кровавый произвол Ивана Грозно­го. Изо всех разрядов «церковных людей» лишь го­родские юродивые порой отваживались спорить с царем, упрекать его за жестокости, призывать к по­каянию и милосердию.

Первый патриарх

«...Наша же страна, якоже зрити, благодатию божьей во многорасширение приходит... И сего ради хошу... яко да в царствующем граде Москве устроится превысочайший престол пат­риарший».

Из речи царя Федора Ивановича на-церковном соборе. «Известие о начале патриаршества в России»

Принятие русским государем царского титула в январе 1547 г. влекло за собой и вопрос о новом, бо­лее высоком титуле главы русской церкви. Для рус­ских людей того времени слово «царь» вызывало воспоминания о византийских императорах, рядом с которыми привыкли видеть первосвященника — кон­стантинопольского патриарха.

С древних времен восточная церковь имела четы­рех патриархов: александрийского, антиохийского, иерусалимского и константинопольского. Алек­сандрийская церковь считала своим основателем Марка, антиохийская — Петра и Павла, иерусалим­ская— Иакова. Константинопольская церковь у исто­ков своих помещала сразу нескольких апостолов — Андрея, Павла, Иоанна и других. Первоначально ру­ководители всех церквей имели сан епископа. Уже в V в. н. э. все главы восточных церквей имели достоинство пат­риархов, то есть наиболее почитаемых, старейших среди епископов.

Печальное состояние восточных церквей в конце XVI в. почти ничем не напоминало об их бога­том историческом прошлом. Рус­ская церковь была единственной крупной ветвью «вселенского православия», которая пользовалась по­ложением господствующей, государственной церкви..

Уже в конце XV в. появилась идея об особой ис­торической роли Москвы как новой религиозной сто­лицы всех православных христиан. Мысль об учреж­дении московской патриархии волновала честолюбие Русских иерархов, сулила надежды на возрождение политического суверенитета церкви.

Мысль об учреждении патриаршества была высказана московскими правителями лишь в 1586 г. Царь Федор Иванович поручил приехавшему в Москву антиохийскому патриарху Иоакиму уз­нать мнение других патриархов и всего православного Востока относительно учреждения патриаршества в России.

Летом 1588 г., в пределы России неожиданно въехал константинопольский патри­арх Иеремия. Он был помещен со всеми возможными удобствами на подворье рязанско­го епископа. Через неделю после прибытия в Москву Иеремия был принят царем Федором Ивановичем, а затем имел долгую беседу с Борисом Годуновым. Иеремия не собирался вести переговоры об учреждении московской патриархии. Православный Восток охот­но не желал появления пятого, российского патриарха.

Московские по­литики стали действовать силой и хитростью: поместили патриарха под «домашний арест». Вско­ре патриарх обмолвился, что он готов уступить желанию русских иметь собственного патриарха в том случае, если этот пост будет пред­ложен ему самому. Годунов приказал своим людям всячески укреплять патриарха в этой мысли. Наконец, поддавшись уговорам, Иеремия во всеуслышание изъявил согласие стать российским патриархом.

Го­дунов и бояре поставили условие: патриарх должен жить не в Москве, а во Владимире-на-Клязьме. Отправляя Иеремию во Владимир, Годунов тем самым спасал своего ставленника московского митрополита Иова.

Иеремия не пожелал переезжать в захолустный Владимир. Отказ Иеремии ускорил развитие событий. Ука­зав патриарху, что он уже признал воз­можность открытия русской патриархии и вопрос заключается лишь в том, кто именно будет патриар­хом, Годунов предложил поставить на кафедру мос­ковского митрополита Иова. Иеремия отклонил мос­ковского кандидата. За его «обработку» взялись приближенные Годунова. В итоге, сломленный духом, Иеремия согласился.

26 января 1589 г. Иеремия возвел митрополита Иова в достоинство патриарха. В следующем 1590 г. он созвал в Константинополе собор православных патриархов, который утвердил создание московской патриархии. Православный Восток окончательно признал московского патриарха, однако отвел ему лишь послед­нее, пятое место среди собратьев.

Немногие знали, как было достигнуто учреждение патриаршества. Официальная версия, уверяла, что восточные патриар­хи, узнав о желании российского царя иметь собствен­ного патриарха, с радостью согласились.

Достигнутое не совсем чистыми средствами уч­реждение патриаршества было тем не менее круп­нейшей политической победой России. Оно символи­зировало международное признание ее исторических заслуг и духовной самостоятельности.

Вслед за митрополитом Иовом, ставшим патриархом, «шаг вперед» по служебной лестнице сделали еще целый ряд иерархов. Сделав высшим иерархам щедрый подарок в виде патриаршьей кафедры, Годунов заручился их поддержкой.

Необходимо сказать о личности и судьбе первого московского патриарха. Свою карьеру он начал в Старице, небольшом городке на Верхней Волге, осно­ванном в XIV в. тверскими князьями. В 1571 г. он был назначен архимандритом московского Симонова мо­настыря. В 1575—1580 гг. Иов возглавлял Новоспасский монастырь. В апреле 1581 г. он был поставлен епископом Коло­менским.

Иов обладал феноме­нальной памятью, имел покладистый нрав. Царю импониро­вало безоговорочное преклонение Иова перед само­державной властью.

И после смерти Ивана Грозного карьера Иова благополучно развивалась. В январе 1586 г. митропо­лит Дионисий назначил его архиепископом Ростов­ским. 11 декабря 1586 г. по воле Бориса Годунова Иов был возведен на московский митрополичий престол. Став патриархом, он верой и правдой служил Годунову.

В 1591 г. Иов установил общерусское празднование памяти главы «иосифлян», санкционировал перенесение из тверского Отроча монастыря на Соловки «мощей» митрополита Филиппа.

Первый патриарх пытался навести по­рядок в среде московского приходского духовенства. Однако московские попы по-прежнему мало заботились о нравственном и религиозном воспитании прихожан.

7 января 1598 г. на 41-м году жизни скончался последний представитель правящей ветви царь Федор Иванович. После завершения сорока­ дневного траура, 17 февраля, в Москве состоялся Земский собор, который по предложению патриарха избрал на царство Бориса Годунова.

В сентябре 1598 г. патриарх в Успенском соборе вен­чал Годунова на царство. Однако именно Иов оказался косвенным виновником несчастий рода Годунова. В 1601 г. патриарх, заметив чудовского монаха Гри­гория, взял его в свою свиту. В начале 1602 г. Григорий бежал из Москвы и перебрался в Польшу. В конце мая 1605 г. войска Лжедмитрия подошли к самой Москве. В это время Борис Годунов уже по­коился в каменной гробнице под сводами Архангель­ского собора московского Кремля. Он умер 13 апре­ля 1605 г.

Молодой царь Федор Борисович не пользовался поддержкой боярства и дворян, растерялся перед лицом надвигавшихся грозных событий. Патриарх пытался поддержать авторитет Федора, од­нако его уже мало кто слушал.

За свою приверженность семье Годуновых Иов ед­ва не поплатился жизнью. По распоряжению Лжедмитрия Иов был отправлен в старицкий Успенский мо­настырь.

После гибели Лжедмитрия и прихода к власти Василия Шуйского в мае 1606 г. Иов получил воз­можность вернуться в Москву. Казалось, ничто не мешает Иову вновь занять патриарший пре­стол. Однако бурные события последних лет сказались на здоровье патриарха: он почти ослеп.

Взвесив все «за» и «против», Иов не захотел вновь становиться патриархом. И все же ему пришлось еще раз посетить Москву. В начале 1607 г. правительство Василия Шуйского решило прибегнуть к своеобразной церковно-политической демонстрации. 20 февраля вместе с самим царем и новым патриархом Гермогеном Иов совершил в Успенском соборе церемонию всенародного «покая­ния». «Простив» москвичей за их «измены» прежним правителям, Иов призвал их повиноваться царю Ва­силию. После этого он был отправлен обратно в Ста­рицу. Там он и скончался 19 июня 1607 г.

В 1652 г. одновременно с перенесением в Москву «мощей» Филиппа Колычева царь Алексей Михайло­вич приказал доставить в столицу и останки патриар­ха Иова. Прах был торжественно помещен в Успенском соборе московского Кремля.

Смутное время», как называют начало XVII в., оказа­лось весьма тревожным и для тех, кто поднимался на высшую ступень русской церковной иерархии. По своему положению второго человека в государстве патриарх не мог оставаться в стороне от придворной борьбы, от событий, потрясших всю страну. Каждый из участников борьбы за трон имел «своего» патри­арха. Показательны уже сами судьбы патриархов того времени. Два из них, Иов и Игнатий, были низ­ложены по политическим мотивам. Третий, «нареченный патриарх» Филарет, провел 9 лет в польском плену. Лишь в 1619 г., после заключения Деулинского мира и обмена пленными, он вернулся в Москву и официально принял патриаршество.

Особой известностью пользовался в начале XVII в. патриарх Гермоген (1606—1612). Ставленник Васи­лия Шуйского, он всеми средствами помогал своему покровителю в борьбе с врагами, будь то отряды Бо­лотникова, шайки «тушинского вора» — второго Лжедмитрия или регулярное войско польского короля Сигизмунда. После падения Василия Шуйского (июль 1610 г.) Гермоген мужественно выступал против поль­ско-литовских интервентов и был замучен ими в фев­рале 1612 г.

Дело Никона

"Священство более есть царствам"

Никон

На всей деятельности Никона лежит глубокий от­печаток его незаурядной личности, сложившейся во­преки самым неблагоприятным, подчас драматиче­ским обстоятельствам. Свою духовную карьеру будущий патриарх начал рядовым приходским священником. Вскоре Никита (имя Никона в миру) отправляется на далекий беломорский Север. Среди соловецких «старцев» того времени особой известностью пользовался Елеазар, приверженец «скитского жития». К нему и явился в 1635 г. поп Никита Минов.

Елеазар имел под началом «апостольское» количество учеников — двенадцать. Одним из них и стал Никита, принявший после пострига монашеское имя Никона. На Анзере Никон прожил около трех лет. Соловецкие ино­ки всячески препятствовали возведению на Анзере каменного собора, притесняли самого Елеазара. В конце концов он был брошен в монастырскую тем­ницу.

Эти события заставили Никона задуматься о будущем. Подобно многим выдающимся деятелям древнерусского монашества, вопреки заветам смирения и послушания он искал са­мостоятельности и власти хотя бы в небольшом кру­гу учеников. Его манила перспектива завести соб­ственное «дело»: стать во главе монашеской общины.

Опыт учителя, Елеазара, убеждал Никона в том, что самый верный путь к достижению этой цели лежит через отшельничество, строгое уеди­нение, быстро приносящее славу «святого», а вместе с ней и почитание мирян, преклонение учеников.

Летом 1639 г. Никон покидает Анзер и перебирается в уединенный монастырь на бере­гу Кожозера. Он начал жизнь отшельника, ревностного по­следователя анзерского подвижника. Спустя два года после прихода на Кожозеро он был избран игуменом лесного монастыря.

В го­ды его управления лесной обителью (1643—1646) ее владения расширились. В 1646 г. Никон покинул Кожозеро и отправился в Москву хлопотать о новых льготах для своей оби­тели. 17-летний царь Алексей Михайлович повелел Никону остаться в Москве и определил его на должность игумена мос­ковского Новоспасского монастыря.

Повышение авторитета церкви, сильно пошатнувшегося в первой половине XVII в., было необходимой частью работы по укреплению феодальной государ­ственности в целом. Оно имело большое значение и для упрочения позиций новой династии.

В 1636 г. девять нижегородских священников об­ратились к тогдашнему патриарху Иоасафу (1634— 1640) с челобитной, в которой указывали на многочис­ленные беспорядки в жизни приходского духовенства и требовали строгих мер воздействия.

Понимая, что одними строгостями попов не вразу­мить, церковное руководство озаботилось подбором наиболее достойных кандидатур на должности блюстителей порядка в церковных окру­гах.

Среди церковных деятелей, обеспокоенных паде­нием авторитета духовенства, особой активностью отличался протопоп Благовещенского собора в мос­ковском Кремле, Стефан Вонифатьев. Он собрал вокруг себя наиболее горячих поборников церковного благочиния из разных горо­дов России.

В 1649 г. из Нижнего Новгорода Стефан Вони­фатьев вызвал известного проповедника 58-летнего Ивана Неронова. Не довольствуясь поучениями, Неронов распорядился расписать Казанский собор, в котором он был в должности протопопа, снаружи нра­воучительными сентенциями, цитатами из «святых отцов».

В 1647 г., к Вонифатьеву явился 27-летний сельский священник из нижегород­ских краев Аввакум Петров. Несколько лет спустя Ванифатьев выхлопотал для него место протопопа в городе Юрьевце Поволжском, на границе костромских и ниже­городских земель. Пострадали и были изгнаны своей паствой и дру­гие «ревнители благочестия».

В то время как простоватые провинциальные «ба­тюшки» рьяно обличали пороки и слабости своих прихожан, в Москве, при дворе, на церковные дела смотрели го­раздо шире. Правительство Алексея Михайловича склонялось к мысли о необходимости пересмотра всех церковных обрядов и приведения их в соответствие с греческой богослужебной практикой. Это было вызвано стремлением упорядочить обрядовую практику русской церкви в условиях роста ре­лигиозного вольномыслия и падения авторитета ду­ховенства.

Вместе с тем сближение с греческой церковью должно было поднять престиж Российского государ­ства на православном Востоке. К середине XVII в. горизонты московской дипломатии сильно расширя­ются.

Напряженная борьба за ликвидацию пережитков феодальной раздробленности в экономике и полити­ческой системе России не позволяла посягнуть на привычные идеоло­гические представления.

Правительство понимало, что отказ от традиции не пройдет безболезненно. Нужен был человек, спо­собный твердой рукой повести дело церковной ре­формы. Одной из самых ярких фигур среди церков­ных иерархов был Новоспасский архимандрит Никон. Со своей стороны Никон стремился укрепить рас­положение царя. Он ищет дружбы со Стефаном Вонифатьевым и его окружением. Новоспасский архимандрит высту­пает активным сторонником обновления церковной жизни, о котором мечтали «ревнители благочестия». Заметив, что царь и его духовник уважительно отзы­ваются о константинопольском патриархе, Никон ста­новится ревностным грекофилом.

19 марта 1649 г. он стал митрополитом Новгородским.

Никон по­требовал, чтобы священники произносили проповеди, запретил пресловутое «многогласие», добивался со­вершения обрядов в соответствии с греческими тра­дициями.

Требовательность ново­го митрополита, его строгие меры по отношению к ленивому и распущенному новгородскому духовен­ству принесли ему немало врагов. Во время восста­ния 1650 г. новгородцы жестоко избили Никона

В то время как Никон сражался со строптивым новгородским духовенством и усмирял мятежный по­сад, в Москве готовились к проведению церковной реформы.

Под давлением царя и «ревнителей благочестия» престарелый патриарх Иосиф (1642—1652) вынуж­ден был приняться за такое сложное и хлопотное де­ло, как искоренение «многогласия». В 1651 г. повсе­местно было введено «единогласное» пение, издан но­вый Служебник, в предисловии к которому давалось обоснование переходу к обязательному «единогласно­му» пению. В 1652 г. царь приказал духовен­ству ввести в церковную службу поминание восточ­ных патриархов.

Смерть патриарха Иосифа заставила царя окон­чательно решить, кому из иерархов доверено будет проведение в жизнь церковной реформы. 25 июля 1652 г. новгородский митрополит Никон был поставлен патриархом «всея Руси».

С первых же дней пребывания у власти Никон повел себя отнюдь не так, как ожидали многие из его прежних единомышленников. Провинциальные «ревнители благочестия» к осени 1652 г. уже почти все были изгнаны из своих уездов. Никон порвал все связи с былыми единомыш­ленниками. Для Стефана Вонифатьева Никон сделал исключение: слишком велико было влияние духовни­ка на царя Алексея.

Прин­ципиальные соображения превратили многих «ревни­телей благочестия» в непримиримых врагов нового патриарха. Патриарх приступил к исправлению русских церковных поряд­ков не по древнерусским, как ожидали «ревнители», а по греческим образцам.

Стремясь помешать Никону, «ревнители» подали царю челобитную, в которой доказывали незакон­ность нововведений. Никон дал ход обвине­ниям и жалобам на них прихожан.

Убедившись в том, что одной лишь своей властью он не сумеет поставить дело реформы на прочное основание, Никон весной 1654 г. созвал в Москве об­щерусский церковный собор. Патриарх в присутствии царя, обращаясь к собору, перечислил многие неточ­ности и отступления от греческих церковных поряд­ков, имевшиеся в практике русской церкви. Собрав­шиеся иерархи утвердили предложенные Никоном изменения в богослужении.

Даже те второстепенные изменения в обрядах, ко­торые утвердил собор, вызвали сильное волнение среди рядового духовенства и прихожан.

Летом 1654 г. Никон занялся исправлением икон. 25 августа 1654 г. мос­ковские посадские люди восстали против Никона и его нововведений. Однако в итоге власти сумели усмирить взбунтовавшийся посад.

Не довольствуясь поддержкой московского собора 1654 г., Никон обратился к константинопольскому патриарху Паисию, который одобрил его деятель­ность. Тогда же Никон при полном одобрении Макария вновь потребовал перехода к «троеперстному» кре­стному знамению, угрожая ослушникам проклятием.

Однако постепенно реформаторский пыл Никона угасал. Главным для него становилось его собствен­ное исключительное положение в государстве.

В своих притязаниях на неограниченную власть Никон чувствовал за собой поддержку высшего ду­ховенства, которое было сильно раздражено мерами правительства, направленными на ограничение при­вилегий и доходов церкви. Соглас­но Соборному уложению (1649 г.) перешли в руки государства все город­ские «белые слободы» и дворы монастырей и епис­копских кафедр; было ка­тегорически запрещено приобретение церковью новых земель; для суда над духовенством по гражданским делам создавался особый Монастырский приказ, пол­номочия которого постепенно расширялись.

Никон был недово­лен решениями собора 1649 г. Он считал, что его главная задача состоит в том, чтобы подчинить себе царя и бояр. Свое стремление участвовать в государственных делах Никон обосновывал историческими примерами.

Обстоятельства довольно долго благоприятствова­ли развитию властолюбия Никона. В связи с войной царь Алексей Михайлович отсутствовал в Москве с мая 1654 г. по январь 1655 г., с марта по декабрь 1655 г., с мая 1656 г. по январь 1657 г. В эти перио­ды патриарх оказывался фактическим главой прави­тельства. Однако вернувшись в Москву воином-по­бедителем, возмужавший царь уже не хотел нахо­диться под постоянной опекой патриарха.

Летом 1658 г. стали заметны признаки скорой опалы на патриарха. 10 июля 1658 г. Алексей Михайлович прислал к Никону своего боярина князя Юрия Ромодановского, кото­рый передал патриарху, что ему впредь не следует именоваться титулом «великого государя.

В ответ на царскую опалу патриарх обратил­ся к толпе с краткой речью. «От сего времени я вам больше не патриарх, если же помыслю быть патриар­хом, то буду анафема (т. е. «буду проклят».— Н. Б.)». Вслед за этим Никон пешком ушел из Крем­ля на подворье своего любимого Воскресенского Но­воиерусалимского монастыря, в тот же день уехал в Воскресенский монастырь.

Опаль­ный патриарх лихорадочно ищет средства, чтобы вер­нуть себе расположение царя. В итоге, Никон заявляет, что по-прежнему считает себя патриархом, имеет на себе «благодать» и может творить исцеления.

Этой декларацией Никон практически перекрыл правительству путь к избранию нового патриарха. В кон­це концов он был выслан из столицы по распоряже­нию царя и уехал на богомолье в Крестный мона­стырь на Белом море.

Правительство в феврале 1660 г. созвало церковный собор. Русские иерархи и три греческих епископа постановили лишить Никона патриаршего сана, однако низложение Никона таким составом собора противозаконно. Дело надолго зашло в тупик.

Вернувшись с Севера, Никон вновь поселился в Воскресенском монастыре.

Осенью 1662 г. Никон написал «Возражения» на ответы греческого митрополита Паисия. В своих ответах заезжий иерарх осуждал Никона за властолюбие и требовал его низ­ложения.

В 1663 г. царь отправил грека Мелетия, к восточным патриархам с вопроса­ми относительно наказания иерарха за различные проступки. Желая угодить царю, они дали ответы, на основании которых можно было осудить Нико­на. Царь Алексей Михай­лович по своему обыкновению колебался, просил во­сточных патриархов приехать в Россию для разбора дела Никона.

18 декабря 1664 г. Никон неожиданно явился в Москву, во время службы вошел в Успенский собор и занял патриаршье место. По приказу Алексея Михайловича Никон был выдворен из Моск­вы и вновь помещен в Воскресенский монастырь.

В ноябре 1666 г. в Москве началось соборное слушание обвинений против Никона. Собор постановил лишить Никона патриаршества. 12 декабря 1666 г. над ним был совершен соответ­ствующий обряд. 10 февраля 1667 г. патриархом стал Иоасаф II (1667—1672).

Честолюбие не давало покоя низложенному иерар­ху. В окрестностях монастыря он поставил несколь­ко огромных крестов с надписью: «Никон, божиею милостию патриарх, поставил сей крест Христов, бу­дучи в заточении в Ферапонтове монастыре» ^[136].

Враги Никона вскоре нащупали верный способ ухудшить его положение. В 1668 г. царю донесли, что Никон имеет сношения с мятежными донскими каза­ками, которые обещают освободить его и вновь возвести на патриарший престол.

29 января 1676 г. царь Алексей Михайлович скончался. Незадолго до смерти он послал к Никону за «разрешительной грамотой» — своего рода ин­дульгенцией, прощением грехов. Никон отказался на­писать царю такую грамоту. 17 августа 1681 г. Никон скончался.

Падение Никона не означало полного поражения церкви в ее борьбе за сохранение экономического мо­гущества и влияния на политические дела. В 1667 г. высшие иерархи добились упраздне­ния ненавистного им Монастырского приказа, изгна­ния светских чиновников из системы церковного суда. Патриаршьи владения вновь стали расширяться.

Весьма знаменательна судьба института патриар­шества в России в последней трети XVII — начале XVIII в. По мере укрепления российского абсолютизма привилегии и амбиции патриархов все чаще стали раздражать самодержца.

В 1700 г. умер патриарх Адриан, после его кон­чины царь Петр не позволил духовенству провести выборы нового главы церкви. Сам Петр в детстве и юности побаивался строгого, по­рой жестокого патриарха Иоакима (1674—1690).

Петр хотел иметь церковь, четко выполняющую свои идеологические функции, но в политическом от­ношении полностью управляемую, подчиненную. Во главе церковной организации в 1721 г. была поставлена «духовная коллегия» — «Свя­тейший Синод», руководил их деятельностью, утверждал указы и распоряжения Синода его свет­ский глава — обер-прокурор.