X. мораль и право. равенство 7 страница

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 170

III. ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ

(продолжение)

Присмотримся, однако, несколько ближе к этому всемогущему «насилию» г-на Дюринга. Робинзон «со шпагой в руке» порабощает Пятницу. Откуда же он взял шпагу? Даже на фан­тастических островах робинзонад шпаги до сих пор не растут на деревьях, и у г-на Дюринга не находится никакого ответа на этот вопрос. Если Робинзон мог достать себе шпагу, то с таким же основанием можно представить себе, что в одно прекрасное утро Пятница является с заряженным револьвером в руке, и тогда все соотношение «насилия» становится обратным: Пятница командует, а Робинзон вынужден работать изо всех сил. Мы просим читателей из­винить нас за постоянные возвращения к истории Робинзона и Пятницы, которой в сущности место в детской, а не в науке. Но что делать? Мы вынуждены добросовестно применять ак­сиоматический метод г-на Дюринга, и не наша вина, если мы при этом постоянно вращаемся в сфере чистейшего ребячества. Итак, револьвер одерживает победу над шпагой, и тем са­мым даже наиболее детски-наивному приверженцу аксиоматики должно стать ясным, что насилие не есть просто волевой акт, а требует весьма реальных предпосылок для своего осу­ществления, в особенности — известных орудий, из которых более совершенное одерживает верх над менее совершенным; далее, что эти орудия должны быть произведены и что уже вследствие этого производитель более совершенных орудий насилия, vulgo* оружия, побеж­дает производителя менее совершенных орудий; одним словом, что победа насилия основы­вается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно... на «экономической силе», на «хозяйственном поло­жении», на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия.

— попросту говоря. Ред.

___________________________ ГЛ. Ill: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (продолжение)_______________________ 171

Насилие — это в настоящее время армия и военный флот, а то и другое, как все мы, к на­шему прискорбию, знаем, стоит «чертовски много денег». Но насилие не в состоянии делать деньги, а в лучшем случае может лишь отнимать сделанные деньги, да и от этого не бывает много толку, как мы, опять-таки к нашему прискорбию, знаем по опыту с французскими миллиардами105 . Следовательно, деньги должны быть в конце концов добыты посредством экономического производства; значит, насилие опять-таки определяется хозяйственным по­ложением, доставляющим ему средства для создания и сохранения орудий насилия. Но это еще не все. Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Воо­ружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Не «свободное творчество ума» гениальных полководцев действовало здесь революционизирующим образом, а изобре­тение лучшего оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полковод­цев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспособляют способ ведения боя к но­вому оружию и к новым бойцам* .

В начале XIV века западноевропейскими народами был заимствован у арабов порох, и, как известно всякому школьнику, он произвел переворот во всем военном деле. Но введение пороха и огнестрельного оружия отнюдь не было актом насилия, а представляло собой про­мышленный, стало быть хозяйственный, прогресс. Промышленность остается промышлен­ностью, будет ли она направлена на производство предметов или на их разрушение. Введе­ние огнестрельного оружия повлияло революционизирующим образом не только на само ве­дение войны, но и на политические отношения господства и порабощения. Чтобы иметь по­рох и огнестрельное оружие, нужны были промышленность и деньги, а тем и другим владели горожане. Огнестрельное оружие было поэтому с самого начала направленным против фео­дального дворянства оружием городов и возвышающейся монархии, которая опиралась на города. Неприступные до тех пор каменные стены рыцарских замков не устояли перед пуш­ками горожан; пули бюргерских ружей пробивали рыцарские панцыри. Вместе с закованной в броню дворянской кавалерией рухнуло также господство дворянства; с развитием бюргер­ства пехота и артиллерия все больше

Далее, вместо шести следующих абзацев, в первоначальной рукописи второго отдела «Анти-Дюринга» следовал более подробный вариант текста, который впоследствии Энгельс изъял и снабдил заголовком «Такти­ка пехоты и ее материальные основы» (см. настоящий том, стр. 655—662). Ред.

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 172

становились решающими родами оружия; под давлением требований артиллерии военное ремесло вынуждено было присоединить к себе новую, чисто промышленную отрасль — ин­женерное дело.

Усовершенствование огнестрельного оружия подвигалось очень медленно. Пушки долгое время оставались неуклюжими, а ружья, несмотря на многие частичные изобретения, — гру-быми. Прошло более трехсот лет, пока явилось ружье, годное для вооружения всей пехоты. Только в начале XVIII века кремневое ружье со штыком окончательно вытеснило пику из вооружения пехоты. Тогдашняя пехота состояла из хорошо вымуштрованных, но совершен­но ненадежных солдат, которых монархи вербовали из самых испорченных элементов обще­ства и которых только палка держала в повиновении; часто эта пехота составлялась также из вражеских, насильно зачисленных в армию военнопленных; единственной формой боя, в ко­торой эти солдаты могли применять новое ружье, была линейная тактика, достигшая высше­го совершенства при Фридрихе II. Вся пехота армии выстраивалась в три линии, в виде очень длинного и пустого внутри четырехугольника, и двигалась в боевом порядке только как одно целое; лишь в крайнем случае одному из двух флангов позволялось выдвинуться несколько вперед или немного отстать. Эта неуклюжая масса могла передвигаться в порядке лишь по совершенно ровной местности, да и то лишь медленно (75 шагов в минуту); измене­ние боевого порядка во время сражения было невозможно, и как только пехота вступала в бой, победа и поражение решались в короткое время одним ударом.

Против этих неуклюжих линий выступили в американской войне за независимость отряды повстанцев, которые не умели, правда, маршировать, но зато отлично стреляли из своих на­резных ружей; сражаясь за свои самые кровные интересы, они не дезертировали, как навер­бованные войска. Они не доставляли англичанам удовольствия — выступать против них, в свою очередь, в линейном строю и на открытой ровной местности, а действовали рассыпны­ми подвижными стрелковыми цепями в лесах, служивших им прикрытием. Линейный строй был здесь бессилен и потерпел поражение в борьбе с невидимыми и недоступными против­никами. Таким образом, был вновь изобретен рассыпной стрелковый строй — новый способ ведения боя как следствие изменившегося солдатского материала.

Дело, начатое американской революцией, завершила французская, — также и в военной области. Против хорошо обученных наемных войск коалиции она также могла выставить

___________________________ ГЛ. Ill: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (продолжение)_______________________ 173

только плохо обученные, но многочисленные массы, ополчение всего народа. Но с этими массами приходилось защищать Париж, следовательно прикрывать определенную мест­ность, а этого нельзя было достичь без победы в открытом массовом бою. Одной стрельбы в рассыпном строю было уже недостаточно; нужно было найти подходящую форму также и для применения масс, и эта форма была найдена в колонне. Построение колоннами позволяло даже малообученным войскам двигаться в некотором порядке, и притом даже более быст­рым маршем (100 и более шагов в минуту); оно давало возможность прорывать неповорот­ливые формы старого линейного строя, сражаться в любой местности, следовательно и в са­мой неблагоприятной для линейного строя, группировать войска любым, соответствующим обстановке образом и, в сочетании с действиями рассыпанных стрелков, сдерживать, отвле­кать, изматывать неприятельские линии, — пока не наступит момент, когда их можно будет прорвать в решающем пункте позиции при помощи сохраняемых в резерве масс. Этот новый способ ведения боя, основанный на сочетании рассыпанных в цепь стрелков с колоннами пе­хоты и на разделении армии на самостоятельные, составленные из всех родов оружия диви­зии или армейские корпуса, был полностью разработан Наполеоном как со стороны тактики, так и со стороны стратегии. Но необходимость его была создана прежде всего изменением солдатского материала, вызванным французской революцией. Однако для нового способа ведения боя нужны были еще две очень важные технические предпосылки: во-первых, скон­струированные Грибовалем более легкие лафеты полевых орудий позволили передвигать их с требуемой теперь быстротой; во-вторых, введенная во Франции в 1777 г. и заимствованная у охотничьего ружья изогнутость ружейного приклада, представлявшего раньше совершенно прямое продолжение ствола, позволила целить в определенного человека, не делая непре­менно промахов. Без этого последнего усовершенствования нельзя было бы при помощи старого ружья применять стрельбу в рассыпном строю.

Революционная система вооружения всего народа была скоро ограничена принудитель­ным набором (с правом заместительства путем выкупа — для людей состоятельных), и в этой форме воинская повинность была принята большинством крупных государств конти­нента. Только Пруссия пыталась своей системой ландвера106 привлечь на службу военную силу нации в более значительных размерах. Пруссия к тому же была первым государством, которое вооружило всю свою пехоту новейшим оружием — заряжающейся с казенной части винтовкой, —

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 174

после того как сыграло свою кратковременную роль годное для войны заряжающееся с дула нарезное ружье, усовершенствованное между 1830 и 1860 годами. Обоим этим нововведени­ям Пруссия обязана была своими успехами в 1866 году

Во франко-прусской войне впервые выступили друг против друга две армии, обе воору­женные винтовками, заряжающимися с казенной части, и притом обе, по существу, с тем са­мым боевым построением, какое было в ходу в период старого гладкоствольного кремневого ружья; разница была лишь в том, что пруссаки сделали попытку в ротной колонне найти боевую форму, более подходящую к новому вооружению. Но когда 18 августа при Сен-Прива¹⁰⁸ прусская гвардия попробовала всерьез применить эту ротную колонну, то пять пол­ков, принимавших наибольшее участие в этом сражении, потеряли в каких-нибудь два часа более трети своего состава (176 офицеров и 5114 рядовых), и с тех пор ротная колонна как боевая форма была осуждена, так же как и применение батальонных колонн и линейного строя. Всякие попытки подставлять впредь под неприятельский ружейный огонь какие-либо сомкнутые отряды были оставлены, и в дальнейшем бой со стороны немцев велся только те­ми густыми стрелковыми цепями, на которые уже и прежде колонна обыкновенно сама рас­сыпалась под градом неприятельских пуль, несмотря на то, что высший командный состав боролся с этим как с нарушением порядка. Точно также в сфере действия неприятельского ружейного огня единственной формой передвижения сделалась перебежка. Солдат опять-таки оказался толковее офицера: именно он, солдат, инстинктивно нашел единственную бое­вую форму, которая до сих пор оправдывает себя под огнем ружей, заряжаемых с казенной части, и он с успехом отстоял ее вопреки противодействию начальства.

Франко-прусская война отмечает собой поворотный пункт, имеющий совершенно иное значение, чем все предыдущие. Во-первых, оружие теперь так усовершенствовано, что но­вый прогресс, который имел бы значение какого-либо переворота, больше невозможен. Ко­гда есть пушки, из которых можно попадать в батальон, насколько глаз различает его, когда есть ружья, из которых с таким же успехом в пределах видимости можно целить и попадать в отдельного человека, причем на заряжание требуется меньше времени, чем на прицелива­ние, — то все дальнейшие усовершенствования для полевой войны более или менее безраз­личны. Таким образом, в этом направлении эра развития в существенных чертах закончена. Во-вто-

___________________________ ГЛ. Ill: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (продолжение)_______________________ 175

рых, эта война заставила все континентальные великие державы ввести у себя усиленную прусскую систему ландвера и тем самым взвалить на себя военное бремя, под тяжестью ко­торого они через немногие годы должны рухнуть. Армия стала главной целью государства, она стала самоцелью; народы существуют только для того, чтобы поставлять и кормить сол­дат. Милитаризм господствует над Европой и пожирает ее. Но этот милитаризм таит в себе зародыш собственной гибели. Соперничество между отдельными государствами принуждает их, с одной стороны, с каждым годом затрачивать все больше денег на армию, флот, пушки и т. д., следовательно — все более приближать финансовую катастрофу; с другой стороны, оно заставляет их все более и более всерьез применять всеобщую воинскую повинность и тем самым обучать в конце концов весь народ умению владеть оружием, так что народ становит­ся способным в известный момент осуществить свою волю вопреки командующему военно­му начальству. И этот момент наступит, как только народная масса — деревенские и город­ские рабочие, а также крестьяне — будет иметь свою волю. На этой ступени войско монар­ха превращается в народное войско, машина отказывается служить, и милитаризм погибает в силу диалектики своего собственного развития. То, что оказалось не по силам буржуазной демократии 1848 г., как раз потому, что она была буржуазной, а не пролетарской, — а имен­но, дать трудящимся массам такую волю, содержание которой соответствовало бы их клас­совому положению, — непременно совершит социализм. А это означает взрыв милитаризма и вместе с ним всех постоянных армий изнутри.

Такова первая мораль нашей истории современной пехоты. Вторая мораль, снова возвра­щающая нас к г-ну Дюрингу, состоит в том, что вся организация армий и применяемый ими способ ведения боя, а вместе с этим победы и поражения, оказываются зависящими от мате­риальных, т. е. экономических, условий: от человеческого материала и от оружия, следова­тельно — от качества и количества населения и от техники. Только такой охотничий народ, как американцы, мог вновь изобрести рассыпной стрелковый строй, а охотниками они были по чисто экономическим причинам, точно так, как теперь те же янки старых штатов превра­тились по чисто экономическим причинам в земледельцев, промышленников, мореплавате­лей и купцов, которые уже не стреляют в девственных лесах, но зато тем лучше подвизаются на поприще спекуляции, где они тоже далеко продвинули искусство пользоваться массами. — Только такая революция, как французская, экономически

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 176

раскрепостившая буржуа и особенно крестьянина, могла изобрести форму массовых армий и в то же время найти для них свободные формы движения, о которые разбились старые непо­воротливые линии, отражавшие в военном деле защищаемый ими абсолютизм. А каким об­разом успехи техники, едва они становились применимыми и фактически применялись в во­енном деле, тотчас же — почти насильственно, часто к тому же против воли военного ко­мандования — вызывали перемены и даже перевороты в способе ведения боя, — это мы ви­дели во всех рассмотренных нами случаях. В какой степени ведение войны зависит, сверх того, от развития производительных сил и от средств сообщения как собственного тыла, так и театра военных действий, на этот счет может просветить в наши дни г-на Дюринга всякий старательный унтер-офицер. Одним словом, везде и всегда «насилию» помогают одерживать победу экономические условия и ресурсы, без которых оно перестает быть силой, и кто захо­тел бы реформировать военное дело, руководствуясь противоположной точкой зрения, соот­ветствующей принципам г-на Дюринга, тот не мог бы пожать ничего кроме тумаков* .

Если мы от суши перейдем к морю, то за одни только последние 20 лет здесь можно кон­статировать еще гораздо более решительный переворот. Боевым кораблем в Крымскую вой­ну¹¹⁰ был деревянный двух- и трехпалубный корабль, имевший от 60 до 100 орудий; он пере­двигался главным образом при посредстве парусов и имел слабую паровую машину только для вспомогательной работы. Его вооружение состояло преимущественно из 32-фунтовых орудий, весом приблизительно в 50 центнеров, и лишь немногих 68-фунтовых, весом в 95 центнеров. К концу войны появились плавучие батареи, одетые в железную броню, — неук­люжие, почти неподвижные, но, при тогдашней артиллерии, неуязвимые чудовища. Вскоре железная броня была перенесена и на линейные корабли; вначале она была тонка: броня 4-дюймовой толщины считалась уже очень тяжелой. Но прогресс артиллерии скоро перегнал броню; для любой, применявшейся одна за другой, толщины брони находили новое, более тяжелое орудие, которое легко пробивало ее. Таким образом, мы уже дошли, с одной сторо­ны, до 10, 12, 14 и 24-дюймовой брони (Италия намерена построить корабль с броней в 3 фу­та толщины), а с другой стороны — до нарезных орудий весом в 25, 35, 80

* В прусском генеральном штабе это тоже уже хорошо знают. «Основой военного дела является прежде все­го хозяйственный строй жизни народов», — замечает в одном научном докладе капитан генерального штаба г-н Макс Йенс («Kolnische Zeitung», 20 апреля 1876 г., третий лист)¹⁰⁹.

___________________________ ГЛ. Ill: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (продолжение)_______________________ 177

и даже 100 тонн (по 20 центнеров ), выбрасывающих на неслыханные прежде дистанции снаряды в 300, 400, 1700 и до 2000 фунтов. Нынешний линейный корабль представляет со­бой гигантский броненосный винтовой пароход в 8000—9000 тонн водоизмещения и 6000— 8000 лошадиных сил, с вращающимися башнями и с четырьмя, максимум — шестью, тяже­лыми орудиями и с выступающим в его носовой части, ниже ватерлинии, тараном для про­бивания неприятельских кораблей. Этот корабль вообще представляет собой одну огромную машину, где пар не только сообщает ему быстрое движение вперед, но и управляет рулем, поднимает и опускает якорь, поворачивает башни, направляет и заряжает орудия, выкачива­ет воду, поднимает и спускает лодки, которые отчасти тоже приводятся в движение паром, и т. д. Соперничество между броневой защитой и пробивной силой орудий еще так далеко от завершения, что в настоящее время военный корабль сплошь и рядом оказывается уже не удовлетворяющим предъявляемым ему требованиям, становится устарелым еще раньше, чем его успели спустить на воду. Современный линейный корабль есть не только продукт круп­ной промышленности, но в то же время и яркий образец ее, плавучая фабрика — правда, та­кая, которая служит главным образом для производства растраты денег. Страна с наиболее развитой крупной промышленностью пользуется почти монополией на постройку этих ко­раблей: все турецкие, почти все русские и большинство германских броненосцев построены в Англии; сколько-нибудь пригодная броня изготовляется почти исключительно в Шеффил­де; из трех железоделательных заводов Европы, которые одни в состоянии изготовлять са­мые тяжелые орудия, два (в Вулидже и Элсике) находятся в Англии, а третий (Круппа) — в Германии. Этот пример самым очевидным образом показывает, что «непосредственное по­литическое насилие», которое, по г-ну Дюрингу, является «решающей причиной хозяйствен­ного положения», напротив, полностью подчинено хозяйственному положению; что не толь­ко изготовление морского орудия насилия — линейного корабля, — но и управление им са­мо сделалось отраслью современной крупной промышленности. Оттого, что дело приняло такой оборот, никому не приходится так солоно, как именно «насилию», государству, кото­рому в настоящее время один корабль стоит столько же, сколько прежде стоил целый не­большой флот; причем ему приходится видеть своими глазами,

Немецкий центнер, составляющий половину метрического центнера, = 100 немецким фунтам = 50 кг. Рвд.

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 178

как эти дорогие корабли, еще раньше чем они спущены на воду, становятся уже устарелыми и, следовательно, обесцениваются; и государство — наверно не меньше г-на Дюринга — ис­пытывает недовольство по поводу того, что человек «хозяйственного положения», инженер, имеет ныне большее значение на борту корабля, чем человек «непосредственного насилия» — командир. Напротив, мы, со своей стороны, не имеем никакого основания огорчаться, ко­гда видим, что в состязании между броней и пушкой линейный корабль доводится до той грани изощренного совершенства, где он становится в той же мере недоступным по цене, как и непригодным для войны* , и что благодаря этому состязанию тем самым также и на попри­ще морской войны раскрываются те внутренние законы диалектического движения, согласно которым милитаризм, как и всякое другое историческое явление, гибнет от последствий сво­его собственного развития.

Таким образом, и здесь ясно как день, что «искать первичное в непосредственном полити­ческом насилии, а не в косвенной экономической силе» — невозможно. Как раз наоборот. В самом деле, что оказывается «первичным» в самом насилии? Экономическая мощь, облада­ние мощными средствами крупной промышленности. Политическая сила на море, опираю­щаяся на современные линейные корабли, оказывается вовсе не «непосредственной», а как раз наоборот — она опосредствована экономической силой, высоким развитием металлур­гии, возможностью распоряжаться искусными техниками и богатыми угольными копями.

Однако к чему все это? Пусть в ближайшей морской войне передадут высшее командова­ние г-ну Дюрингу, и он без всяких торпед и прочих ухищрений, просто своим «непосредст­венным насилием», уничтожит все броненосные флоты, находящиеся в рабской зависимости от «хозяйственного положения».

Усовершенствование самодвижущейся торпеды, последнего изделия крупной промышленности, работаю­щей для военно-морского дела, по-видимому, призвано это осуществить: самый маленький торпедный катер окажется в таком случае сильнее громаднейшего броненосца. (Впрочем, пусть читатель вспомнит что это напи­сано в 1878 году.)¹¹¹

ГЛ. IV: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (окончание)________________________ 179

IV. ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ

(окончание)

«Весьма важным обстоятельством является то, что фактически господство над природой произошло» (гос­подство произошло!) «только вообще» (!) «благодаря господству над человеком. Хозяйственное использование земельной собственности на значительных пространствах никогда и нигде не осуществлялось без предшест­вующего порабощения человека и принуждения его к тому или иному виду рабского или барщинного труда. Установление экономического господства над вещами имело своей предпосылкой политическое, социальное и экономическое господство человека над человеком. Можно ли представить себе крупного землевладельца без господства его над рабами, крепостными или косвенно несвободными? Что могла значить для ведения земледе­лия в крупных размерах в прошлом или настоящем сила одного человека, располагающего в лучшем случае вспомогательной силой членов семьи? Эксплуатация земли, — или распространение экономического господ­ства над землей в размерах, превышающих естественные силы отдельного человека, — была возможна до сих пор в истории только потому, что до установления господства над землей или одновременно с ним было прове­дено и необходимое для этого порабощение человека. В позднейшие периоды развития это порабощение было смягчено... Теперешней его формой в более развитых государствах является наемный труд, в большей или меньшей степени руководимый полицейским господством. На наемном труде основывается, следовательно, практическая возможность той разновидности современного богатства, которая представлена в обширном зе­мельном господстве и» (!) «в крупном землевладении. Само собой разумеется, все другие виды распредели­тельного богатства должны быть исторически объясняемы подобным же образом, и косвенная зависимость че­ловека от человека, образующая в настоящее время основную черту наиболее развитого в экономическом от­ношении строя, не может быть понята и объяснена из себя самой, а только как несколько видоизмененное на­следие прежнего прямого подчинения и экспроприации».

Так утверждает г-н Дюринг.

Тезис! Господство (человека) над природой предполагает господство (человека) над чело­веком.

Доказательство: Хозяйственное использование земельной собственности на значитель­ных пространствах никогда и нигде не осуществлялось иначе, как трудом порабощенных людей.

___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 180

Доказательство доказательства: Как могут существовать крупные землевладельцы без по­рабощенных людей? Ведь крупный землевладелец со своей семьей мог бы обработать без порабощенных всего лишь ничтожную часть своих владений.

Итак, чтобы доказать, что человек для подчинения себе природы должен был предвари­тельно поработить другого человека, г-н Дюринг без дальних околичностей превращает «природу» в «земельную собственность на значительных пространствах», а эту земельную собственность — неизвестно чью — он обращает тотчас же в собственность крупного земле­владельца, который, разумеется, не может обрабатывать свою землю без помощи порабо­щенных людей.

Но, во-первых, «господство над природой» и «хозяйственное использование земельной собственности» — отнюдь не одно и то же. Господство над природой осуществляется в крупной промышленности в неизмеримо большем масштабе, чем в земледелии, которое до сих пор вынуждено подчиняться погоде, вместо того чтобы подчинять ее себе.

Во-вторых, если мы ограничиваемся хозяйственным использованием земельной собствен­ности на значительных пространствах, то вопрос состоит в том, кому принадлежит эта зе­мельная собственность, и тут мы находим в начале истории всех культурных народов не «крупного землевладельца», которого подсовывает нам здесь г-н Дюринг со своей обычной

, „ „ 112

фокуснической манерой, именуемой им «естественной диалектикой»112 , — а родовые и сель­ские общины с общим землевладением. От Индии и до Ирландии обработка земельной соб­ственности на больших пространствах производилась первоначально такими именно родо­выми и сельскими общинами, причем пашня либо обрабатывалась сообща за счет общины, либо делилась на отдельные участки земли, отводимые общиной на известный срок отдель­ным семьям, при постоянном общем пользовании лесом и пастбищами. И опять-таки харак­терно для «углубленнейших специальных занятий» г-на Дюринга «в области политических и юридических наук», что он ничего не знает обо всем этом, что все его сочинения свидетель­ствуют о полном незнакомстве с составившими эпоху в науке трудами Маурера о первобыт-

ном строе германской марки113 , этой основе всего германского права; точно так же свиде­тельствуют они о полном незнакомстве с постоянно возрастающей литературой, которая — под влиянием главным образом трудов Маурера — устанавливает наличие первоначальной общности землевладения у всех европейских и азиатских культурных народов и исследует различные формы его существования и раз-

_____________________________ ГЛ. IV: ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ (окончание)________________________ 181

ложения. Подобно тому, как в области французского и английского права г-н Дюринг «все свое невежество приобретал себе сам»114 , — а невежество это, как мы видели, весьма велико, — подобно этому он «сам себе приобрел» свое еще гораздо большее невежество в области германского права. Человек, столь сильно негодующий на ограниченность горизонта уни­верситетских профессоров, еще и поныне в области германского права стоит, в лучшем слу­чае, на том уровне, на каком профессора стояли 20 лет тому назад.

Чистым «продуктом свободного творчества и воображения» г-на Дюринга является его утверждение, будто для ведения хозяйства на больших земельных пространствах требова­лись помещики и порабощенные люди. На всем Востоке, где земельным собственником яв­ляется община или государство, в языке отсутствует даже самое слово «помещик», — о чем г-н Дюринг может справиться у английских юристов, которые в Индии так же тщетно бились над вопросом: «Кто здесь земельный собственник?», как тщетно ломал себе голову блажен­ной памяти князь Генрих LXXII Рейс-Грейц-Шлейц-Лобенштейн-Эберсвальде115 над вопро­сом: «Кто здесь ночной сторож?». Только турки впервые ввели на Востоке в завоеванных ими странах нечто вроде помещичьего феодализма. Греция уже в героический период всту­пает в историю расчлененной на сословия, что, в свою очередь, было только очевидным ре­зультатом более или менее длительной, неизвестной нам предыстории. Но и тут земля обра­батывалась преимущественно самостоятельными крестьянами; более крупные поместья зна­ти и родовых вождей составляли исключение и к тому же скоро исчезли. В Италии земля была освоена для земледелия преимущественно крестьянами; когда в последние времена Римской республики крупные комплексы имений — латифундии — вытеснили мелких кре­стьян и заменили их рабами, то они заменили одновременно земледелие скотоводством и, как это знал уже Плиний, привели Италию к гибели (latifundia Italiam perdidere)¹¹⁶. В средние века во всей Европе преобладает (особенно при распашке пустошей) крестьянское земледе­лие, причем для рассматриваемого сейчас вопроса безразлично, приходилось ли этим кре­стьянам платить оброк — и какой именно — тому или иному феодалу. Фризские, нижнесак­сонские, фламандские и нижнерейнские колонисты, которые предприняли обработку отня­тых у славян земель к востоку от Эльбы, делали это в качестве вольных крестьян, плативших очень льготную подать, но отнюдь не в условиях «того или иного вида барщины». —