Операция по взятию Вуковара. Военная организация сербской стороны. Тактика действий в городе.
Главное и вполне достаточное свидетельство низкого уровня руководства и командования ЮНА — операция по взятию Вуковара. Она хоть и на бумаге закончилась для ЮНА успешно, на деле для всей Югославии обернулась поражением. Вуковар, находясь на границе с Сербией, то есть совершенно неважный для судьбы Хорватии, оттянул на себя главные силы ЮНА на очень важных три месяца. В это время во всем мире началась пропагандистская компания против ЮНА, Югославии и всех сербов. Все это закончилось западным «миротворчеством», уходом ЮНА из Хорватии и последующим в 1995 году разгромом Республики Сербской Краины, созданными за четыре года вооруженными силами Хорватии, на что хорватским вооруженным силам потребовалось всего несколько дней. Вряд ли бы потребовалось ЮНА намного больше времени в 1991 году, чтобы разгромить Хорватию, если бы первая вела маневренную современную войну. Эта война не является чем-то специфическим, а необходимым свойством всякой успешной армии с подготовленным и опытным командным кадром. Не важны здесь чьи-то чины, ордена и дипломы, важны результаты, и если верховное командование не может вести такую маневренную войну, значит, оно не способно командовать этой армией. Всякая война, в сущности, маневренна, если командование желает победы и умеет побеждать. Маневр, конечно, несет риск поражения лично командиру, но такой же риск несет и война позиционная, но уже всему государству. При этом позиционная война, как правило сопряжена с куда большими жертвами для того государства, чья армия ведет такую войну при куда меньших достижениях и, в сущности, такой характер войны — следствие личного неумения одних командиров и недоверия к умению других командиров. Бюрократизация армии, ведущая к ограничению инициативы, нужной быть никогда не может, и именно она ведет к позиционной войне. Чем больше командных звеньев и чем больше их интересы смешиваются, тем меньше порядка в войсках, и любая талантливая инициатива сверху теряется из-за длинных путей в ее осуществлении.
Ни один великий полководец не загружал подчиненных ему командиров десятками различных циркуляров, приказов, таблиц и прочих бумажных обязательств, а именно этим и вынуждены были заниматься многие югославские офицеры, в особенности начальники служб, что приводило к дилетантскому использованию этих служб командирами, лишенными помощи. Всегда стоит делать различие между командными должностями, в особенности пехотных подразделений, и штабными должностями. Они требуют различных качеств и различных, нередко, людей, а штабисты, в том числе начальники служб, обязаны обладать полнотой технических знаний и быть своеобразными советниками, тогда как принятие и проведение решений зависит от командиров, предельно самостоятельных, но ограниченных, естественно, Уставом и вышестоящими командирами. Эти ограничения должны относиться, прежде всего на количество собственных сил и средств, на содействие с соседями и на конечную цель. Как же до этой цели дойти — дело самих командиров, для которых как раз важны знания не тех или иных технических областей, а опыт командования в боевых условиях. Это, естественно, требует отбора командного кадра на несколько иных основах, чем это делается ныне, так как оказалось, что настоящий боевой опыт в полгода — год может быть равен пяти годам учения по военным школам. Ни в одной сфере деятельности теоретическая подготовка не может усваиваться без постоянной практики, однако военное дело стало тут исключением и молодой югославский подпоручик, только окончивший военную школу, сразу же ставился на командование взводом, хотя не имел опыта самостоятельного участия в боевых действиях. Но главный вопрос, конечно, не в подпоручиках. Это было бы вопросом решаемым, хоть бы и ценой чьих-то жизней. Дело в генералитете, в своей общей массе не готового к новой войне и не имевшего в своем абсолютном большинстве боевого опыта, который приобретается только на войне и который никакая Академия не заменит. Но и это было бы тоже относительно решаемым вопросом, если бы во все поры ЮНА не проникла идеология старой социалистической Югославии, чей вред был уже хотя бы в том, что она бюрократизацию армии возводила в идеологическую догму, тем самым, связывая любую инициативу. Не хотелось бы слишком вникать в идеологические вопросы, но такая идеологичность наносила прямой вред выполнению задач не только в Хорватии, но и во всех боевых действиях, которые велись на территории бывшей Югославии сербской стороной. Так, например, абсурдом было при массовом дезертирстве резервистов отказываться от помощи добровольцев или ставить перед ними разнообразные преграды только потому, что те, в своем большинстве, были в той или иной степени под влиянием сербского национализма. Не касаясь, опять-таки, идейной стороны, все же следует задаться вопросом, какое дело было командованию до личных принципов добровольцев, когда эти люди готовы были воевать, а уж обеспечение порядка на фронте — обязанность любого командования в любой армии. Из десяти тысяч добровольцев прошедших фронт в Восточной Славонии, большая часть себя хорошо показала, понеся при этом пропорционально наибольшие потери из всех категорий военнослужащих. Да и сама политика куда меньше имеет значения в боевых условиях. Неразумно было требовать от военнослужащих соблюдения тех идеологических догм от которых само общество отказалось, но которые играли роль явно ущербную. Не случайно, что в операции по взятию Вуковара были часты конфликты между добровольцами и верховным командованием, да и разными регулярными формированиями. Не отрицая многочисленных фактов недисциплинированности и неподготовленности добровольцев, все же следует учитывать то, что они и были тем материалом, с которым должны были работать генералы, но которые, в своем большинстве, решили вообще отказаться от него, пусть и ценой больших жертв и меньших достижений. Не только добровольцы, но и резервисты, и срочнослужащие, и профессиональные военнослужащие не раз в ходе Вуковарской операции говорили о предательстве наверху, и, хотя нередко это служило оправданием для чьей-то пассивности, все же в большинстве случаев такие обвинения имели под собой серьезные основания. Приказы на остановку нередко приходили в разгар боя, что естественно вело к потерям и соответственно к росту недоверия к офицерам. В общем-то, было очевидно, что эта война была «срежиссирована». Это важно учесть с сугубо военной оценки, что избавит от многих ошибочных выводов. Это была не просто позиционная война, но и в какой-то мере игра в позиционную войну, потому что, уже посмотрев на карту боевых действий, можно увидеть несоответствие темпов продвижения ЮНА реальной боевой обстановке, даже с учетом всех вышеупомянутых ошибок. В конце концов, после взятия Вуковара осенью 1991 г., когда силы 12-го корпуса ЮНА стали входить в Осиек, тогдашний центр хорватской обороны в Западной и Восточной Славонии, командующий этим корпусом генерал Андрия Биочевич получил от осиечкого жупана (шефа новой хорватской власти в этой области) Бранимира Главаша и градоначальника Осиека Златко Крамарича предложение о сдачи Осиека с просьбой защитить его от действий югославских артиллерии и авиации. Однако лично Велько Кадиевич запретил взятие Осиека приказом командующему 1-ой военной области (армии) генералу Животе Паничу, кстати, сербу, и при том вскоре заменившему генерала Кадиевича на посту командующего ЮНА. Генерал же Панич, недолго думая, приказал арестовать командующего 12 корпусом Андрию Биочевича. Когда того в наручниках отправили в Белград в министерство обороны Югославии, то там его спросили о том, когда, мол, Осиек был сербский? Сменивший Биочевича на должности командующего корпуса генерал Младен Братич поначалу беспрекословно исполнял приказы сверху, но когда и он стал прислушиваться ко мнению штабов бригад, то погиб от разрыва минометной мины. Все это говорит само за себя, поэтому удары по войскам ЮНА хорватской артиллерией на основе свежих данных из иных штабов ЮНА, как и хорватская осведомленность обо всех взлетах самолетов ВВС Югославии, не удивляют. Целый штаб 12 корпуса открыто обвинял главнокомандующего Кадиевича в предательстве. В конце концов, все это было характерно не для одной ЮНА, и не только в ней те, кто должны идти под трибунал получают чины и награды, тогда как те, кто должен получать эти чины и награды идут под трибунал. Так что смысла говорить о каком-то оперативном искусстве в этой войне нет, и Вуковар — место главной операции ЮНА в кампании 1991-92 годов с сотнями (официально только ЮНА потеряла здесь убитыми 1180 человек) потерянных человеческих жизней и сотнями уничтоженных единиц техники — явное тому доказательство. Этот город с довоенным населением в 60 тысяч человек брался наиболее бессмысленным способом. Два с половиной месяца по нему летели бомбы, ракеты, снаряды сил ЮНА разрушая его и убивая не только хорватских бойцов, но и гражданское население, как хорватов, так и сербов (тем более что сербы до войны в Вуковаре составляли 30-40% от общего населения и в своей немалой части не успели выйти из города).
Сам план наступления на Вуковар, разработанный в Штабе Верховной команды ЮНА и проводимый под ее контролем был примитивен до невозможности. Взятие города двумя оперативными группами «Север» и «Юг» с двух противоположных направлений не несло в себе и следа военного искусства, и было обычной мясорубкой, до которой мог додуматься человек без военных чинов. Этот план, предусматривающий лишь лобовые атаки, до конца боевых действий, так и не был изменен. Ход наступления часто останавливался приказами сверху из командования 1-ой военной области (армии), непосредственно руководившей операцией, что вело к многочисленным потерям в рядах ЮНА. Благодаря этому бойцы хорватских сил, пользуясь ходами сообщений, в том числе подземной канализацией, уходили на новые рубежи обороны или еще крепче укреплялись на старых. Представители международных миротворческих миссий так же вносили свою лепту, предлагая подписывание временных перемирий и открытие «гуманитарных» коридоров, что давало хорватским силам время и силы для укрепления обороны. Однако еще более абсурдны были действия ЮНА, оставившей пригородные селения Лужац, Богдановцы и Товарник в руках хорватских сил до октября, чем хорватской обороне Вуковара был обеспечен подход сил и средств и одновременно давало надежду на спасение. Между тем, те же Богдановцы, по сообщениям прессы, обороняло около 300 бойцов хорватской ЗНГ, а Товарник — до 400, и будь эта цифра и втрое, или даже впятеро-вдесятеро больше за счет наемников и добровольцев, это не могло предотвратить их занятие ЮНА, и позднее с взятием Богдановцев пал и сам Вуковар. Вообще само командование операцией оставляет впечатление какой-то хаотичности. Сама операция началась с попыток «деблокирования» осажденных казарм ЮНА в Вуковаре, Осиеке, Нашицах и Винковцах с использованием одной механизированной бригады из Сремской Митровицы (Сербия), дабы постепенно, только под Вуковаром были собраны гвардейские — моторизованная бригада и 1-я механизированная дивизия, подразделения элитных «специальных» частей ЮНА — 63-ей парашютной и 72-ой разведывательно-диверсионной бригад, а так же много других «специальных» отрядов сил ЮНА и МВД, а так же 252-я и 211 танковые бригады и ряд других отдельных частей и подразделении, как и десятки отрядов добровольцев, милиции и территориальных отрядов местных сербов, больше десятка механизированных и моторизованных легкопехотных бригад из Новосадского (механизированного) и Крагуевского корпусов и сил обороны Белграда, а так же из других соединений ЮНА, даже из Тузланского корпуса, в чьей зоне ответственности — в Боснии и так было неспокойно, но чей батальон военной полиции тоже был послан под Вуковар вместе с рядом других подразделений и частей.
Тяжело оценивать общее число сил и средств ЮНА, хотя очевидно, они были очень велики. Тогда в 1991 году лучшая и большая часть ЮНА была введена на территорию Хорватии, а так же на ту территорию Боснии и Герцеговины, где велись боевые действия с хорватскими силами и без всякого сомнения, главные силы были направлены на фронт в Западной и Восточной Славонии, Бараньи и Западном Среме. Общая численность находившихся в Хорватии войск ЮНА, достигала 112 тысяч, но из них лишь 26 тысяч активно участвовало в боевых действиях. Особого же смысла в большом загружении этого фронта войсками не было так как противник имел на всем фронте Восточной Славонии один свой 14 корпус (позднее преобразованный в Осиечкую оперативную зону) имевший восемь пехотных бригад. Командование ЮНА решив просто задавить противника массой, создала большую неразбериху с десятками различных штабов, не знавших чьи приказы выполнять. Большая масса войск оказалась очень уязвимой. Войска же так вводить в бой было нельзя, ибо этот ввод должен быть и подготовленным и продуманным. Разведка должна была найти наилучшие направления наступления и направить туда ударные силы (десант, неважно, воздушным или наземным путем), а за ними должны уже развиваться в боевые порядки остальные войска. На практике все шло без всякого плана руководства и при хаосе внизу, и нечему удивляться, когда целые бригады снимались с фронта и уходили самовольно домой (2-я механизированная бригада из Вальево) или вообще, не желая перейти границу с Хорватией, возвращались домой (80-я моторизованная бригада). В особо плачевном состоянии находился Крагуевский корпус, чьи части, едва собранные из резервистов (и отказчиков было предостаточно), часто распадались либо сразу по мобилизации, либо на границе с Хорватией. Впрочем, в таком состоянии находилось большинство резервных частей ЮНА, мобилизуемых уже в сентябре лишь на 50-60% из-за многочисленных случаев уклонений от военной службы. При мобилизации «партизанских» бригад из 20-ой дивизии, дислоцированной в Боснии, были часты случаи активного неповиновения уже мобилизованных солдат, и то бывших часто сербами, не желавших идти на фронт, да и неясно, зачем они такие там были нужны в подобном состоянии. В войсках ширились случаи дезертирства и неповиновения командирам. Стали обычным явлением пьянство, грабежи и междоусобные стычки. Многие военнослужащие не проявляли никакого желания к ведению боевой подготовки, зато отличались в постоянных жалобах. Командиры часто занимались отписками и не были заинтересованы в победе. Высшее командование занималось политиканством и не только не ценило, но и нередко намеренно задвигало подальше отличившихся офицеров, видя в них лишь конкурентов. Такое положение дел, к сожалению стало типичным для сербской стороны и поэтому не стоит удивляться ее проигрышу.
Вообще, использование частей было неравномерным по тяжести задач, смены войск производились без особого порядка, а бригады часто разбивались побатальонно, и по существу, большинство сил ЮНА в этой операции лишь спорадически участвовало. Раздробление, и так уже во многом деморализованных частей, и сведение их в различные сводные формирования противоречило здравому смыслу, если конечно командование в действительности хотело победы. «Элитная» 1-я гвардейская механизированная дивизия(командующий полковник Мыркшич) часто толком и не использовалась в боевых действиях, хотя со своим вооружением и кадрами она одна вначале могла взять Вуковар. Это лучшее соединение ЮНА использовалась мало и по частям, и многие подразделения и части дивизии находились вдали от Вуковара — в Шиде и Сремской Митровице, и так и не двинулась, как планировалась на Винковцы. Сводить все это к предательству тоже нельзя, ибо большинство генералов ЮНА были все же сторонниками сохранения Югославии и до начала войны, а с началом боевых действий ЮНА приобретала все больше «сербский» характер. Генерал-полковник Андрия Решета тогда заявлял по поводу вывода ЮНА из Хорватии: «Думаю, что этого не будет. Мы покинули Словению, сейчас они требуют уйти из Хорватии, потом будут требовать выйти из Македонии, из Боснии и Герцеговины. Что они хотят? Чтобы мы ушли на Корфу (греческие острова, место сбора сербской армии после захвата Сербии и Черногории в 1 Мировой войне Австро-Венгрией, Германией и Болгарией)?» Однако все эти решительные слова остались без особых подкреплений делами, и через полгода после взятия Вуковара ЮНА, протоптавшаяся все это время на месте и даже не вышедшая на запланированный рубеж Джаково-Нашицы, стала уходить в Сербию и Черногорию. То, что командование не хотело победы видится и по тому, что ее силы ушли в декабре 1991 года из области Псуня и Папука, верхней части сербской Западной Славонии, оставив силы территориальной обороны местных сербов, в составе которых были и сербские добровольцы, без всякой поддержки, что привело к местной победе здесь хорватских сил и переходе этой важной области в хорватские руки. При полном преимуществе в силах ЮНА умудрилась потерять часть Западной Славонии, без нужды уйдя оттуда, и вину за 27 сожженных сербских сел и десять тысяч беженцев свалив на пару сотен добровольцев. Между тем, от рубежа Джаково-Нашицы до этой области было около полусотни километров, тогда как от Осиека, едва не взятого ЮНА, до Нашице было еще 50 километров, и то по хорошему автопути. ЮНА таким образом совершенно свободно могла за несколько дней выйти на Псунь и Папук, тем более, что силы местных сербов и ЮНА (ее 12-й корпус из Баня-Луки) продолжали держать городки Пакрац и Нова Градишка.
Само собой здесь напрашивалась мысль об ударе отсюда до венгерской границы с целью пересечения связи хорватских сил в Восточной Славонии с главной территорией Хорватии, и предотвращения подхода на вышеуказанный фронт и подкреплений с направлений Вировитицы, Беловара, Загреба, Сиска. Это было бы легко осуществить вследствие надежности переправы через мост на Саве, по которому беспрепятственно передвигались части ЮНА из Босанской Краины, уже тогда находившиеся под властью тамошних сербов.
Эта элементарная операция успешно закончилась бы за несколько дней, максимум, недель, и привела бы, к практической капитуляции хорватских вооруженных сил, бросивших на этот театр боевых действий лучшие свои силы, и так уже достаточно деморализованные с падением Вуковара в ноябре 1991 года. Однако все то, что было вполне решаемо в военном плане осталось неиспользованным командованием ЮНА, занимавшемся часто больше политикой, чем войной. Все то, что они говорили о «недопущении нападок на армию, „о вреде шовинизма, «о борьбе за многонациональную Югославию“, что может и укрепляло позиции тех или иных политиков в Белграде, но пользы на фронте не приносило. ЮНА тогда имела вполне достаточно полномочий, дабы разгромить всю Хорватию, нападая с любого направления, а раз этого не произошло, то и нет смысла говорить о какой-то ценности оперативного командования войсками. Даже сама тактика взятия Вуковара была катастрофически плохой, ибо не использовалось уже то, что на окраине Вуковара находилась казарма, оборонявшаяся силами ЮНА от нападений хорватских сил. Именно ее защитники (инженерный батальон и танковая рота), несшие немалые потери, могли послужить еще в августе 1991 года опорой для удара по городу. Помимо этого, Вуковар был отделен от Сербии широким и судоходным Дунаем, но и он не был использован для высадки речного десанта в центр Вуковара, а ведь огонь с левого берега Дуная прямой наводкой наносил на практике немалый урон противнику при минимальных потерях ЮНА.
Конечно, ЮНА по довольно странной логике ее довоенного командования мало внимания уделяла своей Дунайской флотилии, и та, имея на вооружении несколько современных тральщиков собственной постройки (тип Нештин), состояла в основном, из кораблей постройки 40-50 годов, и то лишь тральщиков, патрульных и танко-десантных катеров. Бронированный монитор и катера огневой поддержки были выведены из ее состава еще в 60-х годах, а новых таких катеров не строилось. СССР и Румыния же имели на Дунае вполне современные боевые корабли, а их значение виделось и по действиям французских, а позднее американо-южновьетнамских сил во время войн во Вьетнаме. Тем не менее, для речного десанта на Вуковар имелись танкодесантные катера РТК-401, водоизмещением 226 тонн и скоростью 17 км/ч немецкого производства 40-х годов, на которых были установлены одна четырехствольная и две одноствольные 20 мм автоматические установки, позднее дополненные после первых боевых применений тридцатидвухствольной 128 миллиметровой реактивной установки залпового огня, гранатометами и ЗРК. Подобных катеров вполне бы хватало для переброски хотя бы десятка бронемашин в первой волне десанта, вместе с двумя-тремя пехотными ротами, переброшенных бы на легких десантно-штурмовых катерах при поддержке пары сотен артиллерийских стволов с левого берега Дуная. После же второй-третьей волн десанта, с расширением плацдарма вполне, можно было установить надежную переправу и тем самым обеспечить прорыв сил в самый центр неприятельской обороны. В дальнейшем же силам десанта вполне можно было двигаться вдоль устья реки Вуки, впадавшей в Дунай. Подобный десант был бы вовсе не «оригинальностью», но необходимостью и одним из наибыстрых и наисокрушительных ударов в самый центр неприятельской обороны.
Городская война не является чем-то однородным, и зависит от характера застроек. Одно дело это старые кварталы с каменными зданиями и узкими улицами, как это было в центре Вуковара, другое дело — это районы новой застройки Вуковара с широкими улицами и большими скверами, третье — это районы частной застройки, расположенные по окраинам Вуковара, в которых лучшим укрытием были поля винограда и кукурузы, дававшее скрытность, но отнюдь не защиту, и, наконец, четвертое — пригородные районы, в которых села и поселки были отделены лесом или открытыми полями, через которые танки могли двигаться практически без пехотной поддержки. Самое сложное в вуковарской операции было заключительное взятие старого города, обороняемого к тому же лучшими хорватскими силами, тогда — как на окраинах сопротивление было слабее и если бы удар сразу был бы нанесен в центр Вуковара, то тот был бы взят за две недели, даже при существовавших темпах наступления. Это не пустое предположение, но основанное на реальном опыте и хотя бы на том основании, что действительный штурм Вуковара с ежедневными боями шел лишь последний десяток дней с заключительным ударом, начавшимся 15 ноября рано утром, дабы к середине 18 ноября оставшиеся хорватские бойцы (до полутора тысяч) вместе с приблизительно, таким же числом хорватского гражданского населения сдались силам ЮНА и позднее были переданы хорватской стороне. Если югославское командование хотело спасти гражданских лиц в Вуковаре, в особенности сербов, то это надо было делать быстро, ибо в самом Вуковаре остался к 18 ноября десяток тысяч жителей, тогда как остальные либо ушли из города, либо погибли. Быстрый решительный удар в сердце врага требовал и сам характер любой гражданской войны, в которой из-за слабой организованности властей возрастает роль личностей и с уничтожением штабов неприятельские силы очень часто рассыпаются, в том числе, вследствие честолюбия отдельных командиров. Штаб же обороны Вуковара как раз и находился в центре города и в самом этом штабе, раздираемом противоречиями, командиры постоянно менялись. Сначала летом 1991 года таким командиром был Томислав Мерчеп, чья группа прославилась, как уже упоминалось, резней сербского населения по Хорватии (случаи Госпич и Пакрачка долины расследовались как хорватским правосудием, так и международным трибуналом из Гааги, хотя о куда большей резне сербского населения Вуковара до сих пор умалчивается). В сентябре Мерчеп был сменен новым командиром Марином Видичем, который по прибытию сразу же написал письмо Туджману о том, что в штабе полно людей с уголовными наклонностями, терроризирующие не только сербское, но и хорватское население. Не удивительно, что Видич вскоре был сменен следующим командиром Миле Дедаковичем — «Ястребом», бывшим подполковником ЮНА. Некоторые югославские командиры считали, что и он в заключительном периоде боев за Вуковар был кем-то сменен, а так как сам «Ястреб» вскоре, после Вуковарской операции был отправлен своей же хорватской властью в тюрьму, видимо, далеко не все в хорватском командовании было охвачено порядком, о природной хорватской склонности к которому столько говорила пропаганда Хорватии. Однако на деле силы ЮНА медленно сжимали кольцо вокруг Вуковара, причем кольцо, как уже упоминалось, довольно рваное, и практически весь октябрь(хотя боевые действия в Вуковаре начались в конце августа, официальной датой начала операции считается 30 сентября, время прибытия в Вуковар гвардейской моторизованной бригады. Она «заслужила» это право тем, что ее офицеры ворвались в кабинет к начальнику генштаба генералу Благое Аджичу требуя борьбы с предательством в войсках. Аджич и послал их бороться в Вуковар) был потрачен на взятие нескольких километров в глубину, главным образом, через более легкие для наступления окраины. Подобное черепашье продвижение от первого штурма 2 октября, со сравнительно редкими активными действиями (очень часто это было два-три более-менее серьезных боя на подразделение в месяц) вело к большому проценту «случайных» потерь, когда и резервисты, и срочнослужащие, и добровольцы, отправленные на фронт без подготовки и отбора, в совершенно ненужных шатаниях гибли от мин и снайперского огня, а то и от рук неприятельских диверсантов. Довольно часто саму пехоту было тяжело поднять в атаку, а случаи оставления пехотой танков. не раз посылаемых в колоннах через узкие улицы служили причиной того, что Вуковар стали называть «кладбищем сербских танков». Страх пехоты от хождения в атаки подкреплялся случайными ее «накрытиями» собственной артиллерией. Это, конечно, не значит, что картина боевых действий со стороны ЮНА была полностью черна, и опыт, полученный в Вуковаре, послужил многим солдатам и офицерам, становившимися нередко командирами в Войске Республики Сербской, или Сербском Войске Краины, или же продолжившими свою службу в преобразованной ЮНА — Югославском войске. Однако этот опыт, подтвердивший ценность опыта Второй мировой войны, был получен лишь на низовом звене— бойцами или командирами взводов — роты, максимум батальона. Выше он послужить не мог несмотря на то, что порою комбаты, а то и комбриги сами принимали участие в боевых действиях. Однако, даже участвуя в боевых действиях, они получали личный боевой опыт, что было, конечно, необходимо, но все же не могли его в большинстве случаев применить при командовании своими полнокровными подразделениями и частями. Отрицательно здесь отразилось и то, что вследствие большого превосходства ЮНА в силах не было большой нужды осуществлять маневр силами, что не развивало искусство командования войсками и общий уровень тут был низок. Так, ночью широкомасштабные боевые действия ЮНА очень редко велись, что происходило не столько из-за отсутствия соответствующей подготовки у большинства солдат, что было конечно фактом, сколько из-за отсутствия опыта командования в ночных действиях. Такое командование требовало подробного планирования всех боевых действий, так что ударные группы могли действовать самостоятельно и при потере связи. Главный удар тут должен был наноситься либо в тыл, либо по второму эшелону противника, либо по наислабым участкам его обороны с использованием охватов и обходов, в том числе, что очень важно, с использованием подземных туннелей. Для таких действий нужны хорошо обученные, но главное, сплоченные боевые группы, составленные из опытных, морально стойких бойцов с хорошими психофизическими данными, Создание таких групп опять-таки обязанность командования, и коль оно их создать в должном числе не смогло, то и качество этого командования является явно неудовлетворительным. Ночные действия хоть и требуют немалого труда для подготовки, но и дают куда больший эффект, ибо обеспечивают захват определенных участков в обороне или в тылу неприятеля, чем тот лишается преимущества обороняющегося, и сам вынужден либо переходить в контратаку, либо оставлять позиции.
ЮНА обладала большими запасами осветительных снарядов и ракет, которых, правда, на фронте не хватало, но все равно было достаточно, чтобы после ночного захвата какого-нибудь объекта в глубине неприятельской обороны освещать оставшееся время подступы к нему и одновременно ослеплять неприятельские приборы ночного видения. Тогда-то и могли действовать над городом югославские устаревшие дозвуковые легкие одномоторные штурмовики «Ястреб» и Галеб», как и более современные штурмовики «Супер Галеб» и «Орао» совместно с вертолетами Ми-8 и «Газель». Ночью по вспышкам неприятельских огневых средств им было бы довольно легко вести огонь, тогда как сами они были бы лучше, чем днем защищены от его ПВО, от которой над Вуковаром было потеряно несколько самолетов и вертолетов ЮНА. Одновременно сама ударная группа могла бы по вспышкам наводить свою артиллерию, в первую очередь минометы, показавшие из-за высоких углов ведения огня свою незаменимость в городской воине. Снабжение подобной группы могло осуществляться при глубоком прорыве по воздуху, а при менее глубоком — наземным путем. Ничего сверхъестественного во всем этом не было, а надо было просто лучше и больше использовать саперов для быстрого проделывания проходов сквозь здания или через подземные ходы, как и для оборудования позиций. Один такой глубокий прорыв мог решить исход всей операции.