Местничество как социально-служебный институт

Институт местничества окончательно установился в XVI столетии и был отменен только в 1681–1682 гг. Было ли местничество совместимо с принципами службы абсолютизирующегося государства? Сколь долго могло продолжаться их совместное существование? Окончательные ответы на эти вопросы дала история двух царствований – Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Сравним основные положения службы местнической и службы абсолютистской.

Согласно местнической традиции, служба конкретного лица ставилась в прямую зависимость от служебного положения всего его рода и его личных служебных заслуг. Если когда-то один служилый человек был подчинен другому служилому человеку, то их дети, племянники, внуки и др. должны были находиться на службе в таком же соотношении. Если предок А был начальником над предком Б, то и А являлся начальником над Б. Формально местнические правила становились регулятором служебных отношений только в том случае, когда служба нескольких лиц являлась совместной, другими словами, двое или более лиц вступали в отношения «начальник – подчиненный». Служба считалось службой с местами, если назначение на нее было записано в разрядные книги, которые с середины XVI столетия велись в Разрядном приказе. Службы, не занесенные в разряд, местническими не считались, были гораздо менее почетными, но и местнических исков при их исполнении правительство не удовлетворяло.

Причина многочисленности исков крылась в самой местнической идеологии. Если человек, принимая служебное назначение, поступал в распоряжение представителя рода, занимавшего более низкое положение в местнической иерархии, он создавал прецедент для закрепления нового служебно-местнического соотношения двух этих родов, наносил «поруху» чести своего рода, понижал его статус.

Правом на местничество обладали далеко не все чиновно-служебные категории. Когда данный институт только возникал, его действие распространялось исключительно на аристократов. К третьей четверти XVII столетия в местническую сферу были включены лица, начиная с высшей родовой (княжеско-боярской) аристократии до дьяков дворянского происхождения.

Вопрос о том, чьи интересы реализовались через местническую систему (аристократии или как аристократии, так и самого государства), в историографии до сих пор не получил однозначного ответа. Решая эту проблему, следует учитывать особенности того или иного временного отрезка, соотношение сил государства и высшего общества на каждом отдельном этапе развития местничества.

Для аристократии местничество практически всегда являлось средством реализации претензий на высшие государственные должности и привилегированное служебное положение. Тот факт, что при совместной службе представитель более знатного рода становился начальником над членом менее знатного, далеко не исчерпывал возможности местничества. Они распространялись и на общие принципы прохождения чиновно-должностной системы. К середине XVII в. в среде аристократии выявились 16 родов «первой статьи» и 15 родов «второй статьи». По отношению к первым действовало неписаное правило: «при пожаловании в Боярскую думу производить в высший (боярский) чин». Представители второстепенной аристократии пользовались правом пожалования в окольничие. Таким образом, чем выше был местнический статус рода, тем короче и проще был путь его представителя к высшим чинам. Прослужив в молодости в придворных чинах спальников или стольников, большинство аристократов занимало лидирующее положение в высшем государственном органе Боярской думе. Безусловно, при поддержке со стороны царя в думные бояре могли попасть и выходцы из дворянства, но «перескочить» через чины думного дворянина и окольничего, стать сразу боярином для них было невозможно.

Аристократическими по своей сути оставались и высшие должности управленческой, военной и дипломатической сфер. Дипломатическая сфера, ориентированная на посольский церемониал, всегда оставалась самой консервативной, местнические законы здесь проявлялись более зримо. Так, первый посол на съезд с польскими и литовскими представителями должен был назначаться из бояр, относившихся к первостепенным родам не ниже 6-го, для членов родов первостепенной аристократии с 7-го по 16-й вершиной дипломатической карьеры могли стать должности первого посла к польскому королю или второго посла на польский съезд. Молодой представитель первостатейных аристократических родов, даже не получивший думного чина, стоял в социально-служебной иерархии выше, нежели человек, дослужившийся до окольнического чина, но не принадлежавший к тем родам, в которых были представители чина боярского. (Такой молодой аристократ мог быть отправлен послом к английскому королю, а окольничий «небоярского» рода этой чести был лишен.) В сфере центрального и местного управления, а также в военной сфере правила соответствия уровня должности уровню местнического положения проявлялись хотя и косвенно, но столь же неукоснительно. Так воеводы основных городов (Новгорода, Пскова, Астрахани, Киева и пр.), главы комиссий «на Москве», военные воеводы Большого полка, главы Ответной палаты, ведущей переговоры с представителями иностранных держав, – все они назначались исключительно из числа обладателей боярского чина. В боярах служили не только представители аристократических родов, но доля последних была подавляющей.

Привилегией аристократии можно считать и само право затевать местнические счеты. Между тем в условиях XVII столетия рассмотрение этого правила требует ряда оговорок. Включение в сферу местничества дворянского элемента формально могло создать для аристократии определенные сложности. Сам факт подачи местнического иска (даже не удовлетворенного правительством) лицом относительно незнатным против лица знатного служил «порухой» чести последнего. Пока местничество было только прерогативой боярско-княжеской аристократии, она сохраняла заинтересованность в нем. Когда же местничество распространилось и на дворянство, оно стало основой сближения служебного статуса аристократов и дворян (в XVII в. к аристократии не принадлежавших), вступило в противоречие с интересами значительной части аристократии.

Местничество не способствовало консолидации высшего сословия русского государства. Местническая система всегда являлась одной из самых иерархически выстроенных систем, в которой каждый представитель четко ощущал, кто выше или ниже его. В итоге данный институт выстраивал четкую вертикаль внутри сословия, препятствовал осознанию общего интереса.

Вопрос о местничестве и интересах государства столь же неоднозначен. Когда система только устанавливалась, она сулила ряд существенных выгод великокняжеской власти. Первая из них определялась тем, что решение местнических споров всегда оставалось прерогативой великого князя, а затем – царя. При этом последнее слово в осуществлении политики служебных назначений, хотя и оспаривалось верхушкой общества, но все же оставалось за государством. Другим положительным аспектом местничества эпохи начальной централизации государства была возможность посредством этого института приравнять потомственных удельных князей к нетитулованным боярам великих князей, подчинить себе княжат. Особую значимость при установлении местничества играл тот факт, что оно связало понятия о «чести» рода и «чести» отдельного лица с близостью к великокняжеской, а впоследствии – царской особе и расположением к нему государя.

Уже к середине XVI в. следы прежней автономии отдельных земель и княжеств ушли в прошлое, был выработан строгий порядок как военной, так и гражданской службы. Отношение государства к местничеству постепенно стало меняться. К середине XVII столетия «враждотворность» этого института становилась все более очевидной.