И земская контрреформа (1878-1890 гг.)
I
Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов дал либералам хорошую возможность для претворения в жизнь их планов — ведь ни до, ни после правительство не прислушивалось с такой охотой к пожеланиям либеральной общественности.
Особую роль в формировании и распространении либеральной программы сыграли первый общеземский орган — еженедельная газета «Земство» и ее редактор В.Ю. Скалой (1846-1906 гг.), являвшийся с 1874 года по 1882 год председателем уездной земской управы в Москве. Много печатаясь в либеральных изданиях (особенно в «Русских ведомостях»), обладая большими связями в земских, журналистских и научных кругах, В.Ю. Скалой был, пожалуй, одним из наиболее чутких наблюдателей внутренней жизни, идей и стремлений земской среды. Об этом свидетельствуют как его книги, так и дошедшая до нас переписка1. Газета «Земство» была учреждена Скалоном на деньги, предоставленные А.И. Коше-левым, и начала выходить в Москве с декабря 1880 года2. На ее страницах печатались известные земские деятели и публицисты; главной ее целью объявлялось обозрение деятельности городского и земского самоуправлений, а также законодательства, до них относящегося. Входили в ее программу и отчеты о вновь выходящих русских и иностранных изданиях «по всем отраслям юридико-политических и исторических наук»3. Действительно, редакция «Земства» старалась быть как можно шире осведомленной в этих вопросах: к примеру, Скалой обращался к командированному в Англию экономисту И.И. Янжулу с просьбой сообщать ему сведения, «касающиеся местного самоуправления в Англии и его современной жизни», а также названия английских изданий, «занимающихся внутренней политикой, в особенности местным самоуправлением, которые полезно было бы выписать для редакции»4.
Скалой состоял в переписке с учеными и публицистами, писавшими на земские темы, в том числе с А.А. Головачевым, А.И. Васильчиковым, В.П.Безобразовым5. И нужно сказать, что концепция государственного значения земского самоуправления нашла приют на страницах «Земства» с самого момента его основания. В первом же номере газеты была помещена программная статья В.Ю. Скалона «Земские учреждения в первые 15 лет существования», где, среди прочего, было сказано:
«Земские учреждения... должны войти в систему государственного управления как органическая составная часть его, облечены надлежащей властью, поставлены в тесную органическую связь с другими общественными установлениями, снабжены полной независимостью в кругу вверенных им дел местного управления, под надзором и контролем власти правительственной»6.
Выраженное В.Ю. Скалоном пожелание было подхвачено другими либеральными органами печати и стало одним из важнейших пунктов либеральной программы, особенно когда к власти пришел М.Т. Лорис-Меликов (в феврале 1880 г.), а в политике правительства произошел благоприятный для земства поворот. Напомним основные вехи политики Лорис-Меликова в отношении земства.
В апреле—мае 1880 года он предлагает пересмотреть отдельные статьи Положения о земских учреждениях с участием представителей земства, а также привлечь земцев к обсуждению вопросов, близко касающихся «местных нужд»7.
Летом 1880 года Лорис-Меликов настоял на передаче для обсуждения земским собраниям вопроса о местных учреждениях по крестьянским делам, созданным по закону 27 июня 1874 г., что и было оформлено циркуляром губернаторам от 22 декабря 1880 г., причем циркуляром этим косвенно открывалась возможность обсуждения всего строя местного управления, которой земства, конечно, не преминули воспользоваться8.
В августе 1880 года Лорис-Меликов выступил с инициативой сенаторских ревизий, в ходе которых ревизующим сенаторам (их было отобрано четверо) предстояло ознакомиться с состоянием местной административной системы. В своем выступлении перед ними Лорис-Меликов рекомендовал им продумать, в числе прочего, и вопрос о том, как соединить местное управление «в одном соединенном собрании при участии и выборных представителей»9. Как видим, здесь всесильный министр высказал мысль, которую долго пропагандировали В.П. Безобразов и А.Д. Градовский10.
Наконец, осенью 1881 года, уже после отставки Лорис-Меликова, но в развитие его предположений, была создана комиссия во главе с его ближайшим сотрудником — статс-секретарем М.С. Кахановым, имевшая своей официальной задачей найти формы «привлечения земства к участию в местном управлении с точным обозначением его прав, обязанностей и ответственности»11.
Совпадение намерений Лорис-Меликова с идеями Безобразова и Градовского едва ли было случайным, в чем убеждает обращение к общественным связям этих ученых. Как уже говорилось, Безобразов состоял в переписке с В.Ю. Скалоном, хвалившим в своей газете его труды по самоуправлению; однако у него были связи и знакомства и в куда более высоких сферах. Без малого три десятка лет (с 1859 г.) Безобразов являлся участником и распорядителем ежемесячных «экономических обедов», происходивших в знаменитом ресторане у Донона в Петербурге, на которых обсуждались разные финансовые и политические вопросы, за что эти обеды заслужили прозвище «экономического парламента».
Сам Безобразов характеризовал их как «единственный в Петербурге foyer de discussions politiques (место политических дискуссий. —А.В.), где свободно обсуждаются государственные вопросы в кругу самых видных представителей всех сфер от высших правительственных лиц до самых низших специалистов»12. Экономические обеды были важным средством связи между высшей администрацией и двором, с одной стороны, и ученым миром — с другой. Действительно, в них в разное время принимали участие многие министры (С.А. Грейг, Н.Х. Бунге, И.А. Вышнеградский, П.А. Валуеви др.) и великие князья, в том числе наследник Александр Александрович, его братья Павел и Сергей, которым Безобразов в свое время преподавал политическую экономию. Вообще, Безобразов был хорошо знаком со многими из членов императорской фамилии — его дневник пестрит упоминаниями о встречах с великими князьями и княгинями в самом тесном кругу13. Обширными были и его административные связи — отметим его дружбу с С.А. Мордвиновым, одним из сенаторов, посланных Лорис-Меликовым ревизовать губернии, и близкое знакомство с председателем департамента законов Государственного Совета Е.П. Старицким, усердно читавшим труды Безобразова по самоуправлению14. Наконец, Безобразов имел контакты и с самим Лорис-Меликовым, которого даже навещал в Германии вскоре после его отставки, а также с его ближайшим помощником М.С. Кахановым, возглавлявшим комиссию по переустройству местных учреждений15.
Что касается Градовского, то известно, что в 1870-е годы он поддерживал близкие отношения с влиятельными земскими деятелями и публицистами, особенно славянофильского толка — А.И. Кошелевым, В.А. Черкасским, И.С. Аксаковым, Ю.Ф. Самариным, редактором «Русской мысли» С.А. Юрьевым, а также А.И. Васильчиковым; последний называл Градовского «лучшим публицистом нашего времени» и предлагал стать редактором журнала, который задумал основать на свои средства16. Круг знакомств Градовского был весьма разнообразен: как позднее вспоминал один из близких ему людей, «оттого-то и были так живы и интересны его воскресные вечера на Васильевском острове, где много и горячо спорили Н.Я. Данилевский с Кавелиным — оба близкие друзья покойного Градовского... На этих вечерах бывали славянофилы и западники, консерваторы и либералы, профессора и журналисты, иногда оказывались такие люди, как М.Г. Черняев, М.Д. Скобелев, и тугой на ухо А.И. Кошелев старательно прислушивался к мыслям и суждениям хозяина. Бывал у Градовского, приезжая в Петербург, и М.Н.Катков, впрочем, лишь до возникшего в начале 70-х годов вопроса о пересмотре университетского устава, порвавшего прежние отношения между проф. Градовским и знаменитым московским публицистом»17.
Надо заметить, что тогда же (и, возможно, по этому же поводу) порвал с Катковым и В.П. Безобразов: в записи в дневнике, сделанной при получении известия о смерти Каткова, он признается, что не виделся с ним 12 лет (т.е. с 1875 г.)18. Интересно сопоставить эту запись с записью в дневнике А.В. Никитенко от 24 апреля 1875 г.: «Вечер провел у со-академика моего, В.П. Безобразова, вместе с (А.Д.) Градов-ским (профессором). Разговор преимущественно вращался около комиссии для пересмотра университетских уставов и печальных предзнаменований для науки»19. В том же году Градовский, как следует из его письма к издателю «Голоса» А.А. Краевскому, получил согласие Безобразова на сотрудничество с этой враждебной Каткову газетой, ведущим публицистом которой уже стал к тому времени Градовский20. В свою очередь, Безобразов привлек Градовского к участию в «Сборнике государственных знаний», где были собраны лучшие научные силы21. С этих пор, с середины 1870-х годов, оба издания, и в особенности «Голос», становятся важнейшим средством проведения в среду образованной публики идей Безобразова и Градовского относительно местного самоуправления.
О том, что такое был «Голос» в 1870-х годах, может дать понятие хотя и преувеличенно недоброжелательный, но все же интересный отзыв князя В.П. Мещерского:
«Престиж этой газеты в петербургском образованном обществе и в особенности в мире сановном был тогда явлением нравов очень любопытным... Престиж этот был чисто политический... Почти все сановники в то время считали «Голос» оракулом и подчиняли его образу мыслей по каждому государственному вопросу свой образ мыслей — до такой степени рабски, что подчас нельзя было разобраться, где кончается Краевский и начинается правительство. Все правительственные учреждения, начиная с Государственного Совета, доставляли «Голосу» сотрудников по текущим сведениям и по государственным вопросам, и никому в голову никогда не приходило находить предосудительным такое слияние в одно канцелярий министров с конторою газеты "Голос"»22.
Действительно, к концу 1870-х годов «Голос» занял первенствующее место в русской газетной периодике, пользовался авторитетом в Европе, а тираж его достиг внушительной цифры в 23 тыс. экземпляров23. Эпоха «диктатуры сердца» во многом была апогеем популярности и влияния «Голоса»: известно, что Лорис-Меликов, А.А. Абаза и другие высшие сановники с большим вниманием относились к мнению этого органа печати. Неудивительно, что, будучи одним из ведущих публицистов «Голоса», Градовский начинает приобретать влияние в правительственных сферах. Его биограф, располагавший материалами личного архива Градовского, пишет, что «с Н.С. Абазой (начальником Главного управления по делам печати. — А.В.) его связывали близкие и дружественные отношения. В августе 1880 года он познакомился с Н.Х. Бунге. В июне того же года он вошел в личные отношения с гр. Лорис-Меликовым, который выразил желание с ним повидаться. С тех пор Градрвскому приходилось нередко бывать у Лорис-Меликова, и, конечно, беседы их вертелись вокруг злобы дня, вокруг тех организационных работ, которые намерено было предпринять правительство»24. К сожалению, нам известно лишь одно письмо Градовского Лорис-Меликову, написанное уже после отставки последнего; впрочем, оно подтверждает наличие тесных отношений этого «вице-императора» с университетским профессором и их взаимную симпатию25.
Таким образом, идея государственного значения земского самоуправления весьма благосклонно принималась либеральной бюрократией, особенно в период пребывания у власти Лорис-Меликова. Не случайно Сенат, бывший средоточием либеральных чиновников (кстати, с 1885 г. был сенатором и В.П. Безобразов), в своем указе от 3 марта 1880 г. разъяснял, что «земские учреждения образованы силою закона... для заведывания делами, имеющими значение не частное, а общее государственное, каковы: дела по обеспечению народного продовольствия, охранению народного здравия, дела общественного призрения, взаимного страхования» и т.д. Эта точка зрения была подтверждена и в указе Сената от 10 июня 1882 г.26 Стоит отметить, что и Безобразов в своей работе 1874 года очень хвалил Сенат, считая его зародышем судебно-административной юстиции, столь нужной для русского земства27.
II
Популяризацией идеи земства как института государственного, доказательством необходимости слияния земских и местных правительственных учреждений занимались со второй половины 1870-х годов не одни только «Голос» и «Земство». Так, В.П. Безобразов предлагал редактору «Русской мысли» С.А. Юрьеву в феврале 1881 года издать цикл статей под общим заглавием «Очерки местного управления в Европе и России», заключающий в себе «обозрение всех иностранных учреждений местного самоуправления, — конечно, с постоянным указанием на наши вопросы и ...рассуждение о том, что нам предстоит сделать». «Вопрос о местном самоуправлении теперь самый главный у нас», — писал Безобразов, и печать должна «со своей стороны содействовать его разрешению»28. Хотя внутренние события этого года помешали изданию статей (вместо этого Безобразов переиздал прежние свои труды по самоуправлению, с явным расчетом оказать влияние на работу Кахановской комиссии)29, его с Градовским идеи находили сочувствие и отклик в земской среде. Тот же В.Ю. Скалой свидетельствовал, что «когда земствам была дана возможность высказаться насчет преобразования учреждений по крестьянским делам, то оказалось, что в большей части проектов проглядывает сознание, что «государево и земское дело» — есть одно дело, одинаково близкое к государству и обществу, что учреждения общественные суть не что иное, как органы государственной власти»30.
Конечно, здесь нужно сделать поправку на то, что таковым было убеждение и самого В.Ю. Скалона; однако нет сомнения, что в подобном ключе решали вопрос многие либеральные деятели и публицисты тех лет: общей чертой их концепций, несмотря на все различия, было стремление превратить земские и правительственные органы в части единой системы управления и по возможности избежать параллелизма в их деятельности. Так, еще в 1876 году Л.А. Полонский, который вел раздел «Внутреннее обозрение» в «Вестнике Европы», предложил передать земству все функции управления на уровне уезда, а в губернии сосредоточить их в губернском правлении, состоящем наполовину из чиновников казенной администрации, наполовину из выборных от земств. «Увенчание здания» земского самоуправления также предлагалось Полонским в виде включения выборных от земств в Государственный Совет31.
Хотя Полонский в обычной для тогдашних либералов манере представлял свой проект всего-навсего «дополнением к существующему государственному устройству», это не уберегло «Внутреннее обозрение» от запрета цензурой. Едва ли подобная участь постигла бы его спустя несколько лет, в эпоху Лорис-Меликова, когда не было недостатка и в более смелых заявлениях. Пожалуй, самый решительный (и в то же время весьма типичный для тогдашнего направления либеральной журналистики) проект принадлежал О.К. Нотовичу, редактору газеты «Новости».
Нотович, либерализм которого имел народнический оттенок, связывал переустройство местного управления с изменением всего политического и экономического быта, с целью повысить благосостояние народа и искоренить бюрократический «канцеляризм». Он предлагал упразднить чины и обновить бюрократию «молодыми силами»; провести принцип коллегиальности на всех уровнях местного управления; отдать все местные дела в руки общественных органов, оставив за администрацией только общий контроль; наконец, завершить здание земского самоуправления созданием его органов в деревне и созывом совещания земских «сведущих людей» при Государственном Совете32.
К.Д. Кавелину предложения Нотовича показались чересчур радикальными. Он счел несвоевременными передачу всех местных дел выборным органам и бессословное начало в земстве. На страницах «Вестника Европы» он разъяснял свою позицию так:
«Причины, почему мне кажется невозможным построить местное управление исключительно на выборном начале, состоят, во-1-х, в крайне низкой степени культуры господствующего великорусского племени; во-2-х, в совершенном отсутствии привычки к самоуправлению... Комбинация же, которая мне кажется наиболее к нам подходящею... состояла бы в организации местного учреждения, составленного из коронных чиновников и выборных, на равных правах» 33.
План такого учреждения был разработан Кавелиным еще пятью годами раньше, в 1877 году. Оно получило у него название «административного совета», который создавался на уровне как губернии, так и уезда из представителей казенных ведомств и равного им числа выборных от земства под председательством, соответственно, губернатора или исправника. Этот орган объединил бы все управление в губернии и в уезде. Земство должно было контролировать законность действий администрации через этот совет, само оставаясь от него независимым34. А.А. Головачев на это заметил, что сила в подобной коллегии всегда останется за чиновниками, назначенными правительством, ибо, по его словам, не может быть сомнения, что «глиняный горшок разобьется о чугунный»35. Кавелин возражал не слишком убедительно: отрицая мнение о наличии розни между бюрократией и народом, поскольку «все мы, за небольшими исключениями, пропитаны теми же недостатками и пороками, что и чиновники», он полагал, тем не менее, что выборное начало «вносит в администрацию свежую струю», хотя эта мысль плохо вязалась с его же собственным замечанием, что «чиновники — мы же сами», отделенным от нее лишь страницей36.
В письме к А.Д. Милютину от 25 июня 1882 г. Кавелин жаловался на либеральную прессу, которая «недобросовестнейшим образом восхваляет наше гнилое и растленное самоуправление (!) на счет бюрократии и коронной администрации», а как пример поразительного незнания журналистикой «положения и страны» приводил именно статью Нотовича37. Конечно, планы самого Кавелина были по-своему тоже нереалистичны, однако характерно, как осторожный либерализм Кавелина, с его непременной историософской примесью в каждой мысли, казался новому поколению либералов-прагматиков чем-то весьма устарелым. По поводу одной из заметок «старика Кавелина» Градовский писал А.Ф. Кони, что «Кавелин действительно человек сороковых годов: он забыл, что теперь вопрос идет уже не о призвании варягов, а об ином, более житейском деле»38.
И все-таки обращает на себя внимание, что, несмотря на большую дистанцию между ультралибералами типа Нотовича и умеренными взглядами Кавелина, они были согласны в одном: необходимо покончить, тем или другим способом, с раздвоением местного управления на земское и казенное. Это как нельзя лучше показывает, до какой степени идеи, развивавшиеся В.П. Безобразовым и А.Д. Градовским, овладели сознанием либеральной общественности.
III
Было ли, однако, их преобладание столь уж полным и исключительным? Как в действительности воспринимались эти идеи в земской среде? На этот счет мы располагаем выразительным описанием того, как обсуждался в кирсановском уездном и тамбовском губернском земствах лорис-меликовский циркуляр от 22 декабря 1880 г. Это описание содержится в воспоминаниях Б.Н. Чичерина, который был гласным этих земств с 1868 года, после ухода из Московского университета. Оно позволяет уточнить как позицию самого Чичерина, явившуюся антитезой идеям Безобразова и Градовского, так и реакцию на них в земской среде.
Кирсановское земство в ответ на циркуляр Лорис-Меликова предложило, по словам Чичерина, ограничиться частными улучшениями существующих учреждений, не прибегая к радикальной их перестройке. Однако, продолжал Чичерин, «пока мы думали только о сохранении существующего, Москва и Петербург пели совершенно на другой лад: Дмитрий Самарин печатал в газете Аксакова («Русь». —А.В.) свои мысли насчет переустройства всего уезда; Московская земская комиссия, с своей стороны, фантазировала в полном тумане. Социалистическая газета «Земство», издаваемая Скалоном на деньги Кошелева, тянула ту же ноту. В Петербурге легкий политико-эконом В.П. Безобразов писал либеральные статьи о необходимости расширить права земства; ему вторил столь же легкий профессор Градовский, никогда не видавший в глаза земского собрания. Само правительство гнуло в ту же сторону»39.
Итак, отрицательное отношение Чичерина к предложениям Безобразова и Градовского выразилось здесь вполне: он видел в них только бездумную ломку существующих учреждений. А что же он сам считал нужным для земства?
В губернском собрании, в отличие от уездного, большинство гласных было, в принципе, за слияние крестьянского управления с земским и за вручение земству всего управления уездом40. Однако было и меньшинство, которое возглавил Чичерин. Он высказал особое мнение.
Говоря об отношении государственной власти к земской, Чичерин указывал, что оно «может быть двоякое: слияние ведомств и их разделение». Примером первой системы может быть франко-бельгийская, «где префект или губернатор является исполнительным органом по всем делам, а рядом с ним учреждаются состоящие под его председательством выборные органы, которых решение или согласие требуется в указанных законом случаях. Вытекающее отсюда преобладание бюрократического начала умеряется в конституционном правлении тем, что министры, которым подчинены начальники областей, в свою очередь состоят в зависимости от народного представительства. Этой сдержки нет в самодержавном правлении, а потому здесь единственное средство дать земству относительную самостоятельность состоит в том, чтобы отмежевать ему особую сферу деятельности, где бы оно являлось вполне хозяином»41.
Напоминая собранию о нехватке «образованных элементов» в провинции, Чичерин показывал, что при наличных силах и средствах земство вполне может быть удовлетворено существующим кругом дел. По его мнению, «требовать большего неблагоразумно, 1) потому что мы с этим не справимся; 2) потому что, если мы возьмем в руки дела, по существу своему принадлежащие правительственной власти, мы неизбежно подпадем под опеку, и если один министр внутренних дел все нам отдает, то можно наверное сказать, что следующий возьмет все обратно, и мы, желая получить больше, потеряем ту независимость, которой мы ныне пользуемся»42. На этом основании Чичерин советовал земству не задаваться «слишком обширными задачами и в особенности не притягивать к себе то, что по существу дела принадлежит государству и что неминуемо вызовет вмешательство государственной власти»43.
Непрактичными и плохо обдуманными казались Чичерину и проекты всесословной волости — еще один элемент расхожей либеральной программы. Сословия могут сливаться в городах, утверждал он, где «между крайностями богатства и бедности существует множество посредствующих звеньев. Но в селах историею выработаны одни крайности; как же слить их воедино?». С учреждением всесословной волости немногочисленные помещики потонут в толпе крестьян. Те будут облагать своих бывших господ сборами на собственные нужды. Помещик неизбежно окажется подчинен волостному старшине, который будет из малограмотных крестьян, а то и из нигилистов, ибо должность эта «хлопотливая и подчиненная» и образованные дворяне на нее не пойдут, кроме разве что нескольких либеральных «дилетантов». В результате вместо слияния сословий получится их антагонизм и «вместо возвышения образованных элементов последует их порабощение»44. Одного из гласных, восторженно хвалившего проект всесословной волости, Чичерин весьма озадачил, сказав, что сам в волостные старшины не пойдет, а жить под начальством мужика не желает45.
В итоге Чичерин заключал, что необходимы лишь частные улучшения. В их числе он называл упорядочение земского обложения, с тем чтобы подати государственные и земские вносились вместе, но последние составляли всегда известную долю этой общей суммы; усиление деятельности уездного присутствия по крестьянским делам; возведение мирового суда в ранг апелляционной инстанции на решения суда волостного, благодаря чему удалось бы связать крестьянские обычаи с гражданскими законами46.
Эти взгляды Чичерин отстаивал и в губернском земском собрании, и в образованной им специальной комиссии. Однако его точка зрения шла вразрез с господствующим течением, выступавшим в лице столичных земств, печати и самого правительства за коренное переустройство местного управления. «Члены большинства комиссий, — вспоминал он, — усердно читали газету «Земство» и черпали свою мудрость из печатавшихся в ней прений московской комиссии». «Трудно было стоять за охранительные начала, — жаловался Чичерин, — когда ревизующий сенатор Мордвинов с усмешкой спрашивал меня: «Неужели вы довольны валуевскими учреждениями? А я совершенно согласен с статьями Безобразова и Градовского». Сам губернатор, недавно вернувшийся из Петербурга, объявил во всеуслышание, что в высших сферах вопрос считается решенным, и скоро все местное управление будет передано земству, а губернатор останется только наблюдающим органом»47.
«Однако, — продолжает Чичерин, — из 42 членов собрания 18 подписали мое мнение, а 24 подали голоса против». При этом многие гласные, даже не поддержавшие Чичерина, просили его напечатать свое мнение в виде отдельного оттиска, но на это наложил запрет губернатор. Наличие столь значительного меньшинства убедило Чичерина в том, что «в России можно было составить разумно охранительную партию. Надобно было только собрать побольше людей, а не ограничиваться фантазирующими верхушками»48. В этом он и видел главную свою задачу, утверждая, что «в настоящее время голос имеют только петербургская бюрократия и журналистика», отчего большинство «земских людей» все более отчуждается от правительства49. По своему обыкновению, Чичерин отлил эту мысль в чеканную формулу: «Охранительная политика, опирающаяся на страну, — таков лозунг настоящего дня»50.
В судьбе Кахановской комиссии, где после прихода Д.А. Толстого в министры внутренних дел возобладало реакционное направление, Чичерин видел наглядное подтверждение своего предсказания, что из необдуманного расширения прав земства, затеянного Лорис-Меликовым «в видах популярности», выйдет значительное их стеснение, «в обоих случаях без малейшего практического повода»51.
IV
Несмотря на все различия, было, однако, и нечто общее для всех либеральных теоретиков того времени. Дело в том, что, по единодушному их мнению, земство было самой подходящей опорой для центрального представительного учреждения. Так смотрели на земство даже Чичерин с Васильчиковым, отказывавшие ему в прямой политической роли.
Некоторые проекты либеральных теоретиков уже рассмотрены в нашей историографии, и мы не будем характеризовать их подробно52. Отметим лишь самое существенное. В целом эти предложения можно разделить на два вида. К первым относятся проекты законосовещательных комиссий при Государственном Совете, состоящих из выборных от земств, для предварительной подготовки законопроектов. С подобным предложением выступил летом 1881 года А.И. Васильчиков53, а еще раньше, в марте 1881 года, — А.Д. Градовский. Его записка (в оригинале не сохранившаяся) характеризовалась в литературе, но лишь на основании неполного и неточного пересказа М.М. Ковалевского, в котором почему-то опущена самая важная, позитивная ее часть54. Между тем эта часть записки приведена в биографическом очерке Градовского в IX томе его собрания сочинений. В ней он указывал, что нужно не ограничение власти, а избрание ею новых, более совершенных способов управления. С этой целью Градовский считал необходимыми установление однородного министерства, руководимого лицом, составившим кабинет по поручению верховной власти, ответственность министров перед 1-м департаментом Сената и, наконец, образование при Государственном Совете постоянной совещательной комиссии из лиц, ежегодно избираемых губернскими земскими собраниями. В нее следовало вносить все, что прежде непосредственно вносилось в Совет, с тем чтобы последний, приступая к рассмотрению законопроектов, уже имел мнение о них комиссии55. Кое-что в проекте Градовского сближает его с предложениями Лорис-Меликова, что, вероятно, и дало почву для слухов, будто Градовский был автором знаменитой его «конституции»56.
В таком же направлении шли мысли и В.П. Безобразова. В своем письме к Б.Н. Чичерину от 8 августа 1878 г. он предлагал обсудить в «Сборнике государственных знаний» вопрос о введении представительства, изложив «в ловкой и умеренной форме» «все pro и contra» названной меры. Нужда в представительстве вызывается, по мнению Безобразова, как финансовым вопросом, так и ростом нигилизма, а также чрезмерным влиянием прессы, заглушающей голос народа и «образованного общества». Уверяя Чичерина, что не менее его боится неурядиц на собрании «всероссийских депутатов», «видя, как иногда действует наше земство», Безобразов писал, что представительство может, однако, способствовать «изменению личного состава правительства», и это гораздо важнее того, «что оно само сделает». Начать же он предлагал «с очень малого — с Комиссии, подобной Екатерининской, даже хотя и в меньших размерах, и развивать постепенно. Комиссия при Государственном Совете для податной реформы была бы самым лучшим началом»57.
Если для Безобразова (а также А.И. Васильчикова)38 пересмотр податной системы был, скорее, предлогом для возникновения представительства, то для Б.Н.Чичерина он был его основной предпосылкой. Еще в 1870 году он, при постановке правительством вопроса об уравнении податей для всех сословий, доказывал тесную связь податного вопроса с конституционным. Привилегии дворянства, в том числе свободу от податей, Чичерин рассматривал как цену, которую верховная власть платит за неучастие общества в управлении государством. Если с низших сословий нельзя брать более того, что может платить бедный, рассуждал Чичерин, то, когда податью облагаются зажиточные классы, этот предел исчезает, и тогда нужны гарантии, которые могут состоять «только в устройстве податной системы на тех началах, которые положены в земских учреждениях». Как только «податью облагаются высшие сословия, так естественно в них пробуждается желание знать, что и зачем они платят, и самим участвовать в распоряжении своими сборами»59. Хотя министр внутренних дел Тимашев усмотрел в словах Чичерина «требование конституции», в то время это было лишь предупреждением правительству о неразрывной связи двух вопросов60.
К концу царствования Александра II Чичерин убедился, однако, что необходим шаг в конституционном направлении. Видя конечную цель в «присоединении» к монархии «народного представительства, облеченного действительными, а не мнимыми правами», Чичерин считал достаточным на первых порах постепенное «приобщение выборных от губернских земских собраний к Государственному Совету и публичность заседаний последнего». Не имея еще решающего голоса, общество привыкнет к обсуждению политических вопросов61. Таким образом, предложения Чичерина относились к иному типу либеральных проектов и шли дальше планов Васильчикова, Безобразова и Градовского, ибо предусматривали прямое участие выборных от земств в работе Государственного Совета.
Спустя три года, после убийства Александра II, в записке о задачах нового царствования (от 10 марта 1881 г.) Чичерин повторяет и уточняет свое предложение («призвать по одному депутату от дворянства и по два от земства каждой губернии»), но изменяет аргументацию. Он трактует подобный шаг уже не как приготовление к конституции («теперь всякое ограничение власти было бы гибельно»), а как средство укрепления союза между правительством и обществом, которое «напугано явлениями нигилизма» и «менее, нежели когда-либо, расположено требовать себе прав»62.
Хотя доводы, приведенные Чичериным в записке и в его письмах к Победоносцеву, весьма убедительны («С одними бюрократическими силами, любезнейший Константин Петрович, вы с своею задачею не справитесь. На бумаге будет сосредоточение власти, а на деле... полное отсутствие власти»)63, они неизбежно должны были вызвать у нового императора сомнение: а не изменит ли подобное представительство своему назначению, не захочет ли стать конституционной ассамблеей? Об этом свидетельствует и пометка царя на записке: «Много и много правды и здравого смысла. Конец требует всестороннего обсуждения»64. Всего удивительней, что впоследствии, критикуя Лорис-Меликова («Проект по мысли был разумный и дельный», но «проводить подобную меру в эту минуту, когда новый царь не успел еще опомниться от потрясающих впечатлений... было крайне опрометчиво»)65, Чичерин как бы не замечал, что его собственный проект был никак не менее, а может быть, и более смелым, чем лорис-меликовский, а потому еще меньше имел шансов получить одобрение царя. Недаром спустя три года Чичерину пришлось подать в отставку с поста московского городского головы, когда в его фразе о необходимости «единения земских людей» снова было усмотрено «требование конституции».
В целом предложения либеральных теоретиков были умеренными, ибо не предполагали немедленного ограничения власти царя. Все они сопровождались заверениями, подобными тем, что находим в одной из записок Васильчикова: «Общественное мнение в России еще вовсе не требует политических прав», «и если б выборным людям от земства и городов было гарантировано право доводить до сведения самого Государя о важнейших делах местного самоуправления, то этой гарантией удовлетворилась бы надолго русская земля»66. Однако власть сомневалась в полной искренности этих заверений и, надо признать, имела к тому основания: со времен французской революции известно, как легко законосовещательное собрание переходит в законодательную ассамблею. В подобных предложениях ей всегда чудился двойной смысл, конституционный подтекст: мы видели, что не раз подозревался в этом Чичерин; о Васильчикове Д.А. Толстой как-то обронил в частной беседе, что «князь на все зол и все ожидает конституции, которой никогда не увидит»67. Либералы знали об этом предубеждении власти и надеялись развеять его: К.Д. Кавелин доказывал (в 1880 г.), что теперь в России «выборное представительство совершенно необходимо», но «напрасно думать, что оно непременно ведет к конституции или к перевороту: совпадение представительства с переворотами есть случайное и обусловлено особенными обстоятельствами»68. Он пока не видел в России почвы для конституции, которую, по его словам, «так же легко у нас дать, как и назад взять»69, а на деятельность земства, как уже сказано, смотрел очень печально. Можно сказать, что Кавелин дал отрицательный ответ на свой же вопрос о готовности русского общества к конституции, поставленный им еще в 1865 году, в момент основания земских учреждений. В оценке работы земства Кавелин сильно расходился с Чичериным, признавшимся на склоне лет, что земство — это лучшее, что он видел в России, а многолетнее участие в земских делах оставило в нем «одни хорошие воспоминания»70. Однако важно то, что Кавелин, используя другие доводы, приходил все-таки к тому же заключению, что и Чичерин: необходимо выборное совещательное представительство от земств в Государственном Совете как средство обеспечения правового порядка и связи общества с верховной властью71.
Впрочем, наряду с умеренно-либеральным направлением, к которому принадлежали названные теоретики самоуправления, в те годы формировалось и другое, более радикальное, желавшее скорейшего ограничения самодержавия. Его